Драма над Невой

Шасси самолета туго коснулись мокрого асфальта посадочной полосы. За овальным иллюминатором постукивают капли дождя. По салону звучат заезжено-привычные фразы стюардессы «не вставайте со своих мест до полной остановки двигателей», «наш самолет приземлился в аэропорту Домодедово», «спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию» - как будто, был большой выбор авиакомпаний на рейс Волгоград-Москва. Зевающие пассажиры со всей своей славянской натурой повскакивали со своих кресел, надеясь, видимо, что трап подадут быстрее, если ожидать его стоя в узких самолетных проходах. Трап действительно подали на удивление быстро, минут через пять, и немногочисленные пассажиры стальной птицы повалили на свежий воздух, соскучившись, видимо, по прохладному дождю столицы. «Первый класс» за плотно зашторенной занавеской синей материи, сухо поблагодарил экипаж и вышел из самолета к поданному, как по заказу, микроавтобусу. Паспортная процедура была проведена в небольшом сером кабинете здания аэропорта. На парковке около V.I.P. выхода уже ждет привычный мерседес с таким же привычным водителем. Хотя нет, «привычный» водитель находился в отпуске, а вот этот новенький, рекомендованный кем-то там, «честный, хороший парень, настоящий профессионал». – Добрый вечер, Григорий Викторович, – вскакивает, открывая перед певцом заднюю дверь авто. – Добрый. Как там тебя? – конечно же, он мог вспомнить, как зовут этого кроткого парня, только вот совершенно нет желания этого делать. – Вячеслав. – Вячеслав, Слава, значит. Так, Славик, давай ключи и можешь быть свободен. Сегодня я сам. Ключи в зажигании, нога отжимает газ и парковка с хмурым, как небо столицы, Вячеславом, остается позади. Пустая трасса ведет машину прямиком к столице. Домой не тянет. В пустую московскую квартиру ехать, желания нет. С законной, но не любимой супругой они давно уже не живут вместе. Да и когда жить, если вся его жизнь заключается в этих бешеных разъездах по городам и странам: утром в один уголок страны, ночью в Москву, а днем уже в другой уголок страны, где его, непременно, ждут. Аня же ждать перестала. Да и ему уже не так уж хочется лицезреть ее в качестве хранительницы их очага, того самого очага, которого давно уже нет, а быть может и не было. Ему вообще уже не хочется никакого очага, потому что последнее время «очаг» ассоциируется с Аниным иронично-надменным взглядом, домом, где скорее привыкли к его отсутствию, чем наоборот, и вынужденными выходами «в свет» в компании с Аней, с натянутой, непременно, улыбкой и непринужденным смехом над плоскими шутками. Он не бросает ее, точнее, он не бросает детей. Хотя вся его семья настолько привыкла к отсутствию его дома, что никто даже не обращает уже внимания, что его нет. Главное, что есть звонки, смс-ки, общение в Скайпе и деньги на Аниной карточке. Детям даже в голову не может прийти, что у мамы есть другой мужчина, а у папы, возможно, другая женщина. В том, что у Ани кто-то есть, Григорий не сомневался. Он даже видел этого «кого-то» на их свадьбе, и на других больших праздниках. «Кто-то» то ли одноклассник, с которым «с детства за одной партой», то ли сосед, то ли «просто друг». Неважно. У всех своя жизнь, это, наверное, нормально. Руки тянутся к смартфону. Ни одного пропущенного. Смс-ка только от администратора. Развилка. Секунда замешательства и абсурдная, казалось бы, мысль о том, что ехать некуда. Остановка на обочине на «аварийке». По радио передают прогноз погоды. Руки сами выкручивают руль и ведут автомобиль по знакомой дороге, которую, наверное, надо бы забыть. Только вот забыть, никак не получается. Сорок минут от МКАДа пролетают так же стремительно, как и пейзажи за окном. Въезжая в знакомый