***
На следующий день Эвен привел Исака 2.0, и на этот раз тот остался на ночь. Вальтерсен был разбит и не пытался это скрывать. Поэтому, когда на следующее утро Эвен вышел из своей комнаты в одних боксерах, парень прожег его взглядом и пролетел мимо него к входной двери, чуть не сбив с ног. — Куда ты собрался? — Проведу день с Эвой! — Почему? — Потому что, блять, сегодня я не хочу тебя видеть, — отрезал Исак и с силой захлопнул за собой дверь.***
— Окей, то есть фактически Эвен встречается с дешевой копией тебя, и ты расстроен из-за этого, — подытожила Эва. Он поверить не мог, что из всех своих знакомых пришел именно к ней. Он даже не понимал, почему он так парится. — Я просто идиот, — вздохнул Исак, вытягивая ноги на кровати. — Мне нужно стать прежним. — Прежним? Ты имеешь в виду, бессердечым сученышем? — рассмеялась девушка, за это Исак шутливо двинул ногой ей по заднице. — Разве ты не именно это и сделал? — фыркнула она. Они рассмеялись. Эва всегда смешила его. Именно поэтому он и приходил к ней, когда чувствовал себя подавленным и глупым.***
Исак пешком вернулся в их с Эвеном квартиру и сразу пошел к нему в комнату. Он постучал в дверь, осознавая, что весь день он ходил в свитере парня. — Входи, — откликнулся тот. Исак всегда входил без стука, но теперь у Эвена появился кто-то. — Прости меня, — пробормотал Исак, стоя в дверном проеме. — За что? — За то, что вел себя, как козлина, и наорал на тебя. Вальтерсен понял, что не дышал, пока не увидел, что Эвен улыбается. Наконец-то. — Все в порядке, — сказал он и похлопал ладонью по кровати, приглашая присесть рядом. — Я не ребенок, — фыркнул Исак, скрестив руки на груди. — Да ради всего святого. Просто иди сюда, — рассмеялся Эвен. Исак неохотно подчинился, потому что на самом деле он был ребенком, и сел на расстоянии от парня. — Что-то не так? — поинтересовался Эвен. — Напрягают в школе, или типа того? Исак подавил вздох. Громкий протяжный вздох. Но это было так глупо. В конце концов, весь этот бред был только в его голове. Эвен никогда и ничего не обещал ему. Он даже не был уверен, какие чувства он питает к Насхайму. Он не знал было ли это вообще чувствами или просто сексуальным притяжением. Вальтерсен знал, что он — ужасный собственник, и это касалось абсолютно всего в его жизни. Он недовольно хмурился даже тогда, когда Юнас говорил, что Магнус — его лучший друг. Он знал, что он в принципе очень неуверен в себе. Так что может в этом не было ничего, кроме собственнических чувств, ничего, кроме жажды обладания. — Ага, типа того, — ответил Исак. Нахуй любовь.***
После безжалостного прессинга со стороны Эскиля и Магнуса, Эвен и Исак наконец решили устроить вечеринку по случаю новоселья. И господи. Что это был за трэш! Их квартира была не такой уж и большой, так что Эскиль мог бы воздержаться и не приглашать сотню человек. Но уже было поздно. У Исака начала адски болеть голова от одной лишь мысли об уборке, когда он наткнулся на двух девчонок, блюющих в ванной.***
— В нашем душе, Эвен! Они заблевали наш душ! — рычал Вальтерсен, затащив Насхайма в свою комнату, чтобы перевести дух. — Мы уберемся позже, — подбадривая, положил руку ему на плечо Эвен. Точнее, куда-то между плечом и шеей, как раз туда, где Исак и хотел ее ощутить. Он вдруг осознал, что, если Эвен сожмет ладонь намного сильнее, то он застонет. Он был так жалок. — Блять, да не собираюсь я убирать чью-то блевотину! — Воскликнул наконец Исак. Они стояли в его комнате прямо у двери, немного опьяневшие от выпитого. Наверное, прямо сейчас они были худшими хозяевами вечеринки. Но больше поговорить было негде — его комната была единственным местом в квартире, где никто не целовался и не пытался потрахаться. (Да, он действительно запер комнату. Да. Никто не имеет права устраивать здесь срач, кроме него). Только сейчас Вальтерсен понял, что здесь было слишком темно. Он пытался, но так и не смог разглядеть голубые глаза своего соседа; его дешевая настольная лампа была единственным источником света. — Отлично! Я сделаю это, — прошептал Эвен, снова сжимая руку, заставляя колени Исака подогнуться. — Я все уберу. Он был слишком хорошим. Настолько, что это почти бесило. Вот только Исак даже злиться на него не мог. Все, на что он был способен — смотреть на него. Возможно, слишком долго. — Ну что теперь? — по-доброму закатив глаза, спросил Эвен. По-доброму. — Ты слишком