Ники

Ночь снова выдаётся бессонной. Ник курит. Нервничает. Руки оголённые, прохладная кожа покрывается мурашками из-за низкой температуры. За горизонтом расстилается непроглядная тьма, и только свет от ламп немного распыляет её. Сигарета слишком тёплая, даже немного горячая, и жжёт пальцы. Он давно привык к этому ощущению. Не правда ли сложно принимать решение, когда ты уже проигрываешь? Когда ты сдаёшься в плен своему сердцу, не в силах ему противостоять. Не в силах противостоять тому, куда оно тебя ведёт. И к кому. Ник чувствует нарастающую тревогу внутри. Мир кажется слишком ярким, слишком резким для восприятия. Запахи, цвета. Ощущения. Воспоминания. Пальцы дрожат. Головой он понимает, что всё может получиться не так, как хочется. Что всё может полететь к чертям собачьим. Риск не всегда оправдан, но что, если на сопротивление уже не осталось сил? Что, если всё изменится в лучшую сторону? Ник глубоко вздыхает. Никотин не особо-то помогает, только оттягивает время, момент принятия решения. На улице всё так же, неизменно. В душе его — бушует буря. В груди колотит так, что, кажется, пробьёт грудную клетку. А перед глазами стоит он. И он будто бы никогда не покидает его мыслей. Такой разрушающий, такой безумный и такой влюбляющий в себя. Есть в нём что-то своё, близкое, родное. Подобное притягивает подобное, не так ли? Ник быстро надевает куртку и спешным шагом направляется к нужному месту. Прибыв, без раздумий стучит в дверь, но тут же замирает. По телу пробегает дрожь, когда почти сразу же слышится щелчок. — Оу… — Трой выглядит немного удивлённым и чуть закусывает губу. Он в обычной дневной одежде, словно сегодня и не ложился спать. Непричёсанные волосы и уставшие глаза. Одной рукой он держит небольшую открытую бутылку виски, что опустошена на треть, отливающую тёмным оранжево-золотистым при неярком свете. — Проходи, — разворачивается назад, делает приглашающий жест рукой и оставляет дверь распахнутой. Ник кивает и заходит внутрь, хлопая дверью. Он засовывает холодеющие руки в карманы куртки. В комнате нет ничего особенного — это такая же комната, как и тысячи других, похожих друг на друга комнат. В ней не особо тепло, но и не холодно. Полумрак. Ничего примечательного, но почему-то так уютно. Трой ставит бутылку на стол, достаёт два стакана, отодвигает стул. — Садись, Ники. Ники. Так его ещё никто никогда не называл. Завсегдашнее «Ник», редкое и официальное «Николас» и только троевское «Ники». Такое естественное. Ласковое, милое. Обадривающее. От которого что-то отчаянно и сладко-тягостно вибрирует в животе. Кларк отрицательно кивает, хотя было бы неплохо пропустить стакан или два. Так. Для храбрости. Трой мгновенно напрягается и обеспокоенно смотрит на него, словно пытаясь найти в чертах лица приблизительные ответы. — Что ты хотел, Ник? «Хотел поговорить. Поговорить о чём-то очень важном» — стучит в голове. Язык будто не слушается и немеет. — Я хотел спросить — как ты? — Серьёзно? — издевательски хмыкает Трой. — Ты пришёл ко мне посреди ночи, чтобы спросить о том, как я? Ник не может сообразить, что теперь, чёрт возьми, делать, и как выкручиваться. Он выбирался и далеко не из таких ситуаций, казалось бы, и вовсе из безвыходных, но от прожигающего взгляда нельзя выловить в голове ни одной цельной мысли. — Что-то не так? — Трой подходит ближе, намереваясь не отпускать пришедшего и узнать уже, наконец, правду. — Всё в порядке, — поспешно на секунду поднимает в останавливающем жесте руки Ник и вздыхает. — Мне просто… просто не спится, — он отводит взгляд в сторону. Впрочем, ведь так, собственно говоря, и есть. — М-м, — Отто не верит до конца, но, тем не менее, кажется более расслабленным. Он снова вглядывается в лицо Ника, но теперь не напряжённо, а заинтересованно. Подмечает малейшие детали, наслаждаясь удобным выпавшим случаем. Он даже не обнаруживает, насколько быстрей начинает биться его сердце, когда Ник смотрит на него в ответ. И эти долгие взгляды наполнены чем-то таким сокровенным и таинственным, что он замечает, как смотрит на него Ник. Может, Трой достаточно созрел для этого, а, может, повлиял, кажется, намёк Ника, или алкоголь открыл в нём новые способности на риск и смелость, но мысли слетают с языка словами, точно свежий ветер врывается в открытую форточку. — Я хочу тебя. Вот так. Прямо в глаза. — Что? — Ник перестаёт дышать, а в мозгу застревает только что сказанная Троем фраза, вертясь по сотням кругов нервных клеток. На несколько секунд в комнате остаётся лишь тишина. Трой пожимает плечами: — Трахни меня. Он говорит это будто давно известную истину. Просто и легко. — Ты пьян, Трой. Взгляд Отто опускается, как и его голова, в сторону. Он кивает и еле слышно фыркает. С досады. Ник говорит, а внутри