Драма над Невой

Темнота набережной разбавлялась множеством фонарей и различной подсветкой многочисленных виднеющихся мостов. Любителей прогулок, в столь поздний час, на Адмиралтейской набережной не оказалось. Потому, известные артисты могли спокойно прогуляться в свое удовольствие, не боясь быть замеченными и «разорванными на сувениры». Ирина, обхватив руками букет сирени, прижалась к Лепсу. Мужская рука вольготно устроилась на женской талии. – Давай я сирень понесу, а то вцепилась в нее, тяжело же, – пытаясь забрать букет, произнес певец. – Есть такое выражение «своя ноша не тянет», так вот оно вполне здесь применимо. Мне не тяжело, правда, – еле заметно улыбнулась. – Это все, конечно хорошо, но если честно, вот когда я рвал это букет, я не хотел, чтобы ты из-за него надорвалась. Поэтому, давай, – ловко забрал у нее цветы, и приблизил к себе, расположив свободную руку на ее законном месте – на талии. Темные волны Невы плавно качались, омывая гранит набережной. Желто-рыжие огоньки и небо, синеватого, благодаря наступающим «белым ночам», оттенка. Здания, горделивые, серые, пропитанные питерским ветром, гармонировали со всей этой картинкой. Все это создавало непередаваемую атмосферу, которую можно прочувствовать лишь там, под покровом белых ночей, под разводящиеся мосты, под отрезвляющим ветром с Балтики, под одурманивающим ароматом сирени, под отблески рыже-желтых фар и фонарей, прижимаясь к любимому человеку. – Давай посидим немного? – улыбнулась, кивнув на небольшую лавочку. – Устала? – присаживаясь рядом с Ириной. – Да не особо, просто… – недоговорила, поймав на себе взгляд его изумрудных глаз. – Ой, Ирин, если бы только можно было бы продлить это все, сделать так, чтобы можно было вот так вот, вдвоем… Неважно где, Питер, Москва, хоть Саратов, а просто вот так, вместе, – поправив прядку ее белокурых волос, вечно лезшую ей на глаза. Она вновь промолчала. Просто не знала, что ответить. Наверное, глупо. Минуты молчания кажутся правильными, просто наслаждаться атмосферой, присутствием друг друга рядом, радоваться этому дню, что подарила им судьба. – Это Дворцовый мост, да? А вот тот Благовещенский? – прервала молчание, когда разведенный еще недавно Дворцовый, вновь начали сводить. – Ну, вроде да, – согласился, рассматривая ее в свете фонарей. Искренняя улыбка, полные счастьем карие глаза и букет сирени – запечатлеть, запомнить, никогда не забывать. – Ирка… Можно я тебя сфотографирую? – неожиданно для себя, задал вопрос Лепс, сам, так не любящий вспышки фотокамер и назойливых корреспондентов. – Ой, да зачем? Я все равно плохо получусь, – отнекивалась блондинка. – Я для себя. Ну, если захочешь, потом удалю, – привычный взгляд зеленых глаз, и она все равно не сможет ему отказать. – Ну, хорошо. Обнимает букет сирени, смотрит куда-то вдаль. Щелчок камеры айфона. Переводит взгляд на мужчину и улыбается. Еще один кадр. Смеется, показывает язык, и снова улыбается. – Ир, ты чего? – Я с пятью лепесточками нашла, – в возгласе почти детская радость. Еще одно фото, и мужчина прячет айфон в карман. Она радуется, как ребенок, переводя взгляд то на него, то на сирень. – Вот, смотри! С пятью же? Или у меня в глазах уже двоится? – показывая мужчине сиреневый цветочек, смеется. – С пятью, – подтверждает Григорий. – Ты тоже ищи! – протягивает букет, и крутит в пальцах маленький цветочек. – Ой, да бесполезно. Я никогда не находил. – Значит, неправильно искал, – кивнула Ирина. – Ир, то ли в Питере сирень какая-то другая, то ли я куст какой-то волшебный ободрал, но, по-моему, я нашел, – улыбнулся, сжимая в руке светло-сиреневый цветок. – Ну, я же говорила, – склонив, голову на бок, произнесла певица. – Чего теперь делать-то с ним? – Как «что»? Желание загадывать, да есть, – на полном серьезе. – Шутишь? – Лепс, загадывай, давай, и жуй! – рассмеялась. Мужчина рассмеялся вслед за ней. – Ир, только не смейся. – Ну, что еще? – улыбнулась, переведя взгляд туда, куда был устремлен взгляд Григория. – «Дворец бракосочетаний №1» , – зачитал певец, вывеску на ближайшем здании. – Ириш, это судьба. Синхронно рассмеялись. – Вот, Гриш, это только мы с тобой могли, за один день все окрестные ЗАГСы