***
Я собрала сумку и уже застегнула её, как брат вошел в мою комнату и обнял. Конечно же я обняла в ответ. — Что у вас с Сашей? — всё ещё обнимаясь, спросила я. Да, я слишком прямолинейная. — Мы встречаемся, а откуда ты знаешь? — я улыбнулась и мы отпустили друг друга. — Я вас случайно застукала за кхм, — я театрально откашлялась и засмеялась. Честно, я была рада за них и осознала это только на утро. — Прости, мы не подумали, — брат засмеялся, а потом по-доброму улыбнулся. — Да ладно, меня Макс отвез, — брат хитро улыбнулся и поиграл бровями. Я дала ему подзатыльник. — Эй! — и потер место удара. Рука-то у меня легкая, но когда я злюсь, то похуже чугунной сковородки будет. — Только не обижай её и попробуй сказать про ребенка, если у вас всё далеко зайдёт, хорошо? — брат закатил глаза и кивнул. Да, я не отстану от него с этим малышом. Он промолчал и покинул мою комнату. Он любит и я знаю это, но дурить ей голову неправильно. Я выдохнула и села рядом с сумкой. Посмотрев на неё, я слегка улыбнулась. Полежу недельку, успокоюсь и отдохну. Но на счёт ребенка, я расскажу ей в ноябре, если Денис сам этого не сделает. Пусть я и испорчу им жизнь, но во благо моей подруги.***
Шёл третий день моего перебивания в больнице. Я прогуливалась по больнице и сейчас находилась на третьем этаже. Отделение новорожденных. Спросите как я сюда попала? В этой больнице у всех врачей и пациентов есть пластиковая карта. С помощью её открываются двери различных отделений, кроме хирургии. Без проблем датчик принял мою карту и я гуляла по ярким коридорам этажа. Случайно я добрела до большой слегка приоткрытой двери. Она отличалась от палатных, поэтому без зазрения совести я заглянула туда. Хотя совести у меня и так нет. Это была палата, где в прозрачных кувёзах лежали младенцы, которым нет ещё и пары дней. Я зашла и подробнее осмотрела всех малышей. Некоторые спали, некоторые слегка бултыхали ножками и ручками, а некоторые, увидев меня, смотрели не отводя своих больших глазок. Понимание того, что никогда не смогу вот так вот прийти в больничном халате и посмотреть на своего сына или дочь, медленно разрывало внутри. Я за два года уже построила стену вокруг себя, но лишь мысли о практическом бесплодии делали трещины. Я ещё раз осмотрела малюток и вышла. Психолог вообще запрещала мне контактировать с маленькими детьми ближайшие полтора года. Вроде это время и прошло, но в груди больно щемит. Не так как раньше, безусловно, но всё равно неприятно. Я поднялась на этаж выше. Осмотрела белую металлопластиковую дверь с табличкой «Отделение интенсивной терапии». В голове сплыли некие воспоминания о том, как я около месяца провалялась в нём. Ну как в нём. Не в этой больнице, а за границей. Я поднялась на пятый этаж и прислонив карту к датчику, вошла. Вот и моё «Подростковое отделение пищевых расстройств». Здесь лежат дети от четырнадцати до восемнадцати лет с острыми гастритами и язвами. А так же такие, как я — анорексички. После двух месяцев в Германии, меня перевели сюда под наблюдение, где проторчала ещё два месяца. Я уже направлялась к себе в палату, как меня окликнули: — Эй! Погоди, — я развернулась на обладателя хриплого голоса. Это была невысокая девушка с запущенной формой анорексии, лет так шестнадцати. Она медленно шла ко мне, кое-как передвигая ноги. Вспоминаю себя, когда после двух недель в кровати, меня заново поднимали на ноги. Я подошла к ней, чтобы она лишний раз не надрывалась, так как сама знала насколько это тяжело. — Да, — обратилась я к ней. — Ты ведь тоже страдаешь анорексией? — я посмотрела на свои ноги, обтянутые в черные лосины и улыбнулась. — Нет, это в прошлом, просто остались последствия, — из-за одного из них, я недавно чуть не разревелась. — Просто, я одна здесь с такой проблемой и мне очень сложно, — девушка уже срывалась на плачь. Я положила руку на её плечо. Она подняла