***
Очутившись в густом тумане, в полутьме, разрезанной лучами блеклого света из пустоты, Николай с испугом уцепился за пальто следователя. — Мы за Гранью?.. — голос писаря дрожал и срывался — слишком уж свежи были ужасные воспоминания о жадной прожорливой пустоте, с причмокиванием засасывающей в себя. Яков посмотрел удивленно, но заметил, как юношу потряхивает от страха, и взгляд его смягчился. — Нет, — ответил он, — Грань есть место для мертвых. А мы с Вами, драгоценный мой, покамест живы… Гуро аккуратно отцепил от своего пальто судорожно сжатую руку юноши и успокаивающе поцеловал в центр ладони, грея ее в своих. Покровительственно обнял Николая за плечи и пояснил: — Мы в царстве Баюна. Это мир сновидений. Нечисть нередко посещает сны человеческие, но других существ вне чьего-то сна не увидеть и не услышать. Так что можем говорить без боязни — нас слышит разве что сам Баюн — или Морфей, как его окрестили греки, — а ему наши разборки побоку. Юноша кивнул несмело, все еще крепко сжимая руку Якова Петровича, но из глаз его довольно скоро уходил страх. Николай быстро вспомнил о деле, которое их сюда привело, и вопросительно взглянул на следователя. Гуро понимающе ухмыльнулся уголком губ и небрежно махнул в пустоту свободной рукой. Повинуясь этому жесту, из ниоткуда возникли два больших удобных кресла, в одно из которых опустился сам Яков, жестом приглашая Николая занять соседнее. Кресла были расположены так близко друг к другу, что можно было не размыкать рук — писарь благодарно улыбнулся мужчине, осознав это. Не чувствовать чужого тепла в этом странном месте по-прежнему было немного пугающе. Дождавшись, когда юноша усядется поудобнее, Яков начал свой рассказ: — Итак, как Вы абсолютно верно заметили, голубчик, я нашел зацепку по Всаднику. А точнее, самого Всадника и его логово, если быть совсем точным… Николай едва не подскочил на месте, услышав это. Но, повинуясь укоризненному взгляду Гуро, поспешно устыдился этого порыва и всем своим видом изобразил внимание и готовность слушать дальше. — Для начала я, как и Вы, обратился к старейшим могилам на кладбище. Искать долго не пришлось — я нашел явно облюбованное ведьмой место проведения ритуала столь темного, что даже у меня, беса, волосы вставали дыбом. В поисках источника, с которым был связан ритуал, я набрел на могилу — которую Вы, милый мой, столь неосмотрительно навестили ночью. Как и Вы, этим я мало чего добился — имя на камне было сколото и неразборчиво… Яков недовольно поморщился, вспоминая это. — Тогда я решил навести справки среди мертвецов. Это оказалось вовсе не так просто, как мне думалось — жертвы Всадника, все как одна, лишились своих душ, а, следовательно, и призраками не стали. Обитающие поблизости мертвецы были либо напуганы так, что отказывались говорить, либо были чересчур агрессивны… — следователь с намеком огладил пальцами свою трость, с явным удовольствием лаская холодный металл набалдашника в виде головы ястреба. — Но мне повезло. Нашлась жертва, которую он не поглотил полностью. Ее душа осталась бродить там, где он впервые появился. Так я нашел свидетельницу, которая видела все… и знала своего убийцу в лицо. — Кто такой Всадник, Яков Петрович? Вы же узнали, правда?.. — от волнения Николай вцепился пальцами в мягкий подлокотник кресла, тут же скрипнувший в сильной хватке. — Убийца все это время был у нас под носом. Вспомните, Николай Васильевич, кто из окружающих Вас в Диканьке вызывал волнения силы внутри? От кого с души воротило по непонятным причинам? Кто вызывал в Вас непонятный страх, опаску, желание