Великое воссоединение
20 октября 2018 г. в 15:03
Лувр был совсем близко. Екатерина видела знакомые жёлтые стены ровно перед собой и прилагала немалые усилия, чтобы сохранить спокойное и величественное выражение лица. Генрих ехал рядом, непринужденно посматривая на неё время от времени, но за показной лёгкостью она видела тень тревоги. Почти весь путь от той гостиницы они проделали с радостью людей, давно не видевших родной дом, а потом придержали лошадей и поехали медленным степенным шагом, как и полагалось монархам. Ветер больше не бил Екатерине в лицо, вышибая тяжёлые мысли, и она вновь замкнулась в себе, напряглась внутренне до рези в мышцах, сохранив при этом королевскую осанку и открытый, без тени страха взгляд — тело помнило годы величия, не требуя никаких напоминаний.
Ей показалось, весь двор встречал их у дворцовых стен. Впрочем, вполне возможно, так и было — вокруг вовсю гремели о прибытии короля. От грома труб у Екатерины закладывало уши. Она уже и не помнила Лувр таким радостным и светлым. Пестрые наряды придворных дам и кавалеров словно кричали — пришло время новой династии, живой и полной сил. Династии, к которой она сама никогда не думала принадлежать, хотя в ее жилах и текла капля крови Бурбонов, единственная капля королевской крови в дочери купцов и аптекарей. Будто она вместо могильного небытия вернулась в лоно матери.
Какие же нелепые мысли её одолевали.
Кто-то бросился Екатерине навстречу, чтобы помочь ей сойти с лошади, но Генрих сам подал жене руку. Она приняла её почти благодарно, всегда готовая ко всему и в то же время потерявшаяся среди давно отринутого великолепия. И раньше ей некому было доверять здесь, сейчас же двор с трудом вспоминал о ее существовании как таковом.
— Его Величество Король! Её Величество Королева! — с опозданием представили их двору, и Екатерина вздрогнула — как она отвыкла от этого титула, тридцать лет прошло с того момента, когда ей пришлось о нем забыть. На секунду она даже подумала, что все это ей снится в очередном жутком кошмаре, но быстро одернула себя — теперь она снова законная королева Франции, в том не было никаких сомнений.
Екатерина приподняла подбородок повыше и позволила вести её себя дальше, сквозь толпу глазевших на неё придворных. На её лице больше не отображалось лёгкой надменности, свойственной ей в долгую бытность королевой-матерью — будучи лишь королевой она никогда не допускала возможной только для матери короля гордости и самовлюбленности. Да и к чему это теперь — теперь её сыновья-короли мертвы, а она снова приложение к мужу. Гордиться тем, что искалеченный войной мальчик стал одержим старухой, с которой слишком долго сражался, и женился на ней, оказалось низко даже для нее. Особенно для нее. Екатерина боялась думать, что сказали бы сыновья о ней сейчас, когда она делила трон и постель с тем, кого требовала от них убить.
Вспомнив о детях, Екатерина огляделась по сторонам в поисках единственного выжившего своего ребенка. Дочери, и раньше постоянно вступавшей с ней в противоречия. По-прежнему живые и яркие глаза Екатерины скользили взглядом по толпе, не замечая ответных изучающих взглядов. Волнение ворвалось в сердце королевы, и Наваррский крепче сжал её руку, словно почувствовав его. Неужели Марго решила уехать, чтобы не видеть мать в таком положении? Она сама бы так и сделала.
— Она здесь, дорогая, — прошептал Генрих и едва заметно кивнул. Екатерина проследила за этим движением и наконец заметила дочь, с королевским достоинством стоявшую у парадного входа в Лувр, где толпилась очередная свора придворных зевак. Новую королеву Франции встречали, как и положено: пышно и безжалостно.
— Матушка, не чаяла увидеть вас, — поприветствовала её Марго, словно в последний момент не договорив. «Не чаяла увидеть вас живой» — прочитала Екатерина в глазах дочери. Марго в свою очередь оглядела её с ног до головы, не подавая вида, удивлена ли она фиолетовому платью вместо привычного траурно-чёрного. Когда Екатерина надела траур, Марго было шесть, и теперь она словно заново изучала мать — это также не укрылось от королевы.
