Хранитель

На берегу реки жухлая трава перемешивалась с песком, и последний уже полностью намок и потемнел от набежавшей воды. Гинтоки ровно сидел, силясь отпустить руки от лица, но голова кружилась так сильно, что только ощущение собственных ладоней казалось реальным. Рядом раздавались знакомые голоса, но Саката, слыша каждое слово, не мог ничего связать, и смысл фраз ускользал от него. - Что мы будем делать, Гин-сан? - И где теперь Садахару? Бедненький, он сейчас совсем один! - Шинсенгуми, - Шинпачи осекся, поглядев на дымящего Хиджикату, и понизил голос, - снова тебя ищут. Хотя, я уже ничего не понимаю. - Точно! – Кагура, вспомнив день накануне, вскочила, замахав на замкома руками, - Этот старый козел вчера меня опоил! Тоширо потушил сигарету и невозмутимо поглядел на девочку. - Объясни-ка, никотиновый фанатик, что все это значит?! Вы что, предали Гинтоки с самого начала?! - Кагура! – Шимура был более осторожен в своих выводах и не забыл, что только что произошло. - Заткнись, очкарик! – глаза девочки потемнели, и рука сама собой сжалась в кулак, где сразу же запульсировал смертоносный инстинкт. Хиджиката нахмурился, но стоило подопечной двинуться с места, как что-то удержало ее за край рубашки. Гинтоки, поддерживая голову одной рукой, быстро расслабил хватку и кое-как произнес: - Не орите, у меня и так голова болит. Внезапно силы окончательно его покинули, и, повалившись на землю, самурай отключился. - Гин-чан! Кагура похлопала его по щекам, но босс не отзывался. Хиджиката, скрипнув зубами, поднялся на ноги и, нависнув над поверженной Ёродзуей, сказал: - Сейчас отведи нас к твоей сестре, очкарик. Отстранив Кагуру, замком приподнял тело Сакаты и посадил себе за спину. В недоверчивом молчании девочка поправила повисшие руки и ноги, пристально ловя взгляд Хиджикаты. - Ладно, ладно, - Шинпачи тоже поднялся, - только не надо называть меня очкариком! И, кстати, вы уверены насчет места? Нас там не будут поджидать.. - Просто идем туда, - отрезал Тоширо и направился к подъему наверх. Ему совершенно не хотелось разговаривать и тем более с такими надоедливыми детьми. Едва вся заварушка закончилась, замком сам ощутил себя на грани обморока, хотя не мог понять, отчего силы так быстро его покинули. Разве он перенапрягся, вытаскивая утонувшее тело? Или нервы так скрутило в узел, что стоило Гинтоки открыть глаза, как организм мигом ослаб? Последняя мысль пришлась Хиджикате не по душе, и с отстраненным видом он мрачно шагал вперед, сгибаясь под тяжестью самурая. Внезапно висевшие по плечам руки зашевелились, и пальцы сжали расстегнутый пиджак. - Тоши, - хриплый шепот проник в самое ухо, и замком вздрогнул, чуть не отпустив свою ношу, - у меня такой сильный вкус сигарет во рту. Подбородок остро уперся в плечо Хиджикаты, и Гинтоки снова обмяк. - Ты бредишь. Дети шли в отдалении, и, кажется, к ним не прислушивались. Тоширо немного остановился, переводя дух, и почувствовал, как за спиной Саката снова стал елозить. Его лицо было так близко, что распушившиеся кудряшки щекотали затылок, и полубессознательный голос снова прошептал: - Спасибо, Тоши. Замком встряхнул самурая, дабы тот не упал, и прибавил шаг. - Не за что. *** Первое, что испортило и без того убитое клиентами настроение Отае, это мокрый песок на чистой веранде ее дома. Мысленно пожелав гостям спрятаться лучше, девушка ласково позвала: - Шин-чан, это ты пришел? Никто не ответил, и, раздвинув двери в главную комнату, Отае ахнула. Посреди большой и уютной залы, смешавшись в кучу, спала Ёродзуя в полном составе, за исключением собаки. В воздухе повис странный болотный запах, и, приглядевшись, девушка даже увидела что-то