Ты помог, и очень благодарен я, Готов теперь снести я наказанье. В саду работа шла всего два дня. Ты заплатил мне больше, чем хотел я. Мне трудно рифму проследить, Ведь думаю я о другом. Отец мой снова начал пить… Я позабыл уже о том, Как тяжело нам было раньше. Он по ночам ходил в бордель. Тогда я был обычный мальчик, Не слышавший ещё бесед Матери с отцом на кухне, Когда тот пьяным приходил под ночь. Тогда спросил у матери на ухо: «Могу я чем-нибудь помочь?» Но я не мог. И время длинною рекою Текло под ноги мне, Я весь промок. Так тяжело, большое горе — Утратить всё, что дорогим казалось мне.
Исак чувствует невероятный прилив злости на отца, и его рука невольно сжимается в кулак. Винсент пьян, да и вообще, на какие деньги ему удалось напиться? Джульетта придерживает входную дверь одной рукой, на которой все ногти искусаны, а пальцы так часто покрыты мозолями, что трудно отыскать хотя бы на одном живое место. Исак снимает сумку с плеча и ставит на табурет у двери, проходя внутрь. В его глазах читается непонимание и невероятная уверенность, он знает, что хочет сделать. — Я твой единственный сын, — тычет указательным пальцем себе в грудь, прямо до боли. — И это я обеспечиваю тебя! Как тебе не стыдно вот так пропивать деньги, которые, оказывается, у тебя были? Ты помнишь, кто просил меня о помощи? — кивает в сторону матери, что закрывала дверь за сыном. На лбу выскакивает пульсирующая венка, порог непонимания скоро разрушится под прорывающимся через него желанием ударить отца. Но Исак считает, что он этого не заслуживает. По крайней мере не сегодня уж точно. И у Вальтерсена слишком хорошее настроение, никто не пожелал бы испортить его одним ударом. — Чего ты ожидал? — ходит из стороны в сторону, нагнетая обстановку, голос ничуть не дрожит, а ладонь яростно упирается в кулак, пара ударов по внутренней стороне, и вот руки уже за спиной. — Мама, — поворачивается в её сторону, замечая мимолётный взгляд, полный стыда. Грустно улыбается и подходит, беря её руки в свои. — Здесь, — указывает на сумку, — деньги и ещё немного еды, тебе хватит на первое время, — тянется к сумке и достаёт конверт, кладя матери на колени и накрывая ладонью. — Осторожнее с ними, не доверяй их ему, — кивает в сторону отца, который, кажется, только рад такому поведению сына. Никакой совести нету. — Крупная сумма, конечно, но, я уверен, ты знаешь, как ей распорядиться. Прошу, действуй осторожно, — со всей своей любовью заглядывает в заплаканные глаза матери, а затем отходит, снова оказываясь рядом с отцом. — А ты… чтобы тебя не было в этом доме, пока не осознаешь цену своего поступка, — хватает пьяного мужчину за плечи и поднимает с кресла, толкая к выходу. Джульетта помогает открыть дверь, и Исак выталкивает отца на улицу, да так, что тот падает прямо лицом на пыльную дорогу. И плевать, что все смотрят, пусть видят, что происходит в доме Вальтерсенов. Довольный своим поступком, Исак возвращается в дом, отряхивая ладони друг о друга. — Не пускай его, если снова придёт пьяным. Запри дверь на все замки и окна тоже. Хорошо? — смотрит матери прямо в глаза, чуть-чуть исподлобья, держа её за предплечья. Та улыбается, ей повезло, что Исак пришёл вовремя. Мало ли что могло случиться… — А теперь рассказывай, — юноша садится в кресло, в котором минуту назад сидел его отец, закидывает ногу на ногу и скрещивает на груди руки. После рассказа матери Исак узнаёт о том, что Винсент на самом деле шёл за хлебом на последние деньги, которые хранились как раз-таки на чёрный день. Но, видимо, перепутал дороги и забрёл в паб. Да прямо ирония какая-то! Исак даёт матери наставления, говоря о том, что не может остаться с ней, хоть и на пару дней, ведь верен лорду и не хочет отбывать ещё одно наказание, но не упоминает этого в разговоре. Та понимает, но всё же расстраивается. Она, получается, теперь совсем одна. Джульетта сказала, что соседка помогает ей временно, пока ещё не уехала в другой город. Да и работа вроде как уже нашлась — в хлеву. Исак недоволен тем, что его мать вынуждена работать и по дому, и вне, но сейчас так надо, пока отец выбился из колеи. Как же удачно обернулась судьба, именно тогда, когда Исак уехал из города. Значит ли это, что семья держалась вместе всё это время только благодаря ему? Приходит время уезжать, когда солнце касается линии горизонта. Мать с сыном невольно заговариваются, Исак узнаёт много нового об изменениях в городе. Оказывается, у них теперь новый мэр, и цены на хлеб стали ниже, что просто невероятно им на руку. Юноша также узнаёт о том, что его приятели, с которыми он купался раньше в озере, переехали и больше здесь не появятся. Слишком ядовит для них этот город, как сказали они сами. Что же, может, поэтому Исак и решил уехать отсюда в замок? На самом деле воздух в городе и правда был пропитан чем-то дотоле не присутствовавшим в нём. Как будто увядшей жизнью или ожиданием чего-то непредсказуемого, что навсегда изменит жизнь горожан. Обычно что-то, кажущееся плохим, предвещает хорошее. Так же, как и судьба предвещала Исаку встретить лорда Эвена. Может, это и был единичный случай, но хочется верить в то, что судьба имеет хоть чуточку правосудия и справедливости, иначе что Исак сейчас делает в городе? Тепло прощаются, и Вальтерсен уезжает на первой попавшейся повозке. Весёлый выдался денёк, ничего не скажешь. Отца на улице он больше не видел, когда выезжал из города. Вероятно, тот сидит сейчас со своими дружками в пабе и выпивает очередную стопку. Этот период должен продлиться долго. Он, скорее всего, даже и не слушал Исака, а просто довольствовался тем, что какой-то щенок, его выродок, между прочим, ругает его за то, что он подвыпил. Да с кем не бывает! Действительно.***
Исак возвращается к ужину. Все в сборе, как он видит, заходя в столовую. Даже лорд. Вежливо здоровается с Мэрилин, которую сегодня ещё не встречал, и кланяется лорду, хоть этого и не нужно было, все за столом свои. Садится, скрипит ножками стула по полу, придвигая его к столу, и принимается за еду, которая даже под железной крышкой остыла. Когда все заканчивают ужинать, Исак остаётся только на середине всего процесса. Найшейм решает остаться с ним, пока горничные убирают со стола. Исак очень польщён тому, что Эвен уделяет ему своё время и внимание, но ему до сих пор неловко за то, какое количество денег лорд вручил ему в том толстом конверте. — Как твои родители, Исак? — вдруг спрашивает лорд. В его голосе нет того привычного оттенка, который обычно слышится, когда лорду неинтересно о чём-то говорить. Сейчас он явно заинтересован. Исак откладывает приборы, глотает прожёванный кусок мяса и прочищает горло, перед тем как ответить. — Хорошо, милорд. Эти средства очень помогут им, я благодарю Вас за помощь, — его руки опускаются на колени, а лорд усмехается, наблюдая за тем, как Исак делает всё, чтобы казаться примерным дворецким и не продолжать трапезу во время разговора. — Ты продолжай, не отвлекайся, — наставляет лорд, ведь по юноше видно, что тот голоден. На самом деле так и было, Исак не ел с самого утра. Ровно с начала работы в саду. А та еда, которую он вёз родителям, осталась им нетронута за всю дорогу. Дворецкий положительно кивает, но продолжает есть намного аккуратнее, кусочек за кусочком, хоть и готов был сейчас наброситься на целого кабана. Но не при лорде же! — Исак, — медленно крутит в руках пустой бокал из-под вина, и, кажется, на дне ещё осталась пара капель. Его взгляд прослеживает небыстрые колебания жидкости, а в чёрной густоте чуть расширенного зрачка появляется чёткое отражение, только в чёрно-белом стиле. Будто какой-то художник только что закончил свою работу в стиле графики и выставил напоказ прямо в зрачках лорда. Изумительно. — Говоришь, всё хорошо, м? — Исак отвлекается от желанного блюда, которое ему не терпелось съесть целиком и полностью, и устремляет взор на Эвена. Тот по-прежнему балуется со стаканом. Начинает крутить чуть быстрее, и дворецкий почему-то