поселок, то ли от усталости, то ли от сумбурности мыслей, он даже не думает, что она, возможно, совершенно не рада будет его приезду. Или он позвонит в дверь исключительно не вовремя, да и, в конце концов, ее элементарно может не быть дома. Но не одна из этих мыслей не посещает артиста. Сейчас он просто паркует машину у ворот ее особняка и находит в бардачке забытый, давно еще, ключ от ее квартиры, дома и ворот соответственно. Он помнит, как она, выпив изрядно, забыла у него ключи, а он кинул в бардачок, искренне веря, что потом их отдаст. Он помнит, как выручала их иногда эта забытая связка ключей с каким-то смешным брелоком. И помнит, как он пытался вернуть их ей, на что она искренне абсолютно спрашивала «зачем?». Она ведь знала прекрасно, что он вернется опять, и никогда не смела запрещать, зная, что это необходимо им обоим, хоть и не произносят они слов о любви и лебединой верности. В окнах горит тепло-желтый свет. Они оба не любят холодные, энергосберегающие лампы. Прячет ключи в карман и ёжится от прохладного майского ветра, отогнав от себя мысль, открыть дверь самому. Указательный палец ложится на кнопку звонка и через несколько секунд дверь отворяется. – Привет, – произносит, вглядываясь в родные карие глаза, в которых и ни тени удивления или смятения. – Привет, – мягко произносит она, чуть улыбнувшись. Он, неожиданно, робеет. Приходит осознание того, что он приперся в час ночи домой к женщине, которая ждать его не обязана и имеет полное право сейчас выставить его на улицу, обидевшись на его глупую выходку. А если она не одна? Возможно, она проводит вечер с семьей или в кругу друзей. А может быть даже друга (такого, например, как Коля Басков) – от одной мысли становится дурно. Ее вполне могло не быть дома, он слишком давно ее не видел, чтобы быть уверенным, что она не улетела отдыхать, или даже в гастрольный тур, за маршрутами которых он даже не успевает следить. Да и вообще нормальные люди предпочитают в полвторого ночи спать, а не ожидать незваных гостей. – Проходи, чего на пороге-то стоишь? – она впускает его в дом и закрывает дверь. – Ир, прости, что я без звонка, да и вообще... – Господи, какой же дурак. Не догадался даже цветов купить, какая глупость. – Гриш, перестань, а? Пойдем, кофе будешь? – следует на уютную кухню, где так привычно витает аромат чего-то пряно-сладкого. – Буду, – кивает, осматривая родную обстановку ее кухни. На подоконнике чашка с недопитым утренним кофе, она всегда забывает. На тумбочке пачка сигарет, форточка приоткрыта. Кажется, что он и не уходил, и не исчезал, и не пытался отвыкнуть от дороги в этот дом. Пока она так привычно суетится у плиты, варит кофе и ставит на стол вазочки со всевозможными печеньями, он, подперев голову рукой, рассматривает ее, думая о всяких глупостях, и о том, как дорога ему эта женщина на самом деле. Две чашки кофе становятся на стол, отчего вся кухня наполняется запахом свежесваренного, обжигающего напитка. Она не прекращает хлопотать у плиты, что-то достает, хлопает дверцей ящика и ищет что-то в верхнем шкафчике, приподнявшись на носочках. – Ир, садись! Она послушно опускается на стул напротив него, пододвинув к себе сахарницу. – Как ты, Гриш? – помешивает сахар в чашке и чуть улыбается. – Нормально. Хотя, нет. Никак, работаю. Он ловит ее спокойный, ласковый взгляд. Молчание не тяготит, а кажется даже уютным. – Ир, я соскучился, – накрывает своей ладонью ее ладонь. – Я тоже, – легко произносит она. – Кофе остыл. Ой, ладно, сейчас я свежий сварю, – встает к плите, сжав в руке турку. – Да к черту этот кофе, – в одно движение оказывается рядом. Мужские руки ложатся на женскую талию. – Гриш… – мужчина втягивает ее в поцелуй, не давая закончить фразу.

