Когда рассеется туман

      Сквозь сон чувствую, как чужая рука тормошит за плечо, побуждая меня проснуться. Несколько секунд просто осматриваюсь вокруг, пытаясь вспомнить, где нахожусь. — Прошу прощения, но мы на месте, — разносится спокойный, размеренный голос таксиста, который совсем не выглядит уставшим или раздражённым, несмотря на долгий путь. — Да… Благодарю, до свидания, — прокашлявшись, выдаю я и тут же покидаю машину, всё ещё находясь в непонятном состоянии.       Прохладный вечерний воздух бодрит, и, вместе с окончательным пробуждением, приходят прежние мысли, беспокойства. Тяжело выдохнув, я двигаюсь с места, больше не думая о вечерней прохладе, а желая поскорее вернуться к себе домой. Ещё по дороге я спешно проверяю телефон на наличие звонков и смс. Но никаких весточек мне пока что не приходит — рано. Я понимаю это, но с волнением ничего поделать не могу, знаю, что необходимо подождать, но как? Как можно сидеть сложа руки, когда прямо сейчас с человеком, который тебе небезразличен, может случиться беда? Ощущение своей беспомощности перед обстоятельствами, пожалуй, одно из самых паршивых.       С этими мыслями я поднимаюсь на свой этаж и только собираюсь запереть за собой дверь, но останавливаюсь. Вопреки своей паранойе и ещё не до конца прошедшей фобии к ночному времени суток, решаю не закрывать дверь на ключ, чтобы Майклу, в случае чего, не пришлось возиться с замком. Стоит ли говорить, что аппетита у меня совершенно нет? Поэтому привычным движением беру пепельницу и иду в гостиную, где включаю телевизор, делаю без звука, чтобы услышать звонок или тихий стук. В квартире образовалась абсолютная тишина, даже с улицы не доносится ни единого звука. И среди этой тишины отчётливо слышится щелчок зажигалки, но потом всё снова затихает. Курю больше механически, не сосредотачиваясь на ощущениях или наслаждении от процесса, просто занимаю себя чем-то. Мелькающие перед глазами картинки тоже не вызывают каких-либо эмоций, я даже не пытаюсь вникнуть в суть происходящего на экране. Думаю обо всём произошедшем: о словах Тэлбота, действиях Майкла, царившей атмосфере в штабе, даже о так неожиданно сменившейся за день погоде… Пепел падает с сигареты, плотно зажатой между пальцев, о которой в какой-то момент вовсе забыл. Только тогда я отвлекаюсь от раздумий и вскакиваю, бормоча себе под нос ругательства, затем тушу сигарету и убираю рассыпавшийся пепел. «До утра он вряд ли вернётся», — с грустью думаю я, замечая время на настенных часах, которое будто остановилось. Возникает острое чувство того, что надо мной издеваются. Не знаю, кто или что это может быть, но чувство оказывается до того сильным, что в какой-то момент я действительно начинаю в это верить.       «Похоже, что какая-то часть меня уже свихнулась», — проносится в голове ироничная мысль. Я выключаю телевизор, раздражаясь от сменяющихся картинок. Вместо этого открываю ноутбук, чтобы бессмысленно зависнуть в интернете. Однако такое времяпрепровождение вскоре мне надоело, поэтому я решаю просто посидеть. В который раз пытаюсь проанализировать слова Дэвида о том, что я важен для Майкла: видимо, раньше он чётко отделял себя от других и ни с кем не заводил серьёзных отношений, будь то любовных или дружеских, в общем, ни к кому не привязывался и не давал другим привязаться к себе. Это то, чего придерживается большинство так называемых «бойцов». Но если мне удастся стать исключением и действительно сблизиться с Майклом, я буду только рад.       Даже когда меня явственно начинает клонить в сон, какое-то давящее чувство в груди не даёт покоя, поэтому я не иду спать, а пока просто ложусь на застеленный диван, сворачиваясь калачиком и притягивая ноги к груди. В таком положении провожу достаточно долгое время, пока, наконец, немного не успокаиваюсь. Медленно встаю и бреду в свою комнату, чтобы лечь уже на мягкую удобную постель, и почти сразу отправляюсь в царство Морфея, желая просто забыться.       