Code Geass : The Fate Of Europe

      Небольшая, кристально чистая речка неторопливо несла свои воды. По обе стороны пологого берега, она была окружена лесом из изящных березок, тонких осин и высоких могучих дубов. Среди них особо выделялись горящие рубины ягод кустов боярышника. Пробудившиеся ото сна соловьи насвистывали свои зачаровывающие лесные мелодии. Дятлы периодически вторили им своим треском. На старом деревянном помосте безмятежно сидела женщина в темно-зеленой походной одежде, вместе со своим ребенком, увлеченно наблюдающие за едва колышущимися поплавками. Внезапно царящий покой нарушило пищание телефона. Женщина достала его из кармана жилетки, посмотрела на экран, недовольно фыркнула и отклонила звонок. — Мама, а вдруг это было что-то важное?       Мальчишка в теплом синем свитере резко поднял голову и удивленно уставился на лицо мамы своими большими голубыми глазами. В ответ на это женщина широко улыбнулась и потрепала копну его пшеничных волос. Улыбка мамы всегда дарила ему радость. Самая добрая. Самая любящая. Самая искренняя. Её одной было достаточно, чтобы весь день чувствовать рядом её незримую поддержку, теплоту и спокойствие на душе, где бы ты не находился. — Солнышко, что для меня может быть важнее проведения времени с тобой? И пусть весь мир подождет… — тихо проговорила она, приобняв парнишку. — У меня самая лучшая мама. — ласково пролепетал мальчишка и уткнулся головой в бок сидящей рядом женщины. — Спасибо. — она прижала к себе парнишку еще сильнее. Не забывай следить за поплавком.       Женщина подперла ладонью остренький подбородок и направила взгляд усталых глаз в водяную гладь, местами окутанную легкой мутной пеленой завораживающей утренней дымки. — О чем ты думаешь? — Вспоминаю юные годы — ухмыльнулась она. Давным-давно мы с подружками приезжали сюда на велосипедах…       Женщина замолчала и неспешно окинула взглядом красоты родной природы. В её слегка прикрытых глазах проскользнула грусть и странная, едкая усмешка над самой собой.  — Собирали ягоды, потом продавали и поровну делили деньги.       Мама указала рукой на прочерченную полосу земли на другой стороне реки, уже давно заросшую травой, но все еще сильно выделяющуюся среди ровной полянки. — Тогда там еще лежали остатки китайского вертолета. Хорошо, что мы отбились.       Она сжалась, едва заметно вздрогнула и продолжила более тихим и поникшим голосом. —Эххх. Время было бедное после той блокады, порой приходилось одной картошкой перебиваться… Но даже тогда мы старались видеть только позитивное. Всей нашей веселой компанией. Красавица Женя, умная Алина, немного занудная Таня и я…у каждой из нас были свои мечты. Сейчас они кажутся глупыми и незначительными, а тогда…тогда они были целью всей жизни. — на лице матери появилась добрая ухмылка, полная самоиронии. — И какая она была у тебя, мама? — завороженно поинтересовался мальчик. — Платье с кружевом. — в глазах женщины проскользнул огонек. Моего любимого цвета —белое…как снег. Помню, когда я впервые увидела его за витриной, думала о нем сутками напролет. А потом мне приснился сон. — она прикрыла глаза, а её светлое лицо приобрело теплые и нежные очертания. Будто я проснулась не у себя в обветшалой квартире…а во дворце. Белоснежные мраморные стены вокруг, под ногами красный ковер, и я одета в это платье. Передо мной большая дверь, открываю её и попадаю на просторную кухню. За столом сидит красавец-муж, а вокруг него бегают детишки… — ребенок слушал её, не отрываясь.       