оказаться подальше?.. — Гуро приблизился к лицу писаря вплотную, его глаза горели бесовским лукавым огнем, взгляд словно вопрошал: «угадаешь ли? так ли хорошо силу свою чувствуешь?» Гоголь замер, остановившийся взгляд вперился в пустоту. Осознание отражалось на его лице расползающейся, почти мертвенной бледностью. Бескровные тонкие губы шевельнулись: — Князь… Данишевский… Яков коротко кивнул, лицо его помрачнело: — Вы абсолютно правы, милый мой. Всадник — Алексей Данишевский. Писарь шокировано хватал ртом воздух. — Но если… как это возможно… разве его супруга, Лиза, не в опасности рядом с ним?.. — Ой, да бросьте, Николай Васильевич! — махнул рукой следователь на его опасения, — Он жил с этой женщиной пять лет и вдруг решит убить ее только сейчас? Глупо, согласитесь. — Откуда Вы знаете?.. — Свидетельница рассказала. Видите ли, Николай Васильевич, обычно призраки привязаны к определенному месту или даже предмету, связанному с их смертью. Но иногда, очень редко, бывает и такое, что призрак оказывается привязан к человеку — в нашем случае, к демону. И наша свидетельница — именно такой дух. Впрочем, думаю, она сама нам все расскажет гораздо лучше. Пойдемте, милый мой, я Вас с ней познакомлю.***
Поднявшись с кресла, тут же рассыпавшегося туманом, Гоголь последовал за влекущим его за руку мужчиной. Шли они недолго — очень скоро зыбкая тропка в пустоте привела их к обычной деревянной двери, выкрашенной бледно-зеленой облупившейся краской. — Выйдем здесь, — уверенно сказал Яков Петрович, и, взявшись за витую бронзовую ручку, довольно заметил, — Очень удобно через мир снов срезать дорогу в реальности. Мир Баюна — как проводник между Гранью и миром живых. Учтите это, милый мой, возможно Вам пригодится… Следователь повернул ручку, дверь открылась с тихим скрипом, и их затопила тьма. …Когда тьма рассеялась, Николай обнаружил их стоящими в ночном лесу. Окрестности были освещены лишь рассеянным светом луны, и место было Гоголю незнакомым. — Где мы? — спросил писарь у Гуро, с задумчивым видом вглядывающегося вдаль. — Мы немного срезали, так что осталось идти всего ничего, — с этими словами мужчина потянул Николая за собой. Они немного прошли по едва заметной в полумраке леса тропке, которая вывела их на небольшую поляну. — Это здесь, — сказал негромко Яков, а потом вдруг крикнул в пустоту: — Эй, голубушка! Выходи! Я вернулся, как и обещал! Первые несколько мгновений ничего не происходило, а потом перед ними неожиданно, словно из воздуха, появилась бледная девушка в простом полотняном платье. — Ты сдержал слово, — бесцветным голосом произнесла мертвая. Взгляд ее неподвижных, как у рыбы, глаз, обратился на Николая, — Вижу. Он поможет тебе убить демона. — Она почему-то не такая, как призраки, которых я видел ранее… — прошептал писарь на ухо Гуро, опасливо косясь на мертвячку. — Голубчик, так Ваши мертвецы были обычные, не от демонской руки умершие… А из нее чуть душу не высосали — вот и не похожа она на живую, даже не скрывает этого, как другие, вроде Оксаны-утопленницы, — ответил ему следователь, понимающе улыбаясь его любопытству. Сжав руку писаря в своей чуть сильнее, словно ободряя, Яков вновь обратился к мертвой девушке: — Прошу, расскажи нам про Рогатого Всадника. Про то, как он стал тем, кто он сейчас. Мертвячка согласно кивнула. Ее движения при этом не были похожи на движения живого человека даже немного. Голова ее просто резко дернулась вниз, а затем вверх, словно у куклы на нитке. Она начала рассказ, почти не шевеля сине-черными губами: — Сначала он появился из Ада. Его призвал молодой