на меня свои серые и заплаканные глаза, обрамленные синяками. — И тебя никто не понимает в палате? — брюнетка кивнула. — Так вот слушай. Тебя никто не поймёт. Тебя будут осуждать за то, что ты сделала с собой, но ты должна быть сильной. Ты должна есть и поправляться, — она резко скинула мои руки и заревела. — Нет! Я не буду есть! — она упала на коленки и громко заревела. Я присела в ней и громко выдохнула. — Я была такой же. Думаешь я не плакала, когда в меня насильно пихали еду? Думаешь я не ревела после очередного взвешивания, когда набирала плюс пол кило? — она подняла голову и вытерла слезы с глаз. — Я, как человек переживший это, скажу одно: пересиль себя и начни есть. Ты не станешь полной, просто физически не сможешь. Ты должна пересилить себя, ради самой же себя и ради своего счастья, — я улыбнулась и подала ей руку, чтобы девушка поднялась. — Докажи, что ты сильная, — похлопав девушку ещё раз по плечу, я развернулась и стала уходить. — Я Аня, — я повернула голову и, улыбнувшись, произнесла: — Соня, — и ушла в свою палату. Я села на кровати и вязла телефон. Уже обед. Единственный плюс этой больницы это питание. Для каждого индивидуальное и очень вкусное. Никогда бы не подумала, что в больницах может быть вкусно, но в этой для нашего отделения готовят очень хорошие повара. Через десять минут в палату вошла медсестра и занесла мне поднос с едой. Это был грибной суп, салат с креветками и запеченная рыба с овощами. Вот что значит ВИП обслуживание. Поблагодарив, я поставила поднос на ноги и приступила к еде.***
Я только вчера вечером вернулась с больницы, с несильно утешительными результатами. Хуже мне, конечно, не стало, но и лучше тоже. Доктор сказал, что это моя грань и я уже явно не смогу сдвинуться в хорошую сторону. Конечно же, я не выспалась и в школу пришла словно зомби. Упав, да, именно упав за свою парту, я легла на неё и закрыла глаза. Жить не хочется, вообще. Но я не закончу жизнь самоубийством, это удел слабых, не мой. — Сонь, что такое? — трясет за плече подруга. Я усмехаюсь. — Жизнь — это сплошное лживое дерьмо, — говорю как отрезаю. А ведь мне говорили, что шансы на улучшения у меня есть. Что нужно время. Лгали. Лгали, вселяя тупую надежду, которая раскололась на тысячи осколков. Давно не чувствовала себя так паршиво. — Что случилось и где ты пропадала? — да, я просила брата держать язык за зубами. Захочу — сама расскажу. — Больница, — кратко бросаю я, всё ещё лежа на парте. — Что случилось, ты болела? — я поднимаюсь и горько улыбаюсь. — Уже последние два года, — смотрю на вошедших брата, Макса и Стаса. Саша медленно подходит и обнимает своего парня. Он обнимает в ответ за талию и целует в лоб. Класс, конечно, в шоке, но через неделю слухов всё стихнет как будто так и было. Было бы другое настроение, я бы ещё раз порадовалась за них, но на душе настолько противно, что как-то даже пофиг. Да, я эгоистка, не отрицаю. Скоро горечь уйдет и я вновь заживу спокойной жизнью. Калинина вернулась на своё место, а я подперла лицо руками. Ну что же, Соня. Второй раунд. Погнали.***
После физкультуры я выжата, как грёбаный лимон, пошла в душ. Горячая вода била по макушке, принося расслабление, разнося его по венам, конечностям. Донося его до груди, в которой до сих пор всё сжималось от агонии. Надев нижнее белье и завернувшись в полотенце, я вышла с душа. Вокруг ни души. Видимо, я слишком долго расслаблялась. Дверь открывается и моему взору показывается Волков с ключами от моего шкафчика. СУКА! — За всё платить нужно, детка, — бросает он и закрывает дверь раздевалки. Не успела я даже ринуться к ней. Подбегаю босыми ногами к двери и нещадно бью её кулаками, ору, да так, что спадает полотенце. — Придурок! Выпусти меня! — как резаная верещу я, но в ответ тишина. Разворачиваюсь и сползаю по двери вниз, садясь на холодный кафель раздевалки. Самовлюбленный придурок, мудак! — орёт подсознание. Он думает сломать меня, но я не та сука, которая растечётся перед тобой, я Соня Котова, твою мать! Надо, просижу хоть до завтрашнего утра здесь. Но самое ужасное, этот сукин сын имеет мозг. Надо же так всё продумать. Последний урок физкультуры. Усталая я, которая будет нежиться под горячими струями, как и любая уставшая девушка. Выгнать всех с раздевалки. Я поспешила, когда подумала, что смогу противостоять ему. Никогда не делай поспешных выводов о человеке, особенно, если это твой враг. Да, я ненавижу его. Он тоже меня.***
