Трасса

Здесь не бывает места страху и нерешительности. Здесь время дороже, чем золото. Здесь, на крутых поворотах, ведется игра не на жизнь, а на смерть. Кто хочет жить - должен уметь нарушать правила. Кто-то назвал бы это бездной, кто-то — кругами Ада, а кто-то - наркотиком. Они называют это место - Трасса. *** 2105 год. Корея, Сеул Из нового Nissan Skyline выходит, или скорее выбегает, молодой человек, которому на вид не больше двадцати пяти лет, его волосы взъерошены, мокрые у лба, в руках он держит желтый шлем. Из передней пассажирской двери выскакивает и бежит за ним другой парень в черно-жёлтом костюме-комбинезоне. Парень в черно-жёлтом комбинезоне догоняет того, кто вышел из машины первым, хватает его за плечо и разворачивает к себе лицом. Тот смотрит на него со злостью, чуть ли не рычит. -Нам Ухён! Какого черта ты творишь? - тот, кого он назвал Ухёном, резко одергивает плечо, избавляясь от жесткой хватки. - Ты решил нас убить?! -В симуляторе ещё никто не умирал, - его голос дрожит, так и намереваясь перейти невидимую черту громкости. -Да!? А если это повторится на трассе!? - а вот голос Ким Сонгю уже давно перешёл эту грань. Просто Сонгю очень зол на Ухёна за его безответственность и наплевательское отношение к жизни — не только к своей, но и к чужим. И если бы Сонгю мог, то он давно бы заехал кулаком по этому красивому лицу, которое он порой видеть не может в порывах ненависти. -Не повторится, - Ухён смотрит сквозь белёсую пелену, что застлала ему глаза. Он уже начинает скалиться, сжимая кулаки, так и норовя швырнуть свой шлем в стену комнаты для тренировок. -Прошлый раз мы чуть не вылетели с моста! И ты мне говоришь, что не повторится!? - Сонгю пытается понять, ища в глазах Ухёна хоть каплю понимая, когда же тот, наконец, услышит то, что он ему твердит уже в сотый раз. А в глазах Ухёна дикая агрессия и отторжение всех слов. -Да ты уже задрал меня своими упрёками! Твоя работа — быть штурманом, а не промывать мне мозги! - Сонгю видит, как у Ухёна дрожат руки, и он еле сдерживается, чтобы не сорваться. -Если моя работа быть штурманом, то твоя работа — крутить руль и не убить нас! - он чувствует, как к горлу подкатывает ком, что означает только одно — надо успокоиться, но как тут быть спокойным, если с каждым днём Ухён выводит его всё больше и больше? Как этому ненормальному права-то дали? -Эй, ребята, брейк, - стеклянная дверь отъезжает в сторону и в комнату для тренировок входит невысокий парень с совершенно спокойным выражением лица, с едва проскальзывающей улыбкой. Его пшеничного цвета волосы слегка растрёпаны, в правом ухе серёжка в виде крыла. - Сейчас вы все успокоитесь. Ухён пойдёт со мной, а ты, - он кивает в сторону Сонгю, который недовольно сложил руки на груди, - пойдёшь к Хое. Он тебя ждёт. Дону кладёт руки Ухёну на плечи, по-доброму щурясь в ответ на ухмылку Сонгю, и толкает Нама в сторону двери. Сонгю провожает взглядом уходящих и шумно выдыхает, думая о том, что каждый день происходит одно и тоже — они с Ухёном цапаются, как кошка с собакой. И если бы не упрямство Ухёна и не вспыльчивость Сонгю, то всё, возможно, было бы иначе. Коридоры базы высококвалифицированной команды «Инфинит» больше похожи на здание штаба ЦРУ, чем на место, где работает команда, участвующая в гонках высшего класса. Здесь, где жизнь кипит двадцать четыре часа в сутки, нет места людским слабостям, потому что каждая минута может сыграть огромную роль. Сонгю для себя давно выучил два правила. Первое: береги свою жизнь. Второе: доверяй, но проверяй. Так и сегодня, когда в симуляторе Ухён не выполнил команду Сонгю, и машина вылетела с виртуальной трассы, впечатавшись со всей силы в бетонную стену. Конечно, как и разглагольствовал Ухён, в симуляторе не умирают, но будь они на реальной трассе — кто-нибудь из них давно свернул бы себе шею. Шаги по полу глухие, почти не слышные. И это душное пространство будто давит на голову. По дороге Сонгю расстёгивает свой комбинезон, вынимая руки из рукавов и замечая, что всё равно где-то успел поставить синяк — а кто виноват? Но показывать пальцем он не будет, а как всегда культурно промолчит. -Ну, давай, учи меня жизни, - фырчит Сонгю, плюхаясь в кресло в кабинете Ховона. Хоя — врач. Причём врач высшей категории, каких ещё поискать надо. Сказать по правде, Сонгю ему очень благодарен, ведь если бы не Хоя, то он точно бы уже одной ногой был в могиле