Воля и Разум

В конце-концов, впереди показались низкие, крытые соломой и тёсом строения постоялого двора с незатейливым названием «Странник». Заведение это... А, бес его знает, чьё оно! Место глухое, всюду чаща, одна тропка впереди — на ней с трудом бы разъехались две телеги. Меня тяготили какие-то странные предчувствия. — Значит так! Веланна, ты останешься здесь. — Что?! — То! Не хватало, чтобы какой-нибудь пьяный в дымину лесоруб схватил тебя за задницу и ты устроила там побоище как в Вендингском лесу! — Да пусть он только попробует! — Вот-вот, поэтому ты и, пожалуй, Сигрун, на всякий случай останьтесь здесь, ну а Йован, Огрен, Пиотин и Я пойдём на разведку. Если там всё хорошо, то мы вас позовём... — А если нет? — Ну, тогда купим каравай хлеба, кусок мяса и... — И ещё бочонок эля! — Ладно, Огрен, и бочонок эля... и вернёмся к вам. Тогда уж заночуем в лесу. Сигрун молча кивнула и с обожанием, но при этом с тихой грустью посмотрела на меня — видимо, не хотела расставаться даже на полчаса. Вот уж диво, и как другие ничего не замечают? — На том и порешили! Йован, дай посох! Сигрун, — Я отдал ей Ярость и второй посох, — храни их! Мы здесь инкогнито. Она закивала. — И главное! Пиотин и особенно ты, Огрен! — Что я сразу?! — То! Запомните, я — купец, вы — мои телохранители, а Йован — мой младший брат, помогает в делах, понятно? Чтобы без меня и слова не ляпнули! Понятно? — Ну, не дурак... — Пошли! Уже во дворе, сразу за высоким деревянным забором, нам открылись чудные картины. Лежа вповалку — на телегах, под телегами, на соломе, — ворочались во сне и постанывали бродячие торговцы и мастеровые, нищие и паломники, лесорубы и беглые преступники. Здесь были и старики, и молодые девицы, бабы разной степени уродливости и пьяницы, напившиеся до бесчувствия. Подойдя к наиболее трезвому пьянчужке, я дал ему десять серебряков и спросил: — Скажи-ка, любезный... — "Любезный" в ответ дыхнул на меня так, что слёзы на глазах выступили. — ... Блядь, слушай, ты... Скажи, что это за место, годно ли? Я богатый и уважаемый купец из Денерима! — О! Эк, ну туточа места! Он широко развёл руками, мол, простор, душа радуется! Я слегка треснул его по рёбрам. — Ну, "дык чавой тут — харашо?" — О!!! И пошло-поехало... Из его сумбурного, с позволения сказать, рассказа я узнал следующее: В одном из обшитых тёсом строений располагался трактир, откуда доносился нестройный вой, отдалённо напоминавший пение, визг женщин, хохот мужчин и треск мебели. Оттуда тянуло горелым жарким и отходами с кухни. Изредка слышались ругань и грохот посуды. В соседнем доме находилось нечто вроде гостиницы для проезжающих господ, где им могли предложить тюфяк, подушку и одеяло с персональными клопами. В полуподвале трактира пили простолюдины, на первом (и единственном) этаже — благородные господа. Я тогда подумал, что явно лучше будет выпить и переспать в гостинице для "благородных". Создатель ведает, КАК я ошибался... Только мы вошли, как к нам подбежал расторопный мальчонка. — Кого позвать? — Хозяина, да поживей! Сонный хозяин — ему было на вид под тридцать, — поклонился. — Что угодно господину, э-э-э... — Я — Игнат Осмунд, богатый купец из Денерима, вот, возвращаюсь домой... Детина в фартуке и с бородой лопатой поклонился. — Сразу видно, что вы хоть и не банн, но и не простая голытьба, таких у нас тут много. Ну ещё бы: я ехал в дорогой одежде, крашеной в индиго. Йован был одет попроще, но тоже весьма достойно. Ну а Огрен с Пиотином... В глаза сразу бросалась их великолепная броня из сильверита и здоровенные секиры. — Мой младший брат, — Я указал унизанной перстнями рукой на "братика", — а это телохранители, очень сильные! Последнее