Сон у меня, как и следовало ожидать, оказывается беспокойным, я то и дело просыпаюсь посреди ночи от мелькающих перед глазами неприятных картин, однако быстро проваливаюсь в это беспокойное забытьё снова, захлёстываемый всё новыми и новыми образами. Только ближе к утру ко мне приходит желанный спокойный сон, настолько крепкий и умиротворённый, что я, отрыв глаза, вижу за окном светлый солнечный день, с ужасом вскакиваю с кровати, спотыкаясь и чуть ли не падая на месте. Дрожащими от волнения руками беру телефон, часы на котором показывают полдвенадцатого. Смотрю на экран долго и упорно, надеясь увидеть там ещё что-то помимо цифр, но звонков и смс по-прежнему нет. Аккуратно выхожу из комнаты, надеясь увидеть фигуру Майкла, спящего на диване, однако и там оказывается пусто. Мои плечи опускаются, во взгляде скользит грусть. «Ничего не поделаешь, надо ждать хотя бы сутки», — думаю я и плетусь в ванную комнату. Настроение испорчено.       Весь день провожу дома, пытаясь себя чем-нибудь занять. Успеваю даже отправить резюме на несколько сайтов по поиску работы. И тут же получить предложения, которые не вызывают у меня никакого интереса: должности ниже той, которую я занимал столько лет, но зато с «возможностью карьерного роста». Знаю я, что это за карьерный рост, спасибо, обойдусь. И хоть в итоге ничего полезного для себя не нахожу, вся эта возня и простые повседневные размышления помогают мне отвлечься и убить время, тянущееся невыносимо долго. Ближе к вечеру сдают нервы, и я набираю столь беспокоящий меня номер, но автоответчик на той стороне нагоняет на меня лишь новую волну страха, и с этого момента я не могу думать не только о работе, но и о чём-либо вообще.       Раздавшийся в гнетущей тишине звонок в дверь заставил меня мгновенно подорваться с места, а сердце застучать, как сумасшедшее. Одним резким движением я дёргаю ручку двери и смотрю круглыми от потрясения глазами на представшую передо мной крупную фигуру Майкла. В этот момент дышать становится трудно: горло сдавило от переполняющих меня чувств. Мы смотрим друг на друга несколько бесконечно долгих секунд, и только я собираюсь что-то сказать, как фигура слегка пошатывается и опирается на меня, наваливаясь своим немалым весом. Голова Майкла ложится на мое плечо. Придерживаю мужчину, но, уловив резкий запах алкоголя, ударившего мне в ноздри, хмурю брови. Амбре оказывается настолько сильным, что мне приходится отвернуть голову, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. — Майкл… Ты в порядке, как я погляжу, — перекидываю его руку через своё плечо, чтобы он смог опереться на меня. Стараясь самому не упасть под его весом, маленькими шажками потихоньку отхожу от двери. С причинами разберусь позже. — Я… звонил, у тебя телефон отключён… Но рад, что ты в порядке…       Я пытаюсь вести себя спокойно, даже натянуть подобие улыбки, но мой голос дрожит, а к горлу то и дело подступает ком. Даже не представляю, через что прошёл Майкл, и знаю, что не вправе требовать, чтобы он сообщал в ту же секунду, когда освободится, что с ним всё в порядке, что жив хотя бы. Знаю, но всё же… Майкл что-то бубнит себе под нос и поднимает голову, его лицо приближается к моему, и я останавливаюсь, готовый внимательно слушать. — Томми… — раздаётся хрипловатый, низкий голос. Такой непривычный, что я слегка дёргаюсь, а по коже вдруг пробегают мурашки. — Ты ждал меня?       На мгновение теряю дар речи, неотрывно вглядываясь в мужские черты лица, в пронзительные изумрудные глаза, пьяные, но такие измученные и несчастные, что на сердце у меня начинают скрести кошки. — Что… что ты говоришь? Конечно, ждал, очевидно же, что ждал, я жутко переживал… — замолкаю, не зная, как описать словами то беспокойство, что я испытал за время его отсутствия, и лишь смущённо отвожу взгляд. — Значит… Если бы я не вернулся, ты бы… грустил?       