или того хуже... -Ты и так всё знаешь. Я же не попугай, чтобы повторять, - Хоя улыбается, поправляя белый халат. Пока он обходит стол, чтобы подойти к Сонгю и осмотреть его спину, которая в последнее время ноет и болит, Гю замечает, что на Хое вчерашняя рубашка, что значит только одно — дома он не ночевал. -И где это ты шлялся всю ночь? - как всегда, Сонгю говорит всё, что думает без зазрения совести. -Ааа, раз не я тебя жизни учить буду, то ты меня, - Ховон по-доброму усмехается, зная, что Сонгю не со зла, а просто волнуется за него. Сонгю всегда за всех волнуется, но только не за себя. Наверное, всё его волнение расходится на других, а на себя, любимого, не хватает. - Я был здесь. Не мог же я оставить кое-кого готовится к предстоящему заезду самостоятельно. Сонгю качает головой, мол — да, так и есть. Хотя сам иногда не понимает, почему Хоя не может начать нормальные отношения, а не на подобие: «я прибегу по первому зову, ведь мы друзья». Конечно, у него самого с личной жизнью проблемы похуже будут, ведь в них чёрт ногу сломит. Честно говоря, он уже сам во всём давно запутался. Но пока разобраться не получается — времени не хватает, чтобы даже поспать, не то, чтобы расставить все точки над «i» в их сложной ситуации. Давно сложной. -На ночь помажешь мазью и наденешь тёплую кофту. Моментально не поможет, но до гонки должно пройти. Или хотя бы боль будет не такая сильная, - Хоя, закончив осмотр, легко хлопает по оголённому плечу Сонгю, второй устало выдыхает, опустив голову на грудь. - Завтра приходи попозже, тебе надо поспать. -Кто бы говорил... - недовольно бурчит Гю, надевая футболку. - Ладно, спасибо. Ты тоже поспи, а то бледный, как поганка. -Я тебя тоже люблю, Ким Сонгю, - передразнивает Хоя, усмехаясь. Сонгю машет рукой в знак того, что уходит, и Хоя кивает головой, про себя думая, что и через двадцать лет Ким Сонгю будет точно таким же — с кучей проблем и этим недовольным выражением лица, которое иногда кажется таким забавным, что если бы не все нормы приличия, то он бы громко рассмеялся. *** Ухён скептически смотрит в огромное окно общей залы. Дону стоит к нему спиной у стола и готовит кофе, что-то напевая себе под нос. Ухён же сейчас больше похож на хохлатого петуха, который недоволен всем на этом свете. -Ну, и почему на этот раз ты вскипел? - Дону подаёт Ухёну кофе, тот нехотя его принимает – чисто из уважения к своему другу. -Потому что нехрен меня упрекать, в чём попало, - он снова отворачивается к окну, за которым уже начинает засыпать уставший Сеул. На часах — ближе к двенадцати ночи, в голове — полная каша и желание пристрелить кого-нибудь, особенно себя. И дело даже не в том, что он зол на Ким Сонгю, а в том, что они не могут спокойно поговорить в последнее время, а только орут на друг друга как оглушённые. -Ну, ты, конечно, тоже не сахар. Иначе бы вы не продырявили машиной стену. Скажи спасибо, что всё не по-настоящему. А я ведь прибавил уровень сложности трассы на два процента, - у Дону есть такая особенность — он может говорить по-простому, иногда даже в шутку, но его слова как лезвие правды, из-за чего чувствуешь себя полным кретином. А сам Дону, будто в параллельном мире — его словно ничего волнует, и он как вольный наблюдатель со стороны, никакого участия в процессе не принимающий. -Спасибо, что просветил, - а Ухёну так хочется избавиться от этих мыслей, что жгут и съедают его, как кислота. И чем дольше он всё перетирает в голове, тем запутанней всё становится. Просто всё так сложно сейчас, что хочется вцепиться руками в свои волосы и сжать их сильно-сильно, до боли в пальцах. -У тебя есть не так много времени, чтобы исправить ошибки. И... - он хочет что-то сказать, но останавливается, смотря, как Ухён трет виски и жмурится. -И? - переспрашивает Нам, удивлённо поднимая бровь. Дону смотрит на него, изучая каждое движение мускулов на его лице. -Забудь, - выдыхает Дону и допивает одним глотком свой кофе. - Отдохни сегодня. Шаги у Дону лёгкие, Ухён даже научился отличать их от всех остальных. А время предательски быстро течёт, о чём свидетельствует остывший кофе. И Ухён сжимает в кулаке пустой пластиковый стакан с такой знакомой ему надписью: «Инфинит». Он запрокидывает голову на спинку стула и закрывает глаза, представляя себе, как бы сейчас было хорошо оказаться дома, в кровати, и проспать... суток так пять. В их команде — семь человек, остальные — работники