Прогоняй, прогоняй меня снова. Отрицай это чувство в себе. Ты его не почувствуешь скоро, А увидишь лишь только во сне. Попроси меня сдаться — я сдамся, Но, поверь, то не стоит того, Чтобы ты перестал вдруг сражаться За то чувство, что тает давно. Может, я и не лорд, может, я не достоин… Но тогда почему пламя всё же горит? Ты ведь скажешь: «Спокойно, спокойно…» И твой голос так сильно манит…
Дворецкий не ослушался приказа хозяина, однако не вернулся в спальню. Не хочется проводить целый день взаперти и бояться даже на миг выйти из комнаты. Потому Исак снова гуляет по тёмным коридорам заброшенной части замка и собирает осколки старых зеркал, будто собирая своё терпение для следующей встречи с лордом. Ему тяжело, словно за спиной тянется невероятный груз, скрипящий по этому старому, грязному полу, сдвигающий лопатки вместе, отчего ему невероятно больно. В душе всё ноет, хочет вырваться наружу, но рядом никого нет, лишь куски обгоревшей бумаги, пыльные, рваные книги и пепел. Много пепла. Словно здесь когда-то умерла и возродилась птица феникс. С первого этажа слышится смех. Три радостных голоса сливаются в один и словно ножовкой проводят по барабанным перепонкам. Но это ещё ничего по сравнению с тем чувством, что раздирает душу изнутри — чувством, означающим только одно. Это не взаимно?***
— Да, нам уже пора ехать, нужно оповестить всех гостей. — Жаль. День прошел так быстро, — лорд смотрит в окно и наблюдает восходящую в звёздное небо луну. — Спасибо за визит. — Спасибо за чай и прекрасный разговор, — благодарит Кристофер. За это время они успели сблизиться с лордом. — Увидимся на свадьбе, — Адель влажно целует Эвена в щёку, ловя на себе ревнивый взгляд жениха. — Передай Исаку, что я была очень рада его увидеть, — бросает напоследок и, взяв в руки сумку, выходит на крыльцо, оставляя мужчин наедине. — Послушай, Эвен, — начинает разговор Шистад. Лорд устремляет на него свой взгляд, в котором уже не читалось то веселье, с каким он вёл беседу несколько мгновений назад. — Этот мальчик правда твой дворецкий? — Да. Я никогда не вру, — скажи это себе, Эвен Бэк Найшейм. — Но тогда кто пригласил его на бал? Никогда не видел, чтобы лорда приглашали с его дворецким, — по лицу Кристофера явно видно, что тот удивлён, однако спокоен. Эвен глубоко вздыхает и прикрывает глаза ладонью. — Нас пригласил отец Адель. Это было слишком спонтанно, так что Исак просто не имел возможности всё обдумать и сразу согласился, — не ври себе, Эвен. — А разве не ты должен был решать, поедет он с тобой или нет? — Шистад скрещивает руки на груди, принимая позу ожидания. Взгляд лорда суетлив и непонятлив, ресницы мелко дрожат, а скулы впали чуть глубже. — Я бы отказал, но не перед тем, кто нас пригласил. Мне кажется, тебе уже пора, — Эвен грубо толкает дверь, держа её одной рукой, и выжидающе смотрит на Кристофера, всё ещё спокойного и непоколебимого. — Разберись в себе, Эвен, а уже потом копайся в других. Исак — самый настоящий лорд, — последние слова друга по беседе заглушаются внутренним криком, застрявшим глубоко в горле. Кристофер уходит, оставляя лорда с лопатой и кучей мыслей, которые нужно разгрести.***
— Можно? — мягко стучит по ручке двери Эвен и медленно приоткрывает дверь. Мэрилин тихо сидит в своём кресле, рядом с ней на столе лежит открытая книга, над которой она сейчас и работает. — Заходи, милый, — разрешает служанка, не поворачивая головы на вошедшего лорда. Кажется, ей осталось немного работы. — Я скоро закончу, ты что-то хотел, Эвен? — её рука чуть дрожит, однако ведёт перо уверенно и так чётко, будто этой дрожи вовсе нет. Мэрилин старается сделать всё правильно, направить лорда на верный путь, переводит текст, используя надёжные источники — по другую сторону стола лежат несколько толстых книг, потрёпанных временем. — Я пришёл навестить тебя. И вижу, — лорд подходит ближе, обхватывая ладонью спинку кресла и наклоняясь, чтобы посмотреть на работу, но Мэрилин отпихивает локтём Эвена, чтобы тот не смотрел раньше времени, — ай, что всё хорошо. Мэрилин тепло улыбается, не отрывая взгляд от листа бумаги. Её губы бесшумно двигаются, вспоминая произношение тех слов, что въелись в книгу. Эвен молча наблюдает за сосредоточенным и одновременно расслабленным видом старой подруги и тихо вздыхает. — Ты говорила, что я не одинок. Я подумал и понял, что ты была права. Ты всегда права, Мэрилин. Я не знаю никого, кто был бы настолько прав, как ты! — Эвен вскидывает брови в восхищении и отходит от кресла к тумбочке, над которой висит зеркало в позолоченной раме. Его руки опускаются на тумбу, ладони проводят по чистому дереву, обводят край, ручку ящика, затем ползут вверх, к раме зеркала, и хватаются за неё. Эвен приближается к отражающей поверхности и начинает вглядываться в своё отражение, пытаясь найти ответ в своих глазах. Раз не через чужие, то через свои. Очень трудно что-то узнать о себе, смотря на своё отражение в зеркале, однако если представить, что в отражении вовсе не ты, ответ сам приходит на ум. — Знаешь, я… сегодня я был груб с ним. Обошёлся не очень вежливо при гостях, не знаю теперь, что мне делать, — Эвен закрывает глаза, устав смотреть на себя такого, и отходит от зеркала. Смотрит на кровать. — Что это? Мэрилин?.. — подходит ближе, не веря своим глазам. — Зачем ты собрала вещи? — во взгляде проснулась тревога, Эвен оборачивается, и та поднимается с кресла. — Сегодня я уезжаю, мой лорд. Уезжаю домой, — спокойно отвечает старуха, опираясь руками о стенку кресла. В её взгляде читается толика печали, однако она кажется счастливой. — Но… — Эвен снова вздыхает. Его грудная клетка никогда не трепетала так сильно, как сейчас, будто на ней расположились сотни бабочек и одновременно взмахнули крыльями, создавая бурный поток воздуха, пронизывающий грудную клетку насквозь. Только воздух не прошёл дальше лёгких и вышел вместе с долгим и шумным выдохом. — Я понимаю, — лорд опускает взгляд в пол и крутит между пальцами край рукава рубашки, не решаясь взглянуть на Мэрилин. — Ну же, Эвен, ты ведь справишься без меня, — подбадривает служанка, подходя ближе и кладя ладони на плечи лорда. — Не думай, что я оставляю тебя один на один с большой трудностью. Тебе только кажется, что это трудность, — «понимаешь, о чём я?» — остаётся неозвученным. И Эвен прекрасно понимает. — Не бойся дать волю чувствам, и всё само произойдёт. Луна никогда не решает сама, когда ей подниматься в небо. И река никогда не создаёт течение сама. Но даже если силы природы не смеют перечить предначертанному, тебе тоже не следует перечить судьбе и отвергать то, что ты чувствуешь. Ведь твои чувства — это такая же природа, только в ней больше цветов, которые требуют постоянного ухода. Ты сильный, и ты сможешь приручить это чувство, только никогда, Эвен, никогда не противься ему, — Мэрилин делает паузу. Эвен поднимает свой взгляд и встречается с двумя печальными незабудками. Его голубые орхидеи, бывшие до этого весьма бледными, насыщаются, приобретая сочный оттенок, способный посоперничать с самим небом. Все бабочки уже давно взмахнули крыльями и покинули грудную клетку. И поток воздуха, созданный их красочными крыльями, прошёл насквозь, не оставив и следа в лёгких. Это как погрузиться на дно. Только ещё глубже. Обрести истинное спокойствие. — Спасибо. Шепчет Эвен и забывается в объятиях.***