посмотреть, – произнесла, не переставая улыбаться. – Ты лепесток свой съела уже? – Съела-съела, – скользнув пальчиками по его шее. – И я съел, даже желание загадал, – пытаясь согреть ее ладони в своих, проговорил мужчина. – И что же ты загадал? – хитровато прищурившись. – А желания рассказывать нельзя, – пояснил, рассматривая очертания ночного города. – Поцелуй меня. Просить дважды не пришлось. Руки легли на женскую талию, в то время как ее руки плотно обвили его шею. Поцелуй, долгий, глубокий и такой необходимый. Ее губы, с привкусом сладкого красного вина, с нежностью отвечали на поцелуй, желая продлить его. – Спасибо, – проговорила, прижимаясь к его груди. – Иринка… Ир! Посмотри на меня. Женщина растерянно перевела на него взгляд. – Ириш, я хочу, чтобы ты знала, что у меня нет никого дороже тебя. И без тебя, я не смогу, правда. Я всегда буду рядом, слышишь? Я люблю тебя, Ирка, люблю…– тихо произнес мужчина, рассматривая глубину любимых карих глаз, манящие губы, «лучики» у уголков глаз, разметавшиеся от ветра белокурые волосы. Длинные пальцы заскользили по его шее, по щекам. Глаза заслезились, мокрые дорожки скатывались по щекам, накрыло удушливой волной, и непонятно было – жарко или холодно. – Хороший мой, мой дорогой, мой любимый… – шептала, прижимаясь к нему сильнее. Она чувствовала, как его пальцы нежно вытирают слезы с ее лица. Чувствовала, как он прижимает ее к себе, как целует в макушку, как обнимает и шепчет, что никому не отдаст. – Ты ж дрожишь вся, замерзла? Поехали в гостиницу, поехали, – обняв, повел к автомобилю. Всю дорогу Ирина проспала на его плече, убаюканная его мерным дыханием и шумом дороги.

***

Когда автомобиль припарковался у входа в отель, женщина открыла глаза, смутно рассматривая окрестности. – Приехали, – оповестил Лепс, нежно проведя рукой по женскому плечу. – Хорошо-о-о, – протянула Ирина. – Иришка, пойдем, я тебя спать уложу, пойдем, – чмокнув Аллегрову в висок. – Не хочу, – наигранно-капризно произнесла женщина. – Ну, не хочешь идти – я тебя донесу, – улыбнулся мужчина, опуская руки на женскую талию. – Донести – это вряд ли. Но вообще, я про «спать» говорила. Спать не хочу, – усмехнулась блондинка, выходя из машины. – Выспалась, значит? Ну, ладно, пойдем, в номере мне расскажешь, чего ты там хочешь, – ласково. Темненькая девушка на ресепшн просыпается, когда тонко пищит лифт, оповещая о прибытие. – Доброй ночи! – позевывая, произносит девушка и вновь роняет голову на руки, желая доспать оставшиеся полчаса. Лифт стремительно скользит по этажам, поднимаясь вверх. Блондинка облокачивается на стену лифта, приближая к себе мужчину, плавно потянув за лацкан пиджака. Поцелуй не допускает писк чудо-аппарата, что доставил их прямиком на пятый этаж. – Какой у тебя там номер? – задает вопрос, отстраняя от себя женщину. Скрипит молния сумочки. Через минуту усиленных поисков, Аллегрова отдает в мужские руки ключ-карту с номером 515. Каблуки стучат по мраморному полу. Нужная дверь темно-коричневого дерева с номером отворяется быстро. И так же стремительно пара оказывается в глубине номера. Букет сирени вместе с сумочкой ложатся на небольшой комод в прихожей люкса. Григорий притягивает к себе артистку, прижимая к стене. Она первая потянулась к его губам, но он быстро перехватил инициативу, резко впившись в ее губы требовательным поцелуем. Страстный поцелуй с привкусом вишни и дорогого, отдающего миндалем, коньяка, прерывается на мгновение, и в ту же секунду его губы покрывают ее шею нежными поцелуями. Ее руки плавно скользят по его шее, ладонь проникает под футболку ближе к спине. Ирина быстро освобождает его от пиджака, не скрывая желаний, пытаясь ускорить процесс, приближаясь к главному. Григорий нарочно медлит, растягивая момент, целуя женщину в шею, согревая мочку уха спиртовым дыханием. Ладонь скользит по женской ноге, обтянутой капроном чулка, пальцы ловко пробираются выше, без труда нащупывая ткань белья. – Гриша-а-а, – подавив тяжелый вздох, произносит Аллегрова. Парочка плавно пробирается к спальне, довольно скоро достигнув своей цели. Его рука опускается на ее спину и, одним движением нащупав молнию, расстегивает платье. Ткань скользит по изгибам и падает