— Взаимно, дочь моя, — только и сумела выдавить Екатерина, не сумев выбрать между привычной холодностью и проснувшейся вдруг ностальгической виноватой привязанностью.
— Все готово к вашему прибытию. Правда, возможно, не было нужды в столь траурном оформлении ваших покоев, матушка. По всей видимости, лучше было бы сменить подушку на троне королевы. Она, знаете, давно кажется мне слишком мягкой, — глаза Марго кокетливо закатились, но теперь это уже не выглядело так очаровательно, как в пору её молодости лет двадцать назад. «Она ведь тоже уже немолода», — едва ли не впервые подумала Екатерина и удивилась сама себе: в этой мысли ей почудилось что-то откровенно женское и злобное, обычно не свойственное ей.
— Примите нашу благодарность, Марго. И не стоит лишний раз тревожиться — мои покои неизменно лишены траура, — подал голос Генрих, и они обе изумленно застыли, но король уже двинулся вперёд с самой тёплой улыбкой на лице.
— Генрих, — поспешив за ним, позвала Екатерина — тихо, но чётко, и Марго, не отставая, понимающе, хотя и с удивлением, снова посмотрела на неё. — Что означали твои слова? — ещё тише спросила Екатерина, когда Генрих все же подхватил её под локоть. Королева ждала ответа, а потом вдруг поняла — она не хочет его слышать.
— Мои слова означали лишь то, что мы с женой будем жить в одних покоях. В конце концов, молодоженам следует больше времени проводить вместе, — подтвердил её ожидания Генрих и ослепительно улыбнулся. Екатерина всегда поражалась тому, как органично из его уст вылетала всякая ерунда и самые дикие предположения.
И все же Екатерина не была бы собой, если бы не удержала на лице маску невозмутимости даже с ним. Вернее, раньше это давалось ей тяжело — сохранять спокойствие с Наваррским, но ведь теперь они были полностью и абсолютно равны в своих чувствах.
— Ты заплатишь мне за это, дорогой супруг, — без тени кокетства пообещала королева, едва они прошли в более тихую галерею. Она сказала бы намного больше и ядовитее, ведь одно дело питать двор слухами и сплетнями, и совсем другое — открыто объявить ему о том, как легко и полно она сдалась бывшему врагу, но то был разговор не для чужих ушей.
— Надеюсь на то, драгоценная супруга, — глаза Генриха озорно сверкнули, и она еле удержалась, чтобы не влепить ему свою знаменитую пощечину.
— У нашего Генриха весёлый нрав, не так ли, матушка? — все ещё сопровождавшая их Марго, казалось, тоже пребывала в хорошем настроении, по крайней мере, оно заметно улучшилось за последнюю четверть часа. Однако куда больше такого неожиданного факта Екатерине не понравился «наш Генрих» — она уже забыла, в какой театр абсурда превращался порой Лувр, и теперь её чувства лихорадочно метались от гнева, злобы и печали к истерическому смеху.
— Ваш-ваш, — Генрих склонился перед ними в шутливом поклоне и по очереди поцеловал две тонкие женские руки. — Полагаю, вы хотели бы пообщаться? — уже серьёзнее поинтересовался король, хотя куда больше разговора с дочерью Екатерина желала сейчас повыдирать его растрепавшиеся от поездки кудри. — Я оставлю вас ненадолго. Буквально на минуту, — озорство на его лице смешалось с нежностью и доброй заботой. Екатерина вдруг поняла: в мечтах он уже видел их счастливой и крепкой семьёй. Глупец.
— Полно вам, матушка. Генрих прав. У вас нет времени на лишние любезности, — переменившись в одно мгновение от насмешливости к грусти и обратно, заметила Марго. — Все давно всё знают. Вы женаты не первый месяц, — с ноткой брезгливости добавила она, и Екатерина оскорбленно поджала тонкие губы.
— Любезности? Он наш враг и соперник твоих братьев, — все это она давно подавила, но гордость снова взыграла в ней, не зная пощады и здравого смысла.
