Подработка нянькой.

      Вечер в этой квартире проводится уютно, спокойно и без буйных игр. Идиллия. Вот этого не хватало Мирону и Ване. Мелкий смотрел мультики, поедая последний запас шоколада и конфет. Мирон смотрит на личико, перепачканное шоколадом, и улыбается. Когда-то Фёдоров был таким же олухом, который любил вкусности и творить разную херню. — Может хватит шоколад в себя пихать? — еврей тянется за шоколадкой в детской руке, но тут его ладонь бьёт Ваня, — Ай, ты че творишь? — Не лезь к ребёнку. — Как тут не лезть, если он съел кило конфет и две шоколадки? — Мирон поднял бровь и все же забрал вкусность. — Представь реакцию моей сестры, когда она увидит заместо своего ребёнка — толстого личинуса. — Он не будет толстым личинусом. — Рудбой отбирает у мужчины шоколад и возвращает ребёнку, — Если ты так боишься за телосложение своего племянника, то я могу с ним по утрам и вечерам бегать. Кстати тебе тоже не помешает, а то сам ешь не меньше слона. — Моему телу ожирение не грозит. — Ну да, конечно, успокаивай себя этим. Бегать все равно с нами будешь, понял?       Янович лишь кивнул, этим показывая свое поражение. Дожили, блять. Расслабился ты, Мироша. Тебе указывает какой-то пиздюк. Что дальше будет? Будешь покупать девушке лифчики и прокладки? «До такого уж я точно не опущусь» — успокоил себя еврей, и ушёл в свою комнату, чтобы поискать спортивный костюм. Федоров махнул рукой, посылая всех в малину, и уходит в свое укрытие под названием «комната». Спокойствие заседает в душу, от чего тело расслабляется, чувствуя под собой мягкую постель.       Утро оказалось не очень добрым для Мирона. Вновь мелкое тело начало сигать по дивану, будто надеясь сломать его к чертям. Неугомонный ребенок, блять. Федоров не понимает, в чем он провинился, раз к нему отправили личинуса и сломанную няньку в придачу. Что с этим миром не так? Мирон всей душой надеется, что оставшиеся несколько дней он проведет в спокойствии… Хотя он после отъезда Дарио и Вани останется один дома. В тишине, спокойствии и один-одинешенек. А пока, дорогой Мирон Янович, надо радоваться, что тебе уделяют внимание. Тем более положительное. — Может мы не побежим никуда? — спрашивает мужчина, поднимая ярко-голубые глазенки вверх. — Ну пожалуйста. — Нет уж, Мироша, мы побежим. Сам начал — сам и закончишь вот это вот все, — с этими словами Рудбой ушел в коридор.       В голове Окси продумывает все планы по убийству этой няньки. Ну, или хотя бы мучительных пыток. Главное, чтобы они мучились вместе. Главное, чтобы они были как одно целое. Последние мысли Мирон прокручивал слишком уж сопливой интонацией, от чего в низу живота аж защекотало от такой милости. Так, надо убрать подобную херню из головы, а то уж такими путями он скоро в «голубом огоньке» будет петь песню «голубой вагончик». Тогда уж он Ваню возьмет с собой. Будет бэк-вокалистом. Даже тут не можешь обойтись без Вани. Может ему и для тебя нянькой стать, а, Мирош? Слишком много мыслей об одном человеке. Слишком. — Давайте-ка вы побегаете, а я вам буду приносить водичку — сказал Дарио, смотря снизу вверх на Рудбоя. — Хитрожопый… Вроде бы вчера ты горел желанием. Да и с утра был не против… — Сейчас я очень хочу спать. — Виейра сел на лавочку возле подъезда, и закрыл глазки.  — А это ты своему дяде скажи спасибо, — Евстигнеев пихнул мужчину в сторону, — Это он завел тему про соблюдение фигуры.       