Раскрась меня

Спустя две недели, что ровно на семь дней превышало оговоренный Чонгуком срок пребывания в Америке, он сидел «на ковре» перед его любимым и понимающим отцом. Все пошло не по плану — вот, как можно коротко описать сложившуюся ситуацию. Ни тебе поджогов зданий, ни расследований, ни блядских вошедших в привычку сигарет. Отняли все, что только можно. Связь, интернет, возможность пообщаться хоть с кем-то, помимо двух заботливых и родных людей. Брюнет мысленно слал все нахуй. Но себя и свою тупость в первую очередь. Глава местного новостного канала, мистер Чон, сидел за письменным столом и прожигал сына взглядом: — Ты не вернешься в Корею, сопляк! Прекрати тратить мои нервы и скажи спасибо своей матери, которая убедила меня не сорваться к тебе сразу, как только я получил видео о том, что моего сына ебут в каком-то клубе за полкило героина. — мужчина поднялся и со всей силы ударил по столу. — С тобой, ублюдок, даже связаться не было возможности! Номер, зарегистрированный на тебя, уже был недоступен! Я все связи поднял, чтобы не позволить видео слиться в сеть! Но тебе, как будто, и этого было мало! Через несколько дней я узнаю, что ты проходишь свидетелем по делу каннибала! Не знаю, как у тебя это получилось, но из дела тебя вычеркнули. Спасибо хоть на этом, сынок. Не выдавая внутреннюю бурю из стыда и отвращения к самому себе, за то, что отцу пришлось смотреть на то, как его ребенка насилуют, Чонгук встал с кресла и подошел к столу. — Я много раз уже извинялся и объяснял, что к чему. К тому же, я уже достаточно взрослый для того, чтобы решать самому, где мне жить. — Да что ты там объяснял!? — мужчина отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Про какой-то там дебильный клуб и задания! — он потер виски. — Даже если это так, Чонгук, ты себе представляешь, как ты меня опозорил? Как заставил мать волноваться? Как ты вообще ввязался во все это… — за то время, что они не виделись, Чонгуку казалось, что отец постарел лет на десять, и, к сожалению, сам понимал, что был тому виной. — Если в тебе есть еще хоть капля уважения к своим родителям, ты никуда не поедешь. Чонгук сжал кулаки. Этот выбор его не устраивал, но он сам виноват в том, что получал. Желание наплевать на все и сорваться бьется о камень многолетнего воспитания и ласки. В них он уверен. Они его не предадут. И даже, видимо, примут любым. А вот второй участник драмы мог оказаться умелым шулером и, вытянув карты, которые желал, удалиться из игры, оставив его таким же сломленным, как и тот, чьи черты он перенял при рождении. — Я останусь. — в конце концов, Тэхен даже не пытался с ним связаться за это время, а уж способ, Чонгук был в этом уверен, он точно мог найти. Еще одна неделя и жизнь в прямоугольнике из сожалений и самокопания. Отсутствие современных технологий и строгий родительский контроль делают из него послушного робота. Но это только снаружи, внутри все такая же война, и каждый раз в этой войне он выходит проигравшим и с новыми ранами. Месяц спустя все кажется безумным сном, нашептанным своим же воображением. Он ведь действительно был одинок. Часто, находясь в одиночестве, мог позволить себе говорить сам с собой. Так, может быть, и это было лишь игрой воображения. Единственное доказательство реальности произошедшего в том, что его мать до сих пор принимает таблетки от боли в сердце, да и поседевшие пряди волос на висках отца. Два месяца спустя и он уже прилежный, переведенный студент из обожаемой его одногруппницами Южной Кореи. Телефон есть, связь и интернет тоже. Но попыток связаться никто из них никаких и не предпринимает. Три месяца без секса. Для него это настоящий рекорд. Пора бы уже поставить золотой кубок на полочку, вот только