я сказал с нажимом, мол, не зарься на моё золото. Трактирщик всё понял слёту, да и что тут понимать, достаточно было взглянуть на их рожи... — Очень рад! Я Манфред, к вашим услугам! Чего изволите: вина, ночлег, женщину? — Всё, кроме бабы. И еды поболее! — Еда уже готова и подана для господ благородных, вам вроде как и нельзя туда... Но публика у нас не больно-то знатная, да и не с толстыми кошельками, вы бы за них заплатили, они бы вас вмиг к себе приняли! А то в подвале мест уже нет... Ну и шельма! Но в подвале и я не хотел сидеть. — Ладно, будь по-твоему, деньги у меня есть! — Вот и чудесно, пройдёмте, я вас проведу! Спать в этом месте я уже не хотел, но осмотреться и прикупить еды, разумеется, надо было. А так... Тут во сне и зарезать могли, и живого раздеть догола, это я уже понял. Доведя нас до залы, Манфред пошёл на кухню. В просторной, но донельзя грязной комнате за столом сидели человек пять, все в доспехах, но без шлемов. Грубый колченогий стол был уставлен мисками с квашеной капустой, хлебом и мясом; имелись и кувшины с пивом и вином. Часть снеди была разбросана по столу вперемешку с обглоданными костями, черепками разбитых мисок, кувшинов и сломанными ложками. В лужицах пива и вина, пролитых на стол, ползали хмельные мухи и тараканы. Под столом похрапывали и что-то бормотали во сне ещё несколько благородных рыцарей. Сидевшие за столом господа ничуть не удивились нашему появлению и даже вряд ли поняли, что явился кто-то новый. — Ч-чокнемся, дру-ик!-ж-жок! — воскликнул один из них, протягивая через стол глиняную кружку, из которой заманчиво попахивало добрым винцом. Я полез в поясную сумку, вынул свой резной кубок из сильверита и, плеснув в него красного вина, чокнулся с рыцарем. Затем, найдя глазами нетронутую жареную курицу, отрезал себе кусок и начал медленно есть. Ничего особенного, есть можно. Пиотин и Огрен, к счастью, хранили молчание и стояли возле двери; Йован очень робко присел на крайний стул. — А м-м-король-то у нас не настоящий! — громогласно провозгласил седой лысеющий вояка с косым шрамом на лице и выбитым левым глазом. — К-клянусь своей честью! — П-правильно! — ударив пустой кружкой по столу, поддержал его тот, что чокался со мной. — В-выпьем! — З-за ч-ч-что? — тряхнул головой третий. — За Мэрика Спасителя! И Тэйрна Логэйна! — громко заорал одноглазый рыцарь. — И за месть! — М-можно! — вскричал другой. — Пьем! Пьем за Мэрика, чтоб он вернулся из странствий! — Мэрик, великий король! Был... — взял я слово, — ... но погиб, уже более двадцати лет прошло. Что ж ждать, давайте выпьем лучше за его сына! — Дык Кайлан же погиб при Остагаре? — выпучил свой единственный глаз рыцарь. Остальные тоже уставились на меня. —Да не за Кайлана, да узрит он свет Создателя нашего! Я про Алистера Тейрина, его наследника! — А... Ну ты загнул, не буду я пить за него! Ишь ты, "король"! Да он бастард! А может даже и не сын Мэрика! — Что?! — Да самый что ни на есть родной! — Брешишь! — Ты меня уважаешь?! — У-ув-важаю! — ответствовал рыцарь, к которому был обращён вопрос. — Но т-ты не того... А ты это кто вообще такой? На меня сразу все посмотрели, словно впервые увидали, а уж на гномов... — Я Игнат Осмунд, купец, торгую золотыми украшениями в Денериме, вот еду домой... — А энто что за немой рядом? — "Энто" не немой! Это мой брат... Э, Йохан. Двоюродный, сиротой горемыка остался, вот взял в дело к себе, не оставлять же кровинушку одного, чай родной, не чужой! "Кровинушка" аж закашлялся. — О! — Тут одноглазый всхлипнул. — Я ж сам сиротой в десять лет стал! — Вот она, добродетель! — сказал здоровый рыжий детина с во-от такими усами. — Верно, — донеслось откуда-то из под стола, — ибо как завещал нам Создатель!.. — Цыц! "Сирота" швырнул здоровенный обглоданный мосол в говорящего под столом. — Выпьем! — Точно, ты хоть и не лыцарь, ик! Но такое дело совершил, ИК! Сиди с нами, выпьем! — Господа, я ставлю вот пять золотых в общий счёт, выпьем! Я "надел" маску дурачка и подхалима, но а как иначе? Тут же и рыцари, и даже банн сидят! А я простой, но богатый купец, надо угождать... Ну, выродки, погодите, ещё немного и... — Выпьем! — Позвольте представиться: Хлодвиг Альтендор! — Магнус Леофрик. — Бальд Кутбельт! — Банн Жан де Бриенн! Рыцари представлялись один за другим. Кто-то из спавших проснулся, высунул из-под стола свой измазанный горчицей нос и, смахнув с бороды кусок квашеной капусты, пробормотал: — А т-ты н-не б-ааан, а д-дерьмо! — после чего в голову ему полетела глиняная миска. Миска в пьянчугу не попала, а обиженного банна успокоили и хлебнули — для трезвости, — капустного рассола. Я не стал. "Йохан" вообще сидел с таким видом, что вот-вот упадёт в обморок. — Значит, в столицу едешь? — Да. — Кхм, кхм, — кашляли мои дружинники. Да чтоб вас обоих вши заели! — О! А что это за недомерки! Вот бля! Сердце ушло, кажется, прямо в жопу... — Что?! Недом... Пиотин же тут устроит второй Остагар! Я повернулся к своим "робятам". — Парни, скоро и вы поедите! И, делая страшную рожу, попытался им показать, мол, ну заткнитесь же вы, в Бога душу мать! — Господа! Это важные гномы, лучшие были в Орзаммаре, пошли мне помогать по указу короля, у нас, вишь ты, договор — я же купец, они не простые наёмники, а уж в бою... Н-да, молодцы что надо, а уж снаряга-то у них... Ну, я сам-то драться не обучен, вот и нанял лучших... — П-понял! — добавил кто-то из-под стола, и Жан де Бриенн опять швырнул в обидчика миской, но угодил в собаку, которая грызла под столом обглоданные рыцарями кости. Животное заскулило и выскочило за дверь. — Ну, коли так, — пожал плечами банн. — А может, ещё вина? — спросил Хлодвиг Альтендор, хлопая припухшими веками, из-под которых смотрели тускло-серые мутные глазки. — На здоровье, — Я подал ему кувшин. Тот попытался наполнить свою кружку, но большую часть вина пролил под стол. Когда кружка всё же была наполнена, из-под стола послышалось какое-то чавканье. По-видимому, находившиеся там рыцари лакали вино прямо с пола... — А слыхали вы, господа, одну историю? — Рыцарь с мятой и опухшей харей ухмыльнулся. — Значит, приехал некий странствующий рыцарь к своей любовнице, жене эрла... И вот они только… улеглись… на ложе… А тут стук в дверь! Рыцарь вскочил — и в окно! А башня была высоченная… Так вот… любовница рожу в окно выставила и орёт: «Милый! Отползай, а не то тебя заметят!» Вот так-то… Сидевшие за столом рыцари дружно захохотали. — А вот ещё одна история, — крякнув после хорошего глотка вина, продолжал черноволосый. — Старый эрл женился на молодой эрлессе… Значит, выходит она замуж и думает: «Что же это он такой старый со мной, молодой, в постели делать будет? Помрёт ещё от натуги!» Ну… и первая ночка. Ожидая подробностей, рыцари притихли, глядя в рот рассказчику. Я набрался терпения; Йохан сидел, то бледнея, то краснея. — Первая, значит, брачная ночь, — усмехнулся чёрный. — Эрлессочка у себя спит, а эрл — у себя. Эрлессочка часок проспала, слышит — стучится муж. Говорит он ей: «Позвольте мне, сударыня, исполнить мой супружеский долг!» Ей-то что? Баба она была молодая, здоровая... «Исполняй, если нанялся!» Ну, вдул он ей! И ничего, эрлессе понравилось… «Только, — думает она, — эх, жаль, больше-то все равно не сможет!». Заснула она, ещё час проспала — опять стучит! — Ишь ты! — вырвалось у Жана. — Ну и старикан! — Опять то же самое, мол, «Дозвольте