Оболочка

      Джексон смотрел на него, ехидно подняв одну бровь. Марк остро чувствовал его враждебность по отношению к себе. Это было ужасно непривычно. Раньше, в приступах самообвинения и раскаяния, Марк вспоминал об их дружбе, думал, как они снова станут общаться. Он и представить не мог, что Джексон его не примет обратно.       Но вот это случилось.       Джексон посмотрел на Ендже. «Ну, я же говорил, какой он», — отчетливо читалось в его взгляде.       Марку написал Ендже и попросил прийти. Когда Марк вошел в квартиру Джексона, он был готов к холодному приему — опять пропал на две недели — но не настолько ледяному.       Ендже пожал ему руку — так тепло. Марк не смог уйти. Сел на диван, чувствуя, как краснеет. Он не сделал ничего плохого, они все — взрослые люди, у них куча взрослых проблем, и вообще, если бы они знали…       Джексон молча хмурился и дул щеки, шумно дыша.       Югём и Ендже очень плохо играли в приставку. Видно, не могли сосредоточиться на игре. Марк все испортил.       Джексон встал, сходил на кухню за пивом. Когда вернулся, остановился возле Марка, глядя на него сверху вниз. Одна рука в кармане, в другой — бутылка.       — Я думаю, это все.       Марк озадаченно смотрел на него.       — Не получится у нас общение. Тебе лучше… проваливать.       Марк, до этого жалко мявший свои ладони, поднялся. Уж слишком Джексон занял сильную позицию. Чувствовалось, что сейчас он выложит все, что наболело.       — Отлично, — хрипло ответил Марк, облизал пересохшие губы. — Меня задрало, что ты всеми нами командуешь.       Краем глаза он видел, что Ендже встревоженно развернулся на полу.       — Ты не говори за всех      , — Джексон выглядел таким злым. Марк ждал, что он сейчас сплюнет прямо на пол.       Вместо этого тот продолжил.       — Я все думал, что ты за человек такой. Стелился перед тобой, хотел быть другом. А ты всегда просто мою дружбу принимал. Свысока.       «Неправда».       — Не знаю, зачем я сейчас снова все это затеял. Ты стал еще хуже. Просто заносчивый мудак.       «Ты совсем ничего не знаешь».       Марк чувствовал, как горят уши. Он ничего не разбирал перед собой, пока шел в прихожую. Где его чертовы кроссовки?       Он услышал, как стукнулась с силой об стол бутылка. Охнул Ендже, что-то пролилось.       — Опять убегаешь!       — Да ты сам меня прогнал!       — Ты хоть скажи что-нибудь! Тебе и правда похер!       — Я не понимаю, какого черта ты злишься!       В Марка полетела его куртка. Молния больно ударила его по губе.       — Знаешь, ты и правда прилипала. К Ендже привязался, будто ты его папочка. Он не придурочный малолетка, сам может решить, как ему жить.       Глаза Джексона злобно сверкнули. Марк увидел бледное лицо за его спиной.       — Ендже…       Он хотел сказать, что с ним не прекратит общаться. Ни за что.       Но Джексон выбросил вперед кулак.       ***       Марк лежал в крошечной спальне Джексона. Шторы были задернуты, создавая условный полумрак. Но даже такая темнота — блаженство. Притупляет боль.       Он слушал приглушенные голоса в другой комнате. Спокойный, но строгий — Джинёна. Расстроенный — Югёма.       Интересно, кто-нибудь догадается принести лед? Скула пульсировала и ныла. Марк ощупал глаз — пальцы были противно теплыми. Если никто не поторопится, то все лицо заплывет.       Дверь открылась, на пол легла узкая полоса света. Марк приподнялся. Дверь закрылась, свет исчез. Какое облегчение.       Ендже встал перед кроватью и протянул ему кружку с чем-то горячим. В проникающем сквозь шторы розоватом свете Марк мог его немного разглядеть.       — Спасибо, — только выдохнул он. Пришлось сесть и взять кружку из рук Ендже. От заботы потеплело в животе. — А не мог бы ты…       — Ужасно, — выдохнул Ендже. — Так глупо.       Он сел на край кровати.       — Я так злюсь.       — На меня? — глотнув из кружки, робко спросил Марк. Вроде бы чай, очень горячий. Скула тут же запульсировала усиленно.       — Нет. Не знаю, на все. Как он мог тебя ударить?       Ендже провел рукой по простыне совсем рядом с бедром Марка.       — Спасибо, что не стал отвечать.       Марк промолчал. Правда была в том, что с детских лет, когда они с мальчишками колотили друг друга палками, он больше ни с кем не дрался. Его впервые ударили в лицо. Он был слишком этим шокирован. Да и кто ударил-то.       — Принесешь холодное что-нибудь? — тихо попросил Марк.       Ендже подскочил.       — Конечно, прости, я и не подумал!       Ендже уже открывал дверь, бормоча:       — И почему я принес чай…       Снаружи зашумели голоса, что-то захлопало.       Потом снова появился Ендже.       — Это у Джексона в холодильнике лежит уже несколько лет. Но, типа, какая разница, да?       Марк приложил странно пахнущий пакет к щеке. Он разглядывал грустно сгорбившегося Ендже, в груди все сжималось. Тот встрепенулся внезапно.       — Тебе надо в больницу.       — Глупости.       — Нет, правда…       На телефон пришло какое-то рекламное сообщение, и Марк зацепился взглядом за время. Он быстро поднялся с кровати, так что голова немного закружилась, и направился к двери. В гостиной Джексон, Джинён и Югём резко замолчали и уставились на него. Джексон поднялся с дивана, на котором до этого сидел, обессиленно опустив руки.       — Я ухожу, — объявил Марк. Говорить громко было трудновато, губы слушались плохо. — И Ендже забираю с собой.       Он обернулся на такого же щурившегося от яркого света, как и он сам, Ендже.       — Прости, — замялся Марк, — если ты конечно, не против.       — Марк… — хрипло проговорил Джексон, когда они прошли мимо.       Марк отмахнулся.       — Не сейчас.       Он обулся, натянул свою несчастную куртку. Джексон наблюдал, скрестив руки. Пока Ендже все еще пыхтел со шнурками, Марк выпрямился и встретился с ним взглядом.       — Поговорим потом, — пообещал Марк, открыл дверь и пропустил сначала Ендже, а потом вышел сам.