Hardcore

POV Шэ Ли Я умчался со сцены как ужаленный. Твою мать! Вот такой хуйни я не ожидал! Чэн! Да как так?! Ушёл! — Господин Шэ Ли, за Вами приехала машина. Припаркована у входа. Красный Porsche Cayenne, — докладывает администратор. — Думаю, произошла ошибка. Я… — Господин, — с нажимом начал он, от былой вежливости не осталось и следа, — у нас ошибки исключены. Деньги, заплаченные за Вас, уже поступили на расчётный счёт организации. Так что пройдите, пожалуйста, к машине. Ко мне подошли два амбала для сопровождения. Видимо, у меня на роже было написано, что я собираюсь удрать. Я охренеть как встрял. Что если тот мужик окажется извращенцем?! Двадцать четыре часа я должен находиться в его полном распоряжении! Холодный озноб пробежался по позвоночнику. Я сунул руку в карман, доставая телефон. Но толку-то?! Звонить некому… А Чэн… Он же в курсе. Сам видел, но ничего не сделал. Такая месть. Что ж, поздравляю. Мне действительно… Мне… Ком в горле мешает нормально дышать. Я, как особо опасный преступник, иду в сопровождении охраны к машине. В сумерках она цвета крови, а я должно быть наоборот, белый, как труп. Из-за невроза меня начинает подташнивать. В голове всё перемешалось. Я словно актер, попавший на спектакль, не знающий ни роли, ни слов, только ощущения провала и беспомощности. Меня втолкнули в машину, и следом захлопнулась дверь. Кроме водителя в салоне никого нет. — Слушай, — быстро начал я, наваливаясь на переднее сидение, — у меня есть деньги. Давай, мы с тобой доедем до банка, и я щедро вознагражу тебя за то, что ты меня отпустишь. Он повернул зеркало так, чтобы видеть моё лицо. — Это невозможно. Лучше устраивайтесь удобнее. Двери машины с щелчком заблокировались, а сам водитель отгородился от меня автоматически поднявшейся панелью. Пиздец. Полный. Я порылся в карманах, ища возможные варианты спасения. Пригодилась бы даже зажигалка. Нахуй спалил бы эту тачку вместе с водилой. Но, блять, как же вовремя я вздумал отказаться от сигарет! От отчаяния решил позвонить Бэй Лин Хану, чтоб он выручал меня как угодно. Пусть даже «лежачих полицейских» из своих шлюх сооружает. Деньги за своевременную помощь у меня есть. И почему я сразу о нем не подумал?!. Выуживаю телефон, а он… сдох. Разрядился, паскудная хуёвина! Вот теперь я отчетливо представляю, в какое дерьмо вляпался из-за братьев Хэ. На роду у них что ли написано портить мне жизнь?! *** Машина остановилась у небольшого отеля. Два этажа, потёртый фасад и перегоревшая неоновая вывеска. Обычная халупа ниже среднего класса, больше напоминающая придорожный мотель. А это значит только одно — тот мудак не хочет «светиться». И мне хана. Что может быть хуже смерти? О, вариантов уйма! Латекс? Спандекс? Плётки? Или чем там пользуются все эти конченные уёбки?! «Кляп», — шепнул внутренний голос. Мне нехорошо. Совсем. Я шуганул взглядом по окрестности, примеряясь в какую сторону сигануть после того, как откроются двери машины. Через тонированные окна разглядываю закоулки и возможные пути отступления. Но дело-то в том, что за меня плачено пятьдесят пять штук баксов и я совсем не думаю, что покупатель разведёт руками, мол, ну что теперь?.. Сбежал, так сбежал… Несите девственницу, я очень голоден! И было бы смешно, но по близости ни одной девственницы, а только весьма неудачливый я. Если переживу эту ночь, убью Чэна голыми руками. Не знаю как, но реально убью. А потом засушу как ритуальную обезьяну. Двери отеля с хлопком