супружеский долг исполнить!». Исполнил, да ещё как! Эрлесса уж не нарадуется, что за такого старика вышла. Опять заснула, час проспала — снова стучит! Опять просит: «Позвольте долг исполнить!..» — Исполнил? — сплюнув на пол и угодив плевком в чью-то сильно покорябанную плешь, спросил Бальд. — Исполнил! — подтвердил брюнет. — Эрлесса чуть с ума не сошла от счастья, думает: «Золото, а не старик, ишь как меня любит!» Ну а потом, таким же манером, граф к ней ещё раза три приходил. Жёнушка уж устала, даром что молодая, не выспалась, отдохнуть хочет. Под самое утро старый опять в дверь стучит: «Эрлессочка, позвольте мне исполнить свой супружеский долг!» Ну, та ноги раздвигает, а сама говорит: «Супруг, вы уже седьмой раз исполняете, не довольно ли?» А старик удивился и говорит: «Разве?! Охо-хо, как же я постарел-то, совсем память пропала.. Скоро помру, видать…» Заржали все; я навернул ещё кубок с вином, толкнул в бок Йохана, мол, пей тоже да смейся. Посмеявшись от души, рыцари ещё выпили и принялись швырять костями в собаку, снова появившуюся в дверях. — А ещё вина м-можно? — выдавил из себя Бальдур, пытавшийся дотянуться до ближайшей кружки. — М-можно! — я невольно передразнил его. Пока он наливал, Магнус выдавил бычий пузырь, которым было затянуто окно, и вышвырнул его вместе с рамой во двор, затем извлёк из-под доспехов соответствующий орган, дабы облегчить свой собственный пузырь. Я схватил "брата" в охапку и пересел на другой край стола. Сложность состояла в том, что окно было маленькое и, к тому же, находилось примерно на уровне груди Магнуса. Вследствие этого он измочил всю стену, скамью, где сидели его товарищи, а заодно и самих товарищей, в основном Бальда. Из-под стола опять донеслось хлюпанье — видимо, лежавшие там господа еще не разобрались, что, собственно, пролилось на пол. — Как вы посмели,?! — оскорбился Бальд, вращая глазами, смахивая с лица капли мочи. — Это оскорбление можно смыть только к-кровью! — Он п-пра-в-в! — заплетающимся языком пробормотал Хлодвиг, медленно заваливаясь на бок. — М-мочу м-мож-жно смыть т-толь-ко кровью!.. Бальд тщетно пытался обнажить меч — тщетно, ибо вместо рукояти нащупал у себя такой же орган, каким орудовал до этого Магнус. Весьма возможно, что, будь воин более настойчив, он, в конце концов, лишил бы себя мужского достоинства. Однако, к счастью для себя, вояка вскоре утомился, пытаясь выдернуть то, что считал мечом, и громко произнёс: — Проклятье! Совсем заржавел! В это время Жан, грохоча доспехами, наконец-то свалился под стол, где его уже ждала приятная компания. Кто-то из находившихся там сказал: — Кузина! Позвольте, как любящему брату… Но почему «нет»?.. Магнус кое-как заправил свой "меч" в штаны и несколько минут стоял в раздумье, пока наконец не забыл, над чем же, собственно, размышлял. — А в-вина м-м-мож-ж-ж-но? — вновь спросил Бальд — С-с-час, — деловито произнёс Хлодвиг и, привстав, принялся разыскивать кувшин. Я тоже поискал глазами горячительное, но нас обоих постигла неудача. — Всё выпили! — наконец смог произнести "братик". — Да еще пролили сколько!.. — Иди за бочонком! — приказал я Огрену. — Отдашь этому трактирщику два золотых. А ты, Пиотин, ступай к лошадям, всё нормально. Глазами я буквально умолял их обоих не начать резню. Я планировал много узнать о политической обстановке в стране, хотя уже сам мечтал призвать Геенну на весь этот притон... —Два золотых?! — ошалел Огрен. Тяжко вздохнув гном пробурчал: — Слушаюсь. Пиотин, кажется, с облегчением вышел за дверь. А я наконец выдохнул - вроде бы всё обошлось... — А я хочу женщину! — вызывающим тоном заявил Магнус. Поскольку он так и не вспомнил, о чем же