Дарио встал, подошел к мужчине и толкнул его, от чего Федоров приблизился к парню. От такой близости по телу пробежались приятные мурашки, заставляя поежиться. Да блять, откуда такая реакция? Никто не может дать ответа. Повисла неловкая пауза, заставляя задуматься об произошедшем. Как-то странно говорить что-либо, ведь обоим просто-напросто неловко. Лишь личинус, заметив напряжение, сказал, что нужно бежать, а то на одном месте холодно стоять.       Бег убивает сонливость, и на ее место ставит бодрость и некую легкость. Свежий, довольно холодный воздух бьет в лицо, от чего в глазах появляются слезы. Мелкий выдыхается на втором круге стадиона, который был построен неподалеку от многоэтажки Федорова. К пятому кругу правый бок неприятно колет и немного сводит, а голова кружится, заставляя остановиться. Даже ноги передвигать тяжело, ведь конечности стали ватными, и ими уже нереально шевелить. — Бля, Вань, хорош, все… — Мирон садится на одну из лавочек. — Я больше и не заставляю бегать. — парень присаживается рядом, и отбирает только что появившуюся сигарету из татуированных пальцев, — Больше ты не куришь. — Почему это? — А потому что надо следить за здоровьем.       Откуда эта забота? Откуда такой командный тембр? Федоров искренне не понимает, что собственно происходит. Мирон ничего не говорит, лишь тяжело вздыхает и смотрит на восход, наслаждаясь каждой секундой этой красоты. Федоров поворачивает голову к парню, и замечает на его лице нечитаемые эмоции, и глаза, блестящие, как у ребенка, который смотрит на свой желаемый подарок. Знаете, такое случается, когда человек идет к своей мечте, и остаются считанные метры. Хочется помочь сократить это расстояние, чтобы сделать человека самым счастливым на земле. — О чем ты мечтаешь? — А? А! Ну… Я хочу фотографировать. Оставлять вот такие красивые моменты, и если вдруг я забуду, то смогу посмотреть и вспомнить те чувства, которые я ощущал, смотря на эту красоту. — рассказывал Ваня с такой мягкой интонацией, что аж коленки дрожат. — Я хотел отучиться на фотографа, чтобы потом профессионально заниматься тем, чем мне поистине хочется, но родители отправили меня в педагогический, мол: «Твои фоточки тебя не прокормят, а вот работа с детьми хорошо оплачивается». Вот как ты думаешь, я много сейчас зарабатываю? Нет.       От такого душораздерательного высказывания в горле появляется ком, и Мирону искренне жаль Ваню. Хочется прижать парня к своей груди и успокоить, и этим Окси сейчас займется. Руками Янович тянет голову собеседника к своей груди и аккуратно гладит мягкие пряди волос, которые пахнут клубничным шампунем. От этого голова кругом идет, а ноги становятся ватными. В груди Рудбоя сердце начинает биться в два раза быстрее, грозясь вырваться наружу и убежать в рассвет. Пальцы приятно покалывает, а в животе десятки бабочек летают, в надежде унести душу далеко от этого места. — Все будет хорошо. Я обещаю тебе, что твоя мечта исполнится. — Мирон… — Не порти момент.       Идут домой они не переговариваясь. Лишь Дарио рассказывает как его одноклассники-долбаебы смыли в школьный туалет тетради для контрольных по математике и учительские очки. Наверное, весело пришлось личинусам после этой выходки. Их заботы бы сейчас Ване. Ладно, Ванечка, не распускай нюни, а то Мирону опять придется прижать твою головку к своей груди и ласково гладить, зарывая большую ладонь в твои волосы. По секрету: Евстигнеев мечтает, чтобы мужчина вновь это повторил, и даже не один раз. Слишком банально, ну да ладно.       