Бесконечная дорога

Вместо того, чтобы выуживать Дамблдора по коридорам, он отправился прямо к нему в кабинет. Там привычно пахло корицей и по случаю праздника — хвоей. Дамблдор поставил огромную рождественскую елку, украшенную золотой и серебряной мишурой и унизанную разноцветными гирляндами, которые мерцали и переливались, как звезды на небе. Снаружи выла метель, билась в черные окна, но в кабинете было тепло, почти душно. Еще на ужине Северус заметил, как испортилась погода: пока они занимались фаршированным гусем, сидром, глинтвейном и разнообразными пирогами, темные тучи собрались и набухли, затянув зачарованный потолок. Под Дамблдоровой елкой возвышалась груда подарков — упаковки были такими разномастными и непохожими, что даже если бы Северус не знал, насколько всеми любим директор, он все равно догадался бы, что эти подарки настоящие, а не декорация. Сам он никогда не ставил у себя елку. Под ней было бы немного: один подарок от Дамблдора, второй — от Нарциссы, еще один от тайного учительского Санты (он покачал головой). Его факультет обычно тоже что-нибудь дарил сообща, так как слизеринцы знали смысл слова «нужно». Мать никогда не присылала ничего, даже открытки, но он на это и не рассчитывал. Он бросил отправлять ей подарки больше десяти лет назад, когда получил от нее записку с просьбой не тратить деньги. На камин Дамблдор повесил вызывающе яркий чулок. Он был кислотно-оранжевый с розовым; по верху неуверенной рукой Альбуса была сделана вышивка. Буква S задом наперед. Северус приказал домовику ночью наполнить его углем — в искреннем порыве, который, как он знал, Дамблдор сочтет смешным. Только он успел усесться в кресло рядом с елкой и начал перебирать коробки, чтобы посмотреть, может ли он угадать, что в них, как дверь отворилась, и вошел Дамблдор. Северуса он поначалу не заметил; вместо этого он продрейфовал к своему фениксу и погладил пеструю головку. Тот сгорел около недели назад и теперь был пушистым птенцом — канареечно-желтым, с ярко-красной головой и угольно-черными глазками. «Каково это — быть настолько древним, как сейчас выглядит Дамблдор?» — подумалось Северусу. — Похоже на ириски от Хагрида, — сказал он и с удовлетворением отметил, что Дамблдор чуть вздрогнул при звуке его голоса. — Не хотелось бы, чтобы они повыдирали вам зубы, пусть они и старые. — Я обычно растапливаю их над огнем, — чуть улыбнулся Дамблдор. — Неизменно с 77-го года, тогда я об этом забыл и сломал себе зуб. Однако потом улыбка растаяла, и он просто смотрел на Северуса, положив ладонь на яркую голову феникса. Так что Северус продолжил копаться в подарках. — Элфиас Дож, — он потряс коробку. — Судя по звуку, набор вставных зубов, как раз то что надо. Дамблдор издал неопределенный звук — видимо, о чем-то задумался. Северус подобрал бугристый, кособокий подарок от Арабелы Фигг и повертел в руках, словно прикидывал вес. С той же интонацией, что и комментарии к двум предыдущим подаркам, он произнес: — Вы ведь считаете девочку наследницей Слизерина? Дамблдор ответил не сразу, и это сказало Северусу все, что ему нужно было знать. — Вероятно, кошачья подстилка ручной вязки, — продолжил он и бросил подарок обратно в кучу. — Бога ради, с чего вам думать, что она науськивает на магглорожденных гигантского Василиска? — Так ты тоже догадался, что это Василиск, — тихо промолвил Дамблдор. Он смотрел на Северуса со странным выражением на лице — словно его затопило чувство, никак не связанное с их разговором. — Петухи, — коротко бросил Северус, словно зачитывал по списку. — Тот голос, что она слышала — это был голос Василиска, вот почему она слышала, а я нет; к тому же мы были тогда в подземельях, в бывших владениях Слизерина. Салазар был змееустом, а это значит не только понимать змей, но и управлять ими. — Да, — еще тише сказал Дамблдор. — Вы всерьез считаете, что она могла навредить тому мальчишке Криви? — Северус и впрямь не мог в это поверить. Это было совсем не похоже на Дамблдора. И уж точно не было похоже на Северуса верить в кого-нибудь сильнее, чем верил Дамблдор. — Даже если бы за ней было замечено жестокое или бесчестное поведение, — продолжил он, так как Дамблдор безмолвствовал, — а его замечено не было, во время первого нападения она была без сознания, а во время второго — со мной. И ее лучшая подруга — магглорожденная… — Как и у тебя была, — совсем тихо ответил Дамблдор. Северус ощутил, что бледнеет. Дамблдор просто смотрел на него, суровый и сосредоточенный. Северус услышал, как в наступившем молчании тяжело стучит его сердце. Жар от огня вдруг стал удушающим, но ему все равно казалось, что он заледенел до костей. Потом феникс чирикнул, звонко, как серебряные колокольчики, и Дамблдор закрыл глаза. — Прости меня, Северус, — тяжело выговорил он. — Я знаю… — и умолк, словно слишком устал быть мудрым. — К счастью, — сказал Северус, почти не размыкая губ, — мисс Поттер лучше ориентируется в абстрактных понятиях. — Он заставил себя договорить: — Она уже поняла, что «опасность для магглорожденных» означает «опасность для моей магглорожденной подруги». — Поняла? — переспросил Дамблдор, глядя на него без малейшего следа иронии или сарказма. Северус кивнул. Дамблдор потер подбородок и медленно продолжил: — Признаю, любая попытка представить Гарриет в качестве виновной — следствие не просто искажения фактов, но полного их игнорирования. И тем не менее я никак не мог избавиться от подозрения… — Возможно, я не вполне ясно выразился, — Северус все еще чувствовал холод там, где полагалось бежать теплой крови. — Я знаю признаки того, что ребенок склонен доминировать над своими сверстниками. Мисс Поттер их не проявляет. — Том Риддл весьма умело их скрывал, — мягко возразил Дамблдор. — Я учил его, не забывай. — Но вы уже тогда их заметили. Он со своим очарованием из всех веревки вил, но вы уже тогда поняли, что что-то с ним не так. Кроме того факта, что она единственный известный — известный! — в школе змееуст, что еще позволяет ее заподозрить? Да и в любом случае нам известно, что тут замешан Люциус Малфой. — Да… — Дамблдор, наконец, сел. — Я не забыл про Люциуса. И про Добби, раз уж на то пошло. — Если Джеймс Поттер родственник Салазару Слизерину, я пойду и обнимусь с Лонгботтомом. Полуулыбка Дамблдора исчезла, едва успев появиться. — Очевидное участие Люциуса Малфоя — важная часть проблемы. Северус заметил, что Дамблдор не сказал, какая именно это часть и почему она так важна. — Но вы все еще сомневаетесь насчет нее? Почему? — Меня бы не слишком удивило, — осторожно, почти неуверенно начал Дамблдор, словно опасался это озвучить, — если бы Гарриет могла… проявить те же… слабости, что и Том Риддл. Оба были сиротами, которыми пренебрегали в детстве. Оба в раннем возрасте продемонстрировали таланты, намного превосходящие способности сверстников. И оба… оба обладают редким даром змееуста. — Она не Темный Лорд, Дамблдор, — Северус даже не задумался над этим. Он не знал, почему верит в это и почему так настаивает, но все равно верил и настаивал. Может быть, не хотел, чтобы Лили умерла, защищая своего ребенка, только для того, чтобы из него потом вырос новый Том Риддл. Может быть, потому, что разбирался в злобе и ожесточении гораздо лучше Дамблдора, что бы тот ни говорил и ни думал. Дамблдор, возможно, когда-то давно прикоснулся ко тьме, но он никогда не следовал за ней, затаив дыхание, никогда не искал и не славил ее до тех пор, пока тьма в нем самом не уничтожила бы самые светлые надежды. — Она — нечто совершенно иное. Дамблдор следил за ним с непередаваемым выражением на лице. Он словно изо всех сил старался не засиять, как рождественское утречко, а потом броситься Северусу на шею и начать лепетать про любовь, радость и… Боже правый, Северуса замутило от одной только мысли об этом. — Она наглая паршивка, превосходящая сверстников в таланте рисковать своей шеей без уважительных причин, — может, надо усмехнуться? Уместно ли это будет или чересчур? — Они с Уизли и Грейнджер что-то замышляют… и не сверкайте на меня глазами, — рявкнул он. — Они стащили у меня шкурку бумсланга, чтобы варить невидимые зелья в том убогом неисправном женском туалете на втором этаже, и только Богу ведомо, что они… Что? — резко спросил он, потому что на лице Дамблдора мелькнуло очень странное выражение, слишком похожее на крайнее изумление. Дамблдор моргнул. Потом сказал: — Так, значит, ты еще не догадался, кто должен быть наследником Слизерина? Северус опешил. При чем тут… …Погодите. Дамблдор предлагает ему информацию о проклятом наследнике Слизерина, чтобы отвлечь от того, что его изумило? О да, так оно и есть, или Северус реинкарнация Хельги Хаффлпафф. — Да мне плевать сто раз, директор, спасибо. Я хотел знать, что вас так потрясло только что, когда я сказал… — Наследник Слизерина — Том Риддл младший. На этот раз Северус, кажется, действительно ощутил, как покачнулась комната. Штормовой волной нахлынул ужас; тяжесть мысли «слишком рано не должно было быть так рано» была сокрушительна. — У меня нет оснований подозревать непосредственное участие Тома, — спокойно продолжил Дамблдор, как будто это не он только что до основания уничтожил хрупкое равновесие Северуса. — Но нам известно, насколько умело Том всегда влиял на окружающих. Мы только что об этом вспоминали. Его способности манипулятора и личное обаяние были так же велики, как и его магическая сила — хотя он, разумеется, никогда не желал признать свой талант в чем-то настолько приземленном. В этот раз накатило понимание — оно ударило мягче, но тем же ледяным холодом. — Вы считаете, что Темный Лорд манипулирует или управляет кем-то из детей в школе. Дамблдор наклонил голову. — И вы думаете, это она? — Я думаю, что Тому было бы нелегко устоять перед их сродством. Соблазн взять обманом то, что не далось силой — уничтожить олицетворение нашего мира и надежды, принудив ее отбирать жизни магглорожденных учеников — как думаешь, похоже это на Тома? — Нет… — медленно выговорил Северус. — Вы правы, что Темный Лорд больше не опускается до таких приземленных вещей. Магия была всем, что он… магия — все, что он считает достойным внимания. Это… напротив… похоже на Люциуса. Господи Иисусе, это чистейший Люциус. Кажется, он уставился на Дамблдора в ужасе. Не потому, что Люциус был на такое способен, он знал, кто Люциус такой, да и все равно было бы потерей времени сидеть и сокрушаться над безграничностью жестокости в человеческой душе. Нет, его встревожило то, что за этим скрывалось. Он всегда был уверен (в разумных пределах), что Темный Лорд не контактировал с Люциусом и наоборот; но если Люциус не действовал ради какой-то извращенной шутки, если он неким образом переносил сущность Темного Лорда в одного из учеников, значит, Северус в самом деле ошибался, а он не мог позволить себе ошибку. — Так ты согласен, — сказал Дамблдор, — что… скажем так, Люциус, хотя, возможно, и Том, использует одного из учеников, вероятно, против воли, чтобы управлять Василиском и атаковать магглорожденных? — Да. Согласен, — Северус потер глаза. — Я ему кишки через ноздрю вытащу. — Знаешь, — задумчиво сказал Дамблдор, — это действительно согревает мне душу, Северус. Кто бы мог подумать? Меня приводит в восторг твоя забота о детях. — Ненавижу детей, — огрызнулся Северус. — Но надеюсь, я еще не настолько двинулся, чтобы это помешало мне ненавидеть того, кто заставляет детей убивать друг друга. — О, Северус, — Дамблдор одарил его гордым и понимающим взглядом, и Северус пожалел, что не попросил домовиков запихать в его чулок в два раза больше угля. — Думаю, я как минимум дважды за этот разговор доказал, что сердце у тебя доброе. — У меня нет сердца, — ответил Северус. — Его давным-давно удалили и заменили на стальной капкан.

***

— Просто я был так уверен, что это Малфой, — сказал Рон в миллионный раз. — Ой, Рон, прекрати, — вздохнула Гермиона. — Поверить не могу, — Рон словно не услышал ее. — Столько трудов, и мы не выяснили ни фига нового. Ну да, у Малфоев в гостиной есть потайная панель — напишу отцу, расскажу — но мы и так знали, что комнату уже открывали, из того, что Гарриет подслушала у профессора Дамблдора… — Мы не знали, что тогда кто-то умер, — тихо ответила Гарриет. От видения Пенелопы Клируотер, лежащей на полу с рассыпавшимися по лицу кудрями, она почувствовала такой холод, словно ей в ухо сунули сосульку. — И мы узнали, что кого-то отчислили за то, что он открыл комнату, — добавила Гермиона. — Об этом наверняка было в газетах… — Ох, прекрасные новости, — Рон закатил глаза. — Можем просто отправиться на пятьдесят лет назад, свистнуть у кого-нибудь Пророк, и дело в шляпе. — Или, — резко ответила Гермиона, — мы можем просто пойти в библиотеку… — Что, там у нас, значит, временная воронка? — В самом деле, Рон! — Гермиона ударила кулаком по колену. Гарриет на всякий случай слегка стукнула Рона в бицепс. — Спасибо, Гарриет, — Гермиона сосредоточила на Роне пристальный, макгоналловский взгляд и настойчиво продолжила: — Там есть старые Пророки, целые сотни, на десятилетия назад. Кого бы ни отчислили и кого бы ни, — она сглотнула, — убили, это должно быть в заголовках. Мы можем начать примерно с сорока пяти лет назад… «пятьдесят лет» может быть округлением… Она прервалась, опасливо подняв взгляд; Гарриет и Рон последовали ее примеру, но это были всего лишь Фред и Джордж. Они подошли к диванам и сели по обе стороны от Рона и Гермионы, между которыми ютилась Гарриет. — Отстойно Рождество закончилось, да? — сказал Фред. Все кивнули и замолчали, уставившись в огонь. Огонь, в отличие от них, был веселым, ярким и теплым. Гарриет чувствовала внутри холод. Ее преследовал взгляд Дамблдора… и безжизненное лицо Ника… распахнутые остекленевшие глаза Пенелопы Клируотер… — Где Перси и Джинни? — тихо спросила близнецов Гермиона. — Перси пошел узнать, может ли он чем-нибудь помочь этой Клируотер, — ответил Джордж, а Фред закатил глаза, став при этом очень похожим на Рона. — Напыщенный болван, — сказал он без энтузиазма. — Но вообще, девчонки, мы хотели спросить вас про Джинни. — Мы думаем, она у себя в спальне, но, разумеется, не можем зайти в девчачью башню, — добавил Джордж. — Почему это? — удивился Рон. — Так устроили Основатели, — немедленно вмешалась Гермиона. — Попробуй — и ступеньки исчезнут. — Но ты с Гарри кучу раз была в моей спальне. — Ах, какой милый малыш, — Фред положил ладонь Рону на макушку. — Но скоро он всему научится, да, Джордж? — Научится, Фред, — торжественно подтвердил Джордж и, как только тот убрал руку, взлохматил Рону волосы так, что они закрыли глаза. Они похихикали над хмурым видом Рона, приводящего прическу в порядок. — Мы сходим проверить, — сказала Гарриет близнецам. Они с Гермионой поднялись по девчачьей лестнице. Наверху было морозно и темно; факелы в подставках пылали, как злобные глаза. Ромбические стеклышки, из которых были набраны окна, дрожали от завывающего ветра, и кое-где пол был присыпан снегом, залетевшим через трещины в кладке. Их спальня была в самом конце лестницы, а спальня первокурсниц — этажом ниже. Они постучали в дверь и прислушались, но никто не ответил. Гарриет указала палочкой на блестящий латунный замок и шепотом сказала: — Алохомора. Гермиона толкнула дверь. Лишенная соседок и их вещей, комната Джинни выглядела почти нежилой. Исчезли чемоданы, опустели шкафы, ни лампы, ни камин не горели, и было так холодно и тихо… раздавался только один звук, от которого у Гарриет что-то сжалось внутри — задыхающееся хныканье. Они с Гермионой обменялись молчаливым взглядом и медленно, бесшумно пошли вперед, к единственной занятой постели. На ней, укрывшись одеялами, кто-то сидел и, хныкая, качался взад-вперед, взад-вперед. Гарриет протянула руку и осторожно стянула одеяла. Они увидели рыжие волосы Джинни, яркие даже в неровном полумраке. А потом Джинни обернулась к ним — зубы яростно оскалены, губы растянулись в гримасе, глаза дикие, почти нечеловеческие, и Гарриет могла бы поклясться, что отблески в них были красными, как кровь. Гермиона ахнула и ухватила Гарриет за руку, но та не отступила. С быстро и тяжело бьющимся сердцем она стояла, прямо глядя в странные глаза Джинни. — Джинни? — тихо позвала она, словно обращалась к раненому животному — потому что заподозрила, что так оно и есть. — Это Гарриет и Гермиона. Поначалу ничего не изменилось. А потом в ее лице что-то словно растаяло, будто ее черты стали размываться, как краска… нет, это просто были слезы… Джинни глядела на них огромными, полными ужаса глазами, трясясь всем телом, как Добби, готовый подбежать к шкафу Гарриет и побиться об него головой. — Все хорошо, — сказала Гарриет, хоть и не знала, так ли это; наоборот, казалось, что все очень даже плохо. Рука, которую стискивала Гермиона, начала неметь. — Джинни, все хорошо. Джинни издала всхлип, и еще один, а потом зарыдала так, что ее дыхание стало похоже на лягушачье кваканье. Гермиона подошла и опять обернула ее одеялами, а Гарриет положила голову Джинни себе на колени. Так они и сидели, обнимая Джинни и переглядываясь, пытаясь понять, почему же она плачет, словно у нее разрывается сердце.

***

Джинни плакала, пока не уснула. Гарриет и Гермиона отвели ее в свою спальню и уложили на постель Парвати. Рону, Фреду и Джорджу они сказали только, что Джинни немного нехорошо — то ли простудилась, то ли грипп, и что ей просто захотелось поспать, но Гарриет сомневалась, что им удалось убедить мальчиков. Все заметили, что Джинни было плохо весь семестр. — Я думаю, нам надо написать мистеру и миссис Уизли, — прошептала Гермиона, когда огонь начал медленно угасать в темноте. Они лежали вместе с Гарриет на ее постели; через проход от них спала Джинни. Даже во сне ее лицо было безутешным и несчастным. — Может быть, Джинни… Может, им лучше забрать ее на время из Хогвартса. — Я думаю, это как-то связано с Тайной комнатой, — тихо ответила Гарриет. — Думаю, этот монстр ей вредит. — Тогда отъезд ей поможет, — стояла на своем Гермиона. Гарриет еще не рассказывала друзьям о подозрениях учителей. На самом деле, она собиралась вообще им не рассказывать. Но в темноте спальни, в этом безопасном и знакомом месте, где так по-домашнему пахло школьным мылом, духами с амброй, которыми пользовалась Парвати, розмариновым шампунем Лаванды и книгами Гермионы, у нее все так и зудело от желания рассказать. Ей хотелось, чтобы Гермиона сказала, как это было глупо — так же, как Снейп сказал: «Не говорите ерунды». Поэтому она рассказала Гермионе, что учителя думают, что это она наследник Слизерина. В больших темных глазах Гермионы плавали искорки света от огня. С начала и до конца рассказа она не произнесла ни слова. — Не может быть, — сказала она приглушенно. — Разумеется, это не ты. Ох, они не могут так думать! — Но голос! — с тоской прошептала Гарриет. — Как получилось, что я слышу этот смертельный голос, который никто не слышит, если я не наследник Слизерина? — Ну, я… — Гермиона застыла. Потом ухватила Гарриет за плечо, заставив вздрогнуть от неожиданности. — Гарриет! Ох, я… я думаю, я только что поняла! — она вдруг села, сбросила одеяла, запустив в постель волну ледяного воздуха. — Мне надо в библиотеку! — Чш-ш! — Гарриет показала на Джинни, но та глубоко спала и даже не шелохнулась. — Тебе нельзя в библиотеку посреди ночи! — Мы возьмем мантию твоего папы, — сказала Гермиона торопливо, не переводя дыхание. — Нам надо идти, Гарриет. Я не смогу уснуть, пока не узнаю… — Что не узнаешь? — спросила Гарриет, пока Гермиона рылась вокруг, отыскивая тапочки и халат. — Про Слизеринское чудовище! Гарриет, а вдруг это огромная змея? Вдруг ты слышишь парселтанг? Ох, ну где твоя мантия? Я сама пойду — мне, на самом деле, даже лучше… — Чтоб тебя окаменила здоровенная змеюка? — горячо прошептала Гарриет. — Как бы не так. Подожди, тапки найду… Как можно тише они накрылись вынутой из сундука Гарриет мантией и пробрались наружу из спальни. Полная Дама дрыхла вместе с няньками, с которыми она напивалась, и теперь они все так сильно храпели, что от дыхания трепетали косынки. Сквозь мантию окружающая темнота казалась серебристой. Коридоры были настолько холодными, что их дыхание туманилось призрачными облачками, а за окнами выла и грохотала буря. Они шли осторожно и тихо, хотя шорох их тапочек заглушало дребезжание стекла. Это определенно была самая жуткая прогулка в жизни Гарриет. Когда в коридоре впереди что-то шевельнулось, они обе замерли, как окаменевшие, и вцепились друг в друга. Несколько парализующих мгновений они стояли, словно статуи, почти не дыша… а потом показалась профессор Спраут с зажженной палочкой в руке. Она осветила серебряно-голубым сиянием стены, от чего портреты заворчали, и, отодвинув гобелен, заглянула на скрытую под ним лестницу. Она патрулировала? Искала монстра? Или новых окаменевших учеников? Она прошла мимо них. Свет ее палочки озарил стену за невидимыми телами Гарриет и Гермионы. — Учителя! — вымолвила Гермиона полным ужаса шепотом, когда Спраут исчезла. — Мы могли бы подождать до утра. Это было бы разумно. Они с Гермионой переглянулись. — То есть это мое предположение, — продолжила Гарриет. — Я не спец по разумному. — Ох и влетит нам, если попадемся, — выдохнула Гермиона; теплые, влажные слова коснулись лица Гарриет. — Особенно тебе. Я не знаю… — Я иду в библиотеку, — сказала Гарриет. — Я собираюсь выяснить, правда ли Слизеринский монстр огромная змеюка, и если да, я смогу ему сказать, чтоб свалил обратно в свою поганую Тайную комнату. Но если хочешь, я могу тебя проводить в башню… — Ой, заткнись, — Гермиона пожала ей руку. Они пошли дальше, держась за руки, и теперь остерегались не только монстров, но и учителей. — Но если увидим профессора Снейпа, — шепнула Гарриет, — повернем назад.

***

Гарриет уже как-то была в библиотеке ночью, и в этот раз ей там понравилось не больше. По ночам книги были жутковатыми. Оставаясь под мантией, они перерыли каталог, в котором Гермиона искала про волшебных змей, а потом прокрались в секцию Магических животных. Гермиона левитировала с верхней полки древнюю на вид пахучую книгу. Затащив ее к себе под мантию, они раскрыли книгу на полу и стали читать в свете палочек. — Вот! — победно прошептала Гермиона. — «Из многих чудищ и монстров, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней Василиска, также еще именуемого Король Змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок жизни его — многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несет путем диковинным, небывалым, ибо, кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся Василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный; сам оный Василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него»… Все совпадает, Гарриет! — Ладно, — согласилась Гарриет. — Значит, если не считать наследника Слизерина, я единственная, кто слышит голос, потому что я могу говорить со змеями, как наследник Слизерина. Но почему я слышу гигантского чудовищного змея, но не вижу его? — Салазар Слизерин, должно быть, построил для него туннели, — Гермиона нахмурилась в голубоватом свете палочек. — Змея обычного размера могла бы, наверное, пользоваться канализацией, но Василиск должен быть огромным. Она указала на рисунок, любезно предоставленный автором книги. На нем Василиск был змеей с головой угря и крокодильими глазами. Гарриет не поняла, откуда художник узнал, как Василиск выглядит, если тот мгновенно убивает взглядом. — Но ведь никого не убили, — сказала она. — Только окаменили… Они с Гермионой уставились друг на друга и одновременно сказали: — Вода на полу. — У Колина была с собой камера, — заметила Гарриет, вспомнив едкий запах. — Она вся выгорела внутри. Наверное, он посмотрел на Василиска через линзы… — А Пенелопа Клируотер могла увидеть его через Почти-Безголового Ника… — Он выглядел, как будто его убили второй раз… Наверное, попал под взгляд первым… — Мы должны сказать учителям, — сказала Гермиона, затаив дыхание и прижав книгу к груди. — Прямо сейчас нельзя. Они узнают, что мы не спим, и уж точно не погладят за это по головке. — Да, — Гермиона прикусила губу. — Да, ты права… — Возьмем книгу с собой и расскажем им утром. Никуда этот Василиск не денется, в конце концов, — мрачно решила она. Гарриет проснулась перед рассветом от какого-то скрипа. Сперва, пока она лежала, моргая на луч света, просачивающийся через ее занавески, она предположила, что это мышь. Но потом догадалась, что это скрипит по пергаменту перо. — Гермиона? — она села и отодвинула полог. Но это оказалась не Гермиона, а Джинни. Она сидела на полу перед камином, завернувшись в одеяла, и что-то строчила в кожаной тетради, похожей на дневник. — Гарри? — сонно окликнула с соседней кровати Гермиона. — Что ты пишешь? — Ничего, — отозвалась Джинни странным голосом. Она встала, как была, в одеялах, и забралась обратно на постель Парвати, задвинув занавески. Гермиона и Гарриет переглянулись. Затем в молчаливом согласии выбрались из постелей и оделись в темноте, закутавшись в самую теплую свою одежду. Ветер до сих пор бился в окна спальни. Гермиона подхватила книгу про Василиска, и они вышли наружу. — Тебе не кажется странным то, что она не говорит нам, что не так? — прошептала Гарриет, пока они спускались по черной заледеневшей лестнице. — Меня это тоже больше всего беспокоит, на самом деле, — ответила Гермиона. — Я могу понять, почему она не говорит своим братьям, Фред и Джордж ужасно ее дразнят, но мы же ее друзья… — Может, она своим друзьям с курса сказала, — предположила Гарриет. Они вошли в гостиную. В очаге ревел огонь, но пламя все равно трепало порывами ветра, залетавшего в каминную трубу. — Еще очень рано, — Гермиона взглянула на свои часы. — Еще даже не рассвело. Сомневаюсь, что кто-нибудь из мальчиков встал… Она прервалась, услышав, как скрипнул, открываясь, портрет. Это был Перси. Его обычно аккуратные волосы обвисли и спутались, мантия помялась, словно он в ней спал, причем беспокойно. Он остановился, увидев их. На несколько мгновений возникла немая сцена. Затем Перси откашлялся и произнес: — Рано встаете. «А ты допоздна не ложишься», — подумала Гарриет. Однако из всех братьев Рона с Перси она была знакома меньше всего, поэтому только пожала плечами. — Да, — после неловкой паузы ответила Гермиона. Лицо Перси дрогнуло, словно он пытался улыбнуться, но, может, он просто поморщился. Потом сказал: — Ну что… — Да, — повторила Гермиона. — Увидимся… потом, — выдал Перси и сбежал по лестнице мальчиков. — Чудно́, — сказала Гарриет. — И где это он был? — Помогал учителям? — судя по тону, идей получше у Гермионы просто не было. — Тогда он не должен был так смущаться… — Нет… Это странно. — Засчитаем за еще одну загадку этого года. Сколько их там уже? Пятьдесят семь? — Ну, одну мы, по крайней мере, разгадали, — Гермиона приподняла библиотечную книгу. — Пошли искать учителя. Ой! — добавила она так внезапно, что Гарриет подпрыгнула. Гермиона покопалась в карманах джинсов и вытащила круглое металлическое зеркальце. — Я его нашла у Лаванды на столике… Подумала, что пригодится, чтобы заглядывать за угол… ну, знаешь, вдруг там Василиск… тогда, если мы его увидим… — …мы не посмотрим ему в глаза, — договорила Гарриет. — Гениально. Это правда было гениально. Но смысл этого ледяным ветром прокрался снаружи в ее горло, в ее сердце, пока не достал до души.

***

За ночь буран нанес столько снега, что, если бы не магия, их бы завалило. У больших дубовых дверей Парадного входа возвышались десятифутовые заносы, а окна настолько заледенели, что стали непрозрачными. Казалось, что за ночь мир за стенами замка стерся. Северус не спал. Ночью он патрулировал, страдая от более сильной, чем обычно, бессонницы, и теперь вышел патрулировать снова; очень хотелось есть, но опять не ладилось с пищеварением, так что будет удачей, если удастся проглотить хотя бы слабый чай с сухой гренкой; было так холодно, что даже ему пришлось одеться теплее, и ко всему прочему он напоролся на эту драную обезьянью задницу, Локхарта. — Как жаль, что меня там не было, — Локхарт разочарованно покачал головой. Он был первозданно свежим и отдохнувшим, ни один из отвратительно золотых волосков не выбился, ни морщинки на непотребной мантии — цвета настолько розового, что это было практически оскорблением. Северус ни разу за прошлую ночь не встретил его в коридорах. — Я знаю, какое именно заклинание могло бы спасти девушку. Будь я там, все это дело уже бы разрешилось. Они стояли вдвоем в коридоре рядом с учительской, и Северус точно знал, что внутри никого нет. Его рука почти неосознанно поползла к палочке… почти неосознанно. Всего одно проклятие… Локхарт ничего не подозревает… — Профессор? — раздался очень знакомый девчачий голос. Опустив взгляд, Северус обнаружил, что на него смотрят большие и честные глаза Гермионы Грейнджер и дочери Лили. Обе выглядели неуклюже из-за нескольких надетых свитеров, а у Грейнджер была книга почти с нее размером. Локхарт просиял. — Это же мои лучшие ученицы! — Грейнджер порозовела с крайне польщенным видом; дочь Лили выглядела раздраженной. — Уже за книги взялись, а? Верный выбор! Делайте как я, и достигнете того же… — Точно, — решительно оборвала его девочка. — Спасибо, сэр. Но мы хотели кое о чем спросить профессора Снейпа. Насчет зелий, — добавила она. — Домашней работы по зельям. Которую он нам задал. Северус никак не отреагировал. Локхарт ненадолго растерялся, но восстановил свой апломб быстрее, чем можно выговорить «скотина самодовольная». — Ого, ого, правильно… давайте, давайте, — весело сказал он. — Я, пожалуй, отправлюсь на