Раскрась меня

Грозовая туча нависла над городом. Темно и пасмурно, ломит кости и дергает старые шрамы, - Чонгук пьет, пьет, пьет... а алкоголь не справляется. Последние три дня перед казнью Божества, прошли абсолютно без сна, и лишь ночью на ее кануне, Чонгука вырубило скрюченного от отчаяния, и крепко проспиртованного бутылкой низкопробного вина «Две лозы». Он спал, карябая ногтями этикетку переплетенных виноградников и «видел» их совместное и невозможное будущее. Так бы и спрятать в дубовую бочку ото всех, отгородить забором и никого не впускать. Его! Его! - Чонгук переворачивается на спину, свешивая ноги через спинку кресла, когда мама приходить накрыть его пледом, но не просыпается. Становится теплее... Сновидение... Теплое, от нагретого под солнцем песка, и ароматное от шелковых, русых волос его смеющегося мужа. Чонгук оглядывается, проверяя где он находится, хотя ему все равно, ведь самое важное можно пощупать. Пальцы проходятся по длинному ворсу, цепляясь и зарываясь, гладя и оттягивая. Прямо перед глазами бескрайний океан и пляж, совершенный и пустынный. Как же хорошо! - Когда я только увидел тебя, я и понятия не имел, какой ты замечательный. - Техен тоже как и он смотрел на океан, вытянув ступни и касаясь шипящего, пузырящегося прибоя. -Так спросил бы меня, я бы тебе сказал. - Он жмурит один глаз, заслоняясь ладонью от солнца, а потом улыбаясь, устраивается головой у него на коленях. - Разбудишь, как наступит закат, ладно? Не хочу его пропустить. - Чонгук кивает и не стыдясь, принимается внимательно рассматривать придремавшее Божество, а кожа того сияет, словно миллиард застывших в танце песчинок. Ему идет южный загар, идет улыбка, идут морщинки у глаз, идет дышать, жить... да все идет! Все, кроме смерти. Чонгук лишь на секунду переводит взгляд на садящееся солнце, как Техен снизу начинает хрипеть и дергаться. «Нет!!!» - Чонгук распахивает рот, силясь закричать, но пляж пуст и никого тут кроме них нет, а из горла не вырывается ни звука. Божество бледное с трепыхающимися сомкнутыми веками, все еще бьется судорогой, а его раскрытые губы, словно рог изобилия, извергают толчками густую, темную кровь. И та стекает по посеревшим щекам, по подбородку, по шее, смешивается с соленой водой, окрашивая океан в грязно-бурый цвет, до той поры, пока граница между ним и небом не размывается, и Чонгук не оказывается сидящим, в глубоком колодце, крышку которого задвигают. - «Стойте!» Чонгук испуганно подхватывает мужа под подмышки, чтобы приподнять и чтобы Техен не захлебнулся, но Божество, выскальзывает из-за слишком большого количества крови, рухнув обратно в темноту. «Нет!Нет!Нет!» - Помо... -...гите!! - Чонгук подрывается, скидывая бутылку и плед на пол, неверяще озираясь по сторонам. Стены, стены, дверной проем, шкаф с книгами, зеркало в котором отражается его перекошенная физиономия, и рассвет в окне у него за спиной. "Блядь" Пауло Коэльо пиздел бред, когда рассуждая на тему сна, говорил, что жизнь тем и интересна, что сны в ней могут стать явью. Ебал он эту явь и вещую хуету во все дыры. -Чонгук делает два больших глотка из новой бутылки, и нетвердой походкой направляется в гостевую ванну. - Бесполезное пойло! Эхо распространяется по всем закоулкам притихшего дома, в котором эта раздражающая, мертвецкая, мать его!, тишина, щекочет тебе расшатанные нервы, видимо решив таким изжившим способом их окончательно доконать. «Fuck!» - Чонгук хлопает дверцей душевой кабины и встает под горячую воду. В теории, его должно развести сильнее, чем школьницу после шота абсента, а на практике Чонгук оказывается похожим на школьницу меньше, чем сам думает о себе. Говенный разум сияет своей чистотой, не поддаваясь алкогольным вливаниям извне. И тут облом? - Он закидывает найденную горсть противовирусных таблеток, полоская их во рту с вином, и заглатывает разом. Может так подействует? Их же нельзя смешивать, нет? -Упс. - Чонгука качнуло, когда он нагнулся поправить подвернувшуюся штанину, и если бы не вовремя схватившиеся за край тумбы пальцы, то ехать бы ему с идиотской шишкой на лбу. Настроение резко сигает ниже Марианской впадины, разгоняя собой уродливых рыб с дебильными фонариками на их больших неказистых башках. - Чонгук моргает, ловя ускользающее равновесие. Темно-синяя плитка на уровне его глаз украшена рисунком подводных жителей. «Торкнуло...» Он возвращается мыслями к тому, что ему еще предстоит