Безумные фикрайтеры в Подземелье, или как монстров мучают спойлерами

      Сноудин встретил меня также тепло, как и в прошлые два раза. Теперь я могла не беспокоиться об Ангеле Смерти, связанном стеблями сорняков где-то в глубинах Руин. Больше она не явится сюда и не навредит ни одному монстру. Я убью её, как и видела в своих голубых снах — безжалостно вырву её душу вместе с сердцем и разобью! Но для того чтобы ослабить Решимость Фриск нужно было упокоить Чару. Наверняка её кости лежат во дворце, в одном из тех гробов, куда поместили и тела других детей. А потом… сама и без промедлений расправлюсь с Фриск.       Почему я ничего не рассказала Ане, спрашивала второе полушарие мозга, на что первое огрызалось, мол, чтобы не мешалась со своим желанием остаться в Подземелье. И своей мягкотелостью тоже. Как бы Аня ни ненавидела Фриск, она наверняка будет просить её пощадить, как сделала с Флауи.       «Ведь все заслуживают жизни, — хмыкнула я, представив, как Юдина говорит мне тоже самое. — Но не Фриск».       Запахи свежей выпечки защекотали нос, и я невольно пустила слюни. Я ничего не съела у Ториэль, и теперь мой желудок раздирало от голода. Потерплю, сперва стоит найти Санса.       В будке сторожа я его не обнаружила, да и Папирус не появлялся — уже странно. Это, вроде, обязанность скелета, но сейчас, ни на мосту ни спящим на посту, я его не обнаружила.       Наконец, пробиваясь через толпу монстров и проваливаясь в сугробы, я заметила выделяющимся среди маленьких хижин двухэтажный особняк. Вот и дом двух братьев. Надеюсь, именно Санс откроет мне, иначе проблем от Папса не избежать — восхищения, глупый диалог и далее вытекающее для брата-дурочка. А на холоде я торчать не хочу, и так вот, нос красный, сопля коркой прилипла к синим губам, а пальцы окоченели. Постучала. И долго ждала.       — Саш? — открыв дверь, Санс крепко обнял меня и впустил в дом. — Тысяча чертей! Получилось! Так непривычно быть… мертвым…       — А-аг-га, — промямлила я, обогревая руки дыханием. — А…, а мож-жно чай?       — Конечно! — Улыбка на черепе скелета стала ещё шире, и он помчался на кухню. — Папс, к слову, дома, так что тихо.       — Саааанс? — раздался со второго этажа голос Папируса. — Кого ты привёл в дом? Кто это?       Санс досадно охнул и случайно облил меня кипятком из полупустой кружки. Ледяную кожу на ладонях опалила горячая вода. Я взвыла от боли, подпрыгивая на месте.       — Черт! Извини!       Папирус спрыгнул с балкона к нам и оглядел меня с ног до головы.       — Что ты за монстр?       — Человек, — не стала придумывать я. — Добрый и честный человек, которому срочно нужно поговорить с твоим братом.       — Человек?! Ньехехехе! Ваушки! Человек в моем доме! — радостно захохотал Папирус, надев на меня неизвестно откуда взятые наручники, что сталь впилась в кисти. В глазницах старшего брата блеснуло неподдельное удивление и, переводя на подростковый сленг, охуй. — Ты пойдёшь со мной к королю, ньехехе!       — Папс… — положил руку на плечо Папируса Санс. — Не надо! Мне нужно с ней поговорить, это срочно!       — Ты её знаешь? — хмыкнул тот, удивлённо склонив голову. — Откуда?       — Она здесь давно… мы… давние друзья!       «И ведь не солгал», — подумала я. Я с мольбой взглянула на высокого скелета, прикусив губу. Тот долго думал, прежде чем отдал наручники Сансу и дал несколько минут, после чего с угрожающим знаком кулака удалился. Мы вздохнули спокойно. Скелет быстро раздобыл в ящиках отмычки и прильнул к наручникам, но я отпрянула.       — Санс, стой! Я как раз пришла поговорить по поводу похода во дворец, — скороговоркой выговорила я. — Это может навсегда избавить Подземелье от Фриск.       В глазницах скелета сверкнули искорки то ли очередного изумления, то ли веселье, или же даже ужас.       — Ты? Во дворец? А Аня куда делась?       — Я ей ничего не сказала.       Теперь Санс смотрел на меня как на сумасшедшую.       — Значит, я тебе амулет и свитер потеплее, — он взглянул на мою легкую одежду. — А ты к Асгору для… для чего? Если не собираешься убивать, так?       — Мне нужно упокоить Чару, — отпив чай, ответила я. — Решимость Фриск ослабнет, и я смогу победить её. Да и смотри! — Я мотнула головой к прикованным в наручники руки. — Какая подвернулась удача для меня и твоего брата. Вот так легко проникнуть в хоромы короля, а Папирусу — место в королевской гвардии.       — Ты точно поехавшая, — громко вздохнул Санс. — Откуда тебе известен способ?       — Гастер сказал, — Да, я совсем не боялась правды, не боялась реакции друзей и трудностей. Ничего. Потому что победа была так близка…       Я вспомнила, как ревновала, когда Аня неожиданно предпочла Фриск в лучшие подруги, как дулась на неё из-за их жестокого кидалова. А потом вспомнила все наши драки с Фриск, а их было немало. В Реальной Лаборатории, в битве с Азриэлем или в коридорах Руин между горкой праха и выходом. И этот самый прах — распыленные, превращенные в серые песчинки монстры… и все от её руки, и один-два — от моей, но поневоле. И было закипел в груди гнев, как варево в котле, как вихрь злобных мыслей пронёсся в голове, а кулаки сжались в ожидании скорого кровопролития — как я вспомнила чудесное спасение руками Фриск. Какой она была раньше. Улыбчивой, доброй, отзывчивой и отважной девочкой, ставившей меня в пример и отличный союзник. Промелькнуло и то сожаление на её маленьком лице в сражении с огненными аборигенами в канализации.       Сотни чувств заполнили меня, словно пустеющий сосуд, и стекло теперь раскалывалось, давясь под напряжением и полноты бутылки. И все же, злоба охватила меня сильнее любви и нежных чувств к бывшей подруге. Теперь она была врагом, без жалости стёршей всех монстров в прошлый раз. Моей убийцей и убийцей Ани. Предательницей, которая без зазрения совести была способна расколоть наши амулеты и убить нас, ради своей выгоды.       Фриск… Фриск, какой бы в глубине души она ни была, кто бы ни скребся ногтями где-то внутри всей ярости и кровожадности… она должна была умереть ради общего блага.       Ради нас, монстров и всех людей.       Я отошла от скелета на пару шагов, прождав секунд пять, а потом продолжила:       — Это такой монстр… он тоже скелет… он бывший учёный короля. Ты же жил в то время, когда Альфис лишь постигала всю науку?       Продавец выпрямился и хмыкнул, показав пальцем на стену. Там висел портрет двух братьев. Рядом с ним стояла Альфис, а за ней, так как все ростом — Андайн. И Меттатон в своей коробке тоже, прижавшись к учёной. И одно место на портрете было пусто - почти в самом центре создавалось чувство, что кто-то грубо вырезал одного и вместо него влепил стену с глупым цветочным узором.       — Вы были знакомы?       — Ага. Хороший был мужик, жаль, что с ним произошло подобное…, но стоп. Как ты…       — Он стал призраком! — ответила я очень коротко. — Времени мало! Он объяснил мне, как победить Фриск, и я не упущу свой шанс! А теперь быстро дай мне соли, да побольше — хоть всю пачку! — и масло.       — Сливочное?       — Растительное!       Санс смерил меня взглядом, так и говорящим: «А точно в психушку звонить не надо?», но все же побежал на кухню и через минуту вернулся с продуктами, которые я буду так нагло переводить.       Я уже слышала шаги Папса из гостиной.       — Где мои вещи?       Санс кинул мне свитер, который я быстро надела на кофту, после чего добавила свой оранжевый амулет — и по венам снова потекла тёплая и рыже-огненная энергия. Под свитер в карманы кофты я запихнула бутылочку масла и пачку соли.       — Я почти ничего не понял, рыжик, потому что рассказ сумбурный, но желаю удачи, — шепнул мне на прощание Санс, прежде чем Папирус схватил меня за локти и повёл к двери. За пару секунд до этого я успела сказать ему: «Ничего не говори Ане. Иначе план сорвётся!».       И я под болтовню Папируса отправилась к гробу Чары…       Мы дошли до границ Сноудина значительно медленно, это ещё потому что Папс периодически останавливался, чтобы обсудить все возможные темы с монстрами. Некоторые желали побыстрее избавиться от скелета, а вторая половина вполне наоборот, с упоением слушала россказни Папируса и не без удовольствия повествовала о своём прошедшем дне.       «Ладно, дорога будет длинной, — поняла я, тяжело вздыхая. — И болезненной».       