Раскрась меня

Чонгук мчался, сосредотачиваясь на луне, невозможно яркой, близкой, большой, неприступной и все равно не мог удержаться от того, чтобы не вдохнуть этот по началу едва заметный аромат, тонкой струйкой просачивающийся через оставленную брешь в техеновском саркофаге. Тот, вместе с черным пакетом и Божеством, подпрыгивал на кочках и юркой дымкой подбирался к нему. Одурманивал, заползая через ноздри, срастался с рецепторами, оседал на языке, а по нему вниз по пищеводу в пустой желудок, и через воспаленную слизистую в сосуды, в кровь, в сердце, в мозг... Шумел, насвистывая прохладным сквозняком. - «А вдруг? А что если? А ты? Убьешь? Не дашь шанса? Давай! Давай!! ДАВАЙ!!!» - Блядь! - Чонгук выкручивает руль, лавируя между стволами, кустами и ветками, что вдруг оказываются практически везде, а кузов машины неохотно подчиняясь, жалобно поскрипывает, хуяча пружинами подвески на очередной ямке или поваленном замшелом бревне. - Да тормози же ты, японская сука! - Система ABS ухудшает и без того уебищную езду по лесной скользкой траве, делая их с каждой секундой ближе к чонгуковской мечте «объединиться». - Блядь! Блядь! - Чонгук бьется головой о жесткую крышу, успевая в свете фар различить слишком узкий просвет между ублюдскими деревьями, и то, что «суку» удачно несет в него. Удачно, так как минивэн застревает, снеся зеркала и слегка повиснув передними колесами над землей. Задние, сделав пару свистящих «подкопов» тоже запоздало замирают. Полный привод, как и современная тормозная система не всегда хорошо. Буквально в двадцати метрах от его «парковки», распластав свои корни рос, растет и будет расти, здоровенный каштан. «...» Мышцы на левой половине лица стягивает и дернув, как за невидимую ниточку пару раз, отпускает. - Фух... - Чонгук выдыхает, а когда вдыхает, в его легких распускаются цветы. Колют под ребрами, щекоча заточенными маленькими лепестками, где-то на уровне печени. Руль упирается в грудину там же. - Не ушибся?! На этот краткий миг, полный адреналина, скачек и борьбы, Чонгуку казалось, что Техен, вцепившись в подлокотник его сиденья, кричит «Левее, Кролик! Левее! Тормози!», но сейчас, когда он испуганно обернулся, проверяя в порядке ли тот, то застал лишь съехавший от бешеной гонки поперек салона черный мешок, и клочок торчащих из прорези пепельных прядок. Он плотно сжимает губы, придавливая ноющую печень, пока перебирает через кресла к... «Солнышко...» Пакет хрустит под пальцами. Реальность бьет покруче руля. Автомобильная подсветка, включенная ранее затылком, отлично помогает ориентироваться, делая из их авто «уютный» домик в лесу. Чонгук выравнивает положение мужа, распрямляя согнувшиеся в коленях ноги, и укладывает на спину, собираясь с духом чтобы расстегнуть. «Собачка» вгрызается и рвет. Аккуратно прихватив волосы, чтобы ненароком не «заживать» их молнией, он... рука дрожит... медленно «безболезненно» расстегивает замок. Звук... Чонгука передергивает, хотя стоит признать, что в обратном направлении зубцы визжат не так отвратительно. - Ну, как ты тут? - Его продолжает колошматить, но он старается держать себя в руках, когда невесомо оглаживает, спящего или нет, Техена. - Позволишь я помогу тебе? - «Это было важно для тебя». Чонгук наклоняется над злополучным шнурком, развязывая и завязывая тот в красивый бант, а потом вдруг зверея, стягивает кеды с Божества и меняется с ним обувью, нацепив на него свои туфли. «А это важно для меня!». - У нас один размер, ты в курсе. - Он все говорит с ним, боясь перейти к самому мучительному, и начать выслушивать сердце или ловить дыхание, но момент все равно наступает, и Чонгук склоняется над ним, вспоминая, как