Эти слова шокируют меня до глубины души, смущение быстро сменяется негодованием. Разве не жестоко мне такое говорить? Я многое понимаю и готов вытерпеть, но я ведь тоже человек и тоже чувствую. «Грустил»? Такое простое слово. Разве похоже, чтобы я мог просто «грустить»? Разве не ясно, что даже мысль о таком исходе приводит меня в самый настоящий ужас?.. Я вновь поднимаю на нетрезвого мужчину взгляд, в котором теперь читается злость. — Да ты сам слышишь, что говоришь? — нервы натянуты до предела, я тяжело дышу, но чем больше смотрю на непонимание в чужом лице, тем больше завожусь. В эмоциональном порыве хватаю Майкла за грудки, отчего тот пошатывается, но всё же сохраняет равновесие. — Конечно же, идиот! — выпаливаю я, смотря прямо, неотрывно. Все чувства и переживания вырываются наружу, мои глаза против воли увлажняются, а руки и всё тело бьёт мелкая дрожь. Опомнившись, я кое-как собираю последние остатки здравомыслия и разжимаю пальцы на одежде Майкла. Мне сложно понять, о чем он сейчас думает. — Прости, просто… не говори так больше, пожалуйста.       Произношу уже спокойнее и хочу снова перекинуть руку мужчины через плечо, но неожиданно Майкл перехватывает моё запястье и резко тянет на себя. Не удержав равновесие, наклоняюсь и оказываюсь в нескольких сантиметрах от его лица. Вижу, что теперь Майкл выглядит чертовски серьезным, наполненным решимостью, и это сбивает меня с толку. Я чувствую, как крепкая рука перемещается на спину, наши тела плотно соприкасаются, а дыхание учащается. Майкл прикрывает глаза, и в этот момент я могу думать лишь о том, какие у него длинные густые ресницы. Пухлые обветренные губы мужчины приоткрываются и, будто в замедленной съёмке, приближаются к моим. И, как по щелчку, ко мне приходит осознание сложившейся ситуации. — Эй, тише-тише… — я перехожу на мягкий шёпот и закрываю ладонью чужой рот, мешая ему поцеловать меня. — Что это ты удумал? — продолжаю, глядя на разочарованного Майкла. — Ты ведь… ещё не угостил меня кофе, а уже целоваться лезешь. Идём-ка лучше спать, пьяница.       Хоть я и пытаюсь выглядеть спокойным и даже шутить, моё сердце отбивает бешеный ритм, кажется, что его стук слышен даже Майклу. К моей радости, тот послушно идёт, куда его ведут, и больше не предпринимает никаких странных действий. Мельком я замечаю разорванную ткань кофты на плече Майкла, из-под которой виднеются швы, и уверенно тащу его в свою комнату на нормальную кровать. — Давай, ещё чуть-чуть, тебе надо как следует отдохнуть, а завтра всё расскажешь. Если захочешь, конечно.       Привести Майкла к кровати оказывается целым испытанием, мой лоб покрывается испариной, когда, наконец, Майкл падает на расстеленную постель. Но из-за того, что он всё ещё держится за меня, я падаю вместе с ним, а точнее на него. — Так, ладно, уже неплохо, теперь тебя осталось только… раздеть. Мм, стоп, — только я думаю, что справился, как моя нога ненароком задевает его пах. И у меня не возникает сомнений, насчёт того, чего именно я касаюсь. — Майкл, почему ты возбуждён? — Прости… — взгляд Майкла становится искренне виноватым. — Я сейчас исправлю.       Не успеваю понять, что именно он собирается исправлять, как вижу его руку опускающуюся на ширинку джинсов, пока я продолжаю нависать сверху. — Так, подожди-подожди! — взволнованно тараторю я, останавливая руку мужчины, и начинаю судорожно перебирать в голове возможные варианты. В этот момент, рука, которую я крепко сжимаю, выскальзывает из моей хватки и нежно поглаживает моё запястье, заставляя вздрогнуть. — Просто выйди, Томми, я… Мне неудобно, знаешь ли…       Я отдёргиваю руку и быстро слезаю с кровати, однако комнату не покидаю, понимая, что Майкл вряд ли сможет помочь себе в таком состоянии, к тому же с повреждённой рукой. Поэтому, приняв для себя серьёзное решение, я тихо выдыхаю и, сосредоточившись на цели, вновь склоняюсь над мужчиной. — Я помогу тебе… Как другу, просто помолчи и не двигайся.       