***

Темное небо светлеет у кромки горизонта, приобретая желтовато-розовый оттенок. Из приоткрытого окна тянет утренней прохладой, от ветра тонко колышется кремовый тюль. Мужчина закуривает, не выпуская из объятий прильнувшую к груди женщину. – Четыре уже, – кинув взгляд на часы, оповестила Ирина. – Ты куда сегодня? – В Питер, – задумчиво переводит взгляд от окна к рядом лежащей, прикрытой простыней, женщине. – Там концерт какой-то? – удивленно вскинула брови блондинка. – СКА – их хоккейная команда – чемпионы страны. Ну и вчера день города вроде был. Из наших коллег только молодняк будет, вообще не понимаю, зачем я там. – А, ну да, точно, – кладет голову на мужское плечо, шумно вздохнув. – Кстати, мне организаторы сказали, что тебя приглашали, ты, мол, отказалась, – вглядываясь в карие глаза, проговорил мужчина. – Ты про меня спрашивал? – улыбнулась, чуть усмехнувшись. – Сами сказали, мол, так на тебя надеялись, так ждали. Почему отказалась? – Да так получилось. Во-первых, хотела перерыв сделать небольшой после тура. Надеялась улететь, отдохнуть как человек. А в итоге песни новые записываю, на съемки всяких дурацких программ езжу, да дома сижу, – чуть приподнялась на локтях, поправив съехавшую вниз тонкую простынь. – Во сколько вылет? – В два вроде или около того, – проведя пальцами по кромке простыни над женской грудью. – Домой поедешь? – Не-а, зачем? Я с тобой буду, – хитровато прищурился мужчина, потянувшись к женским губам. Женщина выскользнула из плена мужских рук, и, завернувшись в полупрозрачную простынь, встала у окна. – Ты чего? – Лепс удивленно глянул на Ирину. – Красиво…– будто, и, не услышав вопроса, протянула Аллегрова, рассматривая сквозь окно розоватый горизонт и огромное множество сиреневато-серых облаков на небосклоне. Григорий неожиданно оказался рядом, приобняв женщину за талию и устремив взгляд на живописный рассвет. – Вот так и живем: вчера Волгоград, сегодня Питер, концерты, съемки, переезды, корпоративы, вроде профессия, а по сути сплошное зарабатывание денег. А на то, чтобы на рассвет посмотреть, женщине любимой цветы подарить, поговорить нормально без суеты и спешки, не по телефону, с тем, с кем хочется, классику перечитать – времени не хватает, – прошептал еле слышно. – Мне уже поздно, – усмехнулась, проговорив почти шепотом. – Что? – перевел на нее взгляд растерянно-грустных глаз. – Классику перечитывать. – А нам всем уже поздно. Спешим-спешим, а все равно безбожно опаздываем. Опаздываем жить,– так легко и просто. Слов не требовалось. Тишина кажется правильной и умиротворяющей. Привычный щелчок зажигалки и сигарета тлеет в длинных женских пальцах. Открывает окно пошире и ежится от прохладного ветра. Обнимает женщину, уютно устроив широкую ладонь на ее талии. Невесомый поцелуй в висок, кажется, пропитан утренней прохладой и запахом цветущей за окном вишни. – Ир! – поймав взгляд усталых карих глаз. – М-м? – выдыхая серый сигаретный дым. – Поехали со мной? – зарываясь носом в белокурые локоны, произносит мужчина. – Ты сошел с ума, – смеется и тушит сигарету в пепельнице. – Угу, – он обнимает ее, покрывая плечи нежными, почти невесомыми поцелуями. – Поедешь? – Ты что, серьезно? – она смотрит на него, не понимая, что в его спонтанном предложении не было и тени шутки. – Ир, ну серьезно конечно, поедешь? – А как ты себе это представляешь? – женщина отстраняется, карие глаза блестят недоверием. – Как, нормально представляю, Питер, белые ночи… Тем более хоккеистов ты там всех знаешь, на банкете знакомиться не придется, – улыбается, и ловким движением поймав ее ладонь, притягивает к себе. – Ириш, я потом в тур уезжаю, ты, насколько я знаю, тоже. Как я понимаю, в следующий раз мы встретимся или на чьем-нибудь банкете, на пять секунд, между тостом и следующей песней, или на Новой Волне. – Гриш, это абсурд… – смеется, облокотившись о стену. – Ну, давай. Выступишь на банкете после основной части. Поздравишь ребят. Да, в конце концов, просто проведем время вместе. Ир? – он не может с ней расстаться вот так. Он не хочет уезжать из ее дома, оставляя ее, исчезая, так рано разрушая вновь эту тонкую нить между ними. – Как это будет выглядеть? Ты представляешь, что будет, когда мы появимся где-нибудь вместе? – устало проведя ладонью по лицу, спросила женщина. – Ириш, во-первых, прессы на банкете не будет, во-вторых, я уверен, все будут только рады, что ты смогла приехать, никто и внимания не обратит, пересеклись мы там с тобой или нет. В-третьих, Ир, я так скучаю по тебе… – проговорил, припав губами к ее шее. – Пожалуйста. Губы скользят по губам. От его дыхания становится жарко и так удушливо приятно от близости. – Подари мне сутки в этом городе на Неве, – полушепотом. Вдох-выдох. Его руки умело изучают ее тело. Мужчина прижимает ее к стене, не давая и шанса выбраться из плена требовательных рук и горячих властных губ. Она тает под его натиском, и в этот момент все кажется таким неважным, таким несущественным, что хочется вечно растворяться под давлением его страсти и нежности, отвечая взаимностью, шепча что-то, не сдерживая сладостно-томный стон. – Пожалуйста… – освобождая Ирину из кокона молочно-прозрачной материи простыни и не скрывая желания владеть женщиной, произнес Григорий. Она не желает думать о его спонтанном предложении сейчас, когда ей хочется быть просто его женщиной. Сейчас ей не хочется быть осторожной, не хочется думать о последствиях и она, отдавая ему всю себя, вдруг остро ощущает, как ей хочется поехать с ним. Быть с ним хоть ненадолго. Быть с ним под Питерским небом эти ничтожные сутки, пытаясь продлить время, которое они имеют право быть вдвоем. Им так мало этих коротких встреч на двоих, что хватает лишь на необходимую и желанную близость, сигарету или чашку кофе одну на двоих и тихий, недлинный разговор в котором они есть те, кто на самом деле, без фальши и игры, без выдуманных масок и искусственных улыбок. Засыпая, измотанная, удовлетворенная, опустошенная, она вдруг понимает, что не сможет отказаться. Не сможет сказать «нет» сославшись на занятость, убивая в нем надежду, разрушая, по крупинкам, их крошечный мир одним нелепым отказом. Она поедет. Плевать, кто и что там подумает. – Я поеду с тобой, слышишь? – тихо и ласково произносит Ирина, прижимаясь к мужчине сильнее. Он не отвечает и женщина, уверенная в том, что Лепс уже спит, прикрывает глаза, мгновенно проваливаясь в сладкую дрему.