похожее на зеленые водоросли на голове ее брата. Неподалеку в углу, прислонившись к стене, дремал вице-капитан Шинсенгуми, и стоило Отае сделать шаг, как он открыл глаза. - Что опять происходит?! Голос дрожал от гнева, и то, что Хиджиката слегка склонил голову в знак приветствия, взбесило девушку еще больше. Всплеснув руками, она подскочила к Шинпачи, однако тихий командный голос ее остановил. - Они всю ночь убегали, спасая свои жизни. Ты можешь убить их потом. - Это мой дом! И мой брат! Не приказывай мне! Хиджиката пожал плечами и снова задремал. Отае в ярости вывернула дверной косяк, и, осознав, что она, правда, сейчас ничего не добьется, унеслась к себе. Но наступившая тишина продолжалась недолго. Едва замком провалился в тревожную сонную яму, что-то раздражающее стало дергать его из стороны в сторону, и резко проснувшись, Тоширо понял, что в кармане пиджака вибрирует рация. Выудив устройство, вспыхивающее зеленым огоньком, замком ощутил легкую досаду. Как же он мог про это забыть! Рация перестала моргать, и голосом Окиты негромко произнесла: «О, сигнал пошел. Хиджиката-сан, ты меня слышишь?». Тоширо молчал и быстро вышел на улицу, оказавшись перед домом. «Хиджиката-сан? Ответь. Или ты уже сдох?». - Чего тебе, Сого? «Мацудайра требует, чтобы ты немедленно явился к нему, как только вернешься». Усмешка пробежала по губам Тоширо, и он ответил: - И каковы шансы, что он скажет мне то, чего я не знаю? Повисло молчание, прерываемое искаженным шумом, и Хиджиката подумал, что Окита уже отключился, как снова раздался голос. «Данна еще жив?». Сжав рацию в ладони, замком едва слышно выдохнул: - Да. Сквозь шорохи и помехи голос, летящий неизвестно откуда, помолчал и, перед тем, как пропасть, произнес: «Хиджиката, позаботься о нем». Оставшись во дворике в одиночестве, Тоширо убрал технику и потянулся. Все слишком плохо. Занятые поисками банды, Шинсенгуми полностью отстранились от дела с экспериментами, но даже не подозревали, что это был вовсе не конец. Правительство, по причинам еще неясным, продолжало держать свой карающий взор на всех участниках, и, предложив Гинтоки помощь, отряд полиции подставил сам себя. Хиджиката решил, что каким-то образом узнав, где скрывается самурай, правительство воздействовало на Мацудайру, и тому ничего не оставалось, как лично взяться за дело. И используя свои специфические методы, старик почти добился своего, если бы не встрял его же подчиненный. Тоширо опустил голову и, вздохнув, вдруг выдавил из себя смех. Подумать только! Он собственными руками сделал все, чтобы помешать себе же! До последних дней он был свято уверен, что в каком-то смысле Шинсенгуми – это он сам, и все, что касалось его труда, это его личная и неразрывная забота. И неужели сейчас он умудрился пойти наперекор своим мыслям и желаниям? Разве такое вообще возможно? Могло ли возникнуть нечто иное, что затмило его сердце и потребовало поступиться самым дорогим? И чья это вина?! Оказавшись внутри, Хиджиката склонился над самураем и постарался взглянуть на него как можно беспристрастнее. Гинтоки спал, и бледность мало-помалу спадала с его лица, уступая пышущему здоровью. Волосы топорщились еще сильнее обычного, и замком вдруг представил его обиженную мину, когда Саката увидит себя в зеркале. Тоширо помотал головой и стал серьезнее. Что за ерунда у него в голове! Кагура, приникнув к сильному плечу, тихо сопела, и Хиджиката не в силах отвести от картины взгляд закурил. Против воли что-то защемило в груди, и, решив, что это последствия всех приключений, замком прикоснулся к ноющему месту. Нужно успокоиться. С чего вдруг Ёродзуя возымела на него такое влияние? Разве имеет он что-то