делал так уже однажды в подъезде, на пороге своей квартиры. Как давно это было? Он полностью прижимается ухом к губам, предварительно немного разведя их пальцами, но собственное дыхание сбивает и приводит в ярость. «Блядь!» Чонгук не дышит, но тогда поперек встает свое почему-то бьющееся сердце. Манипуляции с оторванным зеркалом заднего вида и нащупыванием пульса на шее и запястьях терпят крах, и Чонгук, взмокший ползает вокруг Божества, исследуя того вдоль и поперек. И все ниже и ниже. Чонгук сгибает и разгибает конечности Божества, вспоминая отрывки из просмотренных детективов в которых упоминалось хоть что-то о трупном окоченении.... Но он не в курсе, когда то наступает и проходит ли. А он должен быть уверен, он должен заставить себя осознать и принять. Чонгук мечется по раскачивающемуся качелями салону шаманом Пансу, стукая по не откликающимся суставам и... ругается, стонет, проклинает, когда они отрицаемо остаются неподвижны. Локти, колени, запястные косточки... - Чонгук дразнит сам себя. Он прикуривает оставленные сигареты и с маниакальной тщательностью выжигает на себе дубликат татуировки «Кролик», вдыхая это шипение плавящейся кожи, и стряхивая черные ошметки. Всем достается поровну. Чонгук делает непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, щипает, кусает... - Солнышко, прости... - Он упирается ему лоб в лоб и сам себе противен, когда воплощает дикую идею подрочить мужу, опираясь на то, что у мертвецов не бывает эрекции. Он вслепую гладит шелковый лобок, закручивая запястье и втискивая его между прохладными бедрами. Взгляд в безмятежно сомкнутые веки, Чонгук открывал их, слепя пламенем зажигалки прямо в чернеющую глубину зрачка. Ничего кроме адекватности, он не потерял. Под холмом Венеры мошонка, эластичная и такая... такая, что хочется сползти вниз и уткнувшись в нее носом разрыдаться. - Проглатывает ком. - Пальцы нащупывают пенис, лаская бархатную крайнюю плоть и массируют ее, будто пальцы это жир, а сам Чонгук это Гренуй крадущий запах девушки чистящей мирабель. Он жадно нюхает их, но его пленяет не сливы и девушка, а персики и юноша. История одного убийцы и его помешанного идолопоклонника. - Чонгук постанывает, слизывая с губ Божества сладкую горечь и рука снова принимается за дело, до той поры, пока стоны не сменяются скулежом.... У мертвецов не встает, у Техена тоже. Сгорбившись над надруганным телом, Чонгук целует Техена в пупок, бывший солнечный колодец, и позволяет себе разрыдаться. Его никто не видит. НИКТО. - Прости меня, прости. - Чонгук лежит бездумно моргая и постепенно полнейший штиль накрывает его. Он больше не здесь. Тут только их тела. Его - тупое и никчемное, и Техена — изысканное и бесподобное. Чонгук поднимается, подкуривая еще одну сигарету, чисто по привычке, и отыскав в бардачке стопку влажных салфеток, припасенных матерью, обтирает лицо своего Божества. Очищает побагровевшие и отекшие руки, впалый живот, оскверненный пах, всего Техена, приводя того в достойный святилищу порядок. Он сидит, прислоненный к спинке, и пьянеет от Божественной зависимости. Он говорил с ним? Спал? Ругался? Чушь! - Чонгук мотает головой, вытаскивая из-под мужа чернеющую государственную переноску. Спрыгивает с подножки салона, таща за собой этот чудовищно-мерзкий черный пакет и обмотав его около выхлопной трубы, плотно закрепляет шнурком с выменянной кеды, другой же конец импровизированного шланга он проталкивает в окно на третьем ряду сидений, забив пустое пространство найденным и порванным на кусочки пледом. Мобильная газовая камера была готова к эксплуатации, оставалось всего ничего, задвинуть за собой дверь-купе и уснуть следом за мужем.

