Гангстер Джимми

      — Прости меня, святой отец, я грешен! — провопил Джимми, с грохотом распахивая обе створки деревянных дверей.       — Как и все мы, — меланхолично заметил священник, затягиваясь сигаретой. — Двери прикрой.       Траер послушно закрыл двери и подошёл к священнику. Тот, вынырнув из клубов сигаретного дыма, упёрся взглядом в его лицо.       — О мой Бог! — воскликнул священник, и хмурое его лицо разгладилось в изогнутой улыбке.       Он разразился заливистым смехом, смеясь не столько над Траером, сколько над какими-то своими внутренними шутками. Отсмеявшись, он вытер выступившие слёзы и вновь обратил свой извивающийся взгляд к гангстеру.       — Джимми, верно? — не дождавшись кивка, священник повернул свою голову в сторону исповедальной кабинки и прокричал: — Коршун, ленивая ты скотина, твой мальчишка явился!       — «Мальчишка»? — возмутился Траер, но его голос заглушил приветственный крик Коршуна, с шумом вылезающего из кабинки.       — Эй-ей-ей, Джимми, Джимми, Джимми! Как делишки, парнишка? Уже знаком со Змеем? Змей, это Джимми Траер, племянничек Данте, пришёл за посылкой.       — А-а, посылка! Как я мог забыть, боже мой! — он коротко стукнул себя по лбу и, запрокинув голову, вновь залился своим лающим смехом.       Молодой гангстер наконец решил его рассмотреть. Это был мужчина не намного старше Коршуна, с пристальным взглядом, который опутывал собеседника клубком извивающихся змей. Ноздри его слегка перебитого носа заинтересованно расширялись, если что-то вдруг завладевало его вниманием. Молодому гангстеру вручили заколоченную деревянную коробку, в каких продают дорогой алкоголь.       — Знаешь, такие посылки тут, в церкви, не редкость. Дай Бог, всё пройдёт хорошо, будешь здесь частым гостем, — заговорил Змей и тут же в очередной раз рассмеялся.       — Он что, под чём-то? — вполголоса спросил у друга Джимми.       — Сейчас — нет, но обычно — да, — улыбнулся панк. — Змей странный человек и самый странный священник, которого я знаю. Это одно из его развлечений: он говорит фразу по типу «слава Богу» или «Бог тебе в помощь» и ржёт так, будто сделал что-то невероятно уморительное. Вообще без понятия, как он стал священником.       Он повернулся к развеселившемуся Змею, который снова затянулся сигаретой, и не скрывая иронии спросил:       — Как ты вообще до такого дошёл?       — В смысле? До чего?       — До священного сана!       — В жизни бывают разные случаи, — начал он наставительным голосом, весело щуря глаза. — Я был наркоманом, на чём только не сидел. И вот просыпаюсь я как-то часов в пять утра, в луже блевотины — надеюсь, что хоть своей — рядом разбросаны шприцы, бутылки, конвалюты… Я сажусь на пол и осознаю… что на мне костюм священника! Оказалось, что, пока я был в бессознательном состоянии, я успел стать священником.       Повисла странная пауза. Коршун и Змей пристально глянули друг на друга, после чего оба разразились громким хохотом. И если у второго смех был заливисто-лающий, то первый смеялся громко, будто кричащая птица.       Траер тоже заулыбался, перехватывая покрепче деревянную коробку.       — Ну, выпьем за такое дело! — воскликнул Коршун.       — Сколько можно, — запротестовал Змей, — мы что, в романе Ремарка?       — Кого? — переспросил Джимми.       — Неважно, — вздохнул святой отец, — наливай.       Выпив рюмку предложенного Змеем егермейстера, Траер решительно встал:       — Всё, надо идти, у меня ещё планы, надо всё успеть.       — Ладно, — нехотя поднялся Коршун, — потопали.       Молодой гангстер двинулся к выходу, но панк, уходя, остановился около священника:       — Кстати, Змей, что насчёт следующего месяца, мы…       — Не будет никакого следующего месяца, — жестко ответил тот.       Панк вздрогнул.       — Хэй, приятель, если ты за что-то в обиде на меня, ты только скажи! Я… — извиняющимся тоном продолжил Коршун.       — Ты меня не так понял, — спокойней сказал святой отец.       — Тогда в чём дело?       Змей вздохнул.       — Коршун, послушай, я ухожу. Тебе меня не уговорить, — он говорил быстро и серьезно, глаза его больше не обвивали лениво Коршуна, они жестко смотрели прямо в зрачки собеседника, — и не пытайся. Изабель просто красавица и прекрасная жена. Ты знаешь, как я люблю её. Она будет работать медсестрой, а я, ты знаешь, я пишу картины, я мог бы их продавать, да и работать священником могу — тоже какие никакие деньги. Послушай, — взгляд Змея потеплел, а голос стал мягче, — Изабель ждёт ребёнка, я жду сына. Я не хочу для него этого. Никто бы из нас не хотел. Я буду учить его читать, буду учить его драться. Я знаю — знаю наверняка, — он будет творческим мальчиком. Может, тоже будет писать картины, а может, будет писать стихи, не знаю, но я точно знаю, что хочу, чтобы он мог это делать, мог делать то, чего действительно хочет. Знаю-знаю, никогда не угадаешь, когда закончится твоё время. Я попросил Ворона — мы с ним почти всю жизнь знакомы, — он обещал позаботиться о мальчике, позаботиться об Изабель в случае чего. Коршун, послушай, я… — он поднял свои зелёные глаза и пронзительно взглянул на панка, стараясь вложить в свои слова как можно больше, — я устал.       