распахнулись, сильно ударяясь об сбитый бетонный косяк, и к машине бодрым шагом идут двое. Один квадратный, словно пиксельный. С маленьким лбом как у неандертальца и неприлично полными губами. Второй карикатурная противоположность. Длинный «шнур», какой-то корявый, неправильный и дёрганный, словно на шарнирах. Ни того, ни другого я не знаю. И это хреново. Не договориться. Меня выхватывают из машины, как ужа из болота. Клешня плотно сжимает предплечье и тащит в обитель чего-то грязного. Неандерталец пилит взглядом дверь, а вертлявый откинув с лица засаленную чёлку, мерзко и игриво подмигивает мне. — Я тебе, сука, глаз выколю, гондон, — шиплю от яростной безысходности. — Тише, блондинка, если повезёт, мы сегодня ещё увидимся, и лучше бы к этому времени я не был в обиде на тебя… — влажный, похотливый взгляд. Я чуть не блеванул. — Ты слишком самоуверен для задрота. Меня со всей дури толкают в спину, и я влетаю в фойе. Чудом удерживаюсь на ногах, запинаясь об раздолбанный паркет. Стойка администратора пустует. В зале ни души. Блять. Вот ведь…блять! Передо мной, с ржавым скрипом, вручную раскрывают сетку дверей лифта, который больше смахивает на грузовой. Я, как злоебучий ангел, почти не касаюсь пола, потому что меня держат с двух сторон. Старый лифт, трясясь и скрипя, добрался до второго этажа. Нас встретил обшарпанный коридор с застоявшимся затхлым запахом и множеством одинаковых дверей, таившими за собой людскую грязь. Прогнивший воздух душным комом оседает в легких, вызывая кислородное голодание. Я нервно сглатываю, отпихивая от себя слишком тесно прижавшегося длинного урода. Тот от неожиданности даже отпускает мой локоть. Второй же держит намертво. — Твои потуги строить из себя крутого лишь добавляют интерес, — вполголоса докладывает неугомонный придурок. — И он тебе боком обернётся. Я слова на ветер не бросаю, — выдаю чётко, уверенно. — Ох, как страшно… — поигрывает пальчиками перед моим лицом. — Будет, тварь. — Заткнитесь оба, — вклинился в нашу перепалку «здоровый», — пришли, — пихает меня к двери. Точно такой же, как и предыдущие. — И без глупостей, — хихикает тощий. Глупостей? Это, блять, каких? Пока не знаю чего ожидать от того, кто находится за дверью, так что и за себя поручиться не могу. Открыть дверь получается только со второго раза, в взмокшей от перенапряжения ладони ручка проскальзывает несколько раз. В маленьком коридоре светло. Сиротливо стоявшая напольная вешалка и заляпанное зеркало в полный рост со сколотыми краями. Идеальное место для какого-нибудь артхаусного кино или тройного убийства с расчленёнкой. Собираюсь с силами и прохожу в зал. Я не знаю, что в этот момент выражает моё лицо, но реакция чисто интуитивная и только одна — дикий хохот. Я складываюсь пополам, опираясь руками в колени, чтобы не грохнуться. Моей истерики нипочём даже болезненная резь в боку. — Что смешного? — голос тягучий, как приторная патока. А я задыхаюсь, не могу. Ловлю губами воздух, кашляю, но продолжаю ухахатываться. Посреди зала накрытый стол с длинными белыми свечами, очень похожими на те, которыми дополняют романтический свадебный фуршет. Фрукты, разнообразные пирожные, некоторые в форме сердца и сука, мать, блять, за ногу, лепестки роз. ЛЕПЕСТКИ РОЗ!!! — Шэ Ли, может прекратишь? — голос поменялся, чувствуются нотки раздражения. — Ахаааа, — выдыхаю, взгляд падает на застывшую карамель в виде кособокого ангела на подтаявшем кексе, — ахахаахаах!!! — и по