Неоновый шпион проник в комнату и рассёк лодыжки лиловой полосой. Зазор меж тяжёлых штор осуждающим прищуром нарушал уединённость этого места. Греховного. Бордового. Гигантское ложе — сердце номера — напоминало пустыню в барханах. В сбитых, смятых простынях, в складчатом узоре читались очертания иного ландшафта. Пологие склоны: мягко очерченные икры, прерванные впадиной, ведущей выше, где уже наливались темнотой следы чужих пальцев, и ещё дальше — к округлым ягодицам с лоснящейся от влаги ложбинкой. Линия за линией — плавность. Но всё же то была не женщина.
Таканори проснулся пятью минутами ранее, но размыкать веки не спешил. Обдумывать произошедшее тоже не тянуло, точно не сейчас. Хотя бёдра и бока болели от грубого давления сильных рук, поясница ныла, а задний проход горел огнём. Все эти маячки никогда уже не позволят ему забыть, даже когда от них не останется и намёка. Боль любого рода записывается на подкорку, и он будет помнить.
Всё помнить. Этот секс,
такой секс — первый. Первого мужчину — незнакомца. Первое посещение отеля для свиданий. Вид из окна: десять метров пустоты, утыкающихся в стену соседнего здания, и неба почти не видно, только режущую глаза вывеску бара. Лиловый, голубой, жёлтый, малиновый. Таканори ещё не знал, что один из этих цветов пленил его, связал лодыжки — не убежать.
Мерное дыхание грело ткань подушки. Поза на животе уже порядком надоела. Он предугадывал нелепый узор на половине лица, что отлежал, но сменить положение не находил сил. В соседнем помещении шумел душ. И Мацумото Таканори слушал эти звуки.
Имени оттрахавшего его мужчины он не знал. Куда важнее была информация о сумме, должной стать его в ближайшее время. Десять тысяч йен — в столько юноша оценил степень своего отчаянья.
Дело было зачато несколькими часами ранее, в том самом заведении, с неоновым светом на входе, который так бесцеремонно лился сквозь щель занавесок в номер. Таканори рекордно долго тянул выдохшееся содержимое пивной бутылки, купленной на последнюю мелочь. Что делать дальше, он не представлял. Хостелы и дешёвая еда стали вне его возможностей за рекордные две недели. А пара вялых попыток устроиться на подработку результата не дали. Почему-то всё оказалось не как в дорамах или аниме. Никакого чудесного спасения со счастливым финалом.
Признаваться себе, что приложенных усилий недостаточно, Мацумото не думал. Липкий ком амбиций, максимализма и наивности — совершеннолетний, но ещё не взрослый. Зато современный, прогрессивный, обогащённый простыми и кажущимися правильными взглядами на жизнь. Решение пойти нечестивым путём далось ему без лишних душевных метаний. Недостача обнаружилась лишь в смелости: он дважды отказывал визуально не удовлетворявшим его потенциальным клиентам. Избирательный новичок — что может быть смешнее?
Однако ему повезло. Четвёртый вечер на улице, глотавшей все оборотные грязные стороны общества, ознаменовался судьбоносным свиданием.
Таканори в одиночестве сидел за столиком и подносил горлышко к губам чисто для вида, ни единой капли изнутри больше не вытекало. Смысл был в ином. Нелепое представление неловкого актёра, уже отметившего свою «жертву». Главное, не допускать мыслей о противоположном, что выбрал не он, а его. В однозначных сигналах чужого взгляда Мацумото чувствовал себя сексуальным и желанным. Он ликовал.
И дрожал — чуть позже. Незнакомец внушал доверие визуально, начиная с дороговизны шмоток и часов на запястье, заканчивая симпатичным лицом, улыбкой и миловидными ямочками на щеках. Успешность и внешнее дружелюбие покупали юношу ещё до обсуждения финансового вопроса их будущего контакта. В таком коктейле, приправленном сладостью голоса, реально было потеряться, если бы не подсознательная необъяснимая тревога. Глаза мужчины были злыми, жестокими, их капканообразное внимание отдавалось дрожью в теле-мишени — в Таканори.
Уже после, придавленный уверенной небрежностью клиента, парень нашёл успокоение. Больше терпимой боли он не получил, как, впрочем, и человечности. Живая куколка, тёплая и влажная, послушная — верти как хочешь, но не рань, не рви. Не одушевляй. Всё действо сквозило правильностью — деловые отношения. На кону — десять тысячных бумажек.
Жалеть приходилось только об одном — о размере члена его благодетеля. В мгновения без диких рывков и тряски, Мацумото находил забавной идею, что сможет ощутить толкающуюся головку тактильно снаружи, отчего то и дело прикладывал ладонь к собственному животу. Каждый такой манёвр заставлял мужчину над ним закидывать голову и издавать звуки, прочитать в которых смех смог бы немногий. Это было
стыдно.
Шум воды за стеной не стихал. Таканори с трудом приподнялся на локтях и наконец огляделся. На прикроватной тумбе стояла деревянная шкатулка с прорезью в крышке, из которой торчала салфетка. Он не без усилий потянулся и выдернул её, наспех прошёлся между ягодиц, зашипев сквозь зубы. Воспалённый вход идентифицировал реальную мягкость бумаги точно она вдруг стала наждачной.
— К этому надо привыкнуть, — шепнул утешение самому себе.
Скомканная салфетка полетела на пол, юноша с нажимом отёр руку о край простыни. Брезгливость просыпалась и накатывала с очередным движением всё мощнее. Смазка из тюбика и с презерватива — и больше ничего, но ему мерещилась вязкая грязь, органическая, смердящая, впитывающаяся глубоко в кожу, как чёрная метка.
Миновать стадию полного осознания содеянного ему не удалось. Затаившись, Мацумото гипнотизировал дверь ванной. Как вести себя с тем человеком, как хотя бы посмотреть в его мрачные глаза, он не имел ни малейшего понятия. И, что важнее, не хотел. Выход нашёлся, стоило ему заметить оставленный ими бардак.
Рваными движениями Таканори в спешке натягивал одежду, наплевав на отвращение к немытому телу. Портмоне нашлось во внутреннем кармане пиджака, и парень беззастенчиво его раскрыл. Наличности внутри оказалось не сильно больше оговоренной суммы. Он извлёк всё, рассудив, что владелец не обеднеет, а небольшая надбавка вполне сойдёт за компенсацию — на два раза они не договаривались. Остальным содержимым были многочисленные карточки и визитки.
Мелкий воришка — нет, честный работник, конечно — уже собирался отбросить опустошённый кошелёк, когда его внимание привлёк отличавшийся от других прямоугольник. Возможно, это стало главной ошибкой в его жизни. Или же удачей. Смотря с какой стороны оценивать.
Мацумото помнил слова своего клиента после секса. В них было мало лести, скорее сухая констатация факта — неопытный юнец пришёлся мужчине по вкусу. Он даже предложил подсказать ему место, где можно найти стабильный заработок и неиссякаемый поток страждущих таких доступных мальчишек. Таканори на щедрый жест ожидаемо не отозвался, но про себя подумал, как дурно это попахивает. Не просто продать дырку какому-то мудаку, не способному потрахаться иначе, считай отдать себя со всеми потрохами в рабство. В послеоргазменной дрёме инициатива показалась ему дикой. Под спиной было мокро, но тепло, комната замкнутым пространством надёжно защищала со всех сторон. Мимолётный комфорт затуманивал, не позволяя думать о дальнейшем.
Теперь же он стоял, теряя драгоценные минуты, и рассматривал пёструю визитку с истрёпанными краями. Ярко-рыжий кусок картона с изогнутым силуэтом лисицы на нём. Чёрный зверь был изображён в профиль, на подогнутых лапах, почти касаясь брюхом предполагаемой земли, с оскаленной пастью и вздернутой мордой, вздыбленным хвостом и приподнятым задом. Чуть ниже значился адрес. Никакой другой информации напечатано не было: ни названий, ни имён.
Уверенности быть не могло, но вероятность имелась. Несмотря на внутренний протест, сейчас он снова столкнётся с реальностью по ту сторону номера, где ему некуда идти, неоткуда ждать помощи и поддержки. И любой из следующих клиентов, подцепленных самостоятельно в барах или на улице, мог оказаться в стократ неадекватнее сегодняшнего. Риск на грани безумия. В свете обновлённой оценки ситуации, фразы про подходящее Мацумото местечко уже не казались такими пугающими. Но даже это не заставило его изменить решение. Иррациональный страх встречи с тьмой чужих глаз и банальный стыд победили.
Затолкав в карман джинсов визитку, юноша торопливо обулся, подхватил рюкзак с небогатыми пожитками, взятыми из дома, и вылетел в коридор. За минуту до этого стало совсем тихо — душ выключили. Когда распаренный мужчина ступил в опустевшее помещение, прихрамывающий Таканори уже покинул здание отеля. Он надеялся, что они больше никогда не встретятся. Его тошнило.