базы и обслуживание. Их команда известна своей чёткостью, решительностью и рвением к победе. На Трассе они одни из сильнейших противников. Первый — капитан команды, Чан Дону. Он всегда готовит команду к заезду, пишет чёткий план, даёт указания и обязательно проверяет машину перед стартом. Ну, и, конечно же, он — тренер, который должен заботиться о своих подопечных. Главный пилот — Нам Ухён, на Трассе больше известный, как Намстар. Он тот, без кого команда не сможет участвовать во всех главных гонках, ведь по правилам команда не всегда имеет право на замену. Второй пилот, тот, кто всегда страхует Ухёна, - Ли Сонёль. И пусть некоторые смеются над его неуклюжестью и простецким отношением к некоторым вещам, но зато на Трассе он соображает лучше любого стратега. Ухён всегда завидовал умению Сонёля быстро находить выход из сложных ситуаций. Штурман первого класса — Ким Сонгю. Он тот, без кого пилоты будут абсолютно слепыми. Наверное, быть без штурмана — это как писать ручкой без стержня. На подстраховке у Сонгю младший механик — Ли Сонджон, самый младший из всей команды, но зато уже отличившийся в нескольких заездах. Старший механик и тот, без кого машина вовсе не поедет — Ким Мёнсу. Наверное, пилотам и штурманам нужно сказать ему спасибо, ведь именно благодаря нему после серьёзных поломок машины всё равно становятся как новенькие. И последний, но не по значимости, а лишь по списку, - это врач команды Инфинит, Ли Ховон, для своих — Хоя. Наверное, если бы не он, то в мире бы стало намного больше больных людей. Команда «Инфинит» последние два года занимает лидирующие позиции в списках, как страны, так и мира. И каждый из них знает, что место лидера никогда не задерживается в одних руках, но они продолжают стараться дойти до финиша — и даже если иногда на кону стоит больше, чем просто «всё». *** На улице сегодня пахнет дождём, такой знакомой сыростью. Сонгю натягивает капюшон, потому что не любит, когда ему дует в уши. Сегодня он не хочет ехать на машине или автобусе домой, ему хочется прогуляться, подумав обо всём наболевшем. В ночное время Сеул выглядит таким знакомым, будто он давний приятель, который хранит кучу ваших секретов. И Сонгю просто улыбается — так, невзначай. Он глубоко дышит, хотя воздух довольно прохладный, и Хоя бы его по голове за это не погладил. Когда он засовывает руки в карманы, то нащупывает небольшую баночку с мазью, которую дал ему врач. И ему почему-то так неприятно ощущать ту боль в спине, которая взялась непонятно откуда. Она возникает только тогда, когда он сидит рядом с пилотом, на месте штурмана. Или это от того, что он постоянно в сидячем положении? Всё-таки с годами он становится только старше, и, как и следовало бы ожидать — тело здоровее не становится. Но он твёрдо для себя решил, что из команды не будет уходить так долго, сколько сможет, ведь теперь — это почти что смысл его жизни. Без гонок он пока не представляет своё существование. Высотное здание, где находится его квартира, кажется ему похожим на рельсы, уходящие далеко-далеко в небо. Интересно, о чём думали люди там, в прошлом, когда придумали такие дома? А он до сих пор боится высоты, поэтому его квартира находится на пятом этаже, и он очень этим доволен. Даже есть преимущество — если лифт сломается, то не нужно высоко подниматься по лестнице... Что там уж говорить о двухсотом этаже. Когда дверь захлопывается, то в темноте он спотыкается о кроссовки, любезно разбросанные по всей прихожей. Искать выключатель приходится на ощупь, и когда он его находит, то понимает, что собрал все углы — а это больно, однако. Он не идёт в комнату, дверь в которую закрыта, он идёт в ванную, по дороге стаскивая с себя одежду, влажную из-за погоды. Он любит принимать душ ночью, горячий, чтобы ноги начало щипать, и пускай говорят, что это вредно на ночь. Для него эти минуты сравнимы с минутами, проведёнными в раю. Особенно, когда Сонгю прислоняется спиной к холодному кафелю и долго стоит, пока он не станет тёплым. Его ступни приятно немеют, и он закрывает глаза, представляя, как хорошо было бы съездить на море, ведь он давно там не был. И даже если они летают по всему миру, чтобы участвовать в соревнованиях, то становится обидно, ведь в жарких странах они видят это синее пространство только лишь из окна отеля. Когда махровое полотенце касается тела, он поджимает пальцы на ногах, потому что тепло душа уходит, и