Кожу на запястьях все сильнее давило сталью, казалось, что скоро кисти и подавно оторвутся. Я шипела, пыталась почесать руки, но все было безуспешно. Руки затекли. Я могла спокойно разорвать цепи, только тогда бы условия моей перевозки стали бы хуже.       Последней каплей до истерики стало, когда Папс сказал Лодочнику, что везёт человека отнюдь не королю, а Андайн, так как не факт, что его пустят во дворец. И в глубине души мой беззащитный рыжий человечек расплакался. Я плыву к Андайн, меня как вещь хотят передать из рук в руки ещё адекватного скелета к невменяемой рыбе-мутанту!       Наконец мы доплыли до Водопада, и там ученик Андайн снова принялся разговаривать с монстрами. В какой-то момент мое нетерпение разобраться с призраком Чары говорило мне, что моя идея и вправду отстойней некуда!       — Но Папирус! — выпучил глаза Герсон, продавец всяких интересных штуковин и ветеран войны монстров и людей. — Ты всерьёз отдашь такой клад Андайн?! Как ни крути, а ты давно достоин вступить в гвардию, а тут подвернулась такая возможность — и ты решил её отдать тому, у кого и так все есть.       Черепаха покачал головой, демонстрируя какие-то безделушки скелету.       — С тебя десять монет золота.       «Твою мать, а Герсон дело говорит, Папс!».       И уже стоя у самого дома Андайн, глядя в её желтый и полный веселья глаз, я поняла, что торговля только началась.       — Значит, поймал?       — Поймал, — горделиво задрал голову Папирус, тряся меня за наручники, как псину. — И она даже не сопротивлялась, испугавшись моей силы!       «Ты, конечно, сильный, но не настолько же!» — хотелось выкрикнуть мне.       Око главы королевской стражи расширилось от удовольствия, сверля меня жёлто-янтарным взглядом. Острые большие зубы блеснули. В предвкушении, Андайн протянула руку к моему амулету. Она приметила его сразу, как я появилась во дворе дома.       Но тут Андайн размякла. Глаза потухли, и она отдёрнула крючковатые пальцы.       — Папирус! Это же твоя добыча, почему ты отдаёшь человека мне? — взревела наставница, выпрямившись в полный рост, что даже я вжала голову в плечи. Мне ещё больше захотелось убежать.       Скелет выронил цепь.       — Я… ну, я… думал, что лучше отдать человека тебе! В конце-концов, я всего лишь оруженосец!       «Точно торг! Я для монстров, как вещь! — Снова взглянула в глазницы Папируса. — Ты не просто оруженосец… ты безнадёжный и мягкотелый, как говорила Андайн, так что место тебе на кухне».       Я со злобой взглянула на рыбу, которая все также изучала мой камень на шее.       «Обойдёшься, одноглазая!», — Я сильнее сдавила в руке оранжевый амулет, еле сдерживая текущую к кулакам силу.       — Папс, — улыбнулась Андайн. — Но это ты поймал её! Значит, твоя награда.       — Правда? А… гвардейцем стану?       — Станешь.       И на мое удивление, глава стражи говорила честно и с гордостью.       Я почти не слушала их, погружённая в собственные чертоги разума. Меня не покидало чувство, словно Андайн вспомнила меня, посему и смотрит с таким удивлением на амулет. Ну, или же дежавю при взгляде на меня, словно она видела человека в красно-золотом свитере в полоску. И, кажется, ей не терпелось, чтобы Папирус отвёл меня к королю и отдал ему на растерзание.       Наконец Папирус попрощался с Андайн крепкими объятиями и поспешил со мной во дворец. Один плюс — скелет все же не отдал меня этой чокнутой рыбе. Спасибо ему. Прошёл целый день, прежде чем мы не спеша достигли Хотленда. Там и заночевали в уютном отеле — к сожалению, Папирус не был настолько благосклонен ко мне и не забронировал второй номер на меня, так что пришлось делить комнату — лежала на полу с подушкой и пыталась уснуть.       Неожиданно сердце пронзило чувство вины и даже немного страха. Ночной маразм, грубо говоря. Я подумала, как там сейчас Аня. Если и пошла искать меня в Сноудин, то первым делом пойдёт к Сансу. Теперь вопрос на засыпку — расколется он? И как там Ториэль? Наверное, ей очень грустно, что я покинула её, а Аня, конечно же, могла увязаться следом. Оставалось надеяться, что подобревший Флауи защитит Ториэль, если Фриск сбежит, ну или не даст этому случиться. Если он не притворялся, чтобы втереться в доверие, конечно.       