на пол. Женские руки ловко расправлялись с мелкими пуговичками его рубашки и также умело – с ремнем брюк. Длинные мужские пальцы со знанием дела скользят по женским ножкам, облаченным в чулки, и легко снимают с Ирины туфли на высокой шпильке. Вслед за туфлями, Григорий снимает с певицы и манящие черные чулки, легонько потянув за подвязки и мимолетно коснувшись внутренней стороны бедра, трепещущей от желания женщины. Руки изучают зону декольте, спускаясь к груди, облаченной в темного кружева бюстгальтер. В тишине комнаты, нарушаемой лишь дыханием любовников, слышится щелчок застежки ненужного сейчас элемента белья. Лепс припадает к женской груди, покрывая нежными поцелуями плечи, ключицы, грудь с розовыми, затвердевшими от умелых ласк, сосками. Ладонь умело пробираются к внутренней стороне бедра Ирины, заставляя артистку подрагивать от предвкушения. Пальцы легко отстраняют кружевной треугольник ткани и проникают к клитору, ощущая жар и влагу женщины. Губы прикусывают нежную кожу у шеи, приближаясь к ключицам. Мелкие прикусывания сменяются поцелуями, что оставляют еле заметные засосы. Накрывает ее губы требовательным поцелуем, чувствуя, как она тает, подстраиваясь под него, признавая его непоколебимое лидерство. Разрывает поцелуй и легко стягивает с женщины трусики. Умелым и быстрым движением разводит женские ноги и проникает в нее двумя пальцами, отчего Ирина едва не задыхается. Жадно хватает ртом воздух, когда пальцы выскальзывают из нее, и, тронув клитор, входят в разгоряченное нутро глубже. Она стонет, извиваясь. Чувствуя, что Ирина уже на грани, мужчина выводит из нее пальцы. Исследует губами и чувственными пальцами каждый миллиметр женского тела. Женщина закидывает руки на его плечи, обвивая шею, касаясь спины, и втягивает Григория в поцелуй, притягивая его ближе к себе. Рука легко скользит по всему женскому телу, прокладывая дорогу от шеи, затрагивает грудь, продвигается вдоль ребер, и, спускаясь ниже, мимолетно сжимает нежные, влажные складки, нащупывая чувствительный клитор. – Гриша-а, пожа-а-алуйста-а, – просит, подавив тяжелый полустон-полувздох, подрагивая от мучительного ожидания непосредственной близости. Мужчину не нужно просить дважды. Приподнимается над ней, пальцы плотно обхватывают соблазнительно-покатые женские бедра, и резко входит в нее. Она вскрикивает от неожиданности, и тут же комнату наполняют томные стоны. Он двигается резко, нежно толкаясь в ней как можно глубже, изредка меняя скорость проникновения. Женские пальцы скользят по светло-молочным простыням, впиваясь в шелковую ткань, когда он наращивает темп. Любовники движутся в унисон, дополняя друг друга, отдаваясь со всеми своими чувствами процессу. Шепчет что-то нежное, едва различимое, в водовороте чувств, вздохов и стонов. Она отвечает на каждое его движение жадно и страстно, целуя, прижимаясь к нему, закидывая руки на его плечи, выгибаясь ему на встречу. Оба уже близки к желанной развязке. Женщину первой настигает сладостный оргазм. Ноготки впиваются в мужские плечи, с губ срывается хрипловатый, громкий стон. Он чувствует ее дрожь и сокращения ее влагалища, чувствует, как она старается сжать мышцы желая задержать его в себе, и не сдерживается, приходя к долгожданному «финишу» на мгновение позже нее. Обессиленно ложится рядом с женщиной, попутно накрывая ее валяющимся неподалеку одеялом. Она кладет голову на его плечо, прижимаясь к нему в объятиях, не отойдя еще от феерического наслаждения. Опустошенная и удовлетворенная, она сквозь сладкую дрему чувствует, как он целует ее в висок, как касается блондинистых прядок волос, как сгребает ее в охапку, обнимая, как уютно устраивает ладонь на ее талии или чуть ниже, когда она сквозь сон удобно устраивает свою ногу на его ноге. Сквозь тюль пробиваются лучи утреннего, рассветного солнца, окрашивая комнату светло-желтым светом. За окном умиротворенно щебечут чересчур ранние птахи, покачивается от ветра ветка отцветающей черемухи, ударяясь о стекло гостиничного номера. Ирина счастливо улыбается сквозь сон. Григорий мимолетно прикасается к ее щеке и шее губами, и, тронув пальцами еле заметную родинку на плече, засыпает, убаюканный ее мирным дыханием.