новой… — Хватит! Садись! Я немедленно принимаю «приглашение» и плюхаюсь на стул. Всё ещё не могу отдышаться, сдерживая смешки. Сюр, блять! Тянусь к особо «пышному» пирожному, и с аппетитом надкусываю, попутно облизывая губы от крема. — Сразу бы так, — одобряет он. — Зачем конвой? Сказал бы, что хочешь накормить сладким, я бы сам пришёл. — Видишь ли, мальчик, я не привык рисковать своими вложениями. Извини за неудобство. И всё же, что тебя так рассмешило? — поправил очки в тонкой оправе. Лицо странное, почти детское. Ни одной морщины, очень гладкое, совершенно без возраста. Как у алкашей, только в данном случае в противоположную сторону. Полная шея стянута воротником, рубаха не может скрыть лишний вес в виде выдающегося через ремень живота и очертания женоподобной груди. Бывают же мерзкие мужики… — Ты. И это всё, — киваю на смехотворную обстановку. — Странно, я думал, тебе понравится… — Хм? — отвлекаюсь от поедания пирожного, — как будто ты меня знаешь. Я успокоился. Что мне сможет сделать этот жирдяй? Увалень, который с трудом соединяет руки на груди из-за объёмного пуза. Играючи задуваю свечку. — Я тебя знаю. — Да неужели? Не помню тебя. — Обидно, конечно, что ты меня не запомнил. Мы встречались в твоём отеле. Я был постояльцем. Мы выпивали вместе, когда меня мучила бессонница. Ты был молчалив, но каждый раз «чокался» со мной, когда я протягивал стакан. — Ну что сказать? Я любезен. И дальше что? — Ты мне ещё тогда понравился, но, к сожалению, быстро ушёл. А сегодня, когда я увидел тебя на сцене, решил, что это судьба. — Судьба накормить меня пирожными? Прелесть. — Зря иронизируешь. Я вполне серьёзен, — он вздохнул, — а ты, похоже, нет. Но ничего! У нас весь вечер впереди, проведём это время с пользой, может, ты поменяешь своё мнение обо мне, — воодушевленно закончил он. Я едва не выплюнул ему в рожу: «нахуй иди!» — Время с пользой ты проведёшь без меня. Почитаешь или передёрнешь, мне похуй. Короче, я сваливаю, коротай вечер как угодно. — Ты мой на двадцать четыре часа. Таковы правила аукциона, на который, хочу заметить, ты пришёл добровольно. За тебя пятьдесят пять штук плачено. Так что не строй из себя недотрогу. Я тебя купил, — он поднялся, стол пошатнулся от его огромного живота. Ох, блять, какая тирада. Да, я пришёл на ебучий аукцион, но явно не про твою честь. Я выгнул бровь и положил пирожное на скатерть, обтирая руки о себя. Ненавижу сюрпризы и лишние телодвижения. Он удивительно быстро схватил меня за руку и рванул на себя. Я интуитивно взялся за стол, но проскользнув ладонью, уцепился за скатерть, с которой повалились тарелки и вся еда на грязный паркет. Миг и я на полу. Больно. На секунду потерялся, сильно долбанувшись головой об пол. Резкий запах пота подействовал, как нашатырь. Тяжесть тела сверху вызвала рвотный спазм, желчь поползла вверх по горлу. Я усиленно сглотнул, оставляя содержимое желудка там, где оно должно быть. Растерянность сменилась яростью, урвав момент, обеими руками врезаюсь в его рыхлое тело, пытаясь отодвинуть от себя. Ничего не получается. Я прижат намертво. А это уже действительно хуёво. — Отпусти тварь! — гаркнул я, упираясь пятками в пол, чтоб выползти из-под жирной мразоты. — Горячий… С его рта едва не капает слюна. А у меня начинается истерия, потому как я думал только об одном: «Как Ты мог позволить?!», а ещё, «Как я посмел надеяться на тебя?! Выгибаю спину, пытаясь сбросить с себя это потное животное, но он слишком тяжёлый, и к