чувствует лёгкое напряжение. — Да, всё хорошо, — старается держаться уверенно, стучит по серебряной вилке указательным пальцем, и тонкий звон расползается по всему помещению. Перестаёт, когда понимает, что слишком громко. Исак явно не понимает этой странной заинтересованности лорда, может, это как-то связано с их разговором до его выезда в город? Ведь Эвен знал о том, что случилось… — Ладно… — протяжно произносит лорд, постукивая подушечками пальцев по кромке бокала, затем прекращая и начиная замедлять круговые движения запястьем. Жидкость на дне замирает на месте, Эвен выпивает остаток одним глотком, ставит пустой бокал рядом с тарелкой и кладёт на стол локти, размещая предплечья в вертикальном положении и скрещивая между собой пальцы. Упирается подбородком куда-то в большой палец и смотрит как будто сквозь стола, на паркет. Исак затаил дыхание, когда лорд замолчал. В столовой стало так тихо, что казалось, будто он вообще потерял способность слышать. Вдруг лорд поднимается со своего места, нарушая безмолвную тишину стуком каблуков на своих чёрных туфлях. Медленно подходит к дворецкому, обвивая спинку его стула руками, и наклоняется, чтобы прошептать прямо в ухо до дрожи в коленках. — Почему ты мне врёшь? Дворецкий молчит, в горле что-то явно мешает произнести слово, то ли это еда, которую он ещё не проглотил, то ли вообще какой-то языковой барьер, будто они с лордом разговаривают на разных языках. Но нет, причиной всему этому был тот самый взгляд лорда, каким-то образом Исак чувствует его, даже не смотря тому в глаза, что пугает до мурашек на спине. Кажется, это капелька пота только что скатывается по линии позвоночника, из-за чего Исак невольно выгибает спину, немного, но заметно. Затем чувствует, как рука лорда прижимается прямо к тому месту, где капля находилась сейчас. Неприятный холод разбегается по напряжённому телу, спина выгибается сильнее, из рук на стол выпадают столовые приборы, а рот замирает в приоткрытом состоянии. Исак не может что-либо предпринять, потому что чувствует под лордом некую беспомощность. Нет, надоело так, надоело терпеть всё это. — Ну же, отвечай, почему? М? — манящий к ответу голос с этим томным привкусом, которому просто невозможно противостоять, но Исак держится. Его ладони сжимаются в кулаки, как тогда, в доме родителей, и он твёрдо стучит по столу, да так, что бутылка ещё не открытого вина падает и катится прямо к краю. Никто её не останавливает, и та разбивается прямо на чистом паркете. Всё вино разливается по полу тёмно-красной лужицей, что отчётливо напоминает кровь. Хм, может, это вовсе и не вино, а кровь врагов Найшеймов? Дворецкий поднимается со своего места и поворачивается к лорду, который сжимает стул в нетерпении. Он явно удивлён такому поведению Исака, ведь тот всегда подчинялся и слушался. Честно говоря, таким он нравится Эвену намного больше… — Я не обязан рассказывать Вам о моих личных делах, милорд. И я не знаю, как Вы узнали о произошедшем, но всё же знайте, что мне неприятно такое отношение ко мне. Будто я одна из тех девчонок, ваших горничных, да Вы любую из них можете выпороть! И ни одна слова не скажет. Так вот я скажу, — упирается кулаком в стол, а во взгляде читается неожиданная для него самого уверенность, ведь перед ним сейчас стоит человек, которому он обязан жизнью своих родителей. Скорее не так. Обязан тем, что тот позволил ему помочь родителям. Да. Так правильнее. — Я бы попросил вежливее, будь наш разговор не таким напряжённым, но сейчас, Эвен Бэк Найшейм, я просто обязан высказаться. Можете наказывать меня любыми способами, но я больше не собираюсь подчиняться Вашим глупым играм, и к чему вообще всё это? Что это было тогда, ночью в прачечной?.. — замолкает на этом и отводит взгляд, негусто краснея. Не следовало было сейчас напоминать об этом. Но Исак больше не смотрит на лорда, а когда тот тянет к его плечу руку, то отстраняет плечо, выходит из столовой и громко захлопывает за собой дверь. Гроза надвигается.