ехать, а потом с особой жестокостью добрые люди даруют ему возможность «пережить», а он изначально на такое не подписывался. Ни в одной брачной клятве такого нет! Должно быть вместе. Должно быть рука об руку. Должно быть в один день, в одно мгновение, в одну секунду, и в один вдох. Когда Чонгук вышел к припаркованному на дорожке у дома минивену, никого из родителей не было, но даже если никто и не появится, то у него есть дубликат ключей, и он все равно попадет к Божеству. Тем или иным способом. Чонгук хихикает, так как даже если он разобьется, то все равно прибудет на встречу, может только слегка наперед. Должен же он разведать обстановку? -Ух... - Подкурив сигарету и облокотившись на капот, Чонгук достал конверт с документами разрешающими им присутствовать на казни. Им доставили их три дня назад, как представителям стороны осужденного, дабы они могли убедиться, что все протекает согласно установленным нормам. Слово «нормам» выжигало сетчатку похлеще сварочных искр. - Чонгук зажмурился, расплющив от чрезмерного усилия фильтр зубами. Так может Техена казнят, за то, что он не смог соблюсти какие-то там ублюдочные нормы, а? «Абсурд!» Эта фраза в бумагах, вырывает его из реальности на пару штук сигарет и десяток глубоких затягов. «Установленным нормам...» - Въебать бы тому утырку, что скомпоновал «прилюдное убийство» и «норма» в одно предложение. Мир двойных стандартов. Чонгук свернул все обратно в конверт, и убрал во внутренний карман пиджака. Сколько еще владельцев таких вот диких пригласительных? Он знает, что будут еще те, чьи близкие пострадали от действий Божества и кто-то от СМИ, но вот сколько и кто конкретно, было неизвестно. Это раздражало и злило, но больше как данность с которой надо просто смириться, ведь самым пугающими там были вовсе не зрители... соучастники... серая масса... - Чонгук запутался. Его начинало подташнивать. Выпей кофе, мать приготовила. - Отец недовольно вручил Чонгуку кружку. - От тебя за милю разит перегаром. «Когда он успел подойти?» -А я не чувствую. - Чонгук постучал пальцами с зажатой сигаретой по виску. - Ни запахов, ни вкуса. Иногда только, но врачи говорили, что это психосоматика. Мужчина выглядел сбитым с толку, но ничего больше не сказал, и сев за руль, завел мотор, прогревая двигатель. Через пятнадцать минут к ним присоединилась и мать, и окна с ее стороны запотевали с таким же успехом, как рядом с Чонгуком. Так что ехали они с работающим кондиционером, всю ебанную дорогу, а Чонгук потел, как загнанная лошадь, изнемогая от невозможности выбраться вон из кожи, и просто никогда не рождаться. Все девять часов. Все гребанных девять часов, что он просидел отбивая кончиками пальцев траурный марш на коленке, чтобы призвать дьявола и отсосать ему за телефонный звонок Богу, который явно не хотел его замечать. «Приехали?» - Чонгука пробрало волной неописуемого ужаса, когда впереди показалось очертание тюрьмы, что он мысленно подорвал хулиард раз. - «Черт!» Их машине разрешили припарковаться на территории исправительного учреждения, прямо за тюремными воротами, дабы не давать шанса собравшимся в округе любопытным, мешать процессам регистрации и исполнения наказания-экзекуции. Остальную же группу свидетелей доставили на специализированном автобусе, и все то время, пока они выгружались, Чонгук с родителями простояли в вооруженном кольце из охраны. Скорее всего такие меры были приняты в связи с тем, что начальство тюрьмы боялось проявление агрессии в их сторону. Чонгуку были знакомы мотивы мести «око за око» и он не винил никого, кто жаждал сделать его мишенью для своего гнева, только надеялся, что они не станут приплетать сюда его отца и мать. Подъехал еще один автобус, умножая приглашенных людей вдвое и сужая радиус круга безопасности. Охранники нервничая, чуть ли не наступали им на обувь, загораживая от приближающихся людей и осознав, что все это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не злая шутка Божества, Чонгуку вдруг резко стало не хватать воздуха. Он тихонько простонал ища непонятной помощи. Вот и все. «Мое Солнышко...» Толпа подходила к ним, и они безусловно все пялились и перешептывались, но никто не сделал и попытку навредить его семье. Наверняка их всех также тщательно досмотрели, как и их недавно, добавляя горчинку к желче у него на языке. «Просто убейте меня вместо него!» Чонгук шел с натянутыми как струна нервами, с полчищем незнакомцев