праздновать это событие отчего-то совсем не хочется. Девушки его больше не интересуют. Да и парни никогда не интересовали, и в этом он себе не изменил. Исключением был и остается Ким Тэхен, разъебавший к чертям все, к чему он привык. Четвертый месяц. Он дрочит столько, что скоро, как и завещали детские страшилки, ослепнет, а на руках вырастут волосы. В подкорке так и забит образ загадочного шатена. Пятый месяц. Он решает, все-таки, съездить на то место, где когда-то совершили массовое убийство, но долго курит и смеется — дом сгорел. Шестой месяц. Случайно наткнулся на клип, в котором перекрасившийся в рыжий цвет танцевал Пак Чимин. И то ли визажисты хорошо поработали, то ли татуировки у него больше нет. Стало немного обидно — это еще одна вещь, которая хоть косвенно связывала его с личным дьяволом. Седьмой месяц. Если по полной загрузить себя учебой и занятиями танцев, можно практически ни о чем, кроме изнывающих от передоза молочной кислоты мышц, не думать. Восьмой месяц. Лучший студент. Первое место на конкурсе. И личное достижение в виде секса по пьяни с местной звездочкой по имени Шэрон. Девятый месяц и что называется, ушел в загул: Кэти, Рэйчал, Скай, Хиллари, Биатрис, Мэри, Софи, Ванесса, Эмили. Чуть было не был Тони, но Чонгук вовремя остановился, окончательно убедившись, что парни его не привлекают. Десятый месяц. День Рождение. Чонгук отрабатывал очередную танцевальную связку, когда зазвонила мелодия, и на экране высветился неизвестный номер. — Слушаю. — брюнет стер с подбородка раздражающую каплю пота. На том конце провода послышалось шебуршание, а дальше — конец. Весь заново построенный мир рухнул, взрывной волной снося возведенные стены и города. — С Днем Рождения, кролик. — его голос он бы мог узнать и через десять лет, и через пятьдесят. Чонгук уверен. Низкий, заставляющий подгибать колени и, прислонившись к зеркалу, сползти на пол. — Вот думал, какой подарок тебе подарить, но не уверен, что это можно купить даже на мои деньги. — раздался грустный смешок. — Я так и ношу твой браслет. — спустя какое-то время продолжило Божество. Брюнет предательски зарыдал, зажав ладонью рот. — А ты? Он перевел взгляд на правое запястье, на котором, сверкая спаянными шатеном звеньями, красовалось давно купленное украшение. Так и не смог снять. Слабак. — Ношу. — он прикрыл глаза, полностью растворяясь в шуме из динамика. — О… — Ким издал непонятный звук. — Я так соскучился. — собеседник быстро задышал, создавая помехи. — По твоему голосу, по тебе… Я… — Тэхен прервался, и Чонгук слышал, как на заднем фоне сигналят автомобили. — Я пытался все сделать правильно, когда ты не позвонил и не приехал. Пытался сдержаться и не закричать, когда ты вечером открывал окно и курил, не замечая меня. Но я не могу так больше. — брюнет смотрел, как его пальцы с силой сжимают бедро. Наверняка останутся синяки. — Я хочу встретиться. Позволь увидеться хотя бы на минуту. — Где? — это единственное, что он мог произнести. Только короткие фразы. Мысли путались и уносили куда-то прочь, воссоздавая желанный образ. — О, Господи, спасибо! Спасибо, Чонгук! В отеле Хилтон, я буду ждать тебя в холле в девять. Тебе подходит? — Тэхен говорил судорожно, проглатывая окончания. — Да. — Чонгук отключился и уставился на телефон, как будто бы он чудесным образом сделал невозможное, позволив ему снова услышать этот сводящий с ума бас. Он пришел в зал в четыре, но уходил, когда уже начало смеркаться. Позвонив родителям и сообщив, что пойдет на вечеринку с друзьями, он заскочил в первый попавшийся магазин, чтобы купить что-то более презентабельное, чем растянутые джинсы и футболка с надписью Nirvana. Выглядеть отлично — это обязательный пункт в его помутившемся разуме.