размышлял, справив нужду, все, кто ещё хоть что-то видел, тотчас убедились, что слова его — сущая правда. Штаны и впрямь сильно оттопыривались. Я мимолётно подумал что будет если пустить ему молнию прямо в член? Дойдёт до мозга или нет? — Прихвати ещё бабёнку вон для него, — приказал я, потягивая недурное, надо признать, винцо, особенно для такого места. — И мне-е-е… — капризно скривил губы банн, — я тоже хочу… — Мне все сразу не унести, — сердито пробухтел Огрен. Магнус, икнув, продолжил: — Ну тогда кликни моего стражника, ик! Он тут, внизу, ик, здоровый, лысый детина в чёрной клёпаной коже. Огрен побагровел, и я вмешался: — Ну правда Огрен, позови его, я "прошу". Огрен крякнул, вышел за дверь и спустился по ступеням. "Брат" быстро нализался... Ох, заставь дурака Богу молится, он и лоб себе расшибёт... Загорелый и черноволосый рыцарь тем временем рассказывал свою очередную историю. — Пошла одна баба в лес. Вдруг из кустов разбойник — цап ее! «Ложись, — говорит, — сучка!» Баба хитрая была и говорит, мол, дурная болезнь у неё… Разбойник тогда говорит: «Ладно, болезнь так болезнь… Задницу подставляй!» А баба и тут ловчит: дескать, почечуй, то бишь геморрой у неё… Тогда разозлился разбойник и орёт: «Ну, стерва, если у тебя ещё и зубы болят, я тебя, суку, прирежу!» — Ну и как? — Что "как"? — Чем дело кончилось? — Дело? Не знаю… Впрочем, должно быть, засунул… — Куда? — спросили из-под стола. — Туда, куда надо, — выручил я озадаченного рассказчика. — Тогда понятно, — донеслось в ответ. Минут десять спустя, на лестнице послышались тяжёлые шаги. Дверь, выбитая ударом ноги, слетела с петель, и в комнату вошли Огрен и здоровый бугай: рожа как у висельника, а мышцы, того и гляди, порвут дублёную кожу. Под мышкой он держал двадцатилитровый бочонок вина, а через плечо перекинул мертвецки пьяную девку в драной ночной рубашке. Огрен нёс бочонок поменьше. — Девку я заказывал! — завопил Магнус и поспешил снять с плеча амбала бесчувственное тело. — А почему такая мятая? — Такую дали, не я мял, — оправдываясь, пробубнил тот, и, поставив бочонок на пол, принялся сбивать топором верхний обруч. — А мне? — обиделся Жан. Магнус уже расстёгивал ремешки на латах. Девку, бормотавшую что-то бессвязное, он положил в лужу мочи. Подол её рубахи был разодран до самых грудей и ничего ровным счётом не скрывал. А явить миру было что! Здоровенные, что твой кочан капусты, дойки, широкие, как говяжьи ноги, бёдра и срака, которая явно в дверь только боком проходила. Но вот лицо... Хотя я бы вот это не то, что лицом, даже мордой бы не назвал — чистое ебало... — Ишь какая! — сказал великан, с интересом разглядывая мясистое девкино тело, слегка синеватое от ночного холода и пьянства. — Я там ее из-под какого-то пьянчуги вынул… Чудно глядеть было — лежат, а не шевелятся! Ну, мужичка я в сторону, а ее — на плечо и сюда. — Ладно, и так сойдёт! — сваливая в кучу наплечники, наколенники, налокотники, проговорил Магнус, проверяя готовность своего полового органа. — Черт побери, тут лужа… И кто это надул? — Ты же и надул! — напомнил я ему, призывая всех богов разом дать мне терпения. С пальцев уже и так соскальзывали искры, благо никто в пьяном угаре не заметил. Локтем я смахнул на пол валявшиеся на столе объедки. — Клади сюда! Йохан в ужасе отсел и отвернулся. — Вина хочу! — неожиданно сказала девка, лёжа в луже. — Сперва налейте, а потом делайте, что хотите… — Это грех великий, блуд и совращение… — пробормотал из-под стола кто-то, на что ему резонно возразил один из его ближайших соседей: — Эт-то пот-тому, ч-что т-ты н-не м-мо-ж-жешь, а он м-может. Магнус поднял девку из лужи и, стянув с неё мокрую рубашку, поставил на