— Вы и в кровати ему это говорите? — Марго усмехнулась, глядя на неё без злобы, но с любопытством и лёгкой издевкой. Чувство нежности к последнему оставшемуся в живых ребенку стремительно сменялось в Екатерине чем-то гораздо менее благородным.
— Я не хотела выходить за него, — наконец подобрала слова она, осознавая, что больше не может обижать мужа открытыми оскорблениями, в конце концов, этим она унижала и себя.
— И почему вышли? — спокойно спросила Марго, обмахнувшись надушенным платком. Екатерина искренне удивлялась такой беззлобности.
— Я... — она не знала, что сказать. Никогда она не собиралась замуж за бывшего зятя, он вынудил её, но... Она ведь полюбила его. Да и не признаваться же в том, что просчиталась. С ним она всегда просчитывалась.
— Боже, да вы любите его, — глаза Марго расширились от внезапного понимания, рот приоткрылся, она даже прикрыла его ладонью, словно не веря в собственные слова.
— Это неправда, — упрямо возразила Екатерина, хотя только что думала ровно наоборот. Её руки в перчатках сжались в кулаки, как будто она могла кинуться с ними на родную дочь, только бы заставить замолчать.
— Знаете, матушка, по сути своей это не удивительно, — коротко хохотнув, заявила Марго, и кулаки королевы разжались сами собой. — Никто не вызывал в вас такую бурю чувств, как Анрио. Никто и никогда. Наконец-то он нашёл ей применение, — последняя из детей Валуа засияла, словно от радости.
— Что ты себе позволяешь? — недовольно прошипела Екатерина, но Марго уже давно не пугали такие примитивные приёмы.
— А он... Он всегда на вас так смотрел... Он простил вам все. Вот это удивительно, — Марго задумчиво обвела губы тонким ухоженным пальчиком. Екатерина проследила за ним взглядом, не понимая, как себя вести и что делать. Ей было трудно представить эту встречу и свое возвращение, реальность же оказалась ещё непредсказумее, чем она думала.
— Он наказал себя сам, — Екатерина устало потерла повлажневший лоб. Ей больше не хотелось спорить, не хотелось вообще ничего. Все же в ее возрасте эмоциональные потрясения не проходили даром.
— Он заслужил свою каплю счастья, а уж как он её получит, не нам решать, — Марго вновь усмехнулась и подхватила королеву под руку, когда та подозрительно пошатнулась. — Ну-ну, не переживайте так, матушка. Я знаю, вы крепче, чем кажетесь. Сейчас отдохнете с дороги, а потом все-таки проверите подушку на троне, — Екатерина хотела возмутиться и возразить, напомнив о своём вполне настоящем солидном возрасте и болезнях, но Марго ловко впихнула её в дверной проем королевских покоев и захлопнула дверь ровно у неё перед носом.
Бывшая королева Наваррская подождала пару мгновений, не выскочит её разъяренная мать обратно, однако все было тихо. Видимо, итальянская фурия все же устала с дороги. Наконец-то Марго могла снять маску веселья, спокойствия и насмешливости. У неё в душе бушевало куда больше чувств, но об этом никому знать не стоило. С самого начала она стойко приняла новый удар судьбы, и не время было биться в истерике. Да и не по возрасту.
— Эта старуха... — не только она думала о возрасте — маленькая стайка придворных дам едва слышно шепталась в углу. Едва слышно, однако Марго всегда обладала прекрасным слухом.
— О ком вы беседуете, дамы? — расплывшись в самой приветливой улыбке, она подплыла к сплетницам, и те разом замолкли. — Может быть, я тоже хочу посмеяться? — потешаясь, продолжила она. Одна из нахалок уже открыла рот, уверившись в намерениях госпожи, когда Марго перебила её: — Если ещё раз я услышу что-то нелицеприятное о королеве Франции, завтра же вас здесь не будет, — со сталью в голосе добавила она, и вокруг наступила гробовая тишина.
Слушая стук своих каблуков, Марго удалялась к себе. Если кто-то и может судить и смеяться над новой королевской женой, то только она.