тому же перешёл к активным действиям. Сдавил мои руки вдоль тела, продолжая гадко елозить и противно громко дышать. Его хуй давно встал и нагло упёрся мне в бедро. Я снова чуть не блеванул. Блять! Блять! Блять! Словно в замедленной съёмке, с ужасом наблюдаю, как мерзкие мокрые губы тянутся ко мне, а потом скрываются в районе шеи. Он облизывает, вылизывает, стонет… Я крепко зажмурился. Меня прошиб холодный пот, и дрожь такая, как будто я стою на краю обрыва. Но смерть была бы лучше. Только не это… Ну, пожалуйста. Пожалуйста! — А у вас тут весело. Этот голос оборвал мой пульс и запустил заново на двести двадцать. И в следующую секунду я оказался свободным от поганых касаний и похотливой хватки. Чэн легко отшвырнул взгромоздившуюся на меня тушу, словно тот ничего не весил. — Хэ?! Какого хуя?! — верещит не ожидавший ублюдок. Я быстро поднялся и брезгливо обтёр шею, передергивая плечами. Меня до сих пор колотит, я с трудом справлюсь с хаотичными эмоциями. Из глухого оцепенения выводит голос Хэ. — Это моё, — палец на меня, — нехуй пасть разевать на чужое, — холодная ярость вперемешку с угрозой. — Почему тогда не купил, раз это «твоё»?! — А зачем мне покупать то, что и так принадлежит мне? — Не разговаривай со мной подобным тоном! — с трудом поднимается по стеночке. Рожа красная, от рубахи оторвались несколько пуговиц, обнажая дряблые телеса. — Да я тебя, суку, сейчас вообще пристрелю, — Чэн достает из-за пояса свою любимую беретту. Я ошалело попятился назад. — Ты что творишь?! — округлил глаза жирдяй, — совсем спятил?! Меня за эту шлюху?! — Что ж за день сегодня такой… — Хэ устало провёл ладонью по лицу и оглянулся на меня. Я отшагнул ещё дальше. В его взгляде лютый пиздец. Чэн вернул внимание к собеседнику. — Говорю один раз, повторять не стану. Если вдруг увижу тебя в своём районе, без суда и следствия отправлю на скотобойню. Ясно, Хиячи? — Ты не имеешь право! Мой бизнес охватывает все районы! — Ну, а теперь нет. И если ещё раз скажешь о моих правах… Лучше просто молчи. — Да пошёл ты! — Неправильный ответ, — Чэн сделал подсечку и Хиячи оказался на полу. Рухнул, как мешок с говном. Хэ присел рядом на корточки и вплотную приставил к его ляжке ствол. И нисколько не мешкая выстрелил. Дикий, страшный ор, переходящий в вой и жалобный скулёж. — Блять! — вздрогнул я, и едва сам не грохнулся, поскользнувшись на пирожном. Кровь потекла по паркету рекой, и в ней корчился и стенал горе-насильник. Мне бы чувствовать удовлетворение, но меня пробрал животный ужас. Так вот с КЕМ я игрался?! Ёбаный пиздец… — Заткнись. Одно его слово и тишина. Как бы не задыхался от боли Хиячи, рассудок не потерял. И послушался. Но нет бы раньше. — Надеюсь, ты всё понял. И ещё, деньги, уплаченные за шлюху… Я вздрогнул. Снова заныло где-то слева. Но это просто старая рана. Она. Точно она. — … на твоём счету. Я перевёл потраченную сумму. Это всё. Если возникнут вопросы, ты знаешь, где меня найти. Но учти, это будет билет в один конец. Хэ убрал пистолет и пошёл к выходу, а потом остановился. — Особое приглашение нужно? — спросил в тишину, не оборачиваясь. Глупо сомневаться, что это не мне… Чэн скрылся за дверью, и мы с Хиячи выпустили общий тяжёлый вздох. Он снова застонал и заскулил, а я отмер и поплёлся по следу маньяка. Из огня да в полымя. *** Хэ уже сидел за рулём. Мотор нетерпеливо рычит. Оглядываюсь на шорох. К стеночке привалены друг на друга мои недавние знакомцы. У «длинного» заплыл глаз, да