В квартире тепло, только вот сквозняк по полу гуляет, заставляя поморщиться. Не хватало сейчас заболеть. Старший идет на поиски открытого окна, но потом же оказалось, что открыта целая дверь, которая вела на балкон. Ух, кто-то сейчас пизды получит. И кто-же это может быть? — Дарио, подойди. — Чего? — спросил мелкий и поежился, когда вошел на кухню. — Ты не в лифте вроде бы родился, верно? — Ну да, вроде бы. — Так почему ты эту дверь не за… — Это я не закрыл. — тут же прилетел герой-Иван, который включает электрический чайник. — Вот теперь мерзни здесь. — Без проблем, — пожал плечами парень, наводя чай на троих.        Через пару минут на кухню вновь входит Мирон, в руках которого находится плед. Теплая ткань ложится на плечи Евстигнеева, закрывая спину от холода и не ушедшего сквозняка. Пиздец. От взаимной заботы ноги вновь становятся ватными и начинают дрожать в конвульсиях. Что происходит-то? Рудбой все же осмеливается и начинает смотреть в ярко-голубые глаза, от которых под ребром начинает колоть. Неловкое молчание нависло между ними, но вот смотрят они друг другу в глаза без малейшего стеснения или стыда. Это уже перегорело… Наверное. — И что дальше? — спрашивает Ваня, дожидаясь последовательного ответа. — Дальше и узнаем. — Мирон уходит в комнату, оставив парня в полном одиночестве.       Весь день смешивал в себе кучу мыслей: «Все как из жопы», « Хочу заснуть, и очнуться на завтрашний день», «Хули все так странно?» и «Какого, собственно хера, я думаю про Ваню?». Особенно последний вопрос крутился больше всех остальных вместе взятых. Почти все мысли только об этом пиздюке. Тошнит уже. Телефонный звонок раздается на всю комнату, заставляя подняться с кровати и поднять гребанную трубку, дабы послать всех к чертям. На дисплее высветилось «Илья» и тут же посыл отменяется, хотя так хочется. — М-да, алле. — Привет, Мироша. Как у тебя дела? — слишком радостно спрашивает Илья. — Не помер и хорошо, ты как? — Да ахуенно. Я звоню по какому поводу-то, ты не хочешь бухнуть? — Бля, Мамай, вот объясни мне, ты знаешь, что такое «Ответственность за ребенка»? — Ну да… А-а-а-а, прости, чувак. Совсем забыл. Если хочешь, можешь привести его сюда. — Ага, чтобы он смотрел на вас, обезьян и учился такому же поведению? — А че сразу обезьян-то? У нас есть девушка, которая не пьет и свободная комната. Мы их туда отправим, пусть пошалят. — Илья, блять. — Шучу я, шучу. У нас реально есть девушка, которая не будет пить, вот она может с ним посидеть. — слишком заманчиво говорил бородатый. — Вы как раз отдохнете от мелкого. — Ну… Я даже не знаю. — Да камон, друже. Так, жду тебя через час у себя. Не смей опаздывать.       Вот на какой черт мужчина согласился? Может его все заебало и он хочет впервые за выходные отдохнуть? Да, именно поэтому он кричит Ване, чтобы тот собирался идти к Илье на, так сказать, вписку, и одевается сам, после чего помогает собраться личинусу. Ровно через час он появляется у Мамая с несколькими бутылками разного бухла. — Кто у тебя хоть на хате? — спрашивает Мирон, стягивая куртку. — Топор с женой, Тоха, да Тимарцев с девушкой и ее братом. — Многообещающее пати. — высказал свое мнение Ваня и Федоров полностью с ним согласился.       Все сидели в зале, даже еще не притронувшись к алкоголю. Странно. Очень странно. Еврей поставил пакеты на пол, лишь достав оттуда шоколадку и отдав ее племяннику за молчание, ведь сестра его порвет, если узнает об этом. Вообще, водить восьмилетних племянников на всякие пьянки нехорошо. И сам мужчина это понимает. Но только вот он грубо говоря плевал на это с высокой колокольни. Он внушает себе то, что от одного раза ребенок не испортится. — Наташ, посиди с ребенком в другой комнате. Дай взрослые дяди отдохнут, — голос Игоря был командным, от которого становится немного не по себе. — Смотри, чтобы один из этих дядь не свалил прямо сейчас отсюда. — строго говорит жена, и уходит в комнату с ребенком. — Тише, вы чего? — вмешался Мирон. — Не обращай внимание, — успокаивает Антон, разливая пиво по стаканам, — Они могут и подраться. Ты че вылупился, я пошутил.       