Аз воздам

- Молчишь? – Кер поерзал на хлипком для его туши стульчике и зевнул во всю пасть. – А раньше, помнится, не заткнуть было… Псайкл поерзал еще немного, почесался в паху – сполоснуться, что ли? Кер давно убрался бы отсюда, если бы не упорное желание вывести из себя эту однорукую сволочь, неподвижно сидящую в клетке. *** …Терл замолчал на следующий день после того, как бывший заместитель сообщил ему свежие новости. Перед этим, впрочем, он тоже не слишком много болтал – в основном, хохотал как ненормальный, хватая воздух скрюченными пальцами единственной руки; задыхался, всхлипывал, трясся всем телом – и так до тех пор, пока не валился на железный пол своей клетки без сознания. - Долго он так не протянет, - заметил Джо… Господин Джонни на третий день; а Терл все смеялся, и обезумевший взгляд его так и прыгал по блестящим вокруг клетки нескончаемым желтым слиткам. Еда, которую Кер приносил бывшему шефу ежедневно – никаких изысков, простейшее варево из местных злаков, сильно смахивающее на бурду, которой не так давно кормили местных рабов, - оставалась нетронутой. Кер задавался вопросом: и нафига таскать сюда эти миски, если сволочь все равно не жрет? Но приказ есть приказ, и как бы Керу не было лениво – он продолжал прилежно просовывать очередную миску между стальных прутьев. Кер все ждал, что однажды эта бодяга закончится: войдет он поутру, с опостылевшей миской в руках – а на полу клетки валяется тихо-мирно холодное тело без признаков жизни. Но на пятый день Терл заговорил, и хриплая речь его предназначалась единственно для Кера, хотя господин Джонни и стоял неподалеку. Терл сказал, крепко вцепившись пальцами в один из стальных прутьев: - Когда-нибудь на Псайкло узнают. И смерть твоя легкой не будет; предателей быстро не казнят. Господин Джонни едва слышно хмыкнул; Кер выругался про себя – ведь именно он должен был разъяснить Терлу, как нынче обстоят дела, а он лишь похвалился своим новым положением… - Псайкло больше не существует, - буркнул он, почему-то избегая злого взгляда с той стороны решетки. – Хватило одной бомбы; атмосфера-то там была… Клетка содрогнулась так сильно, что Кер даже испугался на секунду: а ну как развалится? - Ты лжеш-шь, - вжавшись побелевшим лицом в прутья клетки, словно вознамерившись просочиться сквозь них, прошипел Терл. – Лжешь, мразь, животное, жалкий предатель… Кер только плечами передернул: - Зачем бы мне? – и, не скрывая мстительного удовольствия – сколько раз он представлял Терла униженным и поверженным, сколько раз мысленно бросал ему презрительное «ты», не смея произнести это вслух хотя бы и шепотом! – предложил: - Не веришь мне – у других спроси. Кого не убили из наших, все на человеков работают. - Лжешшшь… - сдавленно выдохнул Терл; в следующую секунду подбородок его резко дернулся вверх, а из искривленного судорогой рта изверглись первые раскаты уже знакомого безумного хохота. - Оставим его, - спустя минуту негромко приказал господин Джонни. – Быть может, эта новость его все-таки прикончит. Кер очень надеялся, что так оно и будет; хохочущий Терл достал его до самых печенок, да и смысла держать его в клетке псайкл не видел. Ну, не помер он тогда, подстреленный – повезло этой сволочи, что не живую руку отстрелили, а протез… Кер поизучал уже эту штуку: разработочка не из дешевых, под одеждой хрен различишь, приживляется напрямую к нервным окончаниям, но без включения кровеносных сосудов… Поэтому когда в Терла пальнули, боль он почувствовал, еще какую – не зря без сознания хлопнулся; но чтобы кровью истечь, как порядочный – этого человеки не дождались. Когда обнаружилось, что этот красавец так и не сдох, Кер вызвался было – руки на Терлову шею чесались давно; однако, господин Джонни запретил. - Люди должны видеть, что главный «демон» теперь неопасен. И, усмехнувшись, предложил ту шутку: держать Терла рядом с вожделенным золотом, чтоб круглые сутки видел, а дотянуться не мог. Кер самолично устанавливал светильники: окон в хранилище не водилось, а как бы Терл рассматривал слитки в полной темноте? Две штуки плюс генератор – самое то, чтоб и видно было как следует, и чтоб не ослеп от чересчур яркого света. Правда, теперь эта сволочь на свое золото не смотрит. Вообще никуда не смотрит, по крайней мере, в присутствии свидетелей. Сидит в дальнем углу, ноги в коленях согнул, руку на одно положил – и рожей натурально вниз, волосами грязными завесившись. И молчит, молчит, будто проклятый. Как пришел в чувство после того последнего обморока – так и молчит, и ни звука от него не слышно, только хриплое дыхание изредка. Быть может, язык откусил, когда в последний раз ухохатывался? Хотя вряд ли – от такого бы