и «здоровый» в «куски». Похоже, Чэн оторвался не на шутку. А меня тогда что ждёт? Сука, мне нужна святая вода или на худой конец солью ебануть вокруг. Стекло плавно опустилось. — Ты долго троить будешь? — Может, позже встретимся? — На очередной аукцион опаздываешь? — Хочу дать тебе время остыть. Чё-то мне не улыбается подохнуть сегодня. — А мне не улыбается ждать. Сел в машину. Заебись. Наверно, погибать буду феерично. Забрался на переднее сидение. — У тебя новая машина? Он не удостоил меня ответом. Молчит. И очень зол. Но почему, блять?! Ведь это он позволил всему этому случиться, а я теперь виноват?! — Какие планы? — нужно его как-то успокоить. Отстранённая тема, думаю, поможет. — На ближайшие двадцать четыре часа? — Ну, хотя бы. — График плотный. И, да, у тебя особенно. Я покосился на него. Начинается… Чэн прикурил сигарету и опустил окна. Салон наполнился свежим ночным воздухом. Район знакомый. Мы едем к нему. Как говорится, за что боролся на то и напоролся. — Что у тебя с настроением? Хочу заметить, что это МЕНЯ чуть ли не трахнул свинопас. — А ты расстроился, что не успел? Могу доставить обратно. — Ага, сейчас, доставишь… К тому же, ты ему дохрена бабла отвалил. — Эти деньги и так предназначались для благотворительности. Я бы их в любом случае потратил. Так что не нужно надувать щёки. Я скрестил руки и отвернулся к окну. Да пошёл ты, пидорас! Мелькают огни фонарей, шикарные высотки и пустынные перекрёстки. Люблю ночной город, когда нет людей. Я вообще неравнодушен к одиночеству, за редким исключением. Иногда. — У тебя же есть ключи от моей квартиры, — вдруг нарушил тишину Хэ, не отрывая взгляда от дороги. — Ну и? — Зачем было всё это устраивать? Мог бы просто прийти, как ты обычно это делаешь. Вваливаешься без спроса. — Я не люблю навязываться. — А, верно. Ты любишь продаваться… Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри бушевала просто охренительная обида. Так и хотелось вмазать по этой наглой роже. — Ты вечно будешь напоминать об этом? — Зачем вечно? Ты мой на 24 часа. А после, — он пожал плечами, — иди куда хочешь. Ты ведь не любишь навязываться, так? — жалит меня, моими же словами. — Больно надо… Только хочу напомнить, что это ты сегодня прискакал за мной неудержимым галопом, так что не изображай безразличие. — Допиздишься сейчас. — Я понял, почему ты так разозлился, — продолжаю барахтаться в своём словарном поносе. Меня от нервов и злости понесло… — ревность, да? Ну, скажи честно, приревновал к другому мужику? И вообще, эти твои слова «моё», что это значит? Чэн вдарил по тормозам, и я влетел в приборную панель, благо успел вскинуть руки, а не впечататься лицом. Уже второй раз он проделывает подобную херню, но я словно назло не поддаюсь на эту уловку. — Если не закроешь свой рот, я привяжу тебя к машине, и оставшийся путь ты проделаешь бегом. Уяснил? — Это значит, что я прав? Чэн наклонился ко мне, а я отпрянул к дверце, шаря пальцами в поисках ручки. Уж лучше съебать из машины, чем бежать за ней. Раздался щелчок и все четыре двери разом заблокировались. Просёк мой план, но тогда и наружу меня не выудит. Я был готов плясать от своего остроумия, хотя ситуация больше напомнила бы танцы на костях… Хэ взялся за мой затылок и насильно повернул голову, пристально рассматривая шею. — Чего? — я пытаюсь сопротивляться, но кажется, меньшее, что мне грозит — это вывих. — Засос. Что ещё он успел сделать? Я удивлённо моргнул. — Что ещё? Ну, не