из гражданских, что собирались провести с ним самые кровавые минуты бок о бок, и вспоминал, как Техен мазался кремом, желая никогда не стареть и, как марал потом оставшимся жирным мазком на носу, его шею, делясь стремлениями о вечной жизни. «Так мы не останемся молодыми!» После еще одной проверки и длинного, ярко освещенного коридора, их поделили на две группы, для двух разных, но идентичных по предназначению комнат. Слишком большой размах был у Божества, и слишком много тех, кому важно знать, что он поплатился и больше их не побеспокоит. Чонгук попал в первую, не огромную, со стульями в несколько рядов, дверью связанную с "пыточной", которую откроют когда все закончится, и окном примерно метр на два. "Размером с могильную яму". Их рассадкой занимался местный сотрудник, ориентируясь на висящие на шее карточки визитеров. Чонгук с родителями и здесь был под номером «один», им достался первый ряд, но не по самому центру, а чуть правее, и если посмотреть на эту комнату с обратной стороны, то как раз его, Чонгука, видно будет отлично, а вот его отца и мать уже нет. В горле шкребло, а когда Чонгук решился и посмотрел на ту самую комнату, где Божество умертвят, то шкрябанье стало таким невыносим, будто он не пил вообще никогда. Беспомощен... Как же он беспомощен. Первое, что примагничивало взгляд, был стол с мягкой белой обивкой, и черные ремешки, пока расстегнутые и свисающие с него. От стола шли небольшие ответвление, подобно, как у хирургического, служившие подставками для разведенных рук. Современный крест для нео-грешника. - Чонгук вытер вспотевшие ладони о ткань брюк. На противоположной стене, висели простенькие часы со стрелками, не имеющие даже цифр 12, 3, 6, 9. Видать точность даты смерти тут никого не интересовала. - Чонгук прикусил губу, гладя языком щеку изнутри. Злился. Луч света померкнет, а ни одна существующая на планете тварь, не будет в состоянии сказать когда именно произошло его затмение! Слева от окна, на «той» стороне, виднелся краешек выцветшей бежевой шторы. «Кулиса для массового лицедейства». Сама комната делилась с помощью ширмы на две неравные части. Большая с «плахой», и меньшая, со столом с «лекарствами» и двумя людьми в белых хлопковых костюмах. Полненькой женщины, с маской на лице, и шапочкой-колпачком поверх обесцвеченных желтоватых волос, и тощего, высокого парня, разговаривавшего с ней. Его лицо тоже было скрыто ото всех, позволяя ненавидеть только большие, слегка выпученные серо-зеленые глаза, с холодными бликами потолочных светодиодных ламп. -Извините, вы могли бы ответить для нашей газеты? Нам разрешили взять интервью, пока приговоренного еще не привели. - Чонгук расслышал тихий шепот позади себя и обернулся. - Я? -Женщина в темном шерстяном платье прочистила горло. - Я Изабелла Креспо, мой бывший муж Мигель, был тем Мигелем Креспо, по кличке «Бык», которого Техен распотрошил. - Чонгук отвернулся, интенсивно царапая костяшки левого кулака ногтями. Им всем нужно выговориться, это их право, Чонгук это понимает. - И я рада, что все так получилось! - Он загоняет ноготь большого пальца между двумя фалангами, и изо всех сил давит, заставляя себя отвлечься на что угодно, лишь бы не устраивать сцены, на которую, скорее всего, и надеется репортер, выбравший столь удачно близко сидящего к нему респондента. - Этот сукин сын заслужил! - Плечи Чонгука опускаются, и прекращая селфхарм, он разжимает кулак, оставляя ладонь безвольно свисать с колена. «Я искренне соболезную вашей утрате», - проговаривает про себя Чонгук, зная, что никогда не услышит эту фразу адресованную к нему. -Я искренне соболезную вашей утрате... - Да какая утрата?! Я же говорю, этот сукин сын заслужил помереть как скотина! Из-за него мой старший сын подсел на наркоту, и умер в позапрошлом году! Он был таким хорошим мальчиком, мечтал открыть свою автомастерскую, чтобы помогать мне, а этот, come mierda, пока я работала в ночную смену, заставлял его помогать этим... этим своим, ну и чтобы он слушался, пичкал его... Я бы сдала его полиции сразу как узнала, но у меня еще трое младшеньких, понимаете? Я боялась за их жизнь! Сердце в груди заныло. По крайне мере тут есть еще один человек, который не будет улыбаться во время казни Божества. «Боже...» - Тремор становился все заметней, делая его неспособным открыть выданную бутылку воды. «Блядство!» - От неловкого движения бутылка выскользнула из рук и закатилась