Коршуну вдруг стало неловко, будто он подслушал что-то очень личное, хотя священник сам ему это рассказал. Он рвано вздохнул и огляделся по сторонам, проводя рукой по своему красному ирокезу, будто в поисках ответа или хотя бы места, куда можно было бы скрыться от этих зелёных глаз, выражающих так много, что становилось стыдно за свою поверхностность. Но Змей не ждал ответа. Он лишь вновь изогнуто улыбнулся, пройдясь по Коршуну извивающимся взглядом, и вышел в дверь за алтарем. Панк, не долго думая, последовал за Джимми к выходу.       Траер весело шагал по узкому переулку, держа в обеих руках деревянную коробку, пока Коршун рядом что-то напевал себе под нос.       — О, — только и сказал Джимми, когда перед ними загорелась яркая неоновая вывеска.       Коршун весело присвистнул и двинулся вперёд, открывая перед собой дверь под светящимся словом «Шпилька». Гангстер пошёл следом в сумрачное помещение.       — Глядите-ка, кто здесь! — раздалось со стороны игрального стола, и на вошедших уставилось четыре пары хитрых глаз.       — Ты нам нового мальчишку привёл, птичка?       — Если кто-нибудь назовёт меня «мальчишкой» ещё хоть один грёбанный раз, клянусь, я сломаю этому человеку нос! — не сдержавшись, воскликнул Джимми.       Ответом на это ему был визгливый женский смех. Джимми не любил этот смех, он был насквозь пропитан фальшью. Этим девушкам, женщинам, мальчикам не был весело, но у всех почему-то складывалось впечатление, что публичные дома — это место, где все должны смеяться и радоваться. Всё это напоминало молодому гангстеру жестокий цирк, где акробаты ломают ноги, клоуны топят своё горе в дешёвом алкоголе, а животных дрессируют в их собственной крови. От этих мыслей по его спине пробежал холод.       — Мы с посылкой, кто принимать будет?       — Кто-нибудь из людей Данте, милый. Мы здесь просто персонал, — сладким голоском прощебетал раскрашенный парнишка, сбрасывая карты.       — Подождите пока в седьмой комнате, она сегодня пустует, — добавила большегрузная брюнетка, с победным видом раскрывая карты и собирая бумажки со стола.       Джимми лишь пожал плечами и пошёл в указанном направлении. В комнате никого не было, и на кой-то черт горели свечи. Парни никуда не торопились и решили немного — или чуть больше — подождать. Аккуратно поставив на пол деревянный ящик, Траер устало плюхнулся на ближайшую поверхность, коей оказался диван, а Коршун без зазрения совести опрокинул в себя початую бутылку тёмного рома, обнаруженную на журнальном столике, и упал на диван рядом с гангстером.       — Алкаш, — хмуро заключил Джимми, осмотрев своего друга критическим взглядом.       Тот криво усмехнулся и протянул ром Траеру:       — Будешь?       — Конечно! — схватил бутылку Джимми.       За этой живописной сценой в соседней комнате наблюдал Мэтью Молот. Ещё рано вызывать копов. Главное не прогадать с моментом.       А моментально захмелевший гангстер уже во всю расхваливал объект своего воздыхания под аккомпанемент смурного взгляда друга.       — Иди лучше ещё бутылку принеси, — раздраженно перебил его Коршун и, наблюдая, как Траер поднимается, продолжил: — И вообще, кому нужны эти девки? Нет ничего лучше крепкой мужской…       Джимми наклонился за бутылкой.       —…задницы, — закончил Коршун.       — Что? — резко распрямившись, переспросил гангстер.       — Нет, ничего, просто отвлёкся, — прокашлялся панк. — Говорю, нет ничего лучше крепкой мужской дружбы.       — Эх, если б ты её видел, — мечтательно проговорил Траер, — если б ты видел её глаза… Ты бы так не говорил.       — Не такая уж она и замечательная, — мрачно выплюнул Коршун.       — Знаешь, — Джимми серьёзно взглянул на друга, — думаю, я влюбился.       Это было уже слишком. Глаза Коршуна гневно сузились, и он грубо схватил Джимми за грудки, притягивая к себе.       — Хэй, чувак, всё окей? — неуверенно улыбнулся Траер.       Коршун уже хотел ему всё высказать, но весь его запал куда-то улетучился так же быстро, как и возник. Он ослабил хватку и опустил свою голову, пряча лицо.       — Знал бы ты, что за боль мне причиняешь, — одними губами прошептал он.       Ему вдруг стало до ужаса тяжело сдерживать слёзы. Не стоило столько пить. Он отпустил Джимми и отвернулся:       — Не обращай внимания, лучше проверь, весь ли товар на месте.       Траер спорить не стал и послушно отодрал деревянную крышку ящика попавшим под руку ножом. Глаза его округлились от удивления:       — Что это?       Напуганный его тоном Коршун подскочил так быстро, будто диван превратился в раскалённую сковороду, но, заглянув в ящик, спокойно вздохнул.       — Чего пугаешь, — толкнул он гангстера в плечо, — всё как надо: пять килограммов порошка.       — Но мне никто не говорил, что это наркота! — воскликнул Джимми, от шока его голос стал неестественно высоким.       Коршун только подал плечами:       — Я думал, ты знаешь.       — Откуда я мог знать?! Ящик то как из-под вина!       — Ох, ну простите, что не написали на крышке здоровыми печатными буквами «ТУТ НАРКОТА»!       — А если нас поймают с этим? — зачем-то перешёл на шёпот гангстер.       — Не поймают, — отмахнулся от него Коршун.       За окном раздались сирены. Джимми злобно зыркнул на панка исподлобья.       — Ну, может, они сюда как клиенты? — Коршун неуверенно потёр шею.       — С мигалками и сиренами?! — вскрикнул гангстер, задевая рукой люстру рядом и опрокидывая её на пол.       — Так, без паники…       — Без паники?! А кто тут паникует?! — во всю глотку орал Джимми, пока Коршун рылся по шкафам. — Я само спокойствие!       Панк заткнул друга, словно громкого попугайчика, накинув на того какую-то розовую материю. Когда гангстер снял её с головы, он увидел раздевающегося Коршуна и с непониманием уставился на него:       — Ты это чего?..       — Женские шмотки. Переодевайся скорее, выбежим с остальными, нас так вряд ли схватят.       — Это долбанное платье диснеевской принцессы, чувак! Я не хочу быть Авророй! — запротестовал Джимми.       — Уж прости, но Белоснежку я первый нашёл и меняться не собираюсь, — авторитетно заявил панк, натягивая чулки под уже надетое платье, которое, ко всему прочему, было в разы короче, чем в мультфильме.       — Ещё и парик?!       — Скажи спасибо, что тут косметики нет, принцесса, — усмехнулся Коршун, впопыхах надевающий на друга светлый парик.       Свой он надел быстро и уже собирался выскочить, как дверь распахнул Мэтью.       — О, Молот! — заулыбался ему Джимми. — Рад видеть тебя на ногах. Принимай товар, а мы валим.       — Не так быстро, — спокойно, но жёстко сказал Мэт.       Сирены послышались уже совсем близко, и Траер от неожиданности дернулся, конечно же, опрокидывая догорающую свечу. И, само собой, на шторы. Синтетическая ткань мгновенно вспыхнула, поджигая за одно и пиджак Мэтью. Гангстер хотел потушить Молота, но, естественно, — иначе и быть не могло — под руку попалось ни что иное, как бутылка рома, которую он, ни на секунду не задумываясь, щедро вылил на низкобюджетный косплей призрачного гонщика, поджигая за одно и его лицо.       Коршун, обеспокоенный больше их жизнями, нежели чем судьбой человека факела, схватил растерянного Джимми за плечо и выволок его из комнаты, прицокивая каблуками. Молодой гангстер как раз во время спрятал в вырез свои тёмные очки, так как в ту же секунду в комнату ворвались вооружённые люди, в которых Коршун признал своих старых друзей, а если быть точнее — отдел по борьбе с наркотиками. Их с Траером они оставили без внимания, чем они и воспользовались.       Как бы не были отработаны действия в отделе, агенты в неуверенности замерли на пороге, наблюдая, как полыхает коробка с белым порошком, а горящий человек бегает по комнате. В конце концов кто-то выкрикнул: «Ни с места!» — однако в ответ на это высказывание Молот только демонстративно запутался в шторах, споткнулся о валяющуюся на полу лампу и выпал в окно, приземляясь прямиком в полный мусорный бак, поджигая и его.       Пока в комнате тушили коробку с наркотиками, из костра мусора вытащили Мэттью Молота и, заломив ему руки за спину, потащили к полицейской машине.       — Да пошло оно всё, лучше уж в тюрьму! — сплюнул кровь Мэтт, когда его обгоревшую голову с тлеющими, побелевшими волосами нагинали, усаживая мужчину в машину.       — Не беспокойся, с таким объёмом порошка ты там скоро будешь, — полицейский захлопнул дверь автомобиля.       Мимо, цокая каблуками об асфальт, промчались Коршун и Джимми Траер. Последний поправлял не понятно откуда взявшуюся корону. От отчаяния, навеянного видом этих двух, Молот с силой стукнулся головой о стекло, после чего тут же поморщился от глухой боли.