ноги. Если бы он и Жан не поддержали её, она бы снова грохнулась в мочу. — Г-господа, — изумился Магнус, — она же на ногах не стоит! — П-под-думаешь, прынц! — завизжала девка. — Дерьмо ты, вот ты кто! На ногах не стою, вишь ты! А ты ч-что, п-плясать со мной, что ли, собирался?! Блин коровий, дерьмо собачье!.. — На, выпей! — Я зачерпнул кружкой прямо из бочонка, и девка присосалась к кружке, словно дитя к материнской груди. Не приведи демон всё сорвётся из-за бляди этой! — Л-ложиться как, — деловито спросила она, — передом али задом? — На спину ложись! — сказал Магнус. — Да поживее! Девка плюхнулась жирной спиной на шершавую, мокрую от вина и пива столешницу и, втащив на стол задницу, свесила вниз ноги. Жопа, конечно, была у неё монументальная... Между тем Магнус, смущённо потупясь, отошёл в сторонку. — Что там, дружище? — спросил кто-то из-под стола, видимо, разочарованный в своих ожиданиях. — Он… — дрожащим голосом, чуть не плача, проговорил "половой гигант", — он… не… стоит! — Ну вот! — злорадно хихикнула девка, болтая здоровенными ногами. — Вставить нечего? Эх… А ещё благородные!.. Говорил, я на ногах не стою, а у самого-то! Ну, пусть тогда кто другой, что ли. Не пропадать же? Вон хоть тот, рыжий… — А почему я? — оскорбился воин. — Что я, хуже других? — Ты с-самый лучший! — приподнимаясь на локтях и призывно помахивая руками, просопела девка. — Иди ко мне, любезный мой, утешу… — Дозвольте мне, ваша милость! — попросил здоровяк, почёсывая что-то у себя под хламидой. — Раз уж никто не желает, так я и сам могу… — Слушай, Бранд, — спросил Магнус, — а ты заразы не боишься? — Зараза на заразу не пристаёт, ваша милость… Мы народ простой, нам про заразу тверди, а мы все равно бабу хотим… Давай, что ли, милая? Бранд скоро разделся и достал из-под хламиды нечто ужасное, поражающее воображение своими размерами. Йохана это добило — парень закатил глаза и отключился. Я кивнул Огрену, и вдвоём мы перенесли "брата" на чистую и стоящую далеко в углу лавку, да и сам я тоже отсел как можно дальше. Девка, увидев сей предмет, восторженно завизжала: — Миленький мой, да я тебе сама бы заплатила, только нечем! Иди скорее… — За мной не пропадёт, — солидно проговорил Бранд и, набрав в горсть жёлтого гусиного жира, смазал им предмет своей гордости. — Да и так пройдёт, — заметила девка, — у меня дорожка проезжая, не бойся… — Мне-то бояться нечего, девонька, — заявил Бранд, вытирая жирные руки о хламиду. — А вот одна этак храбрилась да чуть не отдала Создателю душу, без смазки-то… Туда-то, понимаешь, зашёл, а как обратно стал вынимать — все кишки ей переворошил... — Верно, — подтвердил Магнус, зачерпывая из бочонка. — Это три года тому назад было, в Джейдере… Приехал я туда, значит, забрать своего загулявшего племянника. Ну и дал покуражить своему верному слуге! Да и сам, хе-хе, того... Уж и орала эта шлюха! Как будто на кол её сажали! Полчаса без памяти провалялась, полкварты пива на неё выплескали, но ожила… — Ну, держись, девонька! — сказал Бранд, пристраиваясь к девице и взявшись за ее ноги, словно за рукоятки плуга. — И-оп-па! — выдохнул он, крепко дёрнув девку на себя. "Неудачливый любовник" с нескрываемой завистью наблюдал за ним. — Как по маслу! — взвизгнула девка. — Только уж больно глубоко… и толстый он, как полено неколотое… Стол затрясся, словно началось землетрясение. Здоровяк стоял у торца стола, навалившись могучей грудью на пухлую девку, которая, раздвинув ноги, болтала ими за спиной клиента. Ягодицы её смачно шлёпали о стол, а жирные голые руки вцепились в Бранда. Магнус, Жан и Огрен сели рядком на скамью за спиной Бранда и, словно зрители в театре, или, вернее, в цирке, обсуждали