общее с этой компанией? Конечно, нет! Разве он часть этой команды? Нет. Он не нужен им, а они ему, у него своя дорога, у них своя. И она слишком разная, чтобы помыслить о чем-то другом. Лучше думать, как помочь себе выбраться из этой петли, покуда они не увязли еще сильнее. Так что у него вообще нет никаких оснований чувствовать себя так паршиво. Гинтоки задвигался во сне и повернулся набок. Хиджиката, замерев, в бессилии упер руки в колени и, опустив голову, продолжал вдыхать дым. Стоило закрыть глаза, как разум погрузился в пучину, и страх, тянущий к нему свои сети из самого дна, снова вызвал боль в груди. Нельзя ему поддаваться. Стоит всем стройным рассуждениям рухнуть, и Хиджиката уже не сможет быть уверенным, кем он является на самом деле, и кем стал для него этот человек. Нельзя этому поддаваться. Тоширо склонился еще ближе, рассматривая каждую отметину на белом лице, и застыл, не двигаясь ни вперед, ни назад. Он даже мог слышать дыхание Сакаты, и этот размеренный звук привел замкома в чувство. Он дотронулся до неподвижной шеи, и пальцы слабо скользнули по горячей коже. Гинтоки все так же спал и даже не почувствовал, как Хиджиката, уперевшись упрямым лбом в его грудь, несколько мгновений пролежал с закрытыми глазами. Чуть не утонув, обежав полгорода, терпя его присутствие и защищая себя каждый день, Гинтоки все равно оставался таким теплым и выглядел таким уверенным, что Хиджикате хотелось ощутить это еще немного дольше, набраться хоть так этого тепла и выкинуть все странные мысли из головы. Пусть сейчас, в эти мгновения, он будет принадлежать только ему. Всего на несколько секунд. И это никогда больше не повторится. *** Когда Гинтоки очнулся, взгляд уперся в незнакомый потолок, и, поморгав, он поднял голову и огляделся. Из-за его движения спавшая рядом Кагура сползла на пол, и задела плечом Шинпачи, чьи очки оказались угрожающе близко от ног его подруги. Саката потер глаза и, осознав, что произошло, снова посмотрел в потолок. А что, собственно, было? Сумасшедшая круговерть последних дней все перемешала в его голове, не оставляя ни секунды, чтобы понять, куда несется колесо его жизни. Он словно только и делал, что бежал, мчался без остановки, снося все на пути, и вдруг, споткнувшись, упал носом прямо в землю. Хотя, не так. Кажется, на этот раз кто-то подхватил его и не дал в очередной раз больно разбиться о жесткую землю. Кто-то, чей запах теперь разливается по всему телу, проникая даже внутрь и будоража непривыкшее к нему сознание. Гинтоки поднес руку к лицу и втянул носом аромат своей кожи, явственно ощутив запах сигарет. Ладони, локти, плечи – всюду он оставил свой след. Самурай провел руками по животу, и тот внезапно забурчал, вспомнив, что уже время обеда. Но ведь на нем здесь не только табак. К нему снова примешивался тот самый сладковатый аромат, не дававший Сакате покоя с тех пор, как он впервые его почувствовал. Кажется, только теперь он понял, на что это похоже. Гинтоки усмехнулся, и, опустив ладони в пол, еще некоторое время пребывал в прострации. Все складывается хуже и хуже, но почему тогда он чувствует себя так уверенно и даже легко? Ведь, каким бы беззаботным не был его характер, он бы не смог выручать своего обладателя бесконечно. Что за странная сила дарит ему это чувство? Или нет, вопрос задан неверно. Чья это сила? - Гин-сан? Как ты себя чувствуешь? Самурай очнулся и увидел, как зевающий Шинпачи надевает очки. - Ох, мы так быстро уснули, - сонно продолжал парень и, отодвинувшись от Кагуры, вздрогнул, - Мы все тут испачкали! Сестра нас убьет! Гинтоки отмахнулся и поднялся. От резкого движения голова внезапно закружилась, и, посетовав