Из высоких крон деревьев начало доноситься мягкое пение кукушки. — В конце концов я купила это платье, но к тому моменту уже выросла из него. — после небольшой паузы продолжила мама. Но сон оказался вещим, и сейчас у меня есть и дом, и деньги, и семья. Все…о чем я мечтала. — Но ты ведь говорила, что папа… — Его уже давно нет с нами, но знай. — женщина повернулась к мальчику и взяла его руку. Ты и есть моя семья. — улыбнулась она. Моя главная ценность и самое большое сокровище. — после этих слов парнишка обнял её так сильно, что перехватило дыхание. — У меня тоже есть мечта. — мальчишка поднял источающий уверенность взор. Я выросту и стану таким как ты, мама! И буду всегда защищать тебя! Никому не позволю тебя обидеть! — задорно выговорил он, а женщина разразилась счастливым смехом. — А я…сделаю все, чтобы ты ни в чем не нуждался и был счастлив. — И покажешь Петропавловскую крепость? — Конечно, Солнышко. Это чудесный символ неприступного и свободного Петербурга. Надеюсь, таким мой город будет всегда.       В этот момент поплавок на удочке парнишки резко начал тонуть и уходить в сторону. — У тебя клюёт, тащи её сюда! — весело проговорила мама.       Мальчик резко дернулся к удочке и начал постепенно тянуть её на себя, подводя добычу к берегу. После недолгой борьбы поплавок почти оказался у причала. Паренек резко дернул удочку вверх и извлек из воды небольшую рыбешку тигрового окраса. Оказавшись над причалом, она сорвалась с крючка, шлепнулась на пол и начала истошно трепыхаться в попытке добраться до родной стихии. — Мама, мама, смотри, я такую рыбину поймал! — звонко кричал он. — Это окунь. — ухмыльнулась женщина, посмотрев на добычу. Ты молодец, отличный первый улов. Мы таких еще много наловим, времени у нас предостаточно. Клади его в садок, а я пока достану еду. И заодно позвоню нашему искателю хвороста — процедила она. Долго же его нет. Надеюсь, что хоть не заблудился…       Радостный мальчишка крепко схватил скользкую добычу и направился к краю причала, и, нагнувшись, аккуратно положил рыбу в садок. — Ура, ура, моя первый улов, моя добыча! — в тот момент он чувствовал себя великим охотником, а пойманная рыбешка казалась огромным и ценным зверем. Мальчишка ликовал.       Внезапно по воде пошла рябь, усиливающаяся с каждой секундой. На смену затихшим птицам пришел шум сильного, пробирающего до костей ветра. Паренек поднял взгляд на лес и его охватил ужас — с невероятной скоростью деревья пожирали языки пламени. Раздался громкий хлопок взрыва, все звуки поглотил звон в ушах. Разросшаяся дымка превратилась в багровый туман.       Мальчик развернулся и увидел маму. Она сидела на траве, прикрыв глаза, словно спит. Парнишку дернули судороги и пробрали мурашки от ужаса — у самого дорогого для него человека были обожжены руки, а по красивому светлому лицу текли струйки крови. Медленными шажками трясущихся ног он начал приближаться к ней. — Мама…мама…       Женщина резко открыла налившиеся кровью глаза и быстро схватила его плечи искалеченными ладонями. — Почему ты не защитил меня? — истошно прохрипела она.       Фердинанд проснулся в холодном поту. Грудь пульсировала невероятной болью, словно была насквозь пробита копьем. Сердце билось медленно и неторопливо, но каждый его удар отдавал в голову воскресным шумом церковных колоколов. Он с большим трудом поднялся с кровати. Тяжело дыша и шатаясь, Шнейсер направился к панорамному окну. Опершись о ледяное, обжигающее руки стекло, он направил опустошенный взгляд на бурно текущую жизнь ночных улиц.       Но главнокомандующий не видел переливающихся огней, ярко горящих вывесок и размахивающих руками шатающихся людей. Перед его глазами стояло лицо матери. Окровавленное, с едва прикрытыми глаза и застывшей навечно улыбкой. Все внутренне естество свернулось в маленький дрожащий комочек.       И вновь в голове проплывают события того рокового дня, навсегда изменившего жизнь Фердинанда. После которого он простил ей все обиды и разногласия, и возненавидел самого себя. За то, что не выполнил своё обещание. За то, что не спас. За то, что не защитил… — Прости меня. Прости…меня. — медленно шептал Шнейсер.       