человек, чье имя было Алексей Данишевский… Гоголь распахнул глаза в сильнейшем изумлении, непроизвольно прижимаясь теснее к Якову. А девушка продолжила говорить, все так же бесстрастно и безучастно: — Человек призвал его в надежде получить власть, чтобы выиграть на дуэли. Демон обманул его и забрал себе его тело. — Постой… Но если этот Алексей не умер, то чья тогда могила на кладбище? — спросил Николай у мертвой, недоуменно сводя брови. — Могила пуста изначально. Демон вселился в уже погибшего человека, но похоронить себя не дал, морок навел. А потом стал в этом теле и с этим именем ходить по земле… — Спасибо, милая. Чем нам отблагодарить тебя за информацию? — ласково спросил у девушки Гуро. — Загоните Всадника обратно в Ад и я свободу обрету. Это будет моей наградой, — ответила мертвая и растаяла клочком грязно-серого тумана.***
Обратно шли в молчании. Только уже подходя к деревне, Николай осмелился задать вопрос: — Что делать будем, Яков Петрович? Гуро вздохнул. — А что нам остается, голубчик? Нанесем визит Данишевским. К тому же… — следователь хитро прищурился, — очень кстати демон заинтересовался Вами настолько, что сам пригласил заходить почаще. Вот и воспользуемся этим любезным приглашением. Гоголь замялся: — А мы… поставим в известность Александра Христофоровича?.. — А, главу местного управления полиции? Оповестим, отчего ж нет, — приподнял бровь Яков, хмыкнув, и заметил, — А Вы, как я вижу, подружились с ним, пока я отсутствовал? Писарь отчего-то смутился, повел неловко плечами: — Когда я думал, что Вы умерли, мне было так плохо… Александр Христофорович был единственным, кто меня растормошить пытался. Он человек хороший, только самолюбивый немного… — Что ж, Вы правы, он неплохой человек. Хитрит что-то, но храбрец, каких поискать, и честный, что в наши непростые времена редкость… — задумчиво перебрал пальцами по набалдашнику своей трости следователь, — Что ж, хорошо. А как Вы думаете, Николай Васильевич, стоит его в чертовскую сторону дела посвящать? Николай вспомнил, как яростно отрицал Бинх нечеловеческую природу Всадника, как отчаянно искал объяснение всем непонятностям и мистическим составляющим дела… Юноша печально покачал головой: — Нет, Яков Петрович. Он человек простой, а ну как его это знание с ума сведет? Или в параноика обратит? Гуро одобрительно кивнул. — На том и порешим. И они быстрым шагом направились в деревню.***
Когда они вдвоем завалились к Бинху, ночь уже близилась к концу. Завидев рядом со встрепанным больше обычного Николаем живого и здорового столичного следователя, Александр Христофорович натурально потерял дар речи и почти что без вопросов собрал мужиков для облавы. Было решено первыми пропустить Гоголя и самого следователя, а уж потом, в назначенный час, ввалиться всей оставшейся гурьбой и повязать преступника — если будет в том нужда. Когда они уже стояли перед парадным входом поместья Данишевских, Николай почувствовал нервный мандраж. — Боитесь, Николай Васильевич? — спросил его Гуро, заметив, как писаря едва заметно потряхивает. — Как же не бояться, Яков Петрович… Из головы слова Оксаны не идут… — жалобно прошептал ему в ответ писарь, отчаянно косясь в сторону. Следователь повернул голову к нему, остановив на его лице задумчивый взгляд блестящих темных глаз: — Что тебе такого мавка сказала, милый мой, что ты так боишься? Гоголь в ответ зажмурился, выдыхая: — Не привык я еще к силе своей, ко всей этой… тьме. А ну как он меня сожрет, будто куренка слабого?.. Яков резко подался к сгорбившемуся в отчаянии юноше и вдруг заключил его в крепкие