Весь оставшийся день и вечер вся вот эта свора провела в попойке, между этим обмениваясь своими жизненными историями. У каждого их навалом, и никто не упускает момент вставить свою. Бедная Наташа предложила переночевать Дарио у себя, лишь бы не видеть эти пьяные рожи. Никто собственно не был против, наоборот, Мирон в таком состоянии может с легкостью довериться такой милой даме, тем более, если ее хорошо знает Мамай.       Время 1:23. Что же может делать компания бухих мужиков? Правльно, играть в «Правда или действие». Слишком тупо, скучно и банально. Но в пьяном состоянии жизнь приобретает другие краски и мнение. Они сидели в кругу, задавая всякую хуету друг другу. — Ну что, Антоша, правда или действие? — Правда. — Хотел выебать Наташу? — спрашивает Тимарцев, не заботясь о сказанном, хотя Игорь тут же обратил вполне серьезное внимание на него. — Конечно нет, чувак. Теперь я, да? Так, Мирон, поцелуй этого шпингалета. — сказал накаченный парень, допивая стакан пива. — Тох, ты че? Нормально же общались… — Это игра, друг мой. Тут нету «своих».       Федоров прищурился, в сознании ставя галочку насчет этого. И он не забудет. В этом плюс хорошей памяти и крепкой стороне сознания Мирона. Он запоминает все, в какое-бы говно он не был. Но вот слабая сторона хорошенько подвела его, ибо душа требует этот поцелуй. И прям конкретно так требует. Янович устремляет свой взгляд на парнишку, который своими глазами показывал отказ, хотя и его душа желала этого поцелуя. — Не тяни кота за яйки, засасай же его по полной. — подливает масло в огонь Илья. — Я припомню вам это. — сказал еврей, тихонько приближаясь к лицу напротив.       Благодаря близости лиц, эти двое чувствуют теплые чужие дыхания, от которого табун мурашек пробегаются по телам, а в голове рушатся все преграды. Губы соприкасаются под мужской визг остальных. Глаза закрываются от блаженства, а пальцы начинают приятно покалывать. Появляется щекотка внизу живота, отчего Рудбой слабо улыбается в поцелуй. Длится это до того момента, когда Игорь имитирует рвоту. — Блять, все, хватит, угомонитесь. — Да, чет вы разошлись, понравилось? — спрашивает Илья. — Отъебитесь от них, — говорит Антон, отвешивая обоим подзатыльники, — Ну понравились им, и че? — А когда это ты стал заступаться за поцелуи между парнями? — А когда это ты стал реагировать на поцелуи отрицательно?       Топор отмахнулся, не желая продолжать бессмысленный спор. Хорошим это не кончится. Мирон с Ваней не могут перевести дух, продолжая смотреть друг другу в глаза. Никогда не было такой реакции на обычный мимолетный поцелуй. Илья громко зевает, привлекая к себе внимание. Походу это было специально. — Так, дети мои, пора спать. Давайте располагаться по кроватям. Сразу говорю, у меня всего три кровати, ну, вы понимаете… — Мамай уходит в комнату и через несколько минут приносит два комплекта постельного белья — Разбираем, Господа.       Александров взял за шкирку Раута с постельным бельем в руках и отправился на диван. Яновичу же пришлось взять Рудбоя к себе. И вот в глобальной темноте они лежат на разных половинах кровати, раздумывая над ситуацией с поцелуем. Каждому из них понравилось, и в глубине сознания появляется желание все повторить. Евстигнеев улыбается, вспоминая Мироновский вкус губ. Сильная рука обнимает его со спины и прижимает к груди, прикрывая пути отступления. Ну, Ваня и не собирается убегать, лишь легонько гладит чужую ладонь.