Жгучие слезы напирали все сильнее, стараясь прорваться через напряженные закрытые глаза. Их становилось сдерживать все тяжелее. Он не хотел плакать. Дать слабину сейчас — значит мысленно вернуться в самые ужасные дни своей жизни. Где были только горечь, одержимость и пустота. А застланные мутной пеленой красные глаза на припухшем от слез лице разрывались такой болью, какую казалось невозможно испытать.       И вот барьер прорван. Маленькая, кристально чистая слезинка начала свой неторопливый путь. Фердинанд смахивает её быстрым движением руки, после чего она остается маленькой жемчужиной на сером пальце металлического протеза.       Шнейсер еще сильнее сжал веки и опустил голову. Нос словно набух свинцом, перестав справляться со своей работой. Фердинанд широко открыл рот, жадно глотая воздох, захватывая все больше с каждым вздохом. Ему хотелось выть. Так сильно и проникновенно, как не способен ни одним вожак волчьей стаи. Но язык онемел, не подчиняясь искаженной воле хозяина. Главнокомандующий лишь выталкивал воздух наружу, опустошая расширившиеся легкие. В бурлящем воспаленном разуме прошлое и настоящее, похвалы и осуждения, триумфы и катастрофы сменяли друг друга в бурном калейдоскопе кривых обрывков разноцветных картин.       Так продолжалось какое-то время. Неизвестно, сколько именно, но когда Шнейсер пришел в себя, то почувствовал, что его рука уже затекла. Из кусочков в голове главнокомандующий собрал видение настоящего.       Фердинанд направился к стоящему в углу комнаты шкафу. Резко открыв дверцу, он взял заветную коробочку успокоительного, сопровождающую его по жизни уже более десяти лет. Шнейсер быстро извлек несколько таблеток и запил их стаканом с водой, находящимся рядом специально для таких ситуаций.       Сделав глубокий, очищающий разум вдох, главнокомандующий взял с полки фотографию матери и приложил её ко лбу. Зубы напряженно застучали, по телу пробежала дрожь. Шнейсер резко закрыл глаза и сильно прикусил нижнюю губу. Помогло… Фердинанд открыл глаза и всмотрелся в безмятежно расслабленное лицо, в самую добрую и искреннюю улыбку. — Уже скоро…скоро я осуществлю все наши мечты. — начал шептать Фердинанд. Они наконец-то станут реальностью. Прости, что путь к цели был таким долгим. Но ты же сама говорила, что достойный правитель должен прежде всего заботиться о своем народе, быть благородным и не становиться в его глазах бездушным убийцей. Прости, что в тот страшный момент жизни забыл о твоих наставлениях. А после того кошмара я…делал все возможное, чтобы вновь не стать тем, кого ты бы ненавидела… Но ты знаешь — улыбнулся он, — ради тебя я сотрясу само основание этого мира! И вскоре, когда ты вернешься в наш мир, я покажу тебе новую, процветающую Европу! Шнейсер нежно поцеловал стекло фоторамки, и аккуратно возвратив её на место, тихо прошептал: — До скорой встречи, мама… Он понимал, что сегодня уже не сможет заснуть. Таблетки скоро помогут прийти в себя, а пока нужно отвлечься, сконцентрироваться на чем — то. Главнокомандующий рухнул на стул, отозвавшийся тихим, едва слышным скрипом. Он направил свой взгляд на часы, висящие на входе в гостиную. — Половина пятого. Уууф. Да, давно меня не мучали кошмары. — Фердинанд встряхнул головой. Уже скоро проснется Ини, нужно попробовать приготовить ей завтрак. Да, хорошая идея, как раз смогу переключиться. И это я буду делать в первый раз за прожитое вместе время, какой стыд… Ну ладно, никогда не поздно исправиться. Она рано встает, но крепко спит. Разбудить я её не должен. Посмотрим, что есть у нас в холодильнике… — проговорил Шнейсер, и надев тапочки, направился на кухню.