***

Швейцар распахнул перед ним дверь и приветственно поклонился. Холл. Большой. Наверняка много денег потратили на притягательный интерьер и огромную люстру, свисавшую с высокого потолка. Но все это неважно сейчас. Сейчас перед его глазами недалеко от лифтов, повернувшись немного боком, стоит ОН. Его волосы перекрашены, и теперь он блондин. В голове только маты, но даже их не хватает, чтобы описать то, что он видит. Сплошная черная дыра, которая втягивает в себя, перемалывает, и никто никогда не находит то, что в нее попало. Но Чонгук и не хочет себя найти. Он давно уже себя потерял и смирился с этой утратой. Быть лишь половиной. Лишь частью — вот его предел, пока он не в состоянии находиться рядом с ним. Холл такой длинный, и это дико раздражает. Хочется сорваться на бег, но он не будет падать еще ниже, чем упал в своих глазах. Чонгук уверено шагает, скользя глазами по белой накрахмаленной рубашке, по странноватым, но все равно идеально сидящим широким штанам, по длинной цепочке на ухе, по серебру, что купил в честь их второго свидания. Чонгук видит, как блондин нервно втягивает воздух и закрывает глаза, перед тем как повернуться. Видит, как тонкие пальцы цепляются за край рукавов. Как расширяются зрачки в ореховых глазах. Как язык облизывает губы. Перед ним содрогаются. И он готов поклясться, что не возьмись он за его запястье, перед ним бы рухнули на колени. Он ведет его к лифтам и задает единственный важный сейчас вопрос: «Какой этаж?» и, получив ответ, затаскивает в металлическую коробку, толкая вперед и нажимая на нужную кнопку. Весь воздух горит. Чонгук физически ощущает, как кислород выжигается из его легких, заполняя взамен себя абсолютной пустотой. Он хватает блондина за плечи и с силой вжимает его в зеркальную стену. Ресницы напротив такие длинные, а губы такие желанные, такие сладкие. Тэхен стонет в поцелуй, льнет еще ближе, цепляется пальцами за кожаную куртку на его спине. Тэхен дрожит, отвечает максимально возможно, стукаясь зубами, стараясь просунуть язык как можно глубже. Видимо, никто из них не дышал, так как услышав звонок, сообщающий о прибытии на нужный этаж, двое отстранившись, но все еще цепляющихся друг за друга, лишь продолжали шумно вдыхать кислород. — Это четвертое свидание. — Чонгук потянул парня на выход, упираясь ладонью в закрывающиеся двери: — Номер? — голос звучит грубо, но обращать на это внимание некому. — Двенадцать пятьдесят семь. — он достает из кармана карту, и брюнет мгновенно выдирает ее из его руки. Лампочка доброжелательно загорелась зеленым, приглашая гостей заглянуть внутрь. Чонгук ищет глазами кровать, на ходу снимая обувь и сбрасывая куртку, и, найдя желаемое, толкает на нее блондина, придавливая сверху. Глаза в глаза: — Пятое свидание. — они жадно впиваются друг в друга, кусая и зализывая. Сдирают одежду, рвут пуговицы, сжимают плоть друг друга, и Чонгук отчетливо чувствует, как его хотят. У Тэхена стоит так, что стоит провести по члену рукой, он, зажмурившись, обильно кончает, пачкая себя и его руку. Брюнет сползает вниз, слизывая белесые следы на впалом животе. Ким царапает его ногтями, когда он берет вновь налившийся пенис прямо до основания. Ему глубоко похуй на рвотные инстинкты, они подождут. В конце концов, он же ждал. Он переворачивает блондина на живот и, раздвинув ягодицы, проводит языком по сфинктеру. Охренительное чувство, когда на каждое твое действие, Тэхен издает такие блядские звуки, что любой бы звукорежиссер порнофильмов позавидовал. Он толкается языком и чувствует, как стенки зажимают его изнутри, оседая на языке привкусом жвачки. — Готовился? — Чонгук отстраняется только для того, чтобы укусить аппетитные ягодицы. — Надеялся. — блондин судорожно выдыхает и приподнимается, сам насаживаясь на подставленные к мышцам пальцы. Чонгук вводит средний и с особым кайфом двигает им внутри. — Господи. — Тэхен содрогается и