Мэрилин уехала несколько минут назад. В небе царит спокойствие и умиротворённость. Обездвиженная луна застыла на одном месте и не хочет подниматься выше или спускаться вниз. Воздух кажется слишком свежим после дня в замке. Окна во всех комнатах темны, кроме одного. Дворецкий ещё не спит. Эвен закрывает дверь и в который раз здоровается с главной залой своего замка. Некое волнение всё ещё треплется неровным комком где-то в груди. Но дышать стало явно легче. Мэрилин не говорила, уезжает ли на время или же навсегда. Но Эвен знает, что навсегда. Совсем навсегда. И тот факт, что он её больше никогда не увидит, приводит его разум на границу между срывом и спокойствием. Эта граница не слишком широкая, но её достаточно для худощавого лорда. Стоя на самом краю, чувствуешь себя колышущимся листком, который вот-вот сорвётся с ветки и полетит в никуда, откуда больше никогда не вернётся. Гадай потом, что станет с этим листком. Эвен не хочет ничего, кроме как подняться в комнату Мэрилин и прочитать заветные строчки, над которыми та усердно работала. Открыв дверь, лорд замечает на столе перо с ещё свежими чернилами и сияющий в лунном свете лист бумаги. Мэрилин уже получила от лорда благодарность в виде скромных объятий, потому что брать что-либо от лорда в свой последний путь не желала. Эвен понимал это как никто и даже не стал ничего предлагать. Руки невероятно дрожат, когда он пытается приблизить их к листу. Взгляд невольно фокусируется на написанных строчках, улавливая основную мысль. Трудно удержаться и не ухватиться тут же за самое интересное. Однако лорд знаком с тем, кого называют терпением. Холодные пальцы плохо слушаются, но всё же хватают листок. Очень бережно и очень нежно. Погрузившись в мысленную пустоту и опустившись на дно и ещё глубже, Эвен читает. «Две птицы, рождённые на небесах друг для друга, скреплены вместе своими сердцами и душами. Только родственная душа способна спасти родственную душу и подарить ей жизнь. Даже если спасения вовсе нет. В сердцах этих птиц горящие пламенем желания бьются с бешеной скоростью, когда родственные души рядом. Не все сердца выдерживают, и огонь может погаснуть. Для этого и есть птица-спутник. Она всегда готова отдать огонь за огонь, сердце за сердце». Огонь за огонь. Сердце за сердце.***
— Небесный демон, небесный демон… — повторяет вслух Исак, разлегшись на своей широкой кровати и устремив свой взгляд точно в глаза юноши на потолке. — Что же ты скрываешь, демон? — Исак пытается вспомнить, в какой именно книге читал про Небесного демона. Или же это Йохан впутал эту мысль в его голову? Дворецкий поднимается с кровати и хватает первую книгу со стола. Предположительно, её он и читал до того ужина. Закладки не оказалось, поэтому Исак принялся листать страничку за страничкой, узнавая уже прочитанные строки. «Вот оно… где-то здесь… ну же…» — твердит про себя, сосредоточенно переворачивая листы, и затем замечает два слова, которые так упорно повторял, смотря в глаза обладателю этого имени.Небесный демон видит ненависть и злобу, но ты не забывай любить. Забудь про чувства, мысли. Забудь про всё. Забудь про то, как всё забыть. Не вспоминай, не думай. Лишь молчи. И правда придёт сама к тебе, поверь. Ты не читай, ты не читай это стихотворенье. А просто закрой дверь. Закрой не только дверь, закрой все окна, закрой глаза, прерви свою лишь мысленную речь. И посмотри в глаза забвенью, что высоко, что смотрит только впредь. Они закроются тогда, когда увидят отраженье. Но отраженья нет. Разбито зеркало. И больше не откроешь дверь.