Отдых трудоголика.

            Вороны - птицы гордые. И одинокие, как правило - во всяком случае, основательница нашего факультета считала именно так, и у каждого воронёнка имелась своя, пусть и крошечная на фоне остальных, комната с базовым набором самой простенькой мебели. Впрочем, мне было на это наплевать: куда больше меня интересовал мой собственный сундук. Закрыв за собой дверь и для страховки (мне не хотелось, чтобы мой маленький секрет раскрыли вот так уж сразу) наложив на неё запирающее заклятье из старых, примитивных, но надежных (из тех, которые позволяют открывать дверь строго с одной стороны, и просто не могут быть в принципе вскрыты любым открывающим заклятьем просто потому, что не оставляют функции открытия замка снаружи) заговоров, я открыл сундук и с некоторым трудом поднял его крышку вверх, превращая небольшой и не слишком-то массивный сундук в дверь: удобная переносная вариация Исчезательного шкафа, что может быть лучше? Поставив его в угол так, чтобы открывающаяся дверь его прикрывала от случайного взгляда, я разделся и лёг на кровать: нужно было кое-что обдумать. "Итак, подытожим. Во-первых, псина определенно заслужила непростую смерть - я готов поспорить на что угодно, что именно он наложил на нашу дверь ту руну, которая привлекла дементора. Надо поискать хорошие средства для оглушения оборотней - у четы Лонгботтом определенно есть все моральные права на то, чтобы его прикончить. С другой стороны, можно не вмешиваться, а просто известить Малфоя-старшего: угроза его подопечному и, главное, сыну определенно заставит его уничтожить псину..." Хмыкнув, я потянулся и прищурился, после чего, закинув руки за голову, продолжил: "Пожалуй, стоит познакомить его с леди Августой: раз уж я в этот раз собираюсь играть "за тёмных" - такое усиление для находящейся в глубоком ауте фракции Малфоя, как "старые развалины вроде меня" от леди Лонгботтом, будет очень, очень кстати. Тем более что для того, чтобы выпнуть псину отсюда, не нужно ничего сложного - одной мысли, что он оборотень, будет достаточно. Интересно, кого наш старый маразматик пихнет на его место? Локхарта бессмысленно, Шизоглаза... Хм. Так или иначе, стоит проверить." Я ухмыльнулся в потолок и негромко уточнил себе под нос: - И не забыть пустить шепоток, что такое быстрое срабатывание проклятья на должности - признак того, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возвращается. Пусть дедуля подергается. Вздохнув, я перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку. "Второе... Проклятье, я не думал, что Дамблдор решит форсировать все планы и начать работать жестко - но после того, что он сегодня устроил в Большом Зале, я прямо-таки уверен: дед будет творить хрень. А значит, Алекс Фир мне нужен активно действующим. И не один. А значит..." Я вздохнул, поморщился и, скинув ученическую мантию, пошел к "шкафу": пришло время одной из главных козырных карт таких, как я - и сожри меня Жнецы, как же я ненавидел ритуал, который для этого был нужен...

***

- Угу. Ты у нас будешь Сашей-младшим, ты Сашей-старшим, вас двоих мы посадим за ремесленную работу и отработку навыков, и - да, девочка нам тоже нужна. Если бы кто-то, кроме надежно усыпленного охранника, хотя бы теоретически мог бы увидеть происходящее, он бы определенно решил, что Страхов таки тронулся: ничем иначе картину, которая бы предстала перед его взглядом, было бы не объяснить: посреди зала в центральном морге творилась форменная бредятина. Пять взятых тут же трупов - детский, три мужских и женский - лежали, вытянувшись в сторону растопырившегося, как лягушка на препарации, обнаженного ребенка, накрывшего ладонями и подошвами лбы четырех из них и задумчиво разглядывающего пятого. Помолчав, мальчишка хмыкнул и сообщил сам себе: - А главное тело тогда будет проводником: у обоих Алексов должна быть строго определенной напряженности аура, и без прокачки через проводника сил моего, ха, предка у меня этот фокус не получится... Договорив, он выдохнул и... начал меняться: не так, как в поезде - скорее, так, будто бы принял оборотку: меньше изменений мистических, больше физических. Наконец, вместо ребенка над телами воздвиглась жуткая тварь: два с половиной, не меньше, метров роста, скелетная худоба - скорее, впрочем, вызывающая ассоциации не со слабостью или недокормленностью, а с богомолом или каким-то другим хищным насекомым, снежно-белая кожа, жуткие трехпалые лапы с когтями и - нечеловеческого вида голова: безволосая, обтянутая кожей, узкая, вытянутая в верхней части, где вместо лба или еще каких-то анатомических примет находится только огромный, пронзительно смотрящий глаз - и широченная, расплывшаяся едва ли не до узких плечей морда внизу, с ощерившейся хищной, широченной пастью с множеством клыков. Ничего лишнего - ни носа, ни скул, ни ушей - ничего: только пасть и глаз.       Чуть повозившись, тварь издала короткий, невероятно жутко прозвучавший с её новым голосом смешок и, поправив лежащие на головах конечности, изогнулась и прижала ко лбу пятого трупа свой собственный лоб. Миг, другой, третий... И все трупы враз, будто бы по команде, вдруг задрожали и начали покрываться какой-то мерзкой дрянью, проступающей сквозь поры. Дальше - больше: дрожь постепенно усиливалась, и, в такт ей, трупы постепенно менялись, приобретая совсем другие черты - Алекс Фир, Александр Страхов, двое подручных Фира и, наконец, какая-то симпатичная девушка, постепенно становящаяся все больше похожей на Фира и, как ни странно, Страхова. Постепенно конвульсии дополнились звуками - сначала загробными стонами, потом криками, пока, наконец, все не закончилось: отчетливо вымотавшееся настолько, что даже потеряло большую часть своей ужасности существо отползло от задышавших и завозившихся "трупов" - а те, чуть полежав и придя в себя, довольно-таки скоро встали, с дивной синхронностью оделись и, подхватив под руки вымотавшееся чудовище, аппарировали прочь.