***

Солнечные лучи лениво пробирались сквозь занавески, когда женщина, потянувшись, встала с постели. Вторая половинка кровати была уже пуста, на первом этаже слышалась какая-то возня. – Доброе утро, – найдя мужчину на кухне, произнесла Ирина. – Доброе, Ириш, – накидывая пиджак, ответил Григорий. Лепс, не смотря на раннее время, уже был «при параде». Убирая в карман смартфон, мужчина чмокнул Аллегрову в щеку и принялся искать что-то в комнате. – Что потерял? – чуть удивленно произнесла Ирина, опершись о косяк двери. – Да ключи от машины вчера куда-то кинул, – мужчина метался по комнате, в поисках заветных ключей, не обратив, в спешке, и внимания на растерянный взгляд карих глаз, что был устремлен на него все это время. – Посмотри на тумбочке в прихожей, – равнодушно произнесла Ирина. – Гриш, можно вопрос задам? – А, ну точно, вот они, спасибо, моя хорошая, – послышался привычный мужской голос со стороны прихожей. – Да-да, какой вопрос-то? – А ты куда? – следуя к Григорию, произнесла женщина, уставшая от непонятной ей утренней суеты. – Да Аня позвонила, что-то случилось, так я и не понял, то ли с Евой что-то, то ли еще что. Сейчас быстро смотаюсь к ним, за тобой потом и в аэропорт. Собирайся пока, хорошо? Я быстро, буквально пулей. Ириш, не обижайся, – подарив кроткий поцелуй в висок. – Я позвоню. Мужская фигура стремительно покидала участок и вскоре скрылась из поля зрения в дорогой иномарке. Темный мерседес выехал за пределы «владений императрицы» оставив последнюю в небольшом замешательстве.