на свое давление, самурай придержал себя руками. Внезапно позади раздался непонятный шорох, словно кто-то хрипел за соседней стеной, и оба парня, посмотрев друг на друга, подошли ближе. Когда Гинтоки наступил на пиджак Хиджикаты, он сообразил, что звук раздается прямо оттуда, и встряхнул влажную черную ткань. Оттуда мигом брякнулась на пол рация и сверкнула своим зеленым глазом, будто подмигивая Гинтоки. «Тоши! Ты слышишь?!» «Кондо-сан, не зачем так кричать». Саката поднял устройство, разворачивая его так и эдак, будто видел подобное в первый раз. Шинпачи молчал и вдруг отобрал технику у босса. «Тоши! Ты это.. возвращайся! Все будет хорошо!» «Кондо-сан…» «У нас есть приказ арестовать всю шайку сегодня! Мы выдвигаемся в десять вечера! Тоши! Ты нам нужен! Ты слышишь?!» «Если вы не Хиджиката, пожалуйста, пропустите сообщение мимо ушей» «Ты все понял?!» Зеленый глаз моргнул и закрылся, а рация затихла, перестав вибрировать в руке Шимуры. Гинтоки почесал затылок, а парень вложил устройство обратно в карман пиджака. Снова комнату заполонило молчание, и оба самурая, не говоря ни слова, вышли вон. Друг другу им было нечего сказать, ведь все было понятно и без слов. Гораздо важнее, как донести это до замкома, чей черный силуэт ярко контрастировал на фоне полупрозрачной прикрытой двери. Гинтоки решительно распахнул задвижки и прошлепал босыми ногами на кухню. Еще рано утром, как только они ввалились в дом, Шимура быстро нашел сухую одежду, и теперь в старом кимоно его отца Саката, почесывая грудь, остановился и махнул Тоширо рукой. - Йо. Хиджиката, скуривший с десяток сигарет, обратил на самурая темное, хмурое от недосыпа лицо и ничего не сказал. Он тоже был не в своей форме и только подтянул пояс, когда рядом с виновником всех приключений показалась Отае. - Ну что же, теперь вы объясните мне, что происходит? – с милой улыбкой пропела девушка, и мелькнувший сзади Шинпачи слился со стеной. - А, спасибо за убежище, - буркнул Гинтоки, - есть еда? Нежная ручка согнула его в три погибели, и самурай, уткнувшись лицом в пол, промямлил: - Я забыл «пожалуйста»? - Совесть ты свою забыл! Почему вы все здесь?! Разве ты не должен прятаться у них?! – кивнула она на Хиджикату и отпустила Гинтоки. Тот в том же согнутом положении добрел до стула и произнес: - Обстоятельства изменились. Ты же знаешь, как трудно понять волю небес. - Все, что мне трудно понять, это почему цены за ЖКХ растут каждый месяц. А с остальным я разбираюсь гораздо быстрее! – авторитетно заявила Отае и ткнула пальцем в замкома, - А ты кончай здесь курить! Уже все провоняло! Хиджиката потушил сигарету и сказал: - Правительство все еще намерено покончить со всеми, кто связан с делом о лаборатории. Гинтоки спасло то, что он оказался у нас, они такого попросту не предполагали. Но теперь все кончено. Больше некуда идти. Отае стихла и перевела взгляд на Сакату, который лениво постукивал пальцами по столу. - Ясно. - И это все, что ты скажешь?! Девушка всплеснула руками, а самурай, придвинув к себе печеньки, стал флегматично их жевать. Его пофигистичный вид, вкупе с Хиджикатой, который с яростным лицом давил тоненькую сигарету в руках, привели Отае в бешенство. Опустив руки вдоль тела, она спокойно приблизилась и чеканным голосом, полуулыбаясь, произнесла: - Тогда что вы делаете здесь? Просто идите и возьмите все в свои руки! Мужчины вы или нет?! Хиджиката вздрогнул, чуть расширив глаза, а Гинтоки перестал жевать. - Если мужчина задумался, это не значит, что он слабак. Мне просто нужна передышка. - Да, - поддакнул Тоширо, - а я как раз разрабатываю новый план действий. - Все под контролем, Отае-сан, - Саката поднял большой палец вверх, и девушка, фыркнув, оставила их наедине. Стоило двери закрыться, Гинтоки упал лицом в стол и прогундосил: - Что нам теперь делать, Хиджиката-кун? - Откуда я знаю. - Ты же сказал, что у тебя есть план! - Ни черта у меня нет! И чего ты развалился, сам только что хвалился перед ней! Самурай вздохнул и поднял голову. Оказалось, Тоширо все это время смотрел прямо на него, и их взгляды тут же встретились. Ленивая тоска в глазах Сакаты застилала все другие эмоции, и Хиджиката, отчаявшись увидеть в них нечто более путное, отвернулся. - Оогуши-кун. Чуть скосив глаза в сторону Гинтоки, замком увидел, что тот подпер голову рукой и как-то мечтательно водит свободной рукой по столу. - Что? - Я понял, чем ты пахнешь. - С чего вдруг об этом сейчас?! – поперхнулся Хиджиката и, покраснев, посмотрел прямо в глаза Гинтоки. - Это корица, - Саката не обратил внимания на его реакцию и стал изучать глазами специи на ближайшей полке. Хиджиката что-то промычал в качестве ответа, ощутив острое желание уйти, пока не стало поздно. Но сбегать было стыдно, и из принципа замком оставался сидеть на месте. Гинтоки тем временем наконец, оторвался от стола и, уже распахнув холодильник, извлек на свет молоко. Во рту до сих пор стоял привкус табака, и белая жидкость, обволакивая горло, смыла все за собой. Даже заслоняясь стаканом, Гинтоки казалось, что Тоширо смотрит прямо на него, и, убрав кружку, он констатировал, что это не так. В эту минуту на кухню ворвалась остальная часть Ёродзуи, и холодильник сильно приуменьшил свои запасы. Хиджиката решил, что ему больше нечего здесь делать, и вышел на свежий воздух. План, так план, и лучше ему думается в одиночестве. Кагура проводила замкома глазами и, не смягчаясь, бросила: - Он все еще здесь? Гин-чан, я слышала, как он разговаривал по рации! Они точно что-то замышляют. - У тебя паранойя. Лучше следи за своим супом! Мимо рта льется! - У тебя тоже! Горячий бульон и впрямь капнул на колени, и Гинтоки, осклабившись, оттянул обжигающую ткань. Шинпачи, с буддистским спокойствием глотая жидкость, произнес: - Ты не права, Кагура. Я думаю, Хиджиката-сан на нашей стороне, он уже столько раз нам помог. К тому же, Гин-сан ему доверяет, верно? Все посмотрели на самурая, который ушел куда-то в свои мысли, и только когда девочка пнула его под столом, он снова пролил суп на себя. - Что ты делаешь?! - Это что ты делаешь, Гин-чан? Я тебя совсем не узнаю! Непонятно на что надувшись, Кагура стала с шумом хлебать из тарелки, воинственно брызгая супом на стол. - Он сказал, что все это недоразумение, и до вчерашнего дня никто не мог предположить, что все так повернется. - «Он сказал»? И ты веришь? Гнев в детских глазах был таким неприятным, что Гинтоки почти разозлился. - Что за вопрос? Хватит в это встревать! Никто теперь не знает, как из этого выпутаться, и только на Хиджикату можно сейчас положиться. Шинпачи обеспокоенно переводил взгляд то на одного друга, то на другого, и примирительно поднял руку. - Ребята, перестаньте, не время ссориться. - Только на него? – Кагура, схватив неровно лежащие палочки, сломала их в щепки, и выскочила из-за стола, - Идиот! Дверь хлопнула, и попутно опрокинутые тарелки размазали свое содержимое по деревянной поверхности. - Да что с ней такое? – искренне изумился Гинтоки и проворчал, - Совсем распустилась! Шинпачи опустил свою порцию, и его очки осуждающе блеснули. - По-моему, ты ее обидел. - Я?! Да я единственный, кто тут должен обижаться! Шимура, в эту минуту до смерти напоминая свою сестру, уничтожающе воскликнул: - Я да я! Ты все время думаешь только о себе! Ты не только идиот, но и жуткий эгоист! Кагура чуть не пострадала