***

Утром из окна веет холодом. По комнате гуляет колючий ветер, перебирающий страницы брошенной на столе книги, теребящий складки кремового тюля. А может ее просто знобит и потряхивает от предстоящей процедуры расставания? Теплый утренний душ помогает привести мысли в порядок, а телу – согреться. Когда Ирина выходит из ванной, в номере уже витает аромат кофе и свежей выпечки. – Доброе утро, – целует мужчину в щеку. – Спасибо за кофе. – Доброе, – улыбается глядя на женщину. – Садись, давай я за тобой поухаживаю. Она следит за каждым его движением, как размешивает в чашке сахар, как выбирает для нее самые красивые, ярко-красные клубничины из мисочки, как отдает ей булочку «что помягче» и «покрасивее», дабы запомнить его такого, ласкового, как мартовский кот, заботливого, ее Гришу. Чтобы вспоминать потом, когда они опять будут маяться поодиночке в водовороте этого бешеного ритма жизни, не имея возможности встретиться, довольствуясь смс-ками и телефонными звонками за полночь. – Ты чего? – ловит ее не в меру внимательный взгляд и перестает жевать аппетитную булочку. – Я? Нет-нет, ничего, – переводит взгляд, и делает глоток порядком остывшего кофе. – Ну, чего ты не ешь ничего? Булка вкусная, кстати. Не такая, конечно, шикарная, как те, которыми ты меня позавчера угощала, но тоже ничего, – подмигнул, подвинув ближе к ней тарелку с выпечкой. – Не буду, спасибо. Не хочу, правда. А ты кушай, когда ты там еще пообедаешь, концерт еще, – кивнула, и отпила еще немного кофейного напитка. – Ириш, если ты боишься испортить фигуру – то это глупость. Тем более, я тебя любую люблю. А просто так, голодать не надо, ты мне нужна живая и здоровая, – улыбнулся, вкладывая ей в руку свежую, сладкую выпечку. – Ты когда не ешь, и мне кусок в горло не лезет. Она расплывается в искренней улыбке, и откусывает кусочек булки, что действительно оказывается очень даже приятной на вкус. Закончив трапезу, Ирина встает у окна. Чирк зажигалки, и серый, никотиновый дым витает в комнате, улетучиваясь в раскрытое окно. Мужчина подходит сзади, обняв за талию. Молчит, согревая женщину в объятиях. – Ирка… Как же я люблю такие моменты, ты даже себе представить не можешь. – Какие? – любопытно заглядывает в зеленые глаза. – Когда ты вот такая… Моя…– шепчет, щекоча теплым дыханием шею. – А я всегда твоя, Гриш, – по-доброму усмехается, рука скользит по мужской, гладко-выбритой щеке. – Да, – соглашается, кивая. – А я – твой! Улыбаются и молчат об одном. Он легко перехватывает сигарету из ее пальцев, и, сделав одну затяжку, тушит сигарету в пепельнице. – Я с тобой на вокзал поеду, провожу, и в аэропорт, – рассматривая, как она одевается, выговаривает Григорий. – Почему? – застегивает бюстгальтер и разворачивается к нему. – А почему я не могу проводить любимую женщину на сапсан? – одарив удивленным взглядом. – Какая ж ты у меня красивая, Ириш. – Да ну тебя, – смеется, натягивая светлую футболку. – Ну, все, карета подана, Ирин Санна, можем выходить, – нажав на «отбой» после телефонного разговора, произносит мужчина. – Значит, выходим, – улыбается. Темные очки на глаза. Из багажа – чемодан, дамская сумочка и букет сирени, который она не смогла бросить в номере. В автомобиле