под стул. Подбирать ее он не стал, так и застыв в пол оборота к задним рядам. -А вы? - Не добившись своего, «Акула с пером» с легкостью переключилась на другую приманку, чуть ли не подмигивая измученному жаждой Чонгуку. -Медиссон Митчел. - Седая, неухоженная женщина, мяла в руках потускневший носовой платок с аппликацией Мики Мауса, летящего на воздушных шарах. - Мой сынок Сэмми... - Она расправила тканевую салфеточку, бережно очерчивая контур мультимедийной мышки. - Был одним из тех детей в подвале... Жил с ними два года. С Техеном. Я бы хотела поговорить с ним, чтобы просто узнать как им было там... Когда я хоронила Сэмми... Он не был худым, знаете... На теле ни старых синяков, ни гематом... На опознании я даже разглядела у него крестик нарисованный шариковой ручкой, тот который ставят чтобы что-то не забыть... Я все думала, что мой Сэмми не успел, что пытался себе напомнить, чего хотел... И вот есть ребенок, который прошел через все это вместе с ним, который знал его. Я не желаю Техену зла и ни в чем не обвиняю, просто, просто я думаю, что мой сын хотел бы чтобы я была здесь. Он снился мне недавно... Говорил... Говорил что я должна прийти и оказать поддержку... Если бы я только знала, что среди них есть выживший ребенок, которому некуда податься, мы бы с мужем сразу бы забрали его и воспитали бы как родного. Ничего бы этого не случилось... «О...» - Губы удивленно разжались, выпуская приглушенный выдох. Теперь их стало трое. -Послушайте, дамочка! - Грузный мужчина средних лет, встал, привлекая к себе всеобщее внимание. - Я двадцать лет служу в полиции и вот что я вам скажу. Этот психопат, вам не ваш сынок Сэмми! Он убийца и проблядок, поведшийся на дырку этой смазливой, пидорасной подстилки. И не надо мне трындеть этот бред, про оскорбление в общественном месте, он сам по себе уже общественное место! - Его самого и его мужа поливали дерьмом, но Чонгук молчал. Он не имел никакого морального права осуждать человека потерявшего кого-то по вине Божества и своей. Чонгук не требовал прощения и помилования, он хотел справедливости, в которой там, в пыточной, за смотровым окном стоит еще один стол с ремнями, приготовленными и для него. - Из-за этой щёлки, которая в голове ничего, кроме хуя за щекой не держала, мой младший брат получил прямой выстрел в лоб. В упор! Мы хоронили его в закрытом гробу! Но, сука, этого было не достаточно! Подонок Ким заговнил даже память о моем братишке! Сказал, что Питер Иванг, доброволец войны в Ираке, был его приближенным помощником еще до муравьев... Грязная ложь!!! Это грязная ложь!!! «Я соболезную вашей утрате!» - Приговоренный к смертной казни через смертельную инъекцию Техен Ким идет! К ужасу Чонгука, проклинающий их с Техеном оратор замолкает, упав обратно на скрипнувший под его весом стул, а репортер тенью проскальзывает к своему месту, ближе к проходу у дверей, и подальше от него. Становится слишком отчетливо слышно... Кондиционер, застывающую кровь в жилах, и то, как звонко ударяется горстка земли о крышку гроба... - Чонгук напряженно вжимается в деревянную спинку, и долгое время не может уговорить себя поднять глаза, и посмотреть через стекло. -... Колебания циркулирующего спертого воздуха, вызывают приступ размытой галлюцинации, где у него на одной из ладони подыхает уродливый младенец надежды. Корчится, шипит, дымится, источая зловонную обреченность и Чонгуку бы сжалится над ним и отпустить, но он настойчиво продолжает молиться о чуде. -Боже, Солнышко... - Его подбородок затрясся, теряя всю свою напускную мужественность. Техен стоял посреди комнаты, перед столом доходящим ему до пояса, одетый в хлопчатобумажные штаны с рубашкой, нежно голубого цвета, и белые тряпочные кеды, с такой тонкой прослойкой подошвы, что сразу становилось ясно, что те служили лишь на один раз, и были сшиты с определенной целью — экономно проводить в последний путь. Техен не видел его, он вообще не смотрел на них, да и ничем не интересовался. Его любопытный и любознательный многоликий Божок... -Меня зовут Дороти, дорогой. - Пухлая блондинка в медицинском колпачке, подошла к Техену одновременно с одним из охранников, и начальником тюрьмы, с которым Чонгук имел честь познакомится по прибытию. -Приятно познакомиться, Дороти. - Техен виновато улыбнулся, заправляя мешающие волосы за ухо, и не дожидаясь особой команды, принялся аккуратно взбираться на стол, повернувшись к нему спиной