***

- Ммм... - Чонгук заторможено разлепил веки. Все качалось. - Ммм... - Он повторил это, не в состоянии отлепить присохший к небу язык и перекатил тяжелую голову на правую щеку, потом также на левую, катая ту словно шар для боулинга. Желоб, Желоб, 9 очков, Спэа, Страйк... - Бля...дь... Како...го хууу...я — Он пьяно рассмеялся. - Бен...зин... сука... -Двигатель не работал. Нет, не так... Двигатель сдох. Уебищный движок мог позволить себе помереть от нехватки второй половинки в лице топлива, а Чонгук, ебучий неудачник — нет. Премия Дарвина наоборот... - И...дио...от. - Чонгука отнесло в то утро перед казнью, к упреку отца «разит», щелчку кондиционера. Полная мощность, забор воздуха снаружи. - Сна...ру...жи. - Презренно выплюнул Чонгук, а вывихнутая левая рука, сжалась в кулак. С таким же успехом он мог попробовать захлебнуться в ванне с не закупоренным пробкой сливом, или повеситься на радужной слинки. Чонгук закрыл глаза, разом теряя свой запал... Сейчас он повернет голову, посмотрит на мужа и увидит, как того по частям отбирает время. Сколько прошло часов? За окном было светло. Пасмурно, но светло. Часов девять? Его первая ночь без религии... - Указательный палец правой руки боязливо трется между пальцами Божества. «Родные». Он хнычет от навалившейся тоски и расслабляет ладонь, специально царапает себя его ногтями. Эта легкая боль доставляет какой-то необъяснимый восторг и так затягивает его, что он искренне удивляется тому, что среди крон деревьев начинает опять проступать луна. Не такая яркая, как вчера, вся затянутая тучами, но все же луна, спутник позднего вечера и ночи. Сколько человек может прожить без воды? Стоило только подумать об этом, как вдалеке сверкнула молния и немного погодя прорычал гром. Видимо его Ангел-хранитель решил работать сверхурочно. - Альтруист — херов! - Прошипел Чонгук, заставляя себя оторвать свободную руку и сложить незамысловатый посыл из единственного стоящего пальца по центру. - Передай своему Боссу, что он... - Минивен качнулся от налетевшего порыва ветра, а перед глазами в окошке багажной двери затанцевали гнущиеся древесные ветви. Они цеплялись верхушками, срывая шелуху листы, гудели, скрипели, крича непонятно кому и для чего. Чонгук облизал губы. - Неправильно нас воспитал! Его тупые запове... - Трескающийся хруст и свист с которым тяжелая ветвь летит вниз, и закрутившись, ударяет по автомобильной крыше. Машина кренится сильнее, а они с Техеном съезжают ниже, до тех пор, пока их ступни не упираются в дверцу багажника. Как стоять на полу, только под углом сорок пять градусов и лежа. Рефлекс... случайность... Чонгук поворачивается к мужу. Мертвецы умеют краснеть? Еще одна вспышка молнии, и Чонгук отчетливо различает легкие румяные пятна на посеревшей скуле. Неоновый отсвет - Видно. Раскат, и целый мир для него меркнет. Он нихуя не соображал, пиная дверь изнутри, откуда-то чудом взявшимися силами, напрочь позабыв про ручку, которой она отпирается, и про то, что мечтал сдохнуть до того, как к Техену приползут полчищем муравьи или пожрут трупные черви. Ему бы пришлось драться с ними, давить и выковыривать, ведь он не хотел делить Божество после смерти ни с кем. Нет - нет.... У него есть бумага, есть печати. Мужем владеет только он и никто из ныне живущих не посмеет ему навредить. Нет-нет! Зацепившись носком за рычаг, Чонгук с остервенением стал сбрасывать мешающую обувь, запустив механизм, и багажная дверь вяло взмахнула вверх, укрывая его от дождя, пока он вытаскивал тело мужа на свежий воздух наполовину, и не стал подставлять его лицо под лунный свет. «Румянец! Румянец!» - Чонгук ошалело улыбался, по его мнению мертвецы не умели краснеть. Верно ведь? Верно?! Череда сомнений и надежд вконец расшатало его психику, и он принял первое решение, что его посетило. Распрямившись, Чонгук побрел вперед, облокачиваясь то на корпус машины, то хватаясь за ветки, бросающие мистические паучьи тени на его собственную, и превращая ее контуры в Джейсирского дьявола. Черное двухметровое существо с длинной шеей, большими кожаными крыльями и торчащими из собачьей головы длинными угловатыми рогами. - Чонгук наклонился, поднимая с земли снесенное боковое зеркальце и усмехнулся, когда не смог разобрать в сеточках его трещин и процента от нормального человеческого лица. Сплошная чернота с лунными бликами и кровью от порезов. - К черту вас всех! - Он замахивается, закидывая метало-пластик в кусты, чуть не поскользнувшись на чавкающей под босой ногой грязи, и выбивает первым подвернувшимся камнем окно со стороны пассажирской двери, которую зажало стволом дерева. В слепую шарит по креслу, отыскивая самый большой и острый осколок и уверенно взяв его в руку, возвращается к Божеству. Молния мелькает за спиной, вынуждая Чонгука буквально чувствовать как он росчерк за росчерком уже не то, что подписывает соглашение на место в Преисподней, он спорит с самим Господом Богом. - Давай же покарай меня за это! - Чонгук стирает рукавом льющуюся с лица воду и в этом действии показывая свое упрямство, и подхватив ладонь мужа, зажмурившись, вонзает в самый ее центр, ведя чуть наискось по направлению к себе. Если он откроет глаза, а кровь не будет течь, как и положено у трупа с его сроком давности... Верно?... то он вскроет себе вены. Надежный способ, когда у тебя закончился газ для газовой камеры и терпение для ожидания смерти от голода и жажды. - Блядь! - Чонгук ошалело выпускает осколок, раскрывая края не своей раны и таращится на самое замечательное после четырехугольной улыбки Божества... На яркую, такую «живую» кровь... Он готов был присосаться к ней... Слизнуть... Выпить... Потереться щекой, лбом... - Чонгук воровато оглянулся на луну, подставляя окровавленное лицо и окрашенные зубы под водяной столп. Небо гремело. - Жи — вой. - Практически беззвучно поделился Чонгук, боясь разрушить волшебство. Он плотно сжал челюсть, когда извернувшись смог таки закинуть Техена на свою спину и завязать концы отданного пиджака на прочный узел поперек своей шеи. Он встал и их толкнуло сначала в шершавый столб, об который Чонгук, кажется, счесал треть плеча, а потом на куст, нагулянный кактусом и непринципиальным гонорейным ежом, но он все равно был, как никогда бодр, когда понес себя с Божеством, через гущу, подальше от места аварии которое могут найти. Он прошел через весь лес, выйдя на поле с высокой травой и шел так до тех пор, пока не услышал позади. - Эй! Это частная собственность! - Чонгук рванул вперед, стараясь пригнуться и затеряться в зарослях и совсем неожиданно для себя полетел вниз. Даже испугаться не успел. Не понял, склон это был или обрыв, разобрал только этот страшный звук с которым он, потеряв равновесие, приложился о грудь привязанного к нему сзади Божества. «Тэ...» - Никто не ждал когда он до конца сформирует мысль, его и Техена путешествие продолжалось, и протащив их по грязи несколько метров, их резко развернуло боком, прокручивая словно белье в барабане. В один из таких пируэтов, Чонгук неудачно растопырив пальцы, попал ими толи на камень, толи в пасть акулы, и взвыл, когда их без щелчка и без предупреждения выгнуло в обратную сторону, а потом еще раз и еще раз, создавая нечто отдаленно напоминающее детище современного искусства. «Лишь бы не Божество...» Так же быстро, как все это началось, все неожиданно остановилось. Чонгук нашел себя лежащим, а точнее, врытым лицом в землю и пускающим пузыри в лужу при выдохе. - Песчинки скрепят на зубах пока он с огромным усилием встает на четвереньки. - Переведя взгляд на «здоровую» утопающую в жидкой чаче руку, Чонгук перекладывает вес с четырех, на три опорные точки, и тянет петлю из связанных рукавов вверх, опуская голову, чтобы было удобней снять «крепление» с шеи. «Аккуратно...» - Он насколько смог бережно перекатил Техена с себя на землю, пытаясь в кромешной темноте рассмотреть его повреждения... И злобный Бог сжаливается над ним, пуская заряд примерно в пятнадцати шагах ударяя в траву. Почва мгновенно нагревается, выпаривая влагу и создавая укрывающий их от лишних глаз танцующий, мистический пар. *Вспышка* - Чонгук кричит так, что перекрывает своим осипшим голосом раскат грома. Глаза Техена... налившиеся кровью белки, практически сжирающие зрачки... Огонь растапливающий сердце... Его Солнце смотрит на него. Его Солнце моргает. А это значит... «...Смог...» Чонгук отключается.