утыкается в подушку. — Трахни меня, наконец. — перед тем, как ввести член, брюнет убеждается в растянутости, вводя еще три пальца. — Какой ты тугой. — Чонгук вгоняет член и замирает, целуя спину и шею Кима. — Лучше всех. — он двигается под оркестр из собственных и тэхеновских стонов. Пробует поставить блондина на колени, приподнимая за живот, но он лишь скользит по шелковым простыням, кусая губы, когда пробует подняться на руках. Шлепки мокрых тел и самое красивое в мире создание, в которое он сейчас вгоняет свой член, все, о чем сейчас способен думать брюнет. Сколько он терпел. Сколько он мечтал. Он готов продать душу, предать родину, только бы находиться рядом. Только бы быть единственным. Чонгук выходит и поворачивает раскрасневшегося парня обратно на спину так, чтобы теперь можно было смотреть в глаза и видеть то, что нельзя просто сыграть. — Я люблю тебя, слышишь! — он входит резким толчком, но не отрывает взгляда. Тэхен скользит руками по спине, очерчивая выпирающие лопатки и хватаясь за затылок, притягивает к себе. — Я тебя тоже. — голова запрокидывается, представляя обзору мокрую кожу с капельками пота, и Чонгук чувствует, как в поясницу упираются пятки, как тело под ним выгибается, как сжимаются стенки вокруг его члена. Блондин кончает, безвольно раскинув руки. Чонгук кончает следом, заполняя Тэхена своим семенем. Они валяются на кровати, игнорируя свободное место рядом с собой, полностью переплетя конечности вместе. — Почему ты не связался со мной? Почему пропал? — Чонгук утыкается лбом в чужой. — Я так долго ждал. Я думал, я тебе не нужен. — Я прилетел на следующий день, как не смог до тебя дозвониться. — Тэхен приблизился, касаясь его своими губами. — Видел, что ты ругаешься со своими родителями. И осознал, что порчу тебе жизнь. — блондин закрыл глаза. — У тебя впереди жена и дети. У тебя есть семья, Чонгук. А я тебя с ней ссорю. — он сполз пониже и уткнулся брюнету в грудь, опаляя его своим дыханием. — Я попытался сделать так, как пишут в книгах. Отпустить, если любишь. Вернулся обратно в Сеул. — Тэхен потерся носом о сосок. — Перевез от тебя вещи. Продолжил учебу. — он посмотрел на него снизу вверх. — Через неделю понял, что все, что пишут в книгах, хуйня. Не могу отпустить. — просунув руку под боком Чонгука, он прижался сильнее. — Лучше быть шлюхой при тебе. Я не помешаю тебе. Никогда не влезу в твои отношения, только позволь быть рядом. Пожалуйста, Гуки. Сердце болезненно сжалось, когда Чонгук почувствовал, как мокрые ресницы касаются его живота. — Тэхен, по-твоему я тот, кто будет заводить семью и спать с человеком, на которого ему безразлично? — блондин завыл в голос и, высунув руки, постарался зажать себе уши. Он выдирался, продолжая жмурить глаза, но Чонгук все же смог отвести его ладони в стороны. — Я сейчас не про тебя, Тэхен. Я про то, что не смогу спать с женщиной, которую не люблю. Даже, если она в силах нарожать мне целую футбольную команду. —он подтянул парня к себе так, чтобы их лица были снова напротив. — Открой глаза, плакса. — брюнет приблизился и поцеловал обнаженного парня в кончик носа. — Ты такой красивый, Тэхен, такой нежный, обворожительный, вкусный. Для меня ты больше, чем простой человек. Блондин развернул голову и уткнулся лицом в простынь. — Прекрати смущать меня своим "вкусный", Чонгук~а. Я тебе не мороженка. Я взрослый, умный, серьезный, половозрелый… — он хихикнул. — твоей сперме надо отдать должное, она начала вытекать на слове серьезный. — брюнет рассмеялся и, опустив руку, надавил на липкое от семени колечко. — Ох… — Тэхен выгнулся, стараясь увернуться из-под атаки. И процедил: — Ты же понимаешь, что я не всегда буду снизу, верно? — Да уж догадался. — Чонгук сгреб парня поближе. — Буду готовить жопу к проникновению. — они лежали молча, наслаждаясь тишиной. — Тэхен, меня все мучает один вопрос. Почему ты говорил, что это она всех убила?