и привстав на носочки. Он сел на него, словно на подоконник, елозя задницей и заползая подальше, и когда его ступни окончательно перестали касаться пола, поочередно закинул каждую из ног наверх. Он замер на секунду, а его брови нахмурились... «Шнурки», - Догадался Чонгук... Бантик на левой кеде съехал, потеряв одно свое «ушко» и смуглые, изящные пальчики потянулись исправлять. Чонгук чуть не взвыл в голос, когда охранник не дав ему сделать это, с силой надавил Божеству на грудь, будто и не замечая, как костлявые руки в наручниках беспомощно хватают воздух. - Меня зовут Техен, Дороти. - Муж будто опомнившись резко подорвался, но его снова грубо вернули на место, начиная затягивать ремешки поперек тела. - Извините. - Божество сжало губы, позволяя развести «освобожденные» руки, и тут же прикрепить их к подлокотникам, ладонями кверху. -Не сильно давит? - Дороти привлекла его внимание, погладив по обездвиженному предплечью. -Не особо, Дороти. Как все пройдет? -Мы введен тебе сначала обезболивающее, а потом спустя минуту начнем вводить тиопентал натрия. Он вызовет у тебя спазм диафрагмы и остановку сердца. - Техен вдумчиво кивнул, а по правой щеке скатилась то ли слеза, то ли капля пота. - Ты не почувствуешь боли, просто тебе очень сильно захочется спать, и ты уснешь, и не проснешься. Она еще не закончила объяснения, когда к стеллажу с другой стороны, приблизился парень и начал перетягивать резиновым жгутом руку. Видимые участки его лица блестели под лампами, и он был похож на неопытного жреца смерти, вечно поправляющего защитную маску, и пальпирующего и без того четкий венозный рисунок, но когда Чонгук заметил, как дрожит подносимая к Божеству игла, его сознание сделало сальто, выводя вперед свою темную сторону. - Кто, блядь, позволил ему участвовать?! Он же... -Ясно. - Техен снова заговорил и Чонгук невольно прекратил возмущаться. Он впитывал последние герцы его голоса, зная, что не насытится. - Филипп сказал, что если вы мне разрешите, то я могу проходить через эту процедуру с дорогой мне вещью. Дороти отыскала взглядом приосанившегося начальника тюрьмы и дождавшись его одобрительного кивка, вернулась с ответом к Техену. - Конечно, дорогой. Где она? -У меня. - Чонгук не уловил, откуда Филипп извлек «ее», но его сердце зачастило, когда на грудь Божества легла та самая тетрадь-скетчбук с его зарисовками. Он передал ее через священника и не думал, что когда либо увидит ее замусоленную обложку вновь, тем более у Техена. Будто его мир, каким то мистическим способом, смог на краткий миг снова соприкоснуться с миром Божества, и вот бы у Чонгука получилось засосать Техена на эти странички, и незаметно унести с собой. -Что это, дорогой? - К столу подкатили крохотный монитор, с единственным проводком оканчивающимся пульсометром, и нацепили «прищепку» на указательный палец. На экране отразилась цифра 97. Муж облизал губы, которые сохли у него с поразительной быстротой, покрываясь глубоким бороздками. Возможно это реакция на обезболивающее, что уже вводил тощий дерганный дегенерат. - Рас... - Розовый язычок на побледневших губах. - … краска. Моя... моя любимая раскраска. Все в ней такое яркое и живое, Дороти. И я в ней... тоже. Чонгук бы проникся его словами, но треснув наполовину, вторая часть сознания хладнокровно смотрела то на шевелящиеся губы, то на экран монитора, то на часы. По его подсчетам и опыту, если опираться на реакцию его собственного организма, при введении наркоза затуманивается не только мозг, обычно и урежается частота сердцебиения. У его койки в больнице стояла подобная махина, и он всегда перед тем, как окончательно отрубится пялился на меняющиеся циферки у себя перед носом, к тому же Дороти ведь сама обозначила время через которое тот должен заснуть... Часы говорили, что прошло больше минуты. Да больше трех! -Ты хочешь что-нибудь сказать, перед тем как Майкл введет тебе смертельную дозу препарата? - Чонгук расчесывал шею, ожидая когда же, блядь?! ...и ему уже начинало казаться, что Дороти тоже слишком часто поглядывает на бездушные хромированные стрелки. -Я? - Косточка кадыка прогулялась вниз и вверх, как при глотке, а потом Техен повернулся к окну за которым сидел он. Чонгука всколыхнуло, и он подскочив, прижался ладонями к стеклу. Глаза Техена расширились, а на лице мигом вспыхнули привычные Чонгуку неровные красные пятнышки. Смущение. -Бо-же... - Чонгук проговаривал слоги так, чтобы его слова можно было разобрать. -НЕТ! - Техен отвернулся от него, уставившись в потолок. Крылья его носа быстро раздувались. Он был им недоволен. Чонгук испортил его последние минуты жизни. «Прости, я люб...» - Вы можете начинать. - Сухо, как и кожа на губах. Пульс 127. «Черный жнец» открыл вентель подсоединенной к Божеству капельницы, пуская яд по трубке от небольшой баночки с розовой этикеткой. Минутная стрелка уже четырежды проделала круг. «Ну, же! Когда же ты уснешь?!» - Техен прикрыл веки и Чонгук смог таки «облегченно» выдохнуть. Он вдруг осознал, что был крайне перегружен, от мысли о том, что Техен мог почувствовать боль удушения. «Ты же спишь?» Кожа Техена бледнела с каждым «кругом», все сильней и сильней, пока на одном из них Божество, полностью втянув нижнюю губу в рот, не вгрызся в нее резцами. - М-м-м-м... - Встроенные в стену динамики, отлично передавали худшее из опасений. «НЕ СПИТ!!!» Все кто находился за стеклом замельтешили, а один из охранников подбежал к окну, задвинув шторы и прервав зрительный контакт. Чонгук заметался, натыкаясь на молчащего отца. - Зачем?! - Он взвыл, тарабаня по стеклу. - Что вы творите, суки?! Он и так несет наказание! - Из динамиков Божество уже не сдерживаясь кричало и это было пророчеством Коэльо. - Нет... Стойте. Стойте! «Предпринять... Нужно что-то сделать!» - В абсолютно раздрае, с ядерной войной раздирающей его грудину, он повернулся лицом к зрительному залу, и не нашел никого у кого мог бы попросить помощи, ведь там кипела такая сволочная жизнь, что репортер не успевал записывать все важные моменты, перебегая от одного человека имеющего мнение, к другому не менее «адекватному». Они превратились в неуправляемую толпу, подавшись адреналину, подскочившему от просмотра на агонию известного международного преступника, и воняли гарью, как сотня подпаленных покрышек. Начала обостряться клаустрофобия. Чонгук оттолкнул громилу, что называл его гнусным пидорасом, менее получаса назад, и принялся, распихивая других, добираться до мужчины из охраны, что привел их всех сюда. Тот судорожно препирался с тремя женщинами, повторяя, что «все под контролем!» Одна из наблюдательниц, попыталась вырвать рацию из его рук, но только оторвала с корнем провод наушника. Невозможно душно. -Пустите меня к нему!!! - Чонгук взял сотрудника за грудки, вскидывая над полом так, что мышцы мгновенно согрело от повышенной нагрузки. -Это просто временная заминка, мистер. - Крик от которого даже охранник дергается. - Все сейчас исправят, успокойтесь! -Заминка?! - Чонгука колошматило, а лицо перекосилось от злобы. - Ты будешь первый чья голова полетит с плеч, когда общество узнает о том, какие у вас тут заминки! - Крик. Разум выбивает взрывной волной и Чонгук диким зверем кидается на закрытую дверь, ведущую в коридор, а затем в пыточную.- Откройте! - Левое запястье виснет после очередного удара и Чонгук принимается добивать преграду локтями и ногами. - Божество! Мое Божество! Эта какофония звуков где все чего-то требуют и крики, крики, крики... Чонгук ничего не соображал от отчаяния, попутно отбиваясь от чьих-то рук, которые мешали ему достигнуть цели и проломить сталь. Рация зафонила. - Майкл пробил вену вводя анестезию и устанавливая катетер. - «Шипение» - Мы отключили микрофоны, - «Шипение». - Как умрет мы откроем окно, так что отвлеки там всех. Кровь бурлила, закладывая перепонки. -Тут, блядь, и без микрофонов все слышно! -Пять минут, Джо. Дай нам пять минут! - «Шипение». - У нас больше нет наркотика, чтобы снять боль, а Дороти не вправе вводить отраву, чтобы он быстрее откинулся, она медсестра, и за эвтаназию ее лишат лицензии, и она потеряет работу. - «Шипение». - А Майкл все не может попасть. Совсем бедняга разнервничался. - «Шипение». - Такое давление... -Стой! Вас все слышат! Настало время мышиной возни, которая обходила обезумевшего Чонгука за милю. У него была своя битва, с единственной гипнотизирующей мыслей «Попасть туда и убить Божество, навсегда покончив с его мучениями!». - Я могу... Я могу... Могу... Я попаду в вену... Люди возмущались, что их продолжали держать взаперти, не разрешая покидать место, пока казнь «благополучно» не завершится, и они не зафиксируют ее исход. Без свидетелей убивать никак нельзя, и все они подписывали документы, обязующие пройти экзекуцию до самого ее логического конца. Пекло! Жар пламени захватывал Чонгука с каждой бесплодной