из-за тебя, и что бы могло случиться, если бы Садахару не вернул ее домой?! А все, что ты теперь делаешь, это сидишь на своей заднице и всех поучаешь! Раскрасневшись от гнева, Шинпачи тоже вылетел из кухни, и Гинтоки хлопнул по столу. Вот, ведь, мелкие! Как же они умеют доставать! Еще и по самому больному! Они серьезно думают, что ему плевать на всех кроме себя? Неужели его поступки говорят только об этом? Не желая мириться первым, Гинтоки снова оказался в большой комнате и услышал из глубины дома стук и возгласы Отае: - Кагура-чан! Открой дверь! Ванна нужна мне больше, чем тебе! Усевшись на пол, самурай старательно делал вид, что взятый журнал касается его гораздо больше, чем посторонний шум. - Кагура-чан! Я сломаю дверь! Отае с грозной складкой между бровей дергала за ручку. На плече у нее болталось полотенце, а сброшенные сандалии были вразнобой откинуты в сторону. Взяв передышку, девушка глубоко вздохнула и снова схватилась за уныло болтающуюся ручку, как вдруг широкая ладонь, опередив ее, легла на дверь. - Кагура! – голос Гинтоки был предельно отеческим и заботливым, - Не веди себя, как долбанное эмо, даже если у тебя розовые волосы! За стеной молчали, и ничего не происходило. - Немедленно вылезай! Или мне написать твоему отцу, что ты отбиваешься от рук? - Тогда он приедет и оторвет тебе голову! Аргумент был убедительным, и Саката пошел другим путем. - Если ты действительно хочешь мне помочь, перестань дуться и выходи! Скажи мне все в лицо! - Мне нечего тебе сказать! И я не буду помогать тому, кто это не ценит! - Ой, ой, вот как. Уперевшись кулаками в дверь, Гинтоки мучительно прислонился к ней всем телом и тут же оторвался назад. Он хотел сказать что-то еще, но тут его внимание привлек Шинпачи, который держал в руке запасной ключ. Все трое переглянулись, но Шимура сжал железку в ладони и требовательно посмотрел на самурая. Тот отвернулся и присел на корточки у самой щели, узко темнеющей между дверью и стеной. - Слушай, с чего ты взяла, что я это не ценю? Может, я и делаю все так, как мне удобно, но это ничего не значит. - Это как раз все и объясняет! – вспылил Шимура, но Гинтоки сделал знак рукой. За стеной было тихо, и Отае, приложив ладонь к лицу, смотрела на Сакату. - Если сейчас я был вынужден вас оставить, то только для того, чтобы с вами ничего не случилось! Но это не означает, что вы мне не нужны! Гинтоки протянул руку, подгоняя Шинпачи, и тот, помедлив, протянул ему ключ. Но в эту секунду замок щелкнул, и на пороге показалась Кагура, с блестящими и покрасневшими глазами. - Ты все равно идиот. Никогда не говори, что тебе не на кого больше положиться. Несколько мгновений босс и подопечная обменивались взглядами, в которых было больше смысла, чем во всех сказанных словах. Гинтоки уже давно понял, что никогда нельзя давать детям сомневаться в ценности отношений с ними. Сердца, не тронутые равнодушием и себялюбием, будут повержены очень быстро, и хотя этот опыт неизбежен, пускай он не исходит от тех, кто обещал любить и заботиться. Девочка прошла мимо, и Гинтоки, поглядев ей вслед, задумчиво поковырял мизинцем в ухе. И почему желание отдалить окружающих от своих проблем все воспринимают как эгоизм? Серьезно, что не так с этим людьми? *** Тем временем, Хиджиката, не слыша ни единого звука из дома, расположился на веранде и, скрестив руки, зажал себя в тиски. Правда, с собственными мыслями справиться было сложнее, и как бы он ни напрягался, достойный выход из ситуации никак не приходил на ум. Неожиданно у ворот дома остановилось нечто большое и белое, что замком поначалу принял за стадо пробегающих баранов. Затем, вглядевшись, он понял, что это тот