точно кровью захлебнулся; а он до сих пор жив, даже жрать вдруг начал. Кер сам не видел: при нем Терл изображает однорукую статую; но ежели миска всякий раз оказывается совершенно пустой… Прогулки ежедневные – это тоже входит в обязанности Кера. Сволочи ведь нужно не только жрать, а господин Джонни настрого приказал, чтобы в хранилище было чисто. Хотя Кер бы не переживал, доведись однорукой сволочи ходить под себя… С другой стороны, от него и так уже попахивает – ведро воды Керу выделялось, и он даже дотаскивал оное до самой клетки, но чтобы гада этого еще мыть… Кер был очень ленивым псайклом, да и трогать Терла лишний раз не рвался. Поэтому вся гигиена в том и заключалась, чтобы вывести бывшего шефа на воздух да вылить все чертово ведро на его распроклятую макушку. А там водичка уже своим ходом: за шиворот, в глаза, в уши – в общем, куда получится. Господин Джонни наблюдал пару раз. Лицо делал сложное: я, мол, всей душой против подобного варварства; но запретить так и не удосужился. Кер пришел уже к интересному выводу – если не насчет всех человеков, то уж насчет этого точно: при любых обстоятельствах главное изобразить некую степень сожаления, многозначительно свести к переносице брови: ай-ай-ай, как нехорошо, ох уж эти мне псайклы; а после можно напустить на себя самодовольный вид: а я зато не такой… И усиленно притворяться, что ничего такого не случилось. Ведь не он тут поливает пленника ледяной водичкой. И ошейник на него, чтоб на прогулку вести – тоже не он, и небольшое дополнение к стандартному меню… Скучно все это было, с Терлом возиться. Поначалу, конечно, не без приятностей – в первые дни человеки со всех окрестностей сползались, чтоб на «главного демона» поглазеть. Заодно и Керу доставалась порция внимания, а он уж старался вовсю: и грудь расправит, и цепь неожиданно дернет, чтоб сволочи споткнуться; а только зрителей с каждым днем становилось все меньше. Какой интерес тащиться издалека, если сволочь только и может, что шаркать ногами и покорно брести, куда потянут? Хоть бы голову свою раз поднял, хоть бы рыкнул на кого – даже падал по Керову произволу без единого звука. Только пустой рукав болтается при каждом шаге, да живая рука плетью висит. Тут-то и припомнил Кер… В свое время Терл все гадал, как бы господина Джонни половчей приручить, и первым делом именно что на еду попытался. Местные крысы оказались те еще сволочи, не хуже Терла. Но Кер все-таки изловил. Четыре экземпляра, жирных и хвостатых. - Я вот что подумал, - весело заявил Кер, приближаясь к клетке. – Мяса ты давно-о уже не видел… И швырнул добычу прямо к ногам застывшего в неизменной позе Терла. Хороший получился бросок, Кер погордился даже. Но сколько не ждал тогда – ни намека на движение внутри клетки так и не дождался. Но с утра обнаружил лишь окоровавленные ошметки серых шкурок и мелкие когти. Даже хвосты умудрился сожрать, а они ведь жесткие… Кер воодушевился, целую речь толкнул по поводу. Все ждал: вот сейчас этот гад однорукий взорвется, вот сейчас вскочит, будто в задницу раненный, и польется на Кера заковыристая брань, а он уже в долгу не останется. Терл надежд не оправдал; но с тех пор Кер удвоил усилия. Новые крысы, какие-то насекомые – обязательно со множеством неприятно шевелящихся лап; - и речи, издевательские беседы без конца и края. - Придушил бы тебя, - неизменно заканчивал Кер бесполезные излияния. – Не представляешь даже, с каким удовольствием. Но господин Джонни не намекал даже; зачем-то ты ему сдался живой. И уходил вон, сплюнув на прощание. Нынешний, сломанный и, кажется, окончательно спятивший Терл бесил Кера намного больше, чем прежний – высокомерный, безжалостный, скорый как на ядовитую ругань, так и на жестокую расправу. *** Кер вздохнул почти ностальгически – все-таки раньше повеселей было. Поерзал в который раз на слишком хлипком для его туши стульчике. - Молчишь? Ну и молчи, скотина однорукая… Уже у самой двери – тяжелой и толстой, изготовленной из сплошного куска стали, - Кер замер настороженно. Показалось, нет – будто чем-то ледяным и острым кольнуло в спину. Быстрый разворот на пятках – нет, ничего, так и сидит, волосами грязными завесившись. Совсем в себя ушел, бедолага, даже на золото ему наплевать… Наведаться, что ли, на старую базу? Этому оставить порцию варева, и пусть себе отдыхает. А если Кер и задержится на день-другой – так не в первый же раз; потерпит, сволочь упрямая. Даже сейчас умудряется раздражать бедного Кера… А неприятное чувство – словно чей-то ненавидящий взгляд сверлит его спину, - это показалось. Слишком долго добивался он хоть какой-то реакции, вот и… Да и обстановочка в древнем хранилище все же действует на нервы.