попыткой покинуть эту отвратительную, пропахшую безнадегой комнату. Чонгук взвыл в голос, собирая по крупицам остатки сил и замахнулся, когда дверь неожиданно отворилась. Разбитым кулаком точь в точь в солнечное сплетение начальника тюрьмы, которого он ловит и пока никто не успел среагировать, швыряет внутрь, захлопывая за собой дверь с другой стороны. У Чонгука было достаточно времени, чтобы он усек, что механизм отпирается только со стороны коридора. Меры предосторожности сыграли против своих создателей. Чонгук со всех ног бросился вдоль белых стен, судорожно вспоминая, что Техена сторожат два офицера с автоматами. Для кого и от кого? Дверная створка отлетая, громко стукается о крашенную в беж штукатурку, и часть ее крошками осыпается Чонгуку под оттоптанные туфли. Чонгук не знает как так, но все выглядят крайне удивленными «Неужели еще не передали?», когда замечают его эффектное появление в облаке штукатурки, взмыленного, с вывихнутой левой рукой, и стекающей с разбитых костяшек кровью, но два оружия быстро находят его своими дулами. Еще один крик и Чонгук плюет на то, что он на «прицеле», шарахаясь в сторону Божества. Было бы очень вовремя, если бы автоматная очередь прошила их одновременно насквозь, заставляя упасть в объятия смерти, смотря только друг на друга. «Задержать!» - Ожил передатчик, говоря осипшим голосом начальника. Перед Чонгуком раскрылась картина чудовищного бессердечия. В комнате, полной законопослушный людей и как минимум одного медицинского работника, лежало растерзанное Божество, хрипя и хватая ртом воздух, словно рыба выброшенная на берег. В треугольном разрезе ворота прилипшей и потемневшей рубашки, прослеживалось, как жадно втягивается кожа между выпирающими ребрами, остервенело отвоевывая каждый грамм кислорода. Он боролся за себя в одиночку. - Я с тобой... - Весь мир сузился до этих покрасневших белков, неотрывно следящих за ним. Техен выгнулся, оглядываясь на монитор... Пульс 174. И снова вынул из него душу, простонав. Его палец с пульсометром указывал куда-то за спину Чонгука, и спустя секунду Чонгука оглушило прикладом между лопаток, и он потеряв равновесие, завалился вперед, цепляясь за влажную ладонь Божества. Пульс 215. -Моника, нет! - Муж дико заорал, делая попытку привстать. - ЧОНГУ... - Он громко вздохнул не договорив, и уже не выдохнул, упав тряпичной куклой обратно на стол. Пульс 27. Чонгук отчаянно замотал головой, продолжая сжимать и разжимать любимую тонкую ладошку. Все кругом охладевало и меркло. Пульс 14. Последнее что успел сделать Чонгук, когда его вздернули вверх и насильно оттащили, это немного приснять пульсометр, чтобы не знать этой страшной секунды, когда сердце Божества окончательно перестанет биться. Пульс 0. Чонгук стискивает челюсть, так как прибор не прав! Он уже не может давать верной информации, его же, блядь, стянули! «Ты еще жив! Еще жив! Жив!» Цветок Эдельвейса, жадно пустил свои корни, пробивая собой горную породу здравого смысла и облачая Чонгука в серебристые прочные латы слепой веры. «Ты просто не можешь умереть! Я запретил тебе! Запретил!» Его поволокли усадив на стул у ширмы, и Чонгук бездумно уставился на истыканные вены и темно-багровую кожу предплечий, отекшую от попавшего в мышцы препарата. Скользнул на волевой подбородок с четкими линиями, на пенку слюней у рта, на прилипшие ко лбу и вискам пепельные волосы, на крепкие бедра, на растрепавшийся бантик шнурка и затрясся в беззвучном рыдании. «Не можешь, не можешь...» -Казнь прошла успешно... - Огласили рядом и Чонгук неверяще уставился на мужчину в спец форме, а потом на смотровое окно, через которое на него с интересом пялились чужаки. «Успешно?!» - Чонгук подавился, закашлял, и его вывернуло желто-зеленой гущей на линолеум. -Если вы выдвините обвинения против моего сына, то я выпущу на своем канале передачу разоблачающую дурдом который тут у вас творится, и поверьте им заинтересуются вышестоящие чины... -Чонгук... - На левом плече почувствовался незначительный вес, но Чонгуку не нужен был священник. Он загипнотизировался грудной клеткой мужа. Хоть шорох, хоть мизерное движение... Ну! - Чонгук, ты имеешь право отказаться от вскрытия и забрать тело для самостоятельного захоронения. Машину уже подготовили, просто скажи куда его нужно доставить. Или мы может кремировать тело за государственный счет прямо тут на территории тюрьмы, а тебе выдать готовый прах. «Дыши! Дыши! Дыши!» - К столу Божества стали подходить люди. - «Нет, не дыши!» - Чонгук испуганно подорвался. - Руки, блядь, прочь от моего мужа!!! - «Ты боец, Солнышко! Ты боец! Ты выжил!» - СТОЯТЬ!!! Чонгука удерживало три человека, пока Техена, словно переработанный мусор перекладывали в черный пакет, застегивая на молнию. Этот звук... «Вжи-и-и-и-.....и-и-к», перезаписал много счастливых моментов, что Чонгук хотел сберечь в себе, но один «вжи-и-и-к» и они все перечеркнуты. Чонгуку выдали эту странную бумажку с печатями, которая даровала ему власть распоряжаться мусорным пакетом и драгоценностью, в него наспех упакованную. Он шел, держа ее и катящийся черный мягкий гроб на виду, силясь сосчитать сколько вздохов ему бы хватило, чтобы не задохнуться заживо погребенным, имея в запасе лишь пару литров на пятьдесят килограмм, что от силы весило Божество. Отец с матерью с которыми он до сих пор не говорил, остались далеко позади, а впереди маячила парковка со служебным фургоном-катафалком. Он никогда не позволит загрузить Техена в этот хлам! -Нет! - Чонгук обогнул помогающий ему персонал, перекрыв дорогу ковыляющей каталке. - Не туда! - А куда тогда? - Ниточка за ниточкой вышивался узор его удачного побега. Чонгук повернулся к родительскому минивену, истерично радуясь, что ему вернули вещи на выходе из здания, и тому, что в этих вещах хранился дубликат ключа. Крестообразными зелеными стежками воспроизводился гобелен, где всех очевидцев грязного жестокого действия, что носило варварское название «казнь согласно нормам» задержали для снятия показаний, взятии подписок, подписей... А его недееспособного и оглушенного, отправили с новоприбывшими на смену, чтобы избавиться от тела Техена поскорее... До прибытия других служб и для утайки от тех, кто ждал исход грандиозного представления за забором с транспарантами наперевес. «Новичкам» было сказано тупо помочь с транспортировкой, Чонгук вытянул скрученный жгут и бросил клубок туда, куда нужно было ему. - Вот сюда! - Он подбежал к их автобусу, складывая третий и второй ряд сидений настолько быстро, насколько только мог. Парни сомневаясь переглядывались. - Видели сколько народу собралось? Все будут думать что он там, а я увезу его на этой машине, понятно? Сказали так будет безопасней. - Он убеждал их, тараторя несусветную чушь и молился о том, чтобы это сработало. -Ну ладно... - Чонгука трясло, когда он вызвался сам поднять Божество, и его бывшее упертое и упругое тело скрытое пакетом, безвольно провисло. Чонгук испуганно икнул, ловя расплывающуюся картинку, и незаметно для посторонних дернул за молнию, впуская кислород. «Ты жив, ты жив!» - Он задвинул дверь, и стараясь держать лицо побежал по гравию к фургону. Задремавший водитель ничего не соображая опустил стекло. - Тело погрузили. - Чонгук грыз щеку изнутри. - Можешь ехать. Мы поедем за тобой. -А... -Он все еще не проснулся, но четкие распоряжения воспринимал с выслуженной годами привычкой. - Да хорошо, я понял. На пропускном пункте где их остановили, охранник долго допытывался до водителя, но Чонгук был не в курсе, о чем он там его расспрашивал. Он сам был ни жив, ни мертв, вцепившись в руль и держа вторую ногу в любой момент готовой надавить на газ, и сбив контроллера, протаранить ворота. Техен покоился у него за спиной. Добивка в виде созвона по рации, и створки ворот разъезжаются. Чонгук медленно едет следом, ожидая что его тоже тормознут, но ему лишь дают отмашку, и вот три метра, два метра, метр... Все. Они свободны. Чонгук петляет за фургончиком, следя только за его номерным знаком и габаритными огнями, и от накаленной атмосферы, его позвоночник превращается в закаменелый соляной столб. Зудящийся и несгибаемый. Как только они миновали палаточников и выехали на трассу, Чонгук сделал то, что давно собирался. Выжал педаль газа до осечки, и вдавив кнопку спортивного режима, рванул вперед, оставляя черную точку катафалка грязью на зеркале заднего вида. В минивене нет системы Глонасс, он новехонький, самой деревянной сборки, что может предложить производитель своим покупателям. Дрянной, неудобный, но идеальный, чтобы затеряться автомобиль. Чонгук ехал в закат, петляя по змейке асфальта, пока не съехал с основной магистрали в поле, и не помчал в сторону густеющего леса на горизонте. Может удар на скорости о ствол долголетнего дерева, сможет соединить их тела воедино на века? Скорость 100 миль в час. «Аллилуйя»