Мы не верим в любовь, пока не испытаем её.
Мы можем сколько угодно смотреть романтические фильмы, читать о счастливых и не очень историях в книгах, видеть целующихся парочек на улицах. И мы скажем: «должно быть, это и есть любовь».
Но нам трудно в это поверить, сколько бы раз мы не резали пальцы о страницы книг и губили зрение за просмотрами мелодрам. Нам трудно, потому что подсознательно мы хотим убедиться, что любовь действительно существует.
Мы хотим её испытать.
Температура в Праге — десять градусов ниже нуля. Ветер такой неприятный и жесткий, что когда он касается кожи, создается впечатление, будто её натирают железной щеткой. Небо роняет что-то, похожее то ли на снег, то ли на дождь, то ли на град. То ли всё вместе взятое. Выглянув в окно, любой человек, увидев такую погоду, подумает: «к черту, сегодня остаюсь дома». Потому что даже минута, проведенная на улице, кажется не самой приятной перспективой.
Но эти двое стоят. Железная щетка создает микротрещины на коже, холод просачивается даже сквозь ткань одежды, снег-дождь-град скользит за шиворот.
Их телам холодно. А сердца будто в огне.
Макензи не может поверить в то, что услышала. Джастин не может поверить в то, что сказал. Поэтому они оба стоят и не знают, что им делать дальше. Эмоциональный тупик. Затянутая игра в гляделки.
А потом Уитфорд расплывается в улыбке, и как только маленькие морщинки вырисовываются в уголках глаз, их касаются слёзы счастья. Девушке кажется, будто внутри неё расцвел розовый сад, будто она ступила на порог рая. Казалось бы, такие простые слова. Но какие желанные. И от нужного человека.
Люди хотят испытать любовь.
Сердце Джастина бьется с такой бешеной скоростью, что ему кажется, словно оно вот-вот остановится. Он уже и не помнит, когда в последний раз так сильно волновался, и это уже не учитывая момент, когда у Кензи случилась паническая атака.
Джастин не помнит, когда в последний раз он был так сильно возбужден из-за переполняющих его чувств. Лилиана уже давно не была причиной его своевременной аритмии. Все это время причиной была эта девушка, стоящая перед ним и дрожащая от холода.
Детка Кензи. Девушка, вернувшая ему молодость.
Люди хотят испытать любовь. Джастин не уверен, она ли сейчас растекается у него в жилах, не уверен, может ли он сказать эти три слова Макензи. Но он абсолютно уверен в том, что девушка, стоящая перед ним, волнует его, как будто ему снова восемнадцать лет. Как будто он снова наивно влюбился.
Девушка, вернувшая ему молодость, заправляет прядь волос за ухо, смущенно улыбаясь. Её улыбка такая искренняя и яркая, что у Джастина она тоже появляется. Он даже почти не чувствует холода.
— Здесь холодно, — замечает она. — Зайдешь ко мне?
Джастин молча кивает, после чего следует за Кензи, ведущей его внутрь здания. Выясняется, что она живет всего лишь на третьем этаже. Дом не такой роскошный, как моделхаус, но ощущается явный уют и тепло.
В её квартире пахнет ею. Её волосами, чистым безупречным телом. И всё это — с запахом жасмина. Девушка, вернувшая ему молодость, пахнет, как жасмин.
Она закрывает дверь, после того как Джастин неуверенно заходит в зал, обставленный мебелью пастельного цвета. Никаких фотографий, дорогих предметов интерьера. Простой минималистический дизайн, выполненный в бежевых и белых тонах.
— Эндрю не живет с тобой? — спрашивает режиссер, подходя к окну и касаясь пальцами тюли.
— Он ушел по делам, — пожимает плечами Кензи, а потом застенчиво кусает губу. — Может, ты хочешь кофе или чай?
Бибер переводит на неё взгляд, после чего заговорщически улыбается. Его улыбка такая соблазняющая и в то же время невинная, что у Кензи перехватывает дыхание. Она отходит на шаг, касаясь бедрами стола и кладя на него руки. Когда она расправляет плечи, то ловит режиссерский взгляд на своих ключицах и груди.
Белая легкая кофточка сползает с худощавых плеч, как будто намеренно соблазняя Джастина. Он подходит ближе к девушке, сильнее вдыхая аромат жасмина.
Черт, где она была все это время?
Он касается её руки своей, пальцами медленно проводя от запястья до локтя. Женская кожа настолько мягкая и холодная, по сравнению с теплыми ладонями Бибера. Это еще одна причина, по которой он, опустив голову, не может перестать улыбаться. Кензи засматривается на его ямочки, поняв, что видит их впервые.
Джастин впервые улыбается с ямочками. Или Кензи только сейчас их заметила. В любом случае, эта улыбка самая очаровательная, которую она только видела.
Режиссер поднимает взгляд, сталкиваясь им со взглядом Кензи. Светлая челка спадает на лоб, Бибер убирает её легким кивком головы. Вдыхает, смотря в серо-голубые глаза Уитфорд. А с выдохом выдает:
— Я хочу поцеловать тебя.
Если бы Кензи не держалась за стол, она бы точно упала. Потому что Джастин снова заставляет её чувствовать себя так, будто она вот-вот потеряет сознание. Это чувство, когда сердце отбивает бешеный ритм, воздуха становится катастрофически мало, а суставы в ногах превращаются в вату. И это самое приятное чувство из всех испытанных Кензи.
Она легко кивает и краснеет. У нее пропал дар речи, потому что она в огромном предвкушении. Сейчас произойдет то, о чем она бесстыдно грезила и боялась позволить себе совершить.
Джастин поднимает руку и нежно касается женской щеки. Вторую он кладет на её талию, бережно обвивая и притягивая к себе. Он мысленно клянется сам себе, что это именно та поза, для которой были созданы их тела.
Он улыбается, когда соприкасается носами с Кензи, и улыбается тогда, когда она боязливо сглатывает и облизывает губы. Дрожащие руки она кладет на его плечи, несильно сжимая ткань пиджака.
Это же такая мелочь, Кензи. Это просто поцелуй. Он поцелует тебя. Просто поцелует, держись на ногах, умоляю. Ты не можешь упасть в обморок, когда он так обнимает тебя и улыбается.
И этого делать не приходится. К сожалению.
Потому что до ушей обоих доносится звук поворачивающегося ключа в замке. Джастин отступает на шаг назад, а Кензи быстро натягивает кофту на плечи, и в этот момент на пороге появляется Эндрю. Он не сразу замечает Джастина, но когда видит его, слегка удивляется.
Кензи никогда не хотела ухода отца так, как в эту самую секунду. Когда её пульс все еще не равномерный, а ноги еле-еле держат.
— Джастин, не ожидал Вас здесь увидеть, — говорит Эндрю, шагнув к режиссеру. — Вы пришли по какому-то определенному вопросу?
— Просто навестил Вашу дочь, — вежливо улыбается Джастин, а Кензи, незаметно для отца, усмехается. — Когда она работала у нас, то мы очень сдружились.
Макензи закусывает губу, чтобы не засмеяться. В голове сразу всплывают все воспоминания о том, как они «дружили».
И, черт, мог бы быть еще один, если бы Эндрю не потребовалось вернуться именно сейчас!
— Рад слышать, что у Макензи появились друзья, особенно такие влиятельные.
Кензи замечает, что её отец как-то подозрