Свадебный подарок
10 октября 2017 г. в 16:10
Уже давно Екатерина не приходила в такую ярость. Бумаги, книги, серебряные кубки и вазы летали по комнате, с грохотом падая на пол. Не помня себя, королева швыряла все, что попадало под руку. Слуги и фрейлины наверняка испуганно сбились в кучу за дверями покоев, но ее это не волновало. Замужем... Она замужем. За этим шутом.
Какая-то звонкая безделушка разлетелась на куски от удара о стену. Звон немного привел королеву в чувство, и она устало протерла глаза, а потом остервенело содрала перчатки, которые совсем забыла снять за нервотрепкой. Никогда прежде она не думала, что когда-нибудь выйдет замуж снова. Она была завидной невестой даже после смерти мужа-короля, что бы вокруг ни кричали ненавидящие ее французы, но, конечно, Екатерина не собиралась искать кого-то, кто принес бы ей еще больше проблем. Одного брака ей вполне хватило. Да и не представляла она, чтобы кто-то другой, не Генрих, называл ее женой и с полным правом указывал на кольцо у нее на пальце. Она носила по нему траур... И в этом же трауре вышла замуж. Чертов Наваррский! Обкрутил вокруг пальца, словно малолетнюю дурочку. Теперь он с чувством выполненного долга уедет в Париж, а она останется здесь с осознанием собственной глупости. Он легко дождется ее смерти, она же до конца дней будет жалеть, что не выставила его сразу.
Екатерина ненавидела короля как никогда. Она всегда терпеть его не могла, а теперь к неприязни и презрению добавилось нечто личное, глубокое, больное и обидное. Она тряслась от ярости, скребла острыми розовыми ногтями стол и едва не выла от бессилия. Жена. Она теперь жена проходимца и паяца. Чтобы хоть немного отвлечься, Екатерина вообразила, как крутится в гробу Жанна Д’Альбре, лицезрея с того света собственного сына и своего самого главного врага у алтаря. Только это радовало королеву, заставляя мстительно улыбаться. Она бросила взгляд в зеркало, отметив, насколько перекошено ее лицо, а потом вдруг застыла, посмотрев чуть выше. Она совсем забыла. Кто бы что ни говорил, власть и тщеславие не были для нее главными — главной оставалась гордость, рыдавшая сейчас кровавыми слезами. Да, ущемленная гордость вынудила позабыть о подарке, который она и не чаяла получить. Корона. На рыжих, выбившихся из прически волосах Екатерины сверкала корона. Уже много лет она не носила данный символ власти. С момента кончины мужа. Но Наваррский подарил ей именно корону. Словно в насмешку. Словно поиздевавшись над ее жестоко разбитыми мечтами.
Она осторожно погладила холодный металл подрагивающими пальцами, осознавая случившееся окончательно. Утро давно прошло, день клонился к закату, она же так ничего не съела и не выпила, часами напролет разнося на куски свою спальню. Ее страстная итальянская натура проявлялась нечасто, да и не в том возрасте она была, но сегодня старость и болезни словно отступили, и Екатерина без устали носилась из угла в угол, даже сейчас не ощущая необходимости прилечь и отдохнуть. Внутри все полыхало и требовало выхода. Желательно прежде, чем она вновь встретится с Наваррским. Тогда ему точно не жить.
— Я знал, что подарок вам понравится. И вы его полностью заслужили, — неожиданно для нее протянул он, когда Екатерина вновь прошлась пальцами по благородному золоту короны. За переживаниями она не услышала, как без стука вошел этот мерзавец. Екатерину передернуло при мысли, что теперь он и не обязан предупреждать ее о своем приходе. Он муж. Муж, черт бы его побрал.
— Убирайтесь. Убирайтесь, иначе я лично придушу вас, — почти беззлобно бросила она, сраженная пониманием. Она не хотела терять перед ним лицо, но еще недостаточно успокоилась. — Летите до самого Парижа и никогда не возвращайтесь. В противном случае вас ждет участь вашей матушки, — ядовито добавила она, и опустившиеся ей на плечи руки короля замерли, с силой сжав и едва не перекрошив хрупкие кости королевы. Она попала в цель.
— Не раньше, чем моя жена исполнит свой долг, — жестко ответил он и коснулся ладонью ее шеи, сминая высокий черный воротник. Екатерина с отвращением взглянула на обручальное кольцо у него на пальце.
— Какой еще долг? Я ничего вам не должна. Подите прочь, — фыркнула она, едва заметно ёжась на своем кресле и не решаясь встать, чтобы не выдать дискомфорта. Нужно было выработать новую линию поведения, но Наваррский явился намного раньше, чем она рассчитывала. По правде сказать, она предполагала, он сразу же унесется в Париж, чтобы побыстрее со смехом рассказать, как ловко обманул выжившую из ума старуху. Но... Он все еще был здесь. Здесь и почему-то с ней. Это внушало Екатерине нехорошие подозрения.
— И куда же? Это теперь и моя спальня тоже, — не без удовольствия оскалился он и вытащил шпильку из ее неизменно собранных волос. Екатерина ошалело проследила за не тронутой сединой прядью, скользнувшей ей на спину, и схватила короля за руку. Чужое прикосновение стало еще неприятнее. Ее не затянутая в перчатку ладонь дрогнула от контакта с кожей новоиспеченного мужа.
— И больше спать вам негде? — насмешливо бросила Екатерина, нервничая от того, как все больше сияет непонятной радостью король. Сама она все еще тряслась от злобы, а он, казалось, становился счастливее с каждой минутой. Может быть, он умудрился еще и отравить ее, и поэтому так сверкал? Глаза королевы лихорадочно заметались по комнате в поисках ответа.
— Есть. Но я собираюсь спать с вами, — совершенно ровным голосом объявил Наваррский и расстегнул верхнюю пуговицу на ее воротнике. Екатерина потеряла дар речи. Она еще не уложила в голове скорый брак, и новые поступки и слова Наваррского добирались до понимания с трудом.
— Бросьте. Это вовсе не смешно. Сколько еще продлится ваше нелепое представление? — она взялась за выпавшую прядь волос, собираясь убрать обратно в прическу, но он остановил руку Екатерины, усилив ощущение нереальности происходящего. — Я никогда не думала, что вы будете мстить мне так, Генрих. Вы могли бы просто дождаться, пока я испущу дух здесь, в полном одиночестве. В конце концов, смерть всех моих сыновей гораздо более страшное наказание, чем то, что вы обрядили меня в корону и обручальное кольцо, — холодно заметила Екатерина, с омерзением наблюдая, как чужие руки распускают ее тщательно уложенные волосы. Она не знала, зачем Наваррский делал это, но не сопротивлялась, надеясь тем самым отбить у него интерес к подобного рода издевательствам. — Ваши поступки слишком мелки. Учитесь быть королем, мой дорогой супруг, — через силу процедила Екатерина, отметив последовавшее неудовольствие.
— Я пришел не насмехаться над вами, Екатерина, — руки Наваррского стиснули ее плечи, и она мгновенно вгляделась в свое отражение, ища жалкую испуганную старуху, но вместо нее увидела холодную немолодую женщину с рассыпавшимися по спине рыжими волосами и короной на них. Она давно уже не выглядела так и вопреки всему порадовалась, что не скрючилась, не расплылась, не облезла от старости. Иначе все это смотрелось бы еще более тошнотворно. — Не знаю, почему вы не понимаете, но раз так, я скажу прямо. Я пришел закрепить наш брак, — сообщил король и погладил ее щеку. Лицо Екатерины вытянулось от удивления, а потом от осознания. Она вскочила, едва не снеся стоявшего за ее креслом мужа.
— Мерзавец! — выкрикнула она, наблюдая за ничем не прикрытой радостью в его глазах. — Не бывать этому! Никогда! — Екатерина не была глупа или наивна, но за все время она не разу не подумала, что Наваррский захочет от нее... подобного. Даже когда он взялся за ее волосы и расстегнул воротник, она видела в этом лишь желание сделать неприятно, выбить из колеи, довести до истерики. А теперь вдруг оказалось, что самая изощренная месть только начиналась. Она снова недооценила его. Решение выглядело гениальным — уничтожить образ, который она создавала и поддерживала годами, опозорить, причинить физические неудобства. Ради такого Наваррский не брезговал даже лечь в кровать со старухой. Самой настоящей старухой. Никто бы не смог сказать, что это преувеличение или фигура речи.
— Откажете мне, своему мужу? — ехидно поинтересовался король, ловко обхватывая Екатерину за талию и улыбаясь прямо ей в лицо. Она же едва сдержалась, чтобы не плюнуть в ответ. — Я слишком долго мечтал о вас, моя дорогая, — от столь неожиданного признания она застыла и еще внимательнее посмотрела на ненавистного супруга, ища в нем насмешку и злобу, но впервые за все годы она заметила нечто совсем иное. Глаза Наваррского расширились, кожа покраснела, на шее отчетливо запульсировала жилка. Пожалуй, это и правда походило на сладострастие. Но зачем? Почему? Совершенное безумие.
— Еще скажите, что выбрали невесту из рода Медичи, потому что всегда мечтали обо мне, — скривилась Екатерина, отталкивая его от себя и уворачиваясь от поцелуев. Фарс. Он все превращал в фарс, и теперь она чувствовала еще большее омерзение.
— Мы оба знаем, что лучшей королевы, чем вы, у этой страны не было. Я никогда не отказывал вам в личных качествах. Даже несмотря на то, что вы убили мою мать и много раз пытались убить меня, — безжалостно прошептал Наваррский ей прямо в ухо, свободной рукой касаясь живота. Екатерина отчетливо задрожала. Подобный напор от человека, о котором она никогда не думала как о мужчине, пугал ее и будил не слишком приятные воспоминания. Он ведь прекрасно знал, что она не выносит чужих прикосновений, и по-прежнему пользовался слабостью, заметно уменьшавшей острословие Екатерины. — Если эта девчонка будет хотя бы вашей слабой тенью, я уже полюблю ее гораздо больше, чем... Марго, — расхохотался король, наслаждаясь злостью и растерянностью на лице Екатерины.
— Черт с вами, — прошипела она, взглянув в его смеющиеся глаза и резво хватая за воротник. — Вы сами об этом пожалеете. Вы большой фантазер, Генрих. Это вас и погубит. Наивная, ни на чем не основанная вера. Не знаю, что вы там себе напридумывали, но вы больше никогда не придете в мою постель. Поверьте моему опыту, — Екатерина ухмыльнулась, в одно мгновение перестав сопротивляться. Она выбрала наилучший вариант. Он увидит ее старое, изувеченное болезнями и родами тело и сбежит в первые же десять минут, а она еще долго будет хохотать ему в след. Мужчины любят придумывать себе невесть что, и надо уметь это использовать. Хотя она и не отрицала, что самой ей все это принесет ничуть не больше удовольствия. Она уже и не помнила, когда последний раз была с мужчиной. Уже давно ее перестало интересовать подобное, да и с возрастом получать наслаждение становилось все сложнее. Если Наваррский доведет дело до конца, она вряд ли найдет силы встать завтра с постели. Она далеко, слишком далеко немолода.
— Вы меня недооцениваете, мадам, — парировал король, расстегивая пуговицу за пуговицей строгого черного одеяния Екатерины. — Вы сами попросите меня вернуться, — промурлыкал он ей в ухо, и Екатерину снова передернуло. Она отвернулась, не желая смотреть, как ловкие пальцы избавляют ее от платья, оставляя в нательной сорочке.
— Вы мне омерзительны, — пробормотала королева, не в силах поверить, что это руки Наваррского беззастенчиво шарят по ее телу. Не может быть. Просто не может быть. Она никогда не замечала за ним такого интереса, а теперь он сжимал бока Екатерины, тяжело и хрипло дыша в ухо. Она искала свидетельства хорошей игры, притворства, изощренной мести, но он распалялся все больше, прижимался все теснее, и в его движениях сквозила искренняя жажда обладать.
— Ты прекрасна, Катрин, — с почти детским восторгом прошептал Наваррский и потянулся к ее губам, но она отпрянула как от огня, неловко наступила на подол собственной сорочки и повалилась на кровать, проклиная свою неповоротливость.
Она отвернулась буквально на мгновение, а когда оказалась в прежнем положении, прыткий супруг в одной рубашке уже подбирался к ней, резво хватая за лодыжку.
— Вы сами себе не противны? — брезгливо поинтересовалась Екатерина, когда он потянул подол сорочки вверх, оголяя ее когда-то лучшие во Франции ноги. Ощущение фарса никуда не исчезло, только усилилось, едва не лишая королеву чувств. Еще утром она не думала даже, что выйдет замуж, а сейчас собиралась исполнять супружеский долг.
— Я в восторге. Разве вы не видите? — он посмотрел куда-то вниз, и она действительно увидела. Увидела и побледнела от осознания — этот мерзавец и правда желал ее. По крайней мере, в данную минуту.
— Отвратительно... — завела старую песню Екатерина и осеклась, когда Наваррский поднес к губам свои длинные и тонкие пальцы. — Какого черта? — фыркнула она, но он вдруг навалился на нее всем телом и одним движением протолкнул ладонь ей между бедер. Екатерина охнула от неожиданности и давно забытого ощущения, пока Наваррский, довольно уткнувшись носом ей в шею, увереннее заскользил влажными пальцами там, где она по-прежнему не желала его чувствовать.
Вопреки всему — возрасту, удивлению и злобе — в теле Екатерины мгновенно что-то вспыхнуло, и она удивленно уставилась на кучерявую макушку мужа, теперь прижимавшегося лицом к ее груди.
Екатерина растерялась, с недоумением отмечая дрожь в ногах и напряжение в животе. Она не была с мужчиной уже много лет и не думала, что отреагирует хоть как-то на его близость. Но... пользуясь ее замешательством, Наваррский вдруг сжал спрятанную под тонкой сорочкой грудь, мазнул губами по подбородку и протолкнул пальцы вглубь неуверенно пульсируещего тела, и Екатерина закричала — так неожиданно громко, что сама испугалась, прижав ладонь ко рту и инстинктивно попытавшись свести колени. Полные удивления и ужаса глаза уставились на короля, и он победно улыбнулся, одной рукой лаская оказавшуюся куда моложе, чем все думали, жену, а второй, изловчившись, отдирая ладонь от ее рта.
— Не молчи. Я хочу услышать, когда ты... — забывшись, приказал он, заслужив следом ловкую пощечину. Король счастливо рассмеялся и рванул Екатерину выше по подушкам, зарываясь лицом в вырез ее сорочки. Он не один раз представлял тело этой женщины, скрытое слоями черной ткани, но наяву оно оказалось еще лучше. Грудь Екатерины не была упругой и высокой, но оставалась мягкой и чувствительной, ноги поражали стройностью и изяществом, покрытая едва уловимой сетью морщин кожа благоухала неизвестными ему травами, а все еще густые рыжие волосы сводили Генриха с ума. Никто не мог сравниться с безжалостной ведьмой. Даже ее собственная дочь. — Подо мной Ваше Величество уже не настолько горды? — с привычной усмешкой добавил он, невыносимо медленно двигая совсем повлажневшей ладонью между женских ног и упиваясь исказившимися чертами вечно надменной королевы. Ее покойный муж был полным идиотом, если так и не научился ценить, как теряла для него контроль над собой холодная и неприступная Екатерина Медичи.
— Ненавижу! — завопила Екатерина, вцепляясь в его плечо, выгибаясь и закидывая ногу ему на талию. Королева горела словно в лихорадке, не веря, что это происходит с ней — внутри пекло и сокращалось от слишком приятной ласки, в оголившейся груди тяжелело от прикосновений чужого языка к успевшим затвердеть соскам. В ее возрасте такого не чувствуют, даже не помнят, но она чувствовала и ненавидела за свои ощущения и себя, и мужа. — Ненавижу! — повторила она, а в следующее мгновение он вломился в ее тело, вздернув еще выше и уперев поясницей в спинку кровати. Екатерина застонала от сильных толчков и от того, как нелепо подпрыгивали ее ноги, сомкнутые у него за спиной.
— Катрин, — пробормотал король куда-то ей в щеку, и Екатерина отвернулась от очередного поцелуя, нетерпеливо облизнув губы и впившись ногтями в широкие мужские плечи. Она не сомневалась — даже через рубашку ей удалось оставить пару царапин нахалу, умудрившемуся разрушить данный ею обет безбрачия. Наваррский, казалось, только обрадовался такому проявлению чувств, крепче ухватил Екатерину за бедро, стиснул и толкнулся с удвоенной силой.
— Генрих! — не совладав с накрывшей с головой удушливой волной удовольствия, вскрикнула Екатерина и разом обмякла, почти ударившись носом о прижавшегося к ней мужа. Еще несколько движений, и он последовал за ней, хрипло дыша ей в макушку.
Екатерина устало вздохнула, чувствуя внутри звенящую пустоту, пока Наваррский осторожно укладывал ее на подушки и аккуратно натягивал сорочку на бесстыдно открытую грудь. Его рука с ощутимой нежностью принялась перебирать спутанные волосы Екатерины, и она почти отключилась, не выдержав напряжения последних суток.
— Ты представляла его? — вырвал королеву из полудремы вопрос, и, поразившись, она распахнула глаза, чтобы отметить удовлетворение и ревность на лице проклятого мерзавца, так ловко обыгравшего ее.
— Кого? — приподняв бровь, уточнила Екатерина, искренне не понимая, о ком он говорит. Наваррский посмотрел на нее с укоризной, поцеловал узкую ладонь с обручальным кольцом на пальце, подарив озарение. Екатерина рассмеялась — злобно и громко. Утихшая было буря чувств взметнулась снова от осознания: после стольких лет траура и бесконечных признаний в любви она даже не вспомнила покойного мужа, разделив ложе с другим. Наваррский посчитал, она облегчила себе задачу при помощи воображения, не догадываясь, какой подарок ему она на самом деле сделала. В порыве страсти Екатерина кричала лишь его имя, лишь из-за него и для него.