самый питомец Ёродзуи, который теперь стоит и ждет, пока его впустят внутрь. - А ты умный пес, - протянул Хиджиката, осматриваясь по сторонам, - наверно, умнее всей этой компании. Садахару согласно тявкнул, а замком, памятуя, какой хвост привела собака за собой в прошлый раз, внимательно оглядел улицу. Но все было очень буднично и неподозрительно, так что ворота раскрылись, и пес, что-то подобрав в зубы, прошел к дому. Кагура, со скукой смотревшая в окно, дернулась и выбежала на улицу. - Это же Садахару! Пес уже улегся, и под мохнатым боком девочка обнаружила свой зонтик. Как оказалось, чтобы осчастливить ребенка требуется не так уж много, и все еще обиженная минуту назад Кагура теперь сияла от радости. Гинтоки, вышедший следом, переглянулся с Хиджикатой, и тот отвел взгляд. - Неужели он нашел нас по запаху? – Шинпачи гладил питомца по загривку, но тот не раскрывал своих тайн. Снова то странное чувство посетило Тоширо и, отвернувшись, он сделал вид, что очень увлеченно курит. Да что такое! В эту минуту Хиджиката как нельзя остро осознал, что значит быть не в своей тарелке. Быть вырванным из своего привычного мирка, не знать, как вернуться обратно, оказывается, это такое тоскливое чувство, и бьет оно так сильно, что хочется только убежать и больше этого не видеть. Неужели все это время Гинтоки чувствовал именно это? Досадливо поморщившись, Хиджиката так резко зашагал обратно в дом, что задел Гинтоки, и тот, обернувшись, поразился, какое терзание увидел на лице замкома. Однако тот не стал заходить внутрь, а обогнул дом вокруг. Веранда, служившая внешним коридором, привела его на задний двор, поросший так густо, что кусты продевали свои ветки сквозь деревянные перила, оплетая каждое крепление и образуя причудливую зеленую стену. На этой стороне была только тень, и солнце, спрятанное за домом, угадывалось только по яркому голубому небу. Если прислушаться, то можно было расслышать слабые шумы проезжающих машин и работающего города, но этих звуков было достаточно, чтобы не слышать доносящихся спереди голосов. Хиджиката опустил голову и ощутил себя дураком. Что он делает? От кого он прячется? Он же решил, что нельзя этому поддаваться! Какое-то щемящее чувство тоски и боли, непонятной жажды, гремучая, мучающая его смесь, которую он не мог понять и выбросить из головы. Что же ему теперь делать? Ответ возникал сам собой, но голос внутри шептал, что замком снова ошибается. Хиджиката сжался, закрыв рот рукой, словно боялся, что оттуда вырвется стон. Он знал, что должен вернуться. В первую очередь, нужно думать о своем деле, ведь, его обязанностей никто не отменял. Он не может бросить друзей из-за минутной слабости и оставить их бороться без него. Если он вернется, Мацудайра ничего ему не сделает, в этом Тоширо был абсолютно уверен. А что будет с Гинтоки? Что-то ломало уверенный взгляд в его глазах и искажало ровную линию рта. Хиджиката в ярости вцепился в края кимоно и склонился вперед. Он же обещал! Он не может бросить человека, перед которым так виноват! Почему они заставляют его выбирать? Что он должен сделать?! Саката, неслышно ступая следом, вздрогнул, увидев раскачивающегося Тоширо, который склонился над перилами. Остановившись так, чтобы его нельзя было обнаружить, самурай, чувствуя смутный жар, лишающий его дыхания, замер и, развернувшись, покинул это место. Лучше сейчас не трогать Хиджикату; лучше им вообще сейчас не разговаривать. Половица громко скрипнула, и Гинтоки замер. Хиджиката, напрягшись, повернул голову, но никого не увидел. - Кто здесь? Сделав шаг, Саката захотел провалиться сквозь землю, ибо пол вдруг опять заскрипел. Но было уже поздно: Тоширо заглянул