объятия, прижавшись губами к черноволосой макушке, прошептал горячо: — Ты сильный, ты справишься, Коля. Не слушай никого. Писарь замер в его руках, неуверенно протянул руки, хватаясь робко за крепкую спину мужчины и утыкаясь носом ему в шею, чтобы вдохнуть такой знакомый и успокаивающий запах следователя. Горьковато-свежий, чуть пряный… Николай позволил себе несколько мгновений насладиться этим обволакивающим, казалось, само его существо, ароматом, и с сожалением расцепил руки. Яков медленно разорвал объятия, перемещая руки на плечи писаря, и посмотрел ему в глаза. — Ничего не бойся, милый мой. Я буду рядом. Гоголь слабо кивнул, встречая взгляд следователя почти уверенно. Гуро протянул уже было руку к дверному кольцу, но в последний момент обернулся: — И помни — ты по силе выше меня стоишь. Выше Всадника.***
На стук отозвались почти мгновенно — будто под дверью ждали. Слуга с совершенно незапоминающимся, словно смазанным, лицом молча открыл перед ними двери и поклонился, жестом показывая следовать за ним. Гуро многозначительно взглянул на Николая, юноша ответил ему понимающим едва заметным кивком. «Нас ждали». Слуга сопроводил их, как ни странно, в столовую. Несмотря на позднее время, во главе стола обнаружился сам хозяин поместья, лениво перекатывающий вино в бокале. На столе перед ним стоял графин с вином и пара пустых бокалов. В помещении горело несколько свечей, что давали света ровно столько, чтобы все было видно, но половина комнаты была скрыта в мягком полумраке. Тягучий, как смола, и сладкий, как мед голос разрезал напряженную тишину: — Что же Вы застыли, господа? Присаживайтесь, не стесняйтесь… Хотите вина? При этих словах Данишевского два стула одновременно отодвинулись от стола, скрипя ножками по паркету, и перед каждым из них на столе возник пустой винный бокал. «Он даже не скрывает своей силы!..» Николай шокировано перевел взгляд со спокойного, довольного лица князя Данишевского на напряженного, собранного следователя. Гуро цепко блеснул глазами, словно подбадривая писаря. Гоголь взял себя в руки, как мог спокойно прошел к отодвинутому стулу и сел, резким жестом отказываясь от предложения хозяина поместья выпить. Бокал перед ним мгновенно растворился в воздухе. Яков одобрительно хмыкнул и последовал примеру юноши, но от вина отказываться не стал, явно желая понервировать Данишевского. И ему почти удалось — во всяком случае, Николай отчетливо видел, как у Алексея дернулся глаз, похоже, от злости. Но, желая остаться радушным хозяином в глазах гостей, князь сделал ленивый жест рукой, и пузатый графин нехотя оторвался от стола и, подлетев к Гуро, наполнил его бокал рубиновым напитком. Следователь «в благодарность» Данишевскому послал радушную до приторности улыбку, принимаясь неспешно и с явным удовольствием смаковать вино. Гоголю в этот момент показалось, что он сейчас услышит скрежет зубов князя. Бросив последний уничтожающий взгляд на наслаждающегося ситуацией Якова, Алексей переключился на писаря. — Николай Васильевич, не стоит так напрягаться. Я Вам не враг, — голос князя разливался медовой патокой, пытаясь одурманить разум, но Гоголь был наготове и не поддался его чарам. — С чего бы это? — невозмутимо, насколько это возможно было в такой ситуации, отозвался писарь, пристально следя за малейшими движениями вальяжно развалившегося хозяина поместья. — С того, драгоценный, что Вы можете помочь мне, а я Вам! — широко улыбнулся Алексей, салютуя ему бокалом. Видя, что Гоголь не торопится, будто радостный глупый щен, бросаться к нему с вопросами, Данишевский со вздохом встал со своего места и прищелкнул в воздухе пальцами свободной руки. В тот же миг рядом из ниоткуда возник один из безликих слуг и замер в полупоклоне, ожидая приказов. — Позови Елизавету Андреевну, пусть спустится. Предупреди, что у нас гости, — небрежно бросил слуге князь, и тот растворился в воздухе, выслушав приказ. — Я покажу Вам, для чего мне все это было нужно! — восторженно провозгласил Данишевский, подчеркнуто обращаясь к Николаю и игнорируя Гуро. Впрочем, следователь отвечал ему взаимностью — казалось, его гораздо больше интересует, хорошо ли подпилены его ногти, нежели происходящее вокруг. Но писарь знал, что на самом деле Яков Петрович находится в том же собранном состоянии, что и он сам, просто умело скрывает это за показной расслабленностью. Похоже, бесу это было не впервой. Спустя пару минут двери в столовую распахнулись и в дверном проеме показалась немного встрепанная (но по-прежнему очаровательная) княгиня в самом простом платье и легком платке, явно накинутом впопыхах. — Лёша, у нас гости? В такой поздний час?.. — она осеклась, заметив Гоголя, — Добрый вечер, Николай… — Милая, почему ты одета так легко? Ты можешь простыть. Я велю растопить еще один камин, — в голосе Алексея впервые на памяти Гоголя отчетливо было слышно беспокойство. В недоумении наблюдая, как вмиг растерявший свою вальяжность и самоуверенность князь суетится вокруг мягко улыбающейся ему жены, Николай переглянулся с немного удивленным Яковом. Демон вел себя странно. Усадив Лизу, Данишевский приблизился к Николаю чуть ли не вплотную. Рука его, держащая неизменный бокал, заметно подрагивала — он волновался?.. — Посмотрите на нее, Николай… — проникновенным шепотом произнес мужчина, немного наклоняясь к писарю. Гоголь почувствовал острое желание вскочить с места и убежать как можно дальше отсюда. Сила внутри всколыхнулась гневной волной, сжала в мучительном спазме все внутренности, обожгла вены… Но Николай только медленно, мучительно сглотнул, болезненно ощущая, как бьется тьма в тисках плоти, и остался на месте, намертво сжав пальцами подлокотники. А князь продолжил, словно и не замечая, как сжимается рядом с ним юноша: — Она так чиста, в ней столько света… Словно ангел… Гуро хмыкнул со своего места, услышав это. Демон проигнорировал это: — Этот ангел умирает, Николай. Юноша с подозрением взглянул на нависающего над ним князя и с опаской — на сидящую вдалеке Елизавету. По счастью, девушка была достаточно далеко и не слышала тихого голоса своего благоверного. — Что с ней? — спросил Гоголь, поддаваясь жалостливому шепоту внутри себя. Писарь был сострадателен, ничего нельзя было с этим поделать. Не мог Николай пройти мимо человеческого горя и не попытаться помочь… — Она больна чахоткой, — доверительно прошептал Алексей. Глаза его загадочно блеснули в полумраке столовой, — Она жива только потому, что я поддерживаю ее силы… — Сутью жизни убитых девиц, не так ли? — внезапно громко подал голос до сей поры молча слушающий Яков. Этот вопрос повис в мгновенно образовавшейся густой, тяжелой тишине. Князь словно окаменел на месте. Николай испуганно распахнул глаза, оглядываясь на следователя. И самое главное — сказано было достаточно громко, чтобы услышала Лиза. — О чем говорит этот человек, Алёшенька?.. — девушка нервно поправила платок, пытливо глядя на мужа, замершего к ней спиной. За Данишевского ответил Гуро. — Видите ли, сударыня… Кстати, позвольте представиться — столичный дознаватель Яков Гуро, очень приятно… Мы с Николаем Васильевичем уверены, что Ваш муж замешан в серийных убийствах молодых девиц по всей Полтавской губернии… Увидев, как княгиня в сильнейшем изумлении прикрыла рот рукой, мужчина притворно изумился: — Как, Вы не слышали об этом? Как странно… Ведь убийца выбирал только молодых девушек, Вы вполне подходите под его типаж. Странно, что Ваш муж не предупредил Вас быть осторожнее… Глаза Лизы начали наполняться слезами. Она пораженно смотрела на мужа. — Лёша, милый, почему ты не рассказал мне об опасности, что бродит так близко?.. — в голосе девушки звенели слезы, но Алексей не повернулся к ней. Он, кажется, и дышать перестал. Повисло молчание. — Почему Вы считаете, что мой Алёша замешан… в этих… убийствах?.. — медленно, пытаясь справиться со своим голосом, спросила Елизавета, обращаясь к Якову, который встал со своего места и неторопливо прохаживался по просторной столовой, делая вид, что его чрезвычайно занимает витиеватая отделка стен. — О, все предельно просто, милая барышня, — улыбнулся Гуро, останавливаясь неподалеку, — Дело в том, что он давно у… Договорить Яков так и не успел. Словно очнувшись, Данишевский с нечеловеческой быстротой оказался рядом и одной рукой схватил Якова за ворот его рубашки, удерживая его в воздухе, а другой начиная замахиваться. Николай с ужасом пронаблюдал, как бокал неведомым образом трансформируется в поблескивающее лезвие. Гоголь вскочил. Время словно замедлилось. Медленно открывала рот для крика княгиня Данишевская, платок с ее плеч так же улиточно медленно соскальзывал вниз… Только юноша мог двигаться с привычной скоростью. Но ему нужно было быть быстрее. «Этот сон не сбудется, я не позволю!..» Николай побежал изо всех сил. В этом вязком замедленном мире он чувствовал себя легким ветерком, что игриво преодолевает за секунду расстояния, на которые у человека ушло бы в десять раз больше времени. Он в одно мгновение оказался рядом с вцепившимися друг в друга мужчинами и, легко отцепив руку Алексея от рубашки следователя, чуть толкнул князя в сторону. Мир мигнул светом, затрепетал огонек свечи… и время восстановило свой естественный ход. Яков, зависший в воздухе, весьма грациозно приземлился на паркет, удержав равновесие и удивленно хлопая глазами на писаря, оказавшегося рядом так скоро, что даже бесовский глаз этого не заметил. Алексей на большой скорости впечатался спиной в ближайшую стену и теперь замер в немного нелепой позе с весьма ошарашенным выражением лица. По изящной лепнине на стене пошли трещины. Клинок в полете выскользнул из руки князя и вонзился в паркет. Лиза успела вскочить со стула и теперь потрясенно смотрела на открывшуюся ее глазам картину, прижимая руки к лицу. Теплый платок финальным аккордом сиротливо валялся на полу. — Что… — слабо подала голос княгиня, явно не зная, к кому бросаться. Неудивительно — на ее глазах муж поднял мужчину, будто пушинку, одной рукой и замахнулся на него — только подумайте! — мечом, непонятно откуда взявшимся… А миловидный робкий писарь вдруг в один миг оказался рядом с ними и бросил Алёшу с такой силой, что тот пробил своим телом стену… Немудрено, что девушка не знала, что ей предпринять. Слабый ее возглас потонул в раздавшемся голосе, негромком, но уверенном: — Я не позволю Вам, князь Данишевский, кем бы Вы не являлись. Не позволю Вам причинять вред никому более — тем более дорогому для меня человеку. Говорил это Николай, и голос его звучал как-то жутко, пробирая до мурашек даже стоящего рядом следователя. — Если понадобится, то я Вас остановлю, — закончил спокойно Гоголь, и его глаза вдруг потемнели на миг, а потом снова приняли свой обычный цвет, светлый, будто небо ранней весной.