И в самой глубине души мне хотелось, чтобы Санс все рассказал Ане, и та быстро нашла меня. И вместе мы упокоил разгневанного призрака ребёнка, если не погибнем, что многовероятно с силой-то Чары.       Но больше мне все же хотелось сделать все самой. Самой пришибить Фриск и Чару, а потом, как-нибудь в потёмках, и Флауи превратить в зеленую кашицу. Может, это так повлиял на меня путь Геноцида, не знаю… Но я жаждала крови маленькой девочки в полосатом свитере.       Проснулись мы совсем рано, и я под задумчивую и сонную голову часто сталкивалась с монстрами и спотыкалась. Невероятно медленно ела гламбургер, заказанный Папсом, а потом еще и отвечала на вопросы наивных монстрят, в чьих глазах Папирус стал героем и охотником на людей. Я и не хотела обижать скелета, знакома же с ним уже три таймлайна подряд, да и однажды он спас Аню от ножа Фриск ценой руки. Поэтому рассказывала, как с треском проиграла в страшном сражении с Великим Папирусом, поразившим меня наземь одной костью.       И уже во дворце, когда Догами бросил меня в темницу, а я все же решилась рассказать ему доработанную собачью шутку про его «слепоту» (вы хоть видели, как он носит этот гребаный шлем?), а король все не решался прийти, я досыпала.       Проснулась уже полная сил и немного весёлая от своего странного сновидения. Они всегда были странными, но после сегодняшней битвы на затонувшем корабле, спина к спине не с абы-кем, а самим Адамом Уорлоком, против странных созданий, названных левиафанами (Что Аня про них говорила?), я была в состоянии аута, потому что больной мозг взял вверх надо мной.       Элементарно сломав замок и цепи, раскидывая стражей направо и налево получив при этом разве что ранение в руку, я продвигалась к гробнице.       И Папируса мне пришлось вырубить, чтобы не дай бог потом по-настоящему не навредить — ведь погонится и попытается остановить, задержать при осквернении гробов.       Вскоре показались серые стены и пол, я быстренько пересекла Новый Дом короля — точная копия жилища Ториэль в Руинах, только погружённая в полутьму и окрашенная в серые тона. И по коридору — вот я уже пришла в серую гробницу… с шестью гробами. И ещё одним, с красным сердцем — предназначалось для Фриск. Я проверяла, и он пустовал. И долго смотрела на оранжевое сердце, обозначавшее Джейсона.       «Здесь я и умер, — услышала я слабый голос в голове. — И здесь похоронен».       Я чувствовала взгляд призрака на себе, и по спине прошёлся холодок. Изо рта вырвалась белая дымка, а хрустальные сердца на гробах покрылись инеем. Джейсон стоял прямо за мной, в реальном мире, и заставлял понижаться температуру в комнате одним своим присутствием.       «Мне так жаль, что все так случилось, — повернулась я к призраку, с сожалением глядя на него. — Что вы не выйдете на свет, не увидите Поверхность…».       «Не вини себя и подругу, — покачала головой парень, снимая свою бандану на запутавшихся волосах. — У вас бы ничего не вышло, то показывает Геноцид. Что бы вы ни сделали, игра не даст изменить вам концовку. Вы пытались спасти монстров, защитили Папируса и всеми силами боролись с Фриск. Но что же было дальше? Все монстры мертвы, Флауи мертв, вы тоже… и даже Санс умер там же, где и должен. И теперь ничего не изменить. Пацифист был только один, Саш, — С этими словами он выдал мне из рук в руки материализовавшуюся ткань, и я почувствовала свежую и тёплую повязку на ладонях. Оранжевая бандана была отдана мне. — Сохрани её, ладно? Ну так, в память о шести призраках, что направляли вас в этом долгом пути. И к слову, если хочешь упокоить Чару, тебе придётся сжечь её кости».       Я пожала, терпя обжигающий мороз, его руку и спрятала бандану в рюкзак, украденный у Догами.       «Спасибо за все, дружище».       Сжечь кости…, но чем?       Я огляделась в поисках факелов, но так ничего и не обнаружила. И восьмого гроба тоже не было.       Но если подумать, можно было прикинуть, что захоронение тоже находится здесь, только спрятано самим королем. Как нечто личное. Как кости мертвого ребёнка. Его, хоть и приёмного, но ребёнка.       