это любопытное зрелище... Я мелкими глотками прихлёбывал вино, пил и не пьянел — всё ждал, когда же эти скоты угомонятся. Я хотел расспросить их об отношении к Алистеру в армии и среди мелкой знати. Пока всё, что я услышал, наводило на грустные мысли... И какое счастье, что Йован этого не видит... — У! У! У! — гулко пыхтел Бранд, мощно и размеренно работая корпусом. — Их! Их! И-их! — повизгивала девка. — Тряк! Тряк! Тряк! — мерзко поскрипывал дубовый стол. — Да-а-а… — тоскливо протянул Хлодвиг, ощупывая что-то у себя в штанах, — этому молодцу нужно подобрать хорошую кобылицу… — В старой тевинтерской книге я видел изображение человеко-лошадей, которые якобы водились там в языческие времена. Мол, они были ловкие, как стрелки из лука, и скакали так, что никакой всадник не мог их догнать. Дикий бред, придуманный на ходу, возымел нешуточный эффект на "благородную компанию"... — Послушайте, Игнат, — спросил, наивно хлопая глазами, Жан, — а как же они получались? — Верно, и тогда были мужики вроде Бранда, — сказал Магнус. — Ува-уважаемый — ик! — Игнат, а знаете, у меня есть чудесная кобыла… Ее зовут… н-неважно, как… по-моему, Гертруда… — Гертруда эт-то твоя ж-жена, — пробормотал изрядно захмелевший банн. — Все р-равно, не важно! Так вот, Игнат! Надо бы их спарить… с Брандом. — Спарить с твоей женой?! — Н-нет! С ж-женой н-нельзя! Он-на т-только м-моя… и все! А с-с к-кобылой можно. Пусть эти, к-которые коне-люды, получатся. Я их п-продам! — Не получатся, — сказал Бранд, не отрываясь от девки. — Помните, ваша милость, был в Орлее один мужик, за которого ни одна замуж не шла? — А тот горбун, без уха? — Точно! Работал он в борделе вышибалой. Горбуном он был это да, но силища у него была, у! Не меньше моей! — Да, да, — кивнул Магнус. — Клод Осёл, что ли? — Точно! А за что его ослом звали, не запамятовали? — Как же! Ослицу пользовал, жить-то надо... — Ну вот, — охаживая девку, сказал Бранд. — У него, поди, давно такие полукровки появились бы. Он ведь что ни день, так своей ослихе вставлял и Создателя не боялся. Правда узнали об энтом деле как-то... Ну, горбуна повесили, а ослицу зарезали... — Тьфу на вас! — сказала девка. — С бабой любитесь, а разговоры ведёте… — Тихо! — внушительно сказал Бранд. — Не отвлекайся… На лестнице послышались нетвердые шаги, и скоро в комнату, дверь которой великан по нечаянности вышиб, ввалилась еще одна девица, сильно смахивающая на ту, которая в данный момент находилась под ним. Правда, эта была менее пьяная и более одетая. — А у вас тут ую-ютно! — пропела она. — И где тут можно прилечь? — З-здесь! — произнёс Хлодвиг. Видимо, сказав это, он вконец изнемог, потому что шлёпнулся со скамьи в лужу, напущенную Магнусом. И тут навстречу девке поднялся благородный и даже не очень пьяный банн Жан. Это привело к нарушению равновесия скамьи, на которой, на самом краешке, сидел, поддерживая руками голову, более пьяный Бальд. Скамья грохнулась на пол, и рыцарь очутился в той же луже, что и Хлодвиг. — Н-не правда ли, сударь, а з-здесь тепло! — пробормотал "счастливец". — Чуете? Хто-то наложил в штаны! — раздался вдруг из-под стола голос одного из рыцарей. Страшно хотелось блевать и ещё больше сжечь здесь всё вместе с лесом вплоть до Денерима. — Действительно, воняет дерьмом, — заметила новая девка, — ну, кто меня хочет?! Может ты, красавчик?! Вино встало в глотке. — Кхм, чтоб ты... Я уж опьянел, может, мой охранник?! — Это тот гномик что ли? А что, с гномами я не еблась! Двадцать серебряков и я твоя! Огрен аж сел на пол. — Я?! Да, эт как же так, за что, Командор?! К счастью, никто не услышал или не понял, как и почему он меня так назвал. — Ну ты же всегда хвалился