Twins

Кисок не встаёт на колено. Он протягивает коробку левой рукой, правой придерживая сигарету у рта. Хёнчжу приподнимает бровь, затягивается глубоко и выдыхает в осеннее небо густое облачко дыма. Её руки сложены на груди, на голове какой-то ужас для показа, её выход через двадцать минут, а у Кисока ещё очень много дел. Не то чтобы у него есть время что-то объяснять. — Выходи за меня замуж. Хёнчжу всё-таки давится дымом. Кашляет надрывно, до слёз, согнувшись над ещё мокрым после дождя асфальтом, смахивает с накрашенных ресниц слёзы и кажется смеётся. Кисок тушит окурок носком кроссовка, открывает коробочку и всё так же держит её на вытянутой руке. Там простенькое кольцо даже не с бриллиантом, но Кисок знает, что Хёнчжу всё равно. Она либо примет его предложение, либо пошлёт нахрен. Он согласен только на первый вариант, потому что эта женщина заняла все пункты его расписания мыслями о своей на самом деле едва ли стоящей внимания фигуре. — Оппа, ты не тронулся умом? Хёнчжу держит сигарету у лица и растерянно улыбается. Кисок научился разбираться в её эмоциях немного за то время, что они встречались, ругались, мирились и снова ругались, расходясь на долгие недели и не поднимая трубки на звонки. Он знает, что за жёсткой иронией, высокомерными улыбками и отчаянно принципиальной беспринципностью прячется хрупкая и ранимая женщина, которая хочет, чтобы её защищали. Иногда. — В последнюю ссору ты более чем верно выразился: я шлюха. Бизнес такой, знаешь ли. — Уходи из него. Я в состоянии обеспечивать нас обоих. Хёнчжу даже закидывает голову, когда смеётся. У неё смех выходит ломким и звонким, а не издевательским (хотя задумывался, наверняка, именно таким), настолько, что Кисок слышит за этим всё те же тщетные попытки убедить себя в том, что происходящее сон. Кисоку, конечно, льстит такая реакция. — Хёсан тоже в состоянии обеспечивать нас обоих. Даже троих, если я захочу оставить какого-нибудь из залётных детей, которыми вы, мужчины, так беспечно разбрасываетесь. Хёнчжу имеет в виду «Не трать на меня свою жизнь», Хёнчжу пытается убедить его «Я не достойна твоего внимания». Кисоку, если честно, насрать. Он с трудом спит, когда она не берёт трубку, выпивая на Итэвоне с каким-нибудь очень пухлым на кошелёк и мамон иностранцем. Он почти не работает, когда она на съёмках в другой стране. Он просто сходит с ума в её отсутствие и он согласен капитулировать на любых условиях, лишь бы оставить эту женщину в своей жизни. Да, он подписывает собственный смертный приговор. Но в конце концов, и перо неплохое, и бумага отличная: грех отказаться от беспощадного расстрела. — Живи как хочешь, будь кем хочешь. Только будь со мной всю оставшуюся жизнь. Кисок всё-таки встаёт на колено. Светлыми штанами прямо в лужу, на тот самый мокрый асфальт. Хёнчжу кусает губы, закрывается от него, обороняется и даже отступает на шаг. И всё же протягивает руку и достаёт из коробочки кольцо. Кисок считает это своей личной победой. — Оппа, ты однозначно тронулся умом. Её окурок, дотлевший до фильтра, летит в урну, кольцо садится более или менее плотно только на большой палец, а из-за завесы чёрного хода злобно шипит координатор. — Я позвоню после показа. И мне нужно кольцо на два размера меньше. Утром диспатч публикует фотографии Кисока штанами цвета топлёного молока в луже, а нетизены злобно потирают руки, выбивая всё пыльное дерьмо из подноготной избранницы Кисока. Но он не публикует опровержение, покупает кольцо по размеру и приносит два холодных американо и блок сигарет, в надежде выкупить невесту из цепких когтей её старшего брата. — Хён, она невыносимая дура. Они отчего-то неуловимо похожи: она лежит, раскинувшись на единственной кровати, в одних тонких кружевных трусах, угловатая, как подросток, и длинная, точно птица, а он в старой застиранной футболке, мешком свисающей с плеч, на своём неизменном кресле точно на сплетённом из ржавой арматуры насесте, с полусотлевшей сигаретой в руке. И Кисок понимает, что ему никогда не победить Хёсана в борьбе за её сердце. Хёсан больше чем друг, он даже больше чем семья. Он идеальная половина её расколотой души, которая как пазл встала на место так, что не видно швов. Только Кисок слишком простой для этих сложных чувств и тонких материй. Он просто любит глупую женщину, и почему-то уверен, что эта женщина любит его. — Я знаю.