знаю. Накормить меня сладким… И да, видел, как затёрт паркет? Это мы танцевали… — у меня в голове каша от его странных вопросов и поведения из крайности в крайность. — Дебил, блять, — он намеренно отпустил меня с оттягом, чтобы я ударился о стекло. А потом с чувством выполненного долга нажал на педаль газа. Отлично, Чэн. Очень педагогично. Если посчитать сколько раз он меня бил, то встаёт закономерный вопрос, почему я до сих пор жив? Загадка почище египетских пирамид. Но радует одно, он всё-таки немного успокоился, насколько это возможно, конечно. И мне бы постараться не выводить его. Но где я и где логика, когда дело касается Хэ? Ещё одна загадка. Стоянка. Холл. Лифт. Мы оба молчим. Я в ожидании, Чэн — зловеще. Сейчас начнётся кровавый Диснейленд. У меня, блять, абонемент! Проходим в его вотчину. Чэн направился к бару, а я занял место на кухне, взобравшись на высокий винтовой стул. Жду, когда он наполнит стакан, жду, когда отпивает, жду-жду-жду-жду… — Ты ведь мазохист, я правильно понимаю? — Чё? — опешил я. — Для чего ты всё время трёшься возле меня? Если это не мазохизм, тогда я не знаю что. Ты помнишь, что я тебя отпустил? С деньгами. Всё что от тебя требовалось это свалить в далекие дали, но ты снова маячишь на моём горизонте. Зачем? Хочешь проверить, способен ли я на убийство? Я навалился на стойку, укладывая голову на каменную столешницу. Хороший вопрос. — Ли? — Погоди, я думаю что соврать. Стакан оказывается возле лица, а Чэн нависает где-то сверху. — Придумал? — Нет. Сегодня всё как-то с трудом. С утра весь день по пизде… Брат твой ещё… — Причем тут Тянь? — Пригласительным поделился. А ты решил, я знал, что меня будут продавать как негра? — Но всё-таки вышел на сцену. — Я подумал, это будет смешно. — И? — Что «и»? Нихуя не смешно. Подвело меня чувство юмора. А ты подыграть не мог? — поднимаю голову и пялюсь на него. — Мы и так заигрались. А твои выходки порядком надоели. И не уходи от темы. Я тебе вопрос задал. — Почему я не оставляю тебя в покое? — Да. Почему? — Потому что с тобой интересно и иногда весело. А ещё ты охуительно целуешься… У Чэна даже зрачки расширились от удивления. — …доволен таким ответом? А, может, поцелуешь? Не случилось замешательства, смущения или любой другой закономерной человеческой реакции. Чэн обошёл стол и, оказавшись позади, взял меня за талию, заставив повернуться. Его пальцы прошлись по пуговицам, расстегивая одну за одной. Я взволнованно наблюдал за его действиями и даже не думал останавливать. Мной завладело сладкое предвкушение. До боли знакомая истома, которая срывала мерное дыхание на короткие вздохи. Чэн усмехается. Видит, что творит со мной. Но разве это важно? Я просто хочу его. До покалываний в пальцах, суматошного биения сердца и какой-то неправильной эйфории. Расправившись с пуговицами, Хэ медленно стягивает с меня рубашку и откидывает в сторону. Затем стремительно подхватывает со стула, заставляя обвить ногами поясницу. Я впиваюсь ногтями в его плечи, дрожа от нетерпения. Прохожусь языком по шее, втягивая будоражащий запах, от которого пьянею не хуже чем от самого забористого виски. Не в силах сдержаться, вгрызаюсь зубами в его кожу, словно собираюсь вырвать кусок и оставить себе на память. — Хочу… — Знаю. Но для начала нужно смыть с тебя чужой запах. Сука… — неожиданно прорычал Хэ и дёрнулся со мной на руках в ванную комнату. — Ревность-ревность, — насмешливо протянул я, поражаясь тому, что ещё способен ясно мыслить. Хэ скинул меня с себя и втолкнул в душевую кабину. Я не успел опомниться, как на голову хлынула вода, ладно хоть горячая. — Блять! — фыркнул, отплевываясь, — ну ты и маньяк! — Снимай с себя всё остальное. — Не поможешь? — поднимаю бровь и убираю с лица мешавшие волосы. — Не хочу намокнуть. Недолго думая, я набираю в рот воды и выплёвываю её на грудь Чэна. — А сейчас? — У тебя ведь не девять жизней, — он встает рядом со мной, подставляя лицо потоку, но после уклоняется, облизывая влажные губы. — У меня больше, — улыбаюсь со знанием дела и проскальзываю ладонями под его футболку. Глажу твёрдый пресс, оцарапываю грудь, он морщится, но позволяет мне проделывать это с собой. А потом мои руки натыкаются на бинты, и я замираю. — Всё ещё? — Ну, я ведь не собака. Прошло всего-то две недели. — По-твоему я собака? — киваю на свой ярко-розовый шрам. — Нет. Ты змея, — Чэн хватает меня за шею и наконец-то целует. Так как я хочу и так, как только он умеет. Тянусь к нему, вставая на цыпочки, но ладонь Чэна на горле мешает полностью сократить расстояние, и взять инициативу на себя. Хэ разрывает поцелуй, убирая волосы с моего лба, зачесывая их назад. — Поверни голову. Я делаю, что он велел. Запах свежести окутывает душевую кабину. Чэн вылил на меня добрую половину бутыля геля для душа и принялся усердно тереть мочалкой место чужого засоса. Кожу нещадно щипало, мне казалось, что вот-вот и он протрёт во мне дыру. — Легче. Чэн, блять! Больно же! — Не больнее ножа. — Нож я заслужил, а вот эту экзекуцию нет! Хватит! — отталкиваю его руку и отступаю назад, раздраженно размазывая пену. Хэ откидывает мочалку и тянет меня к себе, уцепившись указательным пальцем за мой ремень. Я неохотно поддаюсь. Его маниакальное желание стереть с меня инородные прикосновения злит и веселит почти одинаково. Интересно, если бы я сказал, что тот жирдяй успел мне сделать минет, Чэн бы вырвал мой хер с корнем или зализал до смерти? Улыбаюсь своим мыслям, естественно, представляя второе. Хэ подставляет меня под душ, смывая остатки геля, а после впивается губами в шею, перекрывая своим поцелуем ненавистные следы. Я судорожно вздыхаю, через обжигающую боль, стремясь получить максимум удовольствия, отрешаясь от любых мыслей. — Доволен теперь? — ехидно уточняю я, когда он отступает, рассматривая свою работу. Чэн снова притягивает меня к себе, нетерпеливо расстегивая ремень. Брюки, изрядно впитавшие воду, быстро соскальзывают вниз. Остальное я снимаю сам, наслаждаясь наготой и тугими струями душа с массажным эффектом. Но расслаблялся я недолго, Хэ выталкивает меня из кабины, и чтоб не упасть, я хватаюсь за раковину, невольно создавая большой простор для деятельности. И Чэн немедленно этим воспользовался. Надавил на поясницу, заставляя выгнуться. — Аккуратней, — шиплю я, пялясь в зеркало на отражение Хэ, а потом на своё раскрасневшееся лицо. — Тогда не вертись, — вернул мне взгляд и улыбнулся. Я смущенно опустил голову. Это слишком. Даже для меня. Его руки влажные, сдобренные чем-то скользким плавно размяли мои плечи, скользнули к шее, принуждая поднять голову, чтоб я снова смог увидеть наше отражение. — Смотри. Я облизнул внезапно пересохшие губы. — Зачем? — Доставь мне такое удовольствие. Его ладони прошлись по спине, потом пояснице и огладили ягодицы. Глаза сытые, горящие, впитывающие любые эмоции, проскальзывающие на моём лице. Давление в промежности усиливается, но проникновения не происходит. Масло, нанесённое