своей удалью на ложе любви! — Но, э нет, это другое! Девка всё показывала себя, вывалила сиськи наружу... блядь, вся в растяжках и венах, одна больше другой. Дерьмом завоняло ещё сильнее, аж глаза режет. — Всё, довольно! Брат! Я толкнул, а затем, видя, что это не помогло, влепил Йовану пощёчину. — Вставай! — прошипел я. — Огрен, возьми его под руки и иди во двор, к коням! — А ты? — Я скоро. Тут вдруг кто-то из-под стола затянул скабрезную и широко известную кабацкую песню. — Эй, давай сюда, старуха, Бочку красного вина! Чтобы смог набить я брюхо, Ты зарежь мне кабана! Поросёнка, и телёнка, И две дюжины гусей. Дай мне во-о-дки два-а бочонка Да колбас не пожа-а-алей! А ещё кати мне сыру, И барана, и цыплят! Хлеба не забудь, проныра, Пива этак вёдер пять! А как поем я досыта, Приготовь-ка мне кровать, Чтоб была перина взбита И подушек двадцать пять! А ещё найди красотку Для забавы для моей. Хоть девчонку, хоть молодку, Только б ляжки пожирней! Ох, уж я её поглажу! Ох, уж в глазки погляжу! Маслом розовым помажу И в кроватку положу! Повалю её в кроватку И, как прежде, в старину, Ухвачу её за пятку И коленки растяну. И тогда увижу что-то, Приготовлю инструмент, А затем — придёт охота, Засажу в один момент! Только Огрен с полуобморочным "братом" вышли за порог, в унисон с песней раздался дикий, словно тур во время гона взревел, крик. Кричал, мычал и дёргался, изливаясь в шлюху, Бальд. Та, видимо, тоже кончила, ибо покраснела, взвыла и обоссалась прямо на него. — Ой! Ах! Накачивал он её секунд двадцать. Стихли куплеты и разговоры; я встал около двери и отвернулся, но всё же заметил, как из неё полилось, как из худого ведра. Кажется, влил он в неё полную миску... Бычок, тяжко дыша, сел на стул. — Эй, ты, ну, купчишка! — Да, сударь, чем могу услужить? — Ты чё-то там стал, а? И где эти остальные? Вон эта, как тебя зовут, лярва? — Агния! — Ишь, бля, какое мудрёное имя для шлюхи! Хочет с твоим гномом ебтись! А мы желаем поглядеть! Веди его суда живо! Ну, чё стал?! Иди давай, а не то в морду схлопочешь, всё понял?! Вмиг узнаешь, кто такой банн Жан де Бриен! — Слушаюсь, милорд! Только позвольте сказать, может, я другого позову? Ну, того, лысого, он крепче, да и покладистый, ну чистый котёнок! — Ну ладно, так уж и быть, зови другого, да смотри, чтобы нам понравилось. Пусть он постарается, а не то сам обслужишь... Вон, Бранд ещё может! — Правда? — А то! Я молодых мальчиков люблю! Я встал, опираясь на дверь. Энергия бурлила во мне. — Судари, я всё понял! Мы устроим вам уникальное представление! И вышел. По прошествии лет сам удивлялся своему терпению, но прежде всего — хладнокровию. Я для себя уже всё решил. Я с каменным лицом вышел за дверь. Гомон усилился, везде орали, рычали, кричали, воняло горелым луком, скисшим вином и хер пойми чем ещё. Отчего-то я вдруг вспомнил Башню Круга. Дом, мой бывший дом. Мысли о том, что Круги защищают не только людей от магов, но и магов от... Нет, не от людей. От выблядков, выродков, падали, всего этого плебса и быдла! Раньше я в это не верил. Но впервые я так подумал, прибыв в Остагар. Как же мне было сложно тогда! И физически, и, особенно, морально. Чуть не сломался, но выдержал... И вот сейчас, в целом ничего особенного, но я вдруг отчётливо понял, что да, Круг защищает. Что будет с Йованом? А с девушками, попади они в такой "трактир"? Достаточно одного удара палкой сзади... Ох и мысли, нет мне от них покоя ни днём, ни ночью... Многое ещё только предстояло мне обдумать, но главное я для себя решил. Наконец вышел на улицу. Свежий ветер пьянил лучше вина и давал облегчение. Но холодную ярость в моей душе, не смогла бы потушить и метель с Морозных Гор.