уже ждет администратор Григория. Краткое приветствие. – Сначала на вокзал, – командует Лепс, и привычно кладет ладонь на ее ногу. На перроне никто не обращает внимания на мужчину и женщину, которые сейчас – ни довольные жизнью, красивые и слащавые артисты, ни лица с обложек, ни селебрити, ни кумиры. Сейчас – обычные люди, с обычными чувствами и земными желаниями, ни возвышенные и ни «другие». Простые, настоящие, живые. Доходят до первого вагона V.I.P. класса и останавливаются у двери. – Доброе утро! – здоровается предупрежденная проводница. – Ирина Александровна, через пять минут отправляемся. – Да, спасибо, – буркнула она, не желая сейчас отвлекаться на что-то и кого-то извне. Сжимает ее ладонь в своей ладони. – Ириш, ты когда приедешь – позвони мне, или напиши, ладно? Вместо ответа кивает. – Ну, летом увидимся еще, я думаю, ты звони только, – улыбается, вглядываясь в родные карие глаза. – Хорошо. Ты тоже звони, – натянуто улыбается. – Ну, все, иди, иди, а то на самолет опоздаешь. – Да ничего, без меня не улетит, – шутит, старательно разряжая обстановку. – Ой, все, Гринечка, иди, пожалуйста, а то я сейчас заплачу, не могу прощаться, – шумно вдыхая, и изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Сгребает ее в охапку в объятиях, и утыкается носом в белокурую макушку, пахнущую ее сладкими, приятными духами. Она прижимается к его груди, и вдыхает его запах, смесь одеколона, сигарет и чего-то родного, едва уловимого. – Ириш, ты мне очень дорога, слышишь? Ты – самое важное, что у меня в жизни есть. Дурочка моя, ну не смей плакать. Обещай мне не плакать, – обнимая за плечи. – Обещаю, – севшим голосом прошептала она. – Гриша, дорогой мой, я не умею прощаться. – Да мы и не прощаемся. Скоро же увидимся, да? Да и не в каменном веке живем, телефоны вон, звонки, смс-ки, Скайп, – улыбается, успокаивая сейчас просто его любимую, маленькую девочку, а не взрослую, грациозную женщину, «императрицу» и сердцеедку. – Ты когда в самолет сядешь – напиши мне, хорошо? И приземлишься – тоже, – волнуется. – Договорились. Машет ему рукой, отходя все ближе к вагону, но, не отпуская его руки. Улыбается одними карими глазами. – Не забудь сирень в воду поставить, – его губы изгибаются в улыбке. Кивает и скрывает глаза за стеклами темных очков, чтобы он не увидел такие глупые, наворачивающиеся слезы. Послав ему воздушный поцелуй, скрывается в вагоне. Лепс смотрит на отходящий от платформы сапсан, грустно усмехается собственным мыслям, и идет к дорогой иномарке.

***

Она, конечно, не сдерживает обещание, и ревет, как девчонка, прижимая к груди сиреневый букет. Он пересматривает вчерашние фотографии, где она, такая живая, красивая, настоящая, его Ира, и невольно улыбается, всматриваясь в родные черты лица. «Я в самолете, все хорошо» «Хорошего полета, целую» «Посмотри, я на почту тебе кинул фотографии, мне кажется, ты хорошо получилась» «Когда буду дома – гляну. Я уже в Москве» «Посмотрела?» «Да, хорошие фото!» «Я же говорил, надо чаще меня слушать, Ирин Санна» «Ладно-ладно, спасибо, Григорий Викторович. Удачи на концерте» «Спасибо, Ириш» Две искренне-нежные улыбки сквозь километры. Одинаковые мысли, чашка кофе и сигарета. Всё по-привычному сценарию.