за угол и, изменившись в лице, опустил глаза, а затем уставился на Гинтоки. - Я думал, это бродячие коты. - Э, мяу? Махнув рукой, замком прошел мимо, но голос самурая его остановил. - Слушай, - невзначай касаясь затылка, Гинтоки, неохотно подбирая слова, произнес,- насчет этого дела. Я, ведь, не кисейная барышня, и теперь, когда все в курсе, что происходит, я и сам могу о себе позаботиться. Хиджиката не отвечал, почему-то искренне желая, чтобы он сейчас замолчал. - И тебе не нужно так разрываться. Молчание уже теснило грудь, и замком схватился за сигареты. Он серьезно пытается облегчить его ношу или это очередная бравада? Гинтоки почесал подбородок и добавил: - В общем, делай, как знаешь. А я пойду прилягу, голова раскалывается. В ответ на приближающиеся шаги Хиджиката обернулся, и глаза его были холодны. - Ты в этом уверен? Как ни крути, а выходит, что с каждой стороны я кого-то предаю. И я уже переступил все, что можно. - Да не смеши меня! – Гинтоки прикрыл глаза и почесал ухо, - Когда ты вернешься, горилла кинется к тебе на шею, и все будет как прежде. - А что будет с тобой? Вопрос был таким неожиданным, таким прямолинейным, что сбил с самурая всю наигранную уверенность. Подобравшись, Саката заглянул в упрямые глаза, и его собственный взгляд стал тверже. - Я сказал, что обойдусь. Иди домой и делай то, что должен! Хиджиката продолжал стоять, и нечто ноющее в его груди слегка ослабло. Странно, зачем он это говорит? Так пытаться его прогнать! Или это что-то совсем другое? Если, как считал замком, он хотя бы немного понимал, что у этого парня на уме, то от этих выводов сомнения начинали вздыматься, как дым от пожара. Внезапно солнечный луч переместился, и Тоширо оказался полностью на свету, пока Гинтоки находился в тени. Яркость слепила его, и, прищурившись, он опустил глаза. Тут же он понял, что темная фигура перед ним задвигалась и подошла вплотную. Подошла, чтобы разрешить все его сомнения. Хиджиката даже запоздало удивился, с какой готовностью он притянул к себе это тело, будто давно ждал, желал ощутить его целиком. Руки, скользившие по шее, переместились к плечам, прижимая его все ближе. Без страсти, без торопливости, словно спрашивая себя и разрешая себе больше, Хиджиката содрогнулся от нахлынувшей волны чувств. Гинтоки физически ощутил этот импульс и, заключив лицо Тоши в своих ладонях, запечатлел долгий глубокий поцелуй. Его глаза были открыты, и когда Хиджиката отстранился, то сразу встретил полный спокойствия и силы взгляд. Он не знал, что то было его собственное отражение, ибо ему казалось, что он дрожит от одолевших его эмоций. Гинтоки, чувствуя, как все падает внутри него, и как он тоже проваливается вместе с полом в нескончаемую бездну, чуть дернул головой, когда Хиджиката обхватил его руки и отдал поцелуй обратно. Хоть они и не прощались, но пусть это будет их способ сказать «до свиданья». Без лишних слов и пустых фраз отпустить друг друга туда, где начиналась их собственная дорога. - Дождись меня, Ёродзуя. Как только я разберусь со своей проблемой, я сделаю все, чтобы это прекратить. - Ой, ой, как непохоже на тебя, быть таким заботливым. - Я серьезно! В прежде равнодушных глазах мелькнули лукавые искры, и, чуть опустив голову, Гинтоки не смог сдержать улыбки. Как же этот покрасневший и молчащий Хиджиката не был похож на самого себя! - Я понял. Иди уже, а я точно пойду прилягу. Головокружение, в причинах которого Саката не был уверен, усиливалось, и, отпустив Хиджикату, он быстро скрылся за поворотом. Все верно, они же не прощаются. И пусть хоть так, единственный раз, они скажут друг другу о своих чувствах, ведь это больше никогда не повторится.