на спину, стекает с позвоночника и устремляется туда, где Чэн разогревает меня пальцем. Я закусываю губу и подаюсь назад, тут же напарываясь на его палец, который оказывается внутри. — Черт, — хриплю я, и вновь опускаю голову. — Тише… Хэ наваливается на меня, опаляя горячим дыханием, целует затылок, зарывается носом в волосы и добирается до шеи. Втягивает кожу, медленно посасывает, слегка прикусывает и снизу добавляет второй палец. Даже через неприятные саднящие ощущения начинаю возбуждаться. И разумеется, дело в нём, в близости, дыхании, касаниях и в осознании, что он здесь. Рядом. Сейчас. Зеркало запотевает из-за горячего пара, валившего из кабины, который сжирал кислород и забирался в легкие. Мы становимся всё более влажными, скользкими, распалёнными. Чэн перестал быть мягким и щепетильным, растягивая меня интенсивнее. — Давай же… — подбадриваю я, задыхаясь от кипящего воздуха. Его не нужно просить дважды. Чэн сходит с ума. Я знаю. Я чувствую. И это охуительно… Он ладонью стирает с зеркала конденсат и, глядя мне в глаза, входит уверенным толчком. Мои руки разъезжаются по раковине, посылая к чёрту равновесие вкупе с координацией. Тело взрывается болезненным, позабытым спазмом. Судорога сводит колени, которые тут же подогнулись, но Чэн перехватывает меня поперёк груди, возвращая в прежнее положение. Наши взгляды пересекаются в мутном отражении. — Ли… — Аххх… Откидываюсь ему на грудь, прижимаясь к горящей огнём груди. Он замирает, опутывая меня стальными объятиями рук, и я почти задыхаюсь. Я лопатками чувствую, как колотится его сердце. Уверен, Хэ точно также ощущает, как и мою грудную клетку разрывает безбашенный пульс. Нам не жить. Блять. Доигрались… Он до синяков сжимает мои бедра, скользнув ещё глубже, топя в болезненном экстазе. Несколько сильных, грубых толчков и я почти на грани. Ему даже не нужно стимулировать мою простату. Всё и так слишком. Хэ медленно выходит из меня и разворачивает к себе лицом. Мягкие поцелуи в щёки, скользящие по губам. Мне от этого слепяще больно. Не нужно со мной нежничать. Ведь это трогает очень глубоко, там, где никто никогда не был. — Не… надо, — сдавленно. Замучено. Не заставляй меня чувствовать это! — Успокойся, дурак. Расслабься уже. Бывает и хуже. — Куда дальше то? — Всегда есть куда. Ты достаточно взрослый, чтобы узнать? Чтобы больше не прикрываться игрой и по-настоящему хлебнуть то, что заварил? — Я… Чэн оказался мудрее или милостивей, не знаю, но он не позволил мне договорить. Придерживая, опустил на пол и лёг сверху, нависая на вытянутых руках. Я раздвинул ноги и подался навстречу. Не нужно слов. Я не хочу ничего говорить и тем более слышать. Дай мне тишину. Забвение. А главное, убереги от осознания… Хэ просунул руку под поясницу и упруго ворвался внутрь. И моё желание исполнилось. Из головы улетучилось всё. Только яростный секс. Грубая физиология, которая стремилась лишь к наслаждению, очищающей разрядке. Его укусы, мои стоны. Выдохи, грязный шёпот… Адское наказание. Мой дьявольский Диснейленд! Дождался. Спина спазмотично выгнулась, сокращая внутренние мышцы, изо рта вырвался яростный стон, заглушаемый безумным поцелуем с тяжёлым придыханием и в меня ударяет горячая струя спермы… *** Позже… засыпая в его постели, я не думал ни о чём. На душе было удивительно спокойно, как будто я после долгих скитаний наконец-то вернулся домой. Правда, домой к «Синей Бороде», но каждому нужен свой монстр. А с этим мне тепло.