***

«Он уже должен быть здесь» – пронеслось в голове. – Хотя, ничего он никому не должен. Тем более – мне, – вслух. Через три часа самолет. – Ирочка, он тебе ничегошеньки не обещал. Усмехнулась, закуривая. «Но время же еще есть». У входной двери небольшой чемодан, в котором собраны все необходимые ей вещи. Взгляд то и дело набредает на часы и на чемодан, «который, судя по всему, сегодня не пригодиться». Руки тянутся к смартфону. Пальцы скользят по дисплею, и, найдя нужный контакт, отжимают «вызов». После тысячи гудков, женщина в трубке противно-слащавым голосом дежурными фразами советует перезвонить позднее. – Позднее…– эхом произносит Ирина, крутя в руке смартфон. «Нервничаю как в девятом классе, когда мальчик на свидание опаздывал». Улыбнулась собственным мыслям и закурила вторую. «Вызов» еще раз, «возможно не слышал». Всё та же женщина, с противно-вяжущим, как зрелая хурма, голосом, сообщила, что «абонент находиться вне зоны действия сети». – Абонент не абонент, блять, – тушит сигарету и выглядывает в окно, надеясь увидеть темную иномарку и самого «абонента». Десяток звонков, и все тот же диагноз – вне зоны доступа. Он уже не приедет, максимум – позвонит, она прекрасно это понимает. Что бы ни случилось, он уже не успеет заехать за ней. "Господи, лишь бы ничего не случилось" - вертится в голове. – Черт! – на пол летит шелковый шейный платок. Полдень. Любопытное солнце, будто специально лезет в окно, слепя глаза. Сейчас нужно просто принять решение. Решение, которое, возможно изменит все, что есть сейчас между ними. Смартфон. Телефонная книга, номер и выжидающие гудки. – Алло, Владислав Александрович? Здравствуй. Да, очень рада. Владислав Александрович, у меня к тебе вопрос. Нет, даже просьба. Ага. По поводу сегодняшнего торжества, да…

***

Оставшиеся три процента зарядки смартфона совершенно не волнуют. «Ира Аллегрова» в телефонных контактах и бесконечные гудки. – Занято, – произносит в пустоту. Айфон издает противный писк и оповещает о том, что разряжен полностью. Самолет уже ждет. – Григорий Викторович, у Вас все хорошо? – любознательная шатенка – стюардесса наклонилась над креслом известного певца. – Телефон. – Что, простите? – удивленно вскинула брови бортпроводник. – Телефон у вас есть? Мне нужно позвонить. Срочно. – А… – стюардесса на мгновение замешкалась, но тут же поднесла средство связи. Благо, самолет еще не начал руление по взлетной полосе. Цифры по памяти. Ожидающие гудки. «Ира, ну возьми трубку». – Не берет… – результат неутешителен. Еще две бессмысленных попытки. – Григорий Викторович, самолет готов к взлету, – произнесла бортпроводник, намекая на то, что следует перестать предпринимать попытки дозвониться и вернуть телефон. – Спасибо, – отдал розовый смартфончик его обладательнице и уставился в иллюминатор. «Прости, Ириш».