С этими словами забираюсь на кровать позади Майкла, четко уверенный в правильности своих действий, и призываю мужчину принять сидячее положение, оперевшись спиной на мою грудь. И когда он выполняет просьбу, усаживаясь между моих ног, улавливаю запах алкоголя, аромат самого Майкла, а также чувствую его напряжённые мышцы спины. Кажется, мужчина не до конца понимает, что я собираюсь с ним делать. Но я не считаю нужным что-либо объяснять, а сразу показываю наглядно, расстёгивая застёжку на штанах и уверенно просовывая в них руку. Тут же слышу удивлённый полустон и облизываю пересохшие вдруг губы. — Что ты такое делаешь, малыш? — доносится тихий, хрипловатый голос Майкла, и как только смысл фразы до меня доходит, лицо начинает рдеть. — Какой же я малыш, ты меня с кем-то путаешь, что ли? — неуверенно спрашиваю я, напрочь смущённый таким неожиданным обращением, но всё же оттягиваю ткань трусов, из-под которых показывается уже эрегированный член Майкла. — Нет… не путаю, ох…       Это последнее, что Майкл в силах произнести, после чего полностью расслабляется в моих руках, прикрывая глаза и предоставляя полную свободу действий. Честно говоря, когда такое прекрасно сложенное мужское тело оказывается в полном твоём распоряжении, доверчиво расслабившись — это заводит. Но я отгоняю ненужные мысли и сосредотачиваюсь лишь на удовольствии Майкла. «Надо быстрее с этим покончить и уложить его спать», — думаю я и спускаю чужие джинсы с трусами, затем выдавливаю немного смазки на ладонь и накрываю ей член, оттягиваю крайнюю плоть, прохожусь подушечками пальцев по головке и начинаю уверенные движения. Грудь Майкла часто вздыматься, он откидывает голову мне на плечо, чуть выгибается в спине, и я слышу тяжёлое дыхание прямо у своего уха, и оно мешает полностью сосредоточиться на первоначальной цели. Чтобы было удобнее, второй рукой придерживаю Майкла под живот, ощущая ладонью сокращающиеся при каждом моем движении мышцы пресса. Мне безумно хочется задрать эту кофту, провести рукой по разгоряченной коже, подняться выше, к груди, однако я чётко провожу границу и лишь закусываю губу, напоминая себе, что надо сдерживаться. Спустя некоторое Майкл продолжает тяжело дышать и порой вздрагивать от удовольствия, но к разрядке приближаться, похоже, не собирается. Неожиданно рука мужчины, которая до этого лежала неподвижно, скользит по моему бедру и поднимается выше, успевая нащупать моё собственное возбуждение прежде, чем я перехватываю руку. — Тебе тоже нужна помощь, — звучит возбуждённый шёпот, от которого я сглатываю, но руку продолжаю держать, не давая к себе прикоснуться. — Нет, мне не нужна, только тебе, — шепчу в чужое ухо самым сексуальным голосом, на который способен, и резко сжимаю руку на члене, от чего слышу вырвавшийся удивленно-возмущённый стон. — Давай-ка побыстрее, милый.       Больше мне не удаётся скрыть собственное учащённое дыхание, я чувствую, как щёки горят всё пуще, а разум потихоньку плывёт. Майкл чертовски меня возбуждает, я не могу этого отрицать, он — воплощение моей мечты во всех смыслах. И явно не как друг. Движения на члене становятся резче, вторая рука продолжает собственнически сжимать запястье мужчины, будто показывая свою власть. Я помню, с какой целью это всё устраивалось изначально, однако такая игра затягивает меня. Я приподнимаюсь на коленях, из-за чего возвышаюсь над сидящим Майклом, склоняюсь к его уху и продолжаю нашёптывать разные глупости, после чего прохожусь языком по раковине и неожиданно прикусываю мочку, оттягиваю, не сдерживая силу, совмещая с движениями на члене, тем самым заставляя сильное тело в моих руках содрогнуться, а Майкла издать тихий рык и вцепиться руками в мои бёдра, болезненно сжимая их.       Перед моими собственными глазами всё плывёт, я тоже оказываюсь на пределе. Но свалившийся без сил Майкл возвращает меня в реальность, я аккуратно кладу его на спину: грудь мужчины ещё беспокойно вздымается, но глаза уже оказываются закрыты. Минуту смотрю на горе-любовника и судорожно выдыхаю, затем снимаю с него кофту и натягиваю обратно трусы. Вспоминаю о ране на плече и теперь рассматриваю её ближе: порез не очень большой, но швов много, возможно, останется шрам. Осматриваю также другие части тела, но больше никаких серьёзных травм не обнаруживаю, поэтому лишь устало улыбаюсь, чувствуя облегчение. — Слава богу, ты вернулся… — шепчу я, опустив голову на плечо Майкла на несколько мгновений и сразу отстраняюсь, продолжая улыбаться.       То, что только что произошло, определённо было странным и вызвало много вопросов, однако я решаю поподробнее подумать об этой проблеме позже. Сейчас лишь укрываю Майкла одеялом и удаляюсь из помещения, чтобы не мешать, а заодно привести мысли в порядок.       «И всё же, какого чёрта я наделал?» — думаю я, когда немного пришёл в себя, отдельные моменты теперь слишком чётко всплывают в памяти, заставляя меня покрыться краской. Я смотрю на свои руки и спешно направляюсь в уборную. Сначала просто хочу помыть их, но в итоге раздеваюсь и залезаю в ванну целиком. Неодобрительно качаю головой, когда опускаю взгляд на свой всё ещё эрегированный член. «И чего я так перевозбудился, это же Майкл, — проносится в голове. — Чёрт, именно потому что это Майкл». Думать и корить себя можно было ещё долго, но тянущее чувство внизу живота становится болезненным, и с ним надо что-то делать. Сначала я пробую принять холодный душ, но он не помогает, поэтому выдавливаю жидкое мыло и опускаю руку на возбуждённую плоть, делая то же, что и Майклу. Если подумать, то я давно уже не снимал напряжение, так что моё возбуждение при виде мужчины может быть естественной реакцией организма. Как бы то ни было, спустя некоторое время чувствую, как ноги подкашиваются, и я опускаюсь вниз, на колени, моё тело покрывается мурашками, соски встают, а сзади ощущается пульсация. Я опускаю голову вниз, тихо постанывая, ноги раздвигаются сами собой, а вторая рука начинает массировать стенки ануса. Голова становится абсолютно пустой. Я, не в силах сдерживать возникшего непреодолимого желания, насаживаюсь на пальцы, раскрыв рот в беззвучном стоне, и начинаю в темпе двигать бёдрами, выпячивая зад как можно сильней, а моя щека теперь упирается прямо в дно ванны. На какое-то мгновение у меня возникает образ Майкла, я чувствую, как его руки сжимают мою талию, вижу, как его бёдра двигаются мне навстречу, а его член одним уверенным движением проникает внутрь, заполняя меня целиком…       Когда я прихожу в себя, то уже лежу в этой самой ванне на спине, кое-где испачканный собственной спермой. Глаза мои приоткрыты, потолок виден расплывчато. Едва я привожу дыхание в норму, как чувство стыда и неправильности того, что я сделал накрывает с головой. Медленно, на ещё подкашивающихся ногах я поднимаюсь и включаю воду на полную, тщательно моюсь с мочалкой, пытаясь отмыться от этого паршивого чувства, но выходит не очень. Выключив воду, облокачиваюсь головой на стену, чувствуя стекающие с тела капли воды, жмурюсь и сжимаю челюсти до боли. «Неправильно, как же это всё неправильно», — думаю я с досадой и, простояв так ещё немного, вылезаю из ванны, закутанный в мягкое махровое полотенце. Не одеваясь, выхожу из комнаты в полотенце: всё равно Майкл ещё долго проспит, и первое, что я делаю — конечно, курю. Если не знаешь, что делать — иди покури, и, возможно, решение найдётся.       Немного успокоившись, решаю выпить чаю и перекусить чего-нибудь: Майкл жив и спит сладким сном младенца, так что аппетит ко мне всё же возвращается. Также появляется чувство вины, но аппетита это не портит. Наспех сделав сэндвич, я сажусь за кухонный стол и задумчиво вглядываюсь в темноту, незаметно сменившую свет за окном, отмечаю одиноко стоящий фонарь неподалёку, от которого практически нет никакого толку. На кухне тоже царит лёгкий полумрак, что добавляет атмосфере некой интимности, кажется, будто самые сокровенные мысли сейчас лежат, как на ладони. Так и хочется сказать что-то вроде: «Святой отец, я согрешил». Я слабо улыбаюсь этой ассоциации и допиваю чай, пока от него ещё исходит пар. Потом неторопливо встаю, гашу свет и возвращаюсь в свою комнату, там аккуратно достаю из шкафа пижаму, состоящую из тёмно-серых штанов и белой кофты с большим изображением стилизованной панды посередине. Также тихо, как и вошёл, ухожу в гостиную, решив провести эту ночь на диване, дверь в комнату оставляю открытой. Одевшись и подготовив себе спальное место, я заворачиваюсь в тёплое одеяло: всё же здесь оказывается прохладно, волосы ещё влажные, но мне уже лень их сушить, поэтому уткнувшись в подушку лицом, я расслабляюсь и погружаюсь в столь желанный, спокойный крепкий сон, оставляя все тревоги и заботы на завтрашний день.