Подработка нянькой.

      Вроде бы спокойствие и нежность летали в атмосфере, но недосказанность мешала адекватно общаться. Мирон сидел и обнимал парня, устремив свой немного взволнованный взгляд в телевизор, по которому шел не очень-то и интересный фильм. Но Федоров продолжал показывать всем своим видом, что он проявляет интерес и очень серьезно, правда без единой эмоции, вглядывался в лица актеров. Те так же наигранно, как и мужчина, скрывали волнения и переживания. Как же он хотел оказаться там, на площадке, и отыграв все по сценарию уйти спокойно домой, заварить кофе и начать учить новые строки для следующего эпизода. Только это реальность, где все так легко не пройдет.       Мирон хочет сказать правду, поэтому он хорошо обдумывает все «за» и «против», но решает промолчать, хотя сам понимает, что правда рано или поздно вскроется. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Ваня выглядел слишком подавленным и Федорову от его вида не легче. Его понять можно — он скрывает от любимого парня свою не прошедшую симпатию к другому мужчине. Вообще, нужно кольцо выкинуть и забыть этот случай, но Янович слишком слаб для такого.       Евстигнеев тем временем пытался понять, в какой момент он стал таким параноиком. Мирон был один, когда Илья его привез. Перед глазами все размыто, но, увы, Ваня чувствовал подвох в этой, вроде бы, приятной, нежной тишине и объятьях. По-хорошему, нужно было завести этот противный разговор и удостовериться в том, что ему показалось, что он услышал то самое предложение руки и сердца. Но Ваня молчит. Прикусывает язык, и хочет побыть один, все хорошенько обдумав. — Хочешь кушать? — решается на разговор Федоров и немного отстраняется, чтобы заглянуть в глаза напротив. — Да. Больничная пища надоела конкретно. — поддерживает разговор парень, и выдавливает улыбку.       Напряжение как рукой сняло, но все же что-то висело в воздухе, давило на обоих и сжималось комком в горле. Мирон никогда не испытывал таких переживаний из-за отношений, и это очень пугало. Что же будет дальше? Сейчас заботил только этот вопрос. Мужчина ушел на кухню и начал колдовать над всеми имеющимися продуктами, стараясь пустить энергию на более полезное занятие, да и вообще отвлечься, в конце концов. Только вот не получается избавиться от навязчивых мыслей, что раздражает еще больше. Как можно загоняться по поводу такой мелочи? И мелочь ли это? Скорее всего, да.       Евстигнеев тихо идет по прохладному полу кухни, будто крадясь, и усмехается этой мысли о себе. Было глупо зажиматься в сторонке и строить из себя брошенную школьницу, ведь по сути пока ничего не произошло. Или от Вани все же что-то скрывают? Ладно, потом разберется, а сейчас надо нормально поесть и поспать на мягкой постели. И хорошо было бы забыть дни в больнице и… ту добрую медсестру, которая, считай, выхаживала его все это время. Была благодарность к ней, несмотря на то, что это ее обязанность.       В Ване заиграла неприязнь к себе за то, что не только к Мирону у него промелькнули чувства. Парень и сам понять не мог, почему он так быстро ко всем привязывается и испытывает симпатию. Может это от добродушного отношения к нему? Да. Но все же это не нормально, ведь если человек любит, то к другому даже небольшое влечение проснуться не может. Об этом можно рассуждать долго, и конечно же, Евстигнеев еще подумает на досуге. — А почему ты ко мне не приходил? — решается спросить Ваня, когда Мирон ставит тарелки с едой на стол. — Были кое-какие проблемы. — соврал Федоров, при этом заглядывая в чужие глаза для убедительности.       Ваня наивно верит во все, и плевать, что это может оказаться враньем. Евстигнеев любит его, и готов прощать все, и даже если Мирон уйдет — парень все равно будет привязан к нему. Это глупо до фанатизма, и это понятно даже самому Ване, но ничего с этим не поделать. Сам виноват, что привязался. — Приятного аппетита. — Федоров целует парня в лоб и присаживается напротив. — И тебе. — На лице расплывается улыбка, от которой у мужчины что-то колет под ребрами.       Остаток дня они проводят на диване, разговаривая ни о чем, и обо всем на свете. За эти несколько дней они уже отвыкли друг от друга настолько, что хотелось заново целовать каждую частичку тела, освежая память. Телевизор тихонько шумит на фоне, но этим двоим плевать. Сейчас было важно насладиться друг другом, и будет грустно, если кто-то посмеет их отвлечь.