Можно поискать в стенах — и я принялась нажимать на кирпичи и топать ногами. Ничего.       С другой стороны…       «Упаси меня господь от праведного гнева Джейса!» — с грустью подумала я, с трудом отодвигая каменные гробы от люка, на котором они стояли. Даже прикасаться к гробам было жутко от мысли, что внутри находятся давно побелевшие кости твоих друзей. Да, все же угадала. И также легко открыла, расколов цепи и замок, который требовал ключ.       В подвале было темно, и лишь выкованное из хрусталя белое сердечко на восьмом гробу сияло во тьме. Вот оно… в самом конце коридора.       Я быстрым шагом поспешила по тёмным закоулкам к источнику света, точно зная, что это тот самый гроб, что был мне нужен. И все же, как жечь? Я ума не могла приложить, как!       Но оказалось, что свет от белоснежного хрусталя был столь ярок, что выхватывал из тьмы давно потухшие факела. Стоило мне подойти ближе и взяться за один из них, как желтоватое волшебное пламя загорелось и затрепетало на просмоленном конце. Волшебные факела... вот чего не хватает нашему миру. Я поставила факел на место, но он продолжил гореть.       Немного усилий. Легко разломав крышку, мне едва не захотелось выблевать завтрак на то, что там было. Кости. Коричнево-серые, разлагавшиеся и хрупкие косточки, построенные в фигуру скелета с распахнутой гнилой челюстью. И на трупе был разорванный в тряпки и давно сгнивший свитер, превратившийся лишь в горку грязных лоскутков, висевших, как облезлая кожа на скелете. И запах поднялся отвратительный, взорвался в ещё более-менее вменяемом кислороде, что я за живот схватилась — позеленела, к горлу подкатил ком. Да само зрелище… ужас.       Передо мной лежала настоящая Чара… ну, то, что от неё осталось.       И раздался оглушительный крик, заставивший хрустальное сердце на крышке треснуть, а мой амулет от невероятного страха покрылся двумя трещинами. За моей спиной стоял фантом Чары, растопыривший кривые пальцы, словно вытянутые кошачьи когти. Серая и покрытая чёрными полосами, словно сетка, кожа была еле различима в темноте, да слабом свете факела. Я даже не успела схватиться за рукоять, как меня впечатали в стену и с яростным визгом кинулись на меня. Железа, которым я как-то раз отогнала Чару, не было и в помине.       Оставалось только надеяться на собственные силы и волю, с которой я могла вырваться из призрачных оков. Так и случилось — словно превозмогая потоки вихря, я с трудом двигалась по направлению к факелу, вытянув руку. Чара же в прыжке сбила меня с ног, вонзив зубы в плечо.       — Твою мать! — заорала я на все помещение, хрипя и извиваясь. Гнилые серые зубы вошли глубоко в кожу, не подпуская меня к огню. — Джейсон! Мика! Пожалу… — Чара вошла рукой в мое тело и сдавила желудок, после чего поднялась над собой и кинула в потолок. Вся комната сотряслась от моего соприкосновения с каменными плитами над призраком.       Девочка весело захохотала, одним движением пальца заставив меня жёстко спустится вниз и замереть на полу. Я собрала силы в руки и ноги и, как только смогла, быстро встала на одни пальцы и подпрыгнула. Пролетала над Чарой и с ликующим визгом схватилась за факел, принявшись отгонять светом призрака. Я размахивала огнём перед перешли лицом духа, а та боялась приблизиться, шипя и крича, оголяя гнилые зубы.       Сказать, что я была напугана - ничего не сказать. Казалось, что сердце вот-вот разорвётся на кусочки от ужаса и осознания, насколько мала вероятность воскрешения.       И тут явились двое тех, кого я звала. Мика навалилась на Чару сверху, зацепившись локтями за шею, а Джейсон держал за ноги. Чара мгновенно отпрянула от меня, когда я была прижата к стене, держась за кровоточащую рану. В мертвых глазах фантома сверкнул неподдельный страх, и я воспользовалась этим. Глядя на труп, я кинула факел в гроб. Стоило мне опустошить бутылочку с маслом и коробку соли, что все еще ждали своего часа под свитером — и кости, и дух Чары мгновенно вспыхнули адским пламенем. Этот звук, лишь отдалённо напоминающий человеческий крик, мог без труда расплавить мне мозг, разбить все стекла в помещении, если бы они были, оглушить толпу или отправить на тот свет отчетливо слышащих — слепых, к примеру.       