Скоро страх уйдёт

      Боль, сильная боль в районе затылка медленно растекалась по всему телу. Я чувствовала, что меня волочат по земле, как мешок с картошкой. Разговоры окружали меня, тихие перешептывания, дикий смех, крики, всё сливалось в одно. — Всех баб сюда, тех кто постарше пустим на мясо, мелких оставим себе, свежая кровь всегда должна быть. Мужиков прямо сейчас на свежевальню, лишние рты нам не нужны.       Громко скрипнула металлическая дверь, послышался шум падающих вещей и тел, а потом последовала сильная боль в плече, на которое меня уронили. Дверь повторно скрипнула, грохнула и зашумел засов, запирающий нас.       Медленно открыв глаза и взглянув на то, что творится вокруг, я содрогнулась. Мы попали в сарай для скотины, грязный и вонючий, ну, хотя бы самой скотины там не было, вместо неё были мы.       Около входа лежали куртки и противогазы, которые по всей видимости с нас сняли, как только вырубили. Там же валялось бездыханное тело какого-то человека. Подползая к нему, я поняла, что это один из парней, который активно подбивал клинья к Фриск, с ними мы разошлись пару дней назад. Так вот куда их привело желание общаться с сильными людьми, к охотникам, к ебаным убийцам, которые едят человечину, хотя, в наше время этим уже никого не удивить, а им так и надо.       Оглянувшись, я взглянула на остальных, кто был в комнате. Около стенки лежали моя мать и мать Фриск, а чуть поодаль сидела и сама девчонка, опираясь на стену. Её худое бледное лицо украшал огромный синяк на скуле, синеющий кровоподтёком. Девушка смотрела на меня испуганными глазами, пытаясь вспомнить хоть что-то. — Как мы… — Мне кажется во сне, потому что я не помню, сегодняшнего утра. Видимо, часовой уснул, вот на нас и напали, — обшаривая куртки, проговорила я, — держи, твоя куртка и противогаз. Они видимо совсем тупые, потому что обыскать нас не обыскали, из курток ничего не вытащили, а ещё охотниками называются, идиоты. — С чего ты решила, что не обыскивали? — поднимаясь на ноги и оглядываясь, спросила Фриск. — Сахарок, ну тогда почему у меня в кобуре всё ещё лежит пистолет, хоть он и разряжен, а за поясом нож?       Девушка, потупив взгляд, начала ходить по хлеву, меряя его шагами. Кроме патронов в куртке отца я не нашла больше ничего. Все важные вещи мы носили в рюкзаках, которые теперь хер знает где. — Сука, всего семь патронов, какого хера?! — пересчитывая патроны раз за разом, психовала я. — Даже если ты пересчитаешь ещё 100 раз, в количестве их не прибавится. — Ох, Фриски, если ты такая умная, то предложи мне, как будем отсюда выбираться без оружия? Я с удовольствием прислушаюсь к тебе. — У нас как бы есть отцы… а где они? — Опомнилась! Их пустили на мясо, как ебаную скотину, и с нами поступят точно так же, если мы не выберемся отсюда! — переходя на крик, сказала я.       От моего крика глаза открыли и наши матери, а потом послышались шаги за дверью, через которую нас внесли. Металл засова со внешней стороны скрипнул, и дверь начала открываться. Схватив стоящую рядом со мной девушку за кисть, я утянула её к себе за спину, закрывая от чужих взглядов. — Вы, двое, за мной, — указав на наших матерей, сказал зашедший мужик. Его лицо было обезображено кучей шрамов-точек, как от ветряной оспы; большая часть зубов была чёрная, а одежда, видимо, никогда не стиралась, потому что пятен на ней было неимоверное количество.       Женщины, поднявшись, зашагали за мужиком. Тепло улыбнувшись нам, как бы говоря, что всё будет хорошо. Хотя мы все понимали, что ничего хорошего не будет.       Дверь в очередной раз грохнула, закрываясь. Мы остались вдвоём в тишине амбара.       За плохо заколоченным окном слышались приветственные крики, свист и звуки радости, а потом радостные возгласы прервались женским криком боли. Подтянувшись на высоком подоконнике, я выглянула в щель между досок.       Площадь между покосившимися домиками заливала кровь, в центре стоял огромный столб, на котором, привязанное за ноги, висело женское вскрытое тело. Прямо в таком положении от него отрезали куски и бросали их в огонь.       Солнце практически село, освещая это действо огненными красками. Люди танцевали, радуясь тому, что происходит на их глазах, кто-то достал сигнальные ракетницы, раньше их использовали, для того, чтобы подать сигнал, что люди попали в беду, а теперь это замена фейерверкам.       Конечно мы с Фриск не застали время, когда это всё использовалось по назначению, но по рассказам семьи, мы знали для чего это всё было создано.       Медленно спустившись на пол, я, зажмурившись, потрясла головой. — Что там? Я посмотрю? — уже подтягиваясь на подоконнике, сказала Фриск. — Нет, сахарок, не надо! — хватая её за талию и пытаясь оттянуть от окна, крикнула я. Держась за подоконник ещё несколько секунд, Фриск отпустила его, обмякнув в моих руках. — Ч-чара, там… мама? — со слезами на глазах, и нарастающей паникой, спросила девчонка. — Нет, сахарок, это не она, всё в порядке, она жива, — притягивая девушку к себе и целуя в лоб, прошептала я. Девчонка с силой прижалась ко мне, сотрясаясь от рыданий. — Чара, что теперь с нами будет? Я боюсь, — опускаясь на пол и укладывая на моё плечо голову Фриск, я вздохнула, слушая её. — С тобой, всё будет хорошо, я вытащу тебя отсюда, клянусь.