милый, — вздохнул Исак, сжимая в пальцах край дурацкой полосатой футболки Насхайма. Кажется, она принадлежала Исаку. — Это меня так бесит. — Прошу прощения? — рассмеялся тот. — Я вовсе не милый. — Нет, ты именно такой, — заспорил Вальтерсен, практически надув губы, почти уронив голову на грудь. Черт побери. Ему явно не стоило пить те две стопки текилы, на которые его уговорила Вильде. — Ты заставляешь меня чувствовать себя подонком, оттого, что я веду себя как засранец. — Ты не засранец, — продолжал смеяться Эвен, переместив руку с шеи Исака на его щеку. — А я не милый. Что происходит? — Нет, милый, — прошептал парень, не понимая, с чего вдруг он вообще перешел на шепот. Потом он неловко переступил с ноги на ногу и притянул Эвена за футболку, заставив его прижаться к себе животом. Глаза того расширились от удивления. — Ты такой милый. Это убивает меня. — Я не милый, — прошептал Насхайм в ответ, не отрывая взгляда от губ Исака, сбивая его дыхание и сердцебиение. Он был так близко, что Вальтерсен мог уловить запах пива и травки в дыхании Эвена. Они стояли так близко, что он больше не слышал стремную музыку Эскиля, орущую из динамика Юнаса. Он слышал только звук, раздающийся в его сознании, и это было их с Эвеном сердцебиение. Ему стало интересно, насколько Эвен был пьян, раз смотрит на него таким взглядом. Он задумался, насколько его унесло, раз он держит его в темноте в объятьях. Эвен никогда бы не посмотрел на него так, будь он трезв. Так, будто Исак зажег солнце в небе. Эвен бы никогда не держал в ладони его лицо, положив другую ему на грудь, будь он трезв. Так, будто Исак — единственное, чего он хочет во всей вселенной. Будь он трезв, Эвен бы никогда так не сделал. Просто ни за что в жизни. Насхайм наклонился к нему первым и поцеловал. Его губы — грех, его руки — преступление. Эвен целовал его так, будто пытался погасить пожар в груди, и Исак проклял небеса за то, что был пьян. Он так хотел запомнить этот момент, он хотел чувствовать и помнить каждое прикосновение, каждое движение языка у него во рту. Вальтерсен закинул руки Эвену на шею, не отрываясь от его губ, полных, мягких, беззастенчивых, которые продолжали брать, брать, брать. Они целовались так, будто тонули. Они целовались так, будто они бы погибли, если бы их губы разъединились. Какого. Хера. Исак просунул колено между ног Эвена и с трудом подавил вскрик, когда почувствовал у себя на бедрах его руки, которые резко развернули их обоих и прижали Вальтерсена к стене. Это было так пошло. Так горячо и отчаянно, и Эвен поднял колено вверх, реально приподняв Исака над полом. Господи, это было почти больно. То, что они до сих пор были в одежде просто убивало. Но Исаку было плевать, потому что его пальцы были в волосах Эвена, а он ждал несколько месяцев, чтобы наконец притронуться к этим чертовым прядям. Так что, если Эвен хочет кусать его губы и вылизывать его рот, Исак позволит. Если тому захочется раздеть Вальтерсена и взять его прямо напротив двери в его спальню, пока Эва наверняка блюет в раковину на кухне, Исак даст ему. Боже, Исак позволит ему делать все, что угодно. — Эвен… — Исак. Блять… Вальтерсен уже готов был сделать что-нибудь глупое, например, поцеловать его в щеку, по прежнему перебирая пальцами мягкие пряди, когда кто-то толкнул и открыл дверь нараспашку, почти заставив их упасть. Исак был настолько ошарашен и со всей силы оттолкнул Эвена от себя так, что тот споткнулся. Это была парочка. Они оба были уже хорошо поддатые и теперь искали темное местечко, где бы потрахаться. Исак еще никогда в жизни не хотел так сильно убить людей. Эвен тяжело дышал, как и Исак. Его губы сильно опухли, и Вальтерсен попытался прикинуть, как долго они целовались у двери, что его губы теперь выглядят так. И, судя по темному пятну на его джинсах рядом с ширинкой, они тут уже давно. Господь Всемогущий. Исак был так смущен. Он был пьян и смущен. Но больше всего он был полон надежд. Потому что это Эвен его первым поцеловал, потому что это он вылизывал его рот. Поэтому он ждал. Он вцепился в дверную ручку, полностью отдав свою комнату на растерзание парочке, которую он ненавидел сейчас больше всего на свете, и ждал, пока Эвен скажет что-нибудь. Что угодно. Его грудь все еще ходила ходуном, глаза были распахнуты, а пальцы ломило от желания снова прикоснуться к Насхайму, когда тот, наконец, произнес: — Я же говорил тебе, я не милый.