❁ ▿ ❁ ▿ ❁
Ночь смещала поздний вечер. Майское тепло сглаживало температурные перепады. Город не спал.
Мацумото продирался сквозь людской поток, раздражённо цыкал на чужие руки и плечи, задевавшие его. И так как делал он это демонстративно громко, некоторые оборачивались и окатывали парня осуждающими взглядами. Несусветное проявление неприличия. Делал он это нарочно, из нелепого чувства бунтарства. Плевать. Если они будто нарочно плывут в другом течении, противоположном, то и он считаться с общепринятыми шаблонами не станет. Плевать! Такой точки зрения Таканори придерживался в каждой составляющей своей модели поведения.
Хотелось пить, есть, мыться, курить и амнезии. Хромота отпустила. Теперь он шёл относительно ровно, но от этого легче не становилось: запахи соития в общем и пота в частности проникали в ноздри навязчиво, перебивая все ароматы мегаполиса. Склизкое ощущение между ног, вернувшееся почти сразу, вновь заставляло воспроизводить в воображении кровать с незнакомцем. Интересно, сколько мальчиков и девочек так же, как он, отдались на том ложе? Сколько раз стены слышали шуршание купюр, отсчитываемых за услуги? Если подумать, для молодёжи трахаться с богатыми дядечками за деньги, брендовые сумочки и прочее дерьмо не было чем-то из ряда вон. Он читал об этом. Читал и не осуждал.
Хотя и не понимал до конца. Сделать это было затруднительно хотя бы потому, что сам Таканори никогда не испытывал недостатка в средствах. До настоящего момента, разумеется. Но, несмотря на это, на самом юноше и в его рюкзаке не было ни единой вещи, выдававшей бедственное положение. Богатый сосунок — вот что кричали детали. Айфон последней модели бесполезным разряженным куском стекла болтался в одном из кармашков. Массивная цепь высокопробного серебра бряцала на бедре о декоративные заклёпки. Нашивка на поясе джинсов была мечена громким именем дизайнера. Атрибуты оставленного позади. Разумнее всего было бы попытаться пристроить всё это барахло, выручив хоть немного столь необходимой наличности. Но Мацумото почему-то оказалось проще продать физически не убывающий товар. Расстаться со своим смехотворным имуществом было страшнее.
Иначе он не смог бы зайти в кафе, игнорируя перемены и играя в себя прошлого. Смартфон на столешницу, ногу на ногу, на лицо вежливую улыбку — «я нормальный, как все, я не никто». Ему
не стыдно. В существовании Таканори самообмана всегда было с избытком, и в сущности теперь не изменилось ничего, кроме правил.
Но даже эти иллюзорные маяки не умаляли того факта, что сейчас он стоял у ресепшена и отдавал радушному портье половину своей ущербной наживы. Именитый гаджет в анабиозе лишал возможности обратиться к карте в попытке найти ночлег попроще, а стоек зарядки по пути как назло не попалось. Ничем не подсобила и раменная, посещённая чуть ранее. А бродить в поисках места подешевле Мацумото был не в состоянии — смыть с себя чужака хотелось без дальнейших промедлений. Кроме того, заселяли здесь в момент обращения, без графика, и брали по часам. Восьми, как предположил он, вполне хватит.
На том и остановился. Номер был уютным, внутри располагающе пахло чистотой. Дальше всё было по плану: затянувшиеся водные процедуры, десять минут на прогон каналов чисто по привычке и, наконец, долгожданная возможность отрубиться.
Уже на грани сна он рассеянно думал о злосчастной бутылке пива — однозначной виновнице его поступка. Найти хоть что-то оправдывающее Таканори было жизненно необходимо. После он крепко уснул. Лиловое неоновое лассо, отныне невидимое, стянуло лодыжки крепче.
❁ ▿ ❁ ▿ ❁
Ранним утром он уже стоял напротив невзрачной двухэтажной постройки. Полинявшая вывеска гласила, что перед ним спа-салон. Тусклая краска, колотые на углах ступеньки, мутные зашторенные окна. Выглядел этот процедурный рай непрезентабельно, и это мягко говоря. Какая женщина в здравом уме пошла бы релаксировать и наводить красоту в подобный гадюшник?
Таканори ещё раз глянул на дисплей с построенным маршрутом. Ошибки быть не могло — всё верно. Как и на схеме, домишку с двух сторон сжимали грозной охраной два высотных здания-клона. Картинка получалась сюрреалистичной: побитый кролик с длинными торчащими ввысь ушами. Имелись даже усики — два безлистых сухих кустарника по бокам входа.