будто бы обрушиваются все чаяния. Вот стоит Трой, пьяный и безумно сексуальный, но не его, не е г о, и предлагает такие вещи под воздействием градусов, конечно. Глаза Ника грустнеют. — Может… Всё-таки, да? — голос, неуверенный, наполненный какой-то безумной и отчаянной надеждой, прореживается в словно наэлектризованной атмосфере. Ника привела сюда душа. Невыносимая тяга. Что-то большее, чем все чувства, бывавшие ранее. Но иногда нужно думать головой. Головой, а не сердцем. Сердце может так легко обмануть, а совершённые ошибки будешь потом помнить всю жизнь. — Нет. Выходит более тихо и робко, чем должно было быть. Связки предательски не слушаются. Трой поднимает глаза. В них пылают маленькие огоньки, то ли от света, то ли от подступивших слёз. В них намешано столько чувств. Он подходит ближе. Так близко к Нику, что кончиком носа аккуратно, невесомо скользит мгновения по его скуле, прикрыв веки. Наклоняется к его уху и обдаёт жарким, обжигающим дыханием, и в голосе его слышится волнительная хрипотца: — А может, всё-таки, да? — Ника бросает в дрожь от этого голоса. — Я, может, и выпил, но не настолько, чтобы не понимать, что делаю. Трой отстраняется, поджимает губы, выглядит так, словно ждёт смертного приговора. Так, словно от решения Кларка зависит вся его жизнь. Так, будто он — единственное, что Трой видит. А у Ника сердце будто с петель срывается. Трой манит к себе как чёртов Змей из райского сада, и пленяет, и примагничивает с бешеной силой. И если он — конец, то Ник готов сдаться. И если он — начало, то Ник готов принять вызов. Ник кладёт руки на талию Троя. Аккуратно. Дрожаще. Притягивает ближе к себе. Их глаза в нескольких сантиметрах друг от друга, их носы почти соприкасаются. Их сердца бьются в один такт. Их губы сливаются в едином поцелуе. Трой в первый раз касается губ Ника, и это неземное ощущение. Пропадает весь мир, и остаётся только он, только его тёплое дыхание, только его руки, касающие голой шеи. От Ника пахнет дымом, и он же чувствуется при поцелуе. Трой водит влажным языком по его нижней губе, мягко оттягивает её, скользит внутрь и наслаждается этим вкусом. Мягкий поцелуй становится более жарким, ненасытным, одурманивающим. Полностью сносящим крышу и разжигающим огонь внизу живота. Они прерываются на миллисекунды, только чтобы глотнуть чуть воздуха, и снова прикасаются друг к другу. Пальцы Ника комкают заношенную рубашку Троя, и им мало, им хочется чувствовать кожу, гладить её, сжимать и ласкать. И они забираются под ткань и жадно её исследуют. Ника распаляет, и он настойчиво толкает Отто к столу, отчего бутылка с виски падает и катится по поверхности, расплёскивая содержимое. — Тише, тише, Ники, — Трой отрывается, ставя алкоголь обратно в горизонтальное положение. Он доволен и пьяняще улыбается. Любуется видом вошедшего в азарт Ника. — Просто… Просто не останавливайся, — шепчет Ник, и это последняя грань. Трой берёт его за подбородок и снова жадно впивается в губы напротив. И этого мало, так чертовски мало, ему нужно прижать к поверхности, чтобы ещё больше насладиться его телом и близостью с ним. И он делает это. Вжимает в стену, не оставляя между ним и собой даже крохотного расстояния. Целует эти тёмно-вишнёвые припухшие губы, вдыхает запах смуглой кожи, снимает к чертям эту куртку и майку под ней… Ник же расстёгивает мелкие пуговицы рубашки, сладко вздыхая и плавясь от удовольствия и нахлынувшего калейдоскопа чувств, пока Трой приставляет ногу между его коленями, начинает прерывистое движение и целует солоноватую кожу на шее. Рубашка тоже летит на пол. И им, господи, так хорошо сейчас. Они валятся на кровать и задыхаются от нежности друг друга. Обнажённые, горячие, потные, возбуждённые и совершенно счастливые. Млеют от прикосновений до тех пор, пока не замирают в восторженном крике на высшей точке. И это невероятно и так правильно.

***

Ник просыпается и видит затылок Троя со слегка вьющимися и помятыми русыми волосами, осторожно вдыхает их запах. Тихо, на полудвижении, чтобы не потревожить. Не разбудить. Этот троевский запах задерживается в носу. От него немного кружится голова. Он чувствует грудью тепло тела рядом, и что его рука перекинута на талию Троя, и крепко и нежно обнимает его, а ладонь Троя накрыла его собственную. Вот так. Рядом. Так и нужно. К аромату волос примешиваются нотки полуночного секса, и от накативших воспоминаний о случившемся сладко тянет внизу и трепещет в груди. Этот сильный стук сердца отдаёт Трою по спине мягкими кульбитами. Он так рядом. Близкий. Родной. Никогда за всю жизнь не было момента более интимного, чем этот. И эта бессонная ночь, кажется, изменила всё. Безумная ночь, в которую хочется возвращаться снова и снова. В которой хочется быть с ним. Навсегда.