Теперь серый фантом напоминал масленичное чучело, подожженное керосином и тысячами брошенных спичек. Столб яркого огня взорвался, словно бомба, и жарящая волна удушливого воздуха прошлась вибрирующей волной миража по подвалу. На пару мгновений я не могла вдохнуть и мучилась от изнуряющей жары. И мгновенно отпустило, потому что Чара с предсмертным криком исчезла, как и охватившее её пламя. Предсмертный крик… мило сказано с учетом, что я говорю о призраке.       Мика помогла встать Джейсону, да и сама немного потрясла головой в разные стороны, будто не была уверена, что призрак навсегда исчез.       Я быстро восстановила дыхание и вместе с духами наблюдала, как догорает костер в гробу, чувствовала на носу тот самый запах «паленых косточек», хоть и звучит это странно.       И это был последний раз, когда я видела Джейсона и Мику, как представителей призрачной компании. Ни одного из шестерки после случившегося я больше не наблюдала ни за спиной, ни ангелом на плече, и уж тем более — во снах.       И какими же люди бывают дуболомами, настолько тупыми, забывавших в самый ответственный момент о самом важном. Будь это бизнес, простое выживание в лесу или еще что-нибудь. Ты можешь разжечь костер и даже поймать птицу себе на ужин, но ты забудешь о том, что тебе нужно где-то спать, это к примеру про лесное выживание.       А в моем случае, что было совсем уж страшно, это тот самый медальон в форме золотого сердца, принадлежавший Чаре при жизни, все также удерживал свою владелицу в нашем мире. По крайней мере, я так думала, когда по пути по коридорам Нового Дома я видела фантома. И, поняв, что натворила, я помчалась к комнате Асгора, к тем коробкам, в которых мы откопали кинжал и ту золотую вещицу.       Уже разбирая коробки, я все подряд сыпала солью и маслом, найденным клинком пытаясь разжечь огонь. Но в комнате похолодало настолько, что я сгорбилась и схватилась за плечи, словно обнимая саму себя. Рану на плече защипало от пронзительного мороза. Каждый вздох отдавался в горле змеиными укусами, а в грудь, прямо под сердцем — словно били булавами.       — Ты меня разозлила, — послышалось над ухом. Сердце замерло от неожиданности — да, голос Чары был с хрипотцой, замерзшим и мертвым, но при том он шелестел, словно те золотые цветы на поляне под порывами легкого ветерка. — Очень сильно. Знаешь, что я сделаю? Что я могу…       Я пронзительно закричала, почувствовав, как что-то скользкое и твердое вцепилось в позвоночник и дергало, намереваясь порвать меня изнутри.       И наконец! Пальцы скрутили холодную цепочку от медальона, а второй рукой я держалась за рукоять изношенного, но самого настоящего кинжала. Как было приятно держать его вновь, после столького времени, и как отлично сталь прогоняла призраков. Лезвие полностью вошло в глотку Чары, и та испарилась. Боль отпустила, я грохнулась на пол и бешено принялась обливать маслом прекрасное и золотое сердце на цепочке. Такая красивая вещь, и так было жалко её уничтожать. Но что мне было делать, кроме того, чтобы самой нагреть масло?..       С хлопком, тем самым, с которым возгорается сталь или чистое золото, Чара уж точно раз и навсегда исчезла. Я слышала её вопли за своей спиной и чувствовала новый жар. И все снова прекратилось.       Теперь уж точно, все.       Я встала, огляделась — нет, призраков больше не было. Никого из семерых известных людей. Я взглянула на кинжал. Да… полюбился он мне после сражения с Флауи, можно и себе оставить. Я быстро скинула с себя свитер и кофту, превратив ту в мой любимый ремень, после чего поправила свитер. Супер. В полном облачении — с кинжалом, окровавленным свитером, под которым зияла свежая рана, полученная в бою, с ремнем, который я немного подкорректирую, купив кожи. Впрочем, совсем чуток, и я стану самым настоящим борцом со всякой нечистью и выжившим в адских условиях. А там недалеко и девчонок закадрить… так, стоп, чего?       Убрав кинжал, потушив огонь, угомонив нервы и вырывающийся мат из глотки, точно адресованный Джейсону за то, что теперь он поленился спасать мою шкуру, я отперла, чтобы выйти из комнаты…       — Привет, Папирус!