поиски завтрака. Доброго вам утра! И упорхнул. Северус пожалел, что не удалось его проклясть, но зато он, по крайней мере, убрался. Проклясть его можно будет и позже. — Я не задавал вам никакой работы по зельям, — сказал он смущенной девочке. — Я просто хотела, чтобы он ушел, сэр. — Мы, мы хотели рассказать… кому-нибудь… мы кое-что выяснили, — тонким, опасливым голосом пробормотала Грейнджер. — Это чудовище — это Василиск, сэр, мы выяснили вчера вечером… Говоря, она раскрыла книгу и теперь совала ее Северусу в руки. — …это голос Василиска слышала Гарриет вечером на отработке… — Да, мисс Грейнджер, — ответил он, взглянув на древний потемневший пергамент с выцветшим рисунком змеи с огромными, с вертикальным зрачком, глазами, — нам это уже известно. — О, — слабо и униженно произнесла она. — Но почему тогда никто ничего не сказал? — негодующе вопросила девочка. — Сэр, — добавила она, когда он смерил ее холодным взглядом, правда, почти так же яростно. Северус отнюдь не собирался рассказывать им, что Дамблдор хранил это в тайне, а он сам понял только вчера. Он надеялся, что хотя бы опередил двух двенадцатилетних девочек. — Мисс Грейнджер? — холодно спросил он. — Вы не могли бы ответить на вопрос мисс Поттер? — О… — он видел, как она задумалась, несмотря на то, что вопрос застал ее врасплох. Но учитель просил у нее ответа, а она все еще переживала недавнее разочарование, так что думала она быстро. — Чтобы не вызвать панику, сэр? — Я бы хотела знать, — горячо сказала девочка. — Я думала, что с ума схожу, когда слышала этот жуткий голос из ниоткуда, который больше никто не слышит, и если б знала, что это здоровенная змеюка… — Я верно понял, что вы слышали его больше одного раза, мисс Поттер? — Северус так это спросил, что ее возмущение тут превратилось в виноватую опаску. — Одного хватило, — пробормотала она. Она явно лгала, но при этом упрямо смотрела ему в глаза. — Это нельзя назвать прямым ответом, мисс Поттер. — Когда мы нашли миссис Норрис, — быстро сказала Грейнджер. — Гермиона! — рот у девочки открылся. Он порадовался, что у него в руках книга — если б не во что было вцепиться, он бы ее придушил. — И вы, мисс Поттер, не сочли нужным никому сообщить? — Вы же сказали, все знали, — ответила она то ли искренне, то ли из ребячества. Грейнджер, судя по виду, очень хотела уйти; у нее было такое смущенное и неловкое выражение лица, словно она застала кого-то за непристойным занятием. — Это не важно, — уклонился от ответа Северус, пихнув книгу обратно Грейнджер. — Важно то, что вы утаили информацию от директора, когда он задал вам прямой вопрос. Тридцать баллов с Гриффиндора, и радуйтесь, что не пятьдесят. Он знал, что поступает гадко, и не удивился, когда она ярко покраснела — вероятно, от ярости. Грейнджер, судя по всему, сгорала со стыда. — Это… — начала девочка, но Грейнджер, видимо, почувствовав, что они достаточно все испортили, схватила ее за руку. — Спасибо, профессор, извините, профессор, — оттарабанила она и потащила девочку прочь. — Надеюсь, что в следующий раз вы будете честнее, — бросил им вслед Северус, понимая, что тем самым только убедил ее в обратном. Он слышал, как она что-то замекала в ответ, но Грейнджер как раз затолкала ее за угол, и слов стало не разобрать. Убедившись, что они ушли, он отдался отвращению к себе и потер лицо (исключительно потому, что удар в стену привел бы только к вывихнутым пальцам). — Отличная работа, — сказал он вслух с язвительностью, которую обычно приберегал для Лонгботтома. — В следующий раз они пойдут к Локхарту. Тут он понял, что отпустил девочку в компании магглорожденной, и несмотря на то, что он говорил ей вчера, Слизеринское чудовище — или, по крайней мере, наследник — уже доказали, что разбираются в чистоте крови, и действовали соответствующе. Проклиная себя за беспросветный идиотизм, он отправился за ними. Но, завернув за угол, обнаружил, что их уже нет.