Юноша поёжился — на дворе было свежо. Накинутый на плечи кардиган спасал отчасти, но ничего теплее из дома он не захватил. Таканори сонно осмотрел окружающую обстановку. Район был не из центральных, не особо многолюдный, но и не пустынный. У спа-недоразумения пролегала четырёхполосная дорога, по которой с умеренной частотой проезжали автомобили. На противоположной части улицы громоздились ряды магазинчиков и прочих неприметных строений. Не так он себе представлял дислокацию борделя. И вчерашний мужчина, ставший в его сознании ночным кошмаром, чем-то нереальным, не был похож на посетителя такого места. Если, конечно, он ничего не напутал. А почему, собственно, именно бордель?
Это начинало раздражать. Мацумото нахмурился, извлек окончательно смятую визитку и снова пробежался взглядом по скупой информации. И тут таки увидел нечто новое: после печатного адреса стоял значок — закруглённая стрелочка. Уцепившись за догадку, он снова обратился к смартфону. И как не заметил раньше? Дом, у которого стоял парень, не походил на близлежащие постройки. Как минимум тем, что был непозволительно длинным. Фасад путал и обманывал, скрывая метры и метры глубины.
Довольный собой, Таканори пошёл в обход. Пройти между искомой — найденной — постройкой и стиснувшими её высотками не представлялось возможным, эта троица казалась сросшейся.
Его поступь была осторожной. Асфальт отзывался шорохом, шептал. Возможно, он просил остановиться. Кричал, взывал к обмусоленным в гостиничной ванной выводам о том, как же он поторопился. Пускай теория с практикой не слишком-то отличались. Но Мацумото не ожидал, что будет так противно жить в этом теле после. Боль, поутихнув после сна, сменилась невыносимым зудом. Ляжки и бока пестрели синеватыми метками. Когда-то он считал, что синяки, оставленные в порыве страсти, не более чем художественное допущение. Но то страсти. Ему же достались пятна преднамеренной жестокости. Словно его однократный мучитель знал что-то, пока недоступное попавшей в его руки юности. Плевать…
Манёвр занял не более десяти минут. Глаза видели, но мозг отрицал. Как оживший призрак, памятник традиционной архитектуре таился на другом конце здания. Деревянная асимметрия, пёстрая, с кокетливо изогнутой крышей — то ли крошечный дворец, то ли храм. Скромная по размерам территория выглядела нарисованной: идеальный газон, безупречно ровная, высыпанная мелкой галькой дорожка, пара миниатюрных фонтанов друг против друга. Старина, но не ветхая, любовно воссозданная. На общем фоне выделялся вход, представлявший из себя тяжелые на вид створки дверей западного типа. По обе стороны их сторожили две каменные лисы — точные копии силуэта с визитки. А ещё ностальгический островок был обнесён забором, в два раза выше роста Таканори.
Обомлевший, он стоял едва не с открытым ртом. Нет, причина была не во внушающих декорациях. Мало ли таких красот он видел? Его притягивало чудо иного сорта. Это был мужчина.
Он сидел полубоком на средней из трёх широких ступеней, ведущих на крыльцо. Задумчивый, босой,
интересный. Чёрная юката слабо поблёскивала нитями с эффектом металлик — вышитые карпы кои оживали, извивались на тонком теле. Одетая без нижнего, на голое тело, она подчёркивала вполне мужские плечи и рельефную грудь, легкомысленно выставленную напоказ — края были распахнуты, противореча принципам ношения такой одежды. Их разделяло небольшое расстояние, но даже оно не мешало разглядеть меланхоличное лицо. Не столько красивое, сколько выразительное. Одной рукой незнакомец опирался о колено, второй очень по-свойски, большим и указательным пальцами, держал у губ сигарету. Длинные волосы гладкими угольными прядями спадали почти до поясницы на ссутуленную спину. Каждая деталь его образа влекла.
Таканори хлопал ресницами, испытывая самые неоднозначные на своей памяти чувства. Ему хотелось, чтобы на него обратили внимание. Сию же минуту. Желание было иррациональным, космическим, ослепляющим. И он не осознавал, как двинулся вперёд. Витые прутья ворот украшал замысловатый оранжевый бант, похожий на бант оби. Засмотревшись, парень совсем не заметил, что уже достиг желанного — агатовые глаза нацелились прямиком на него.