***

      При свете зрение Вани было не очень, а в темноте оно вообще сходило на нет. Можно было бы посветить телефоном и включить почти весь свет в доме, но будет не очень удобно перед Мироном, поэтому Евстигнеев шарит левой ногой в темноте, чтобы проверить, свободен ли путь. Для подстраховки парень вытянул руки, чтобы хоть как-то ориентироваться среди стен. Нога упирается во что-то, и парень начинает щупать, что же это может быть. Тумбочка. Рука непроизвольно юркнула в приоткрытый ящик, и ладонь коснулась бархатной поверхности.       Будучи сонным, Евстигнеев еще какое-то время не мог определить, что это. Ваня начал ощупывать предмет, по-прежнему без понимания происходящего, пока не выдвинул ящик. Сердце, кажется, стало биться в два раза быстрее, когда указательный палец проскользнул в металлическую окружность. Не сложно было догадаться, что это может быть. Даже дурак поймет, но вот Евстигнеев совсем не такой, поэтому он кладет вещь обратно, закрывает до конца ящик и уходит в туалет.       Всю оставшуюся ночь парень не спит. Его мозги напряжены до такой степени, что голова неприятно ноет, а переживания нарастают с каждым часом. Все-таки ему тогда не послышалось, и от этого еще больнее. Теперь Ваня сомневается по поводу «проблем» Мирона, которые длились эти несколько дней. А еще парень ненавидит самого себя за то, что не смог подарить Мирону ту любовь. «Любовь-любовью, а кушать хочется всегда» — эта неприятная бабушкина фраза, внезапно всплывшая в памяти, бьет по больному, и Ваня принимает четкое решение больше никогда не появляться в жизни Мирона Федорова.

***

      Прохладный свежий воздух обдувает свисающую с кровати руку, и Федоров сует ее обратно под одеяло, хмурясь. Осознание того, что рядом никого нет пришло не сразу. Когда Мирон открыл глаза, то не застал парня рядом. «Может в ванной» — проскользнула мысль, хотя внутри что-то екнуло. Конечно, рано еще беспокоиться, но Федоров для подстраховки решил осмотреть всю квартиру.       И стало еще страшнее, когда на кухонном столе мужчина обнаружил листочек с идеальным почерком и ту несчастную, красную коробочку с кольцом. Мирон медлительно взял белый лист, и чем больше читал написанное, тем сильнее билось сердце и душило отчаяние. Не удержал. Не доказал, что любит. Вот только вопрос теперь в том, честен ли Мирон с собой, и есть ли любовь в самом деле.       Но сейчас нет времени думать, Федоров нервно набирает знакомый номер дрожащими пальцами, но получает в ответ лишь бесконечные гудки и пустоту, от которых можно сойти с ума. Теперь он совсем запутался и не имеет ни малейшего представления о том, как поступить в такой ситуации.

***

      После утреннего исчезновения Ваня так и не выходил на связь. Игнор в социальных сетях и «вызываемый абонент временно недоступен» по ту сторону провода. Временами Мирон ощущает долю волнения, ведь мало ли, что может произойти, учитывая проблемы Евстигнеева со зрением. Вообще ему кажется, что голова разорвется от переизбытка мыслей, если ее не опередит сердце. Всех общих знакомых Федоров уже успел поставить на уши, но Ваня как сквозь землю провалился.       А самым ужасным было то, что мужчина и сам не знает, что сказать и как объяснить это все. Он не мог так поступить, оправдания подобному нет и быть не может, ведь чувства Мирона в последнее время были крайне неоднозначны. Но, быть может, и со стороны Евстигнеева не все так чисто? Ведь тот мог остаться и поговорить, хотя бы выяснить, что произошло, но вместо этого сбежал. Или же нашел повод уйти. К этим мыслям Мирон приходит уже порядочно выпив, чтобы успокоиться, но стало кажется только хуже.       В глазах все мутное и размытое, то ли от внезапно хлынувших слез, то ли от опьянения. Ноги сами несут его в прихожую, а после на лестничную клетку, где чертовски холодно и мрачное все в свете тусклой лампы. Долго он стоит у двери знакомой квартиры, но никак не решится побеспокоить ее владельца. Во-первых уже половина второго ночи, во-вторых ему не будут рады, ну, и самое главное, этот человек и есть источник проблемы. Но палец уже на звонке, а по ту сторону двери слышатся шаги. Дверь распахивается, и уже хотевший хорошенько втащить ночному гостю Дима удивлённо рассматривает Федорова. Но и прогонять явно не собирается. Наверное, потому что никогда не видел Мирона в таком состоянии. Да и какая разница, если оба уже в уютной кухне?       Хинтер заваривает чай, периодически нервно оглядываясь на своего гостя. Подходит ближе к Федорову, который сидит на стуле, закрыв свое лицо руками и присаживается на корточки. Какое-то время еще они проводят в таком положении, пока Мирон не ощущает на себе чужие руки. Хочется обнять в ответ и расплакаться, как ребенку, но вместо этого он кидает усталое: — Мы уже это проходили, Дим.