прохладный воздух касается тела. С его рыжих волос капает вода на пол, из-за чего тот становится скользким. Он спокойно выдыхает и смотрит в зеркало, на своё уставшее отражение. Он не знает, сколько точно сейчас времени, но уверен, что ему давно пора спать. Когда он открывает дверь в комнату, то с удивлением замечает, что около кровати горит настольная лампа в режиме ночника. Значит — Ухён не спит. Гю тихо проходит мимо кровати к шкафу, чтобы достать оттуда пижаму. В шкафу пахнет духами для белья — Ухён любит, когда вещи вкусно пахнут, хотя стирать он их просто ненавидит (они со стиральной машинкой в сложных отношениях). Флисовая пижама, подаренная Намом на Рождество, сегодня придётся очень кстати. Его чуть слышные шаги по полу едва сотрясают воздух, и он присаживается на край кровати, попутно открывая баночку с мазью, которая пахнет ментолом. Сонгю морщится, но всё же снимает футболку. Конечно, самому себе мазать спину — это не самое простое занятие, ведь руки насильно не вытянешь. Да и мазь таким образом распределяется неровным слоем. Сонгю вздрагивает, когда чужие тёплые руки ловят его руку и собирают с его ладони остатки ментоловой мази, а потом прикасаются к его спине. Сонгю не поворачивается, потому что глаза не хотят видеть, а язык не поворачивается заговорить с этим человеком, который, к слову говоря, тоже молчит. Ухён массирует спину Сонгю, хорошо втирая мазь в тех точках, в которых прикосновения вызывают у Сонгю боль — несказанную боль. Руки у Ухёна тёплые, словно он только что держал их под горячей водой. А Сонгю успел замёрзнуть, пока шёл из ванной, да ещё и с влажными волосами. Их молчание такое обычное, какое-то холодное, но всё же их — домашнее. И, когда руки Нама исчезают со спины Сонгю, то второму начинает чего-то не хватать. И он уже хочет обернуться, но Ухён надевает ему через голову сначала футболку, а потом флисовую рубашку, чтобы спина Сонгю была в тепле всю ночь. И Гю слышит, как Нам залезает обратно под одеяло, а он всё так же сидит, пытаясь собраться со всеми своими мыслями. Его руки медленно закрывают баночку с ментоловой мазью, а в это время его разум будто бы вне его самого. Ему хочется вернуться в прошлое и спросить у самого себя: ты готов на всё это подписаться? Сейчас он пока ещё не знает, что бы он ответил, если бы его спросили, но, возможно, попозже, когда придёт время, он уяснит для себя этот важный момент. Когда Сонгю выключает свет ночника и ложится на своё привычное место — так, что если смотреть в потолок, то Ухён будет справа от него, его сердце почему-то начинает бешено биться, будто он стоит перед аудиторией, чтобы сдать экзамен. По спине сначала бегут мурашки, странный озноб одолевает всё тело, и он уже думает, что не сможет уснуть. Просто он ненавидит холод — по его мнению, пусть лучше жарко, чем холодно. Его тело реагирует спонтанно, его охватывает жаром, когда руки Ухёна под одеялом обхватывают его за талию, а потом он чувствует, как Ухён прижимается к нему, касаясь своей щекой плеча Сонгю. И это странное чувство, когда пальцы сжимаются сами, будто рефлекторно — оно ему нравится, потому что его тело всегда так реагирует на Намстара. -Так теплее? - ночью голос у Ухёна такой хриплый, что будь это кто-то другой, то не узнал бы его. -Угу, - мычит в ответ Сонгю, а сам рад своей улыбке, что растянулась на его губах. Ему больно и смешно одновременно. Во-первых, потому что Нам Ухён такой дурак. Во-вторых, потому что он не может без этого дурака и поэтому живёт с ним (хотя они уже запутались, кто и с кем живёт). И, в-третьих, потому что знает, что даже если они ругаются, то Ухён всегда оттаивает первый. -А сам не мог попросить, чтобы я помог намазать тебе спину? - голос у Ухёна серьёзный, потому что иногда за Сонгю нужен глаз да глаз. В ответ Сонгю мычит что-то непонятное, но больше похожее на «нет». - Ты такой дурак иногда... И Сонгю мысленно соглашается, потому что знает, что он, на самом деле, без Ухёна пока свою жизнь не представляет. И даже неважно, что между ними может быть пропасть длинною в тысячу обид и упрёков, ведь всё равно каждый из них возвращается домой и даже не думает о том, чтобы уйти. -Спи, давай, горе луковое, - усмехается тихо Нам, а Гю закрывает глаза, сжимая при этом ладонь Ухёна, которую так приятно держать в своей. Сонгю засыпает с мыслями о том, что завтра всё должно быть по-другому. Завтра должно быть лучше.