Спустя часа так два, дверь открылась и в неё вошел Волков. — Ну как, насиделась? Подумала о том, что со мной лучше не связываться? — беспринципный придурок. Говорит, словно я последнее говно. — Где мой брат? — вопросом на вопрос. — Я сказал, что отвезу тебя, — ухмыляется придурок, вертя ключи от моего шкафчика на пальце. — Уёбок! — ору я и поднимаюсь с лавочки, придерживая полотенце одной рукой. Его взгляд гуляет по моим тощим, оголенным ногам и выше, останавливаясь на лице. — Я бы, на твоем месте, вообще молчал, или ответил на поставленные вопросы? — его взгляд испепеляющий. Если бы не мой стальной и четко выстроенных характер, уже бы ревела. Медленно и вальяжно, словно лев, подходит ко мне. Я вжимаюсь в стенку. — Расстояние соблюдай, я не твоя очередная подстилка, — одной свободной рукой упираюсь в его сильную грудь. Он и вправду очень накачен. — Хмм… — он ещё раз осмотрел меня, а потом засмеялся, облокотившись на одну руку, которую поставил около моей головы. — На кости не бросаюсь, прости. Ну да, лучше же Белову иметь в её накаченный зад. Я фыркнула. — Тогда какого ты меня здесь держишь? — парень отвел взгляд в сторону, а потом вернул на меня. — Потому что сучки должны знать своё место, — прошипел он мне в лицо. Слишком близко. Уже двумя руками я пыталась его оттолкнуть, совсем забыв про полотенце, которое незамедлительно спало. Никогда, ни разу в своей жизни, ни один парень, не видел меня в нижнем белье. Хотя и смотреть не было на что. Макс прав — парни на кости не бросаются. Но самое главное было другое, он мог заметить то, что не должен был. То, что никто не должен был видеть. Я закусила губу, надеясь на тусклое освещение помещения. Макс скользнул по мне взглядом и обратно к глазам. — Чё пялишься? — выплевываю я слова прямо в его наглую рожу. — Было бы на что, — смеется он, а я, не теряя времени, поднимаю ногу для удара по самому ценному. Но меня за бедро резко перехватывают и прижимают его к стенке, выравнивая ногу. Меня резко берут за шею и я теряю дар речи. Рассчитывает силу. Держит не сильно, но вырваться шансов нет. — Ещё одно движение и я опозорю тебя на всю школу. Скину на другого, так что на счёт брата не переживай. Он не виноват, что у него сестра ебанутая на всю голову, — он был похож на голодного и злого зверя перед добычей. — Пусти! — начала я дергаться, отойдя от ступора. Меня пустили и кинули на лавку ключи. — Была бы по красивее, выебал бы, — грубо сказал парень, стоя у дверей. После ещё раз осмотрел меня и ушёл. Этот день просто убил меня напрочь. Хотелось сесть на пол и реветь, или просто забить на этого полоумного долбоеба и жить дальше. Конечно же, я выбрала второе, и переодевшись, вышла на улицу. Уже было темно. Долго он меня там продержал, гад.***
Я дошла домой и сразу пошла к себе. Брата нет, родителей тоже. Отлично. Никаких расспросов и прочей суеты. Поднимаюсь к себе и сразу же открываю крышку инструмента. Сажусь за него и вспоминаю ноты Halsey — Gasoline. С первого раза не получается. Я психую и долблю по клавишам, проклиная себя за это. В итоге, с десятой попытки успокаиваюсь и играю мотив похожий на оригинал. Голос дорабатывает картинку и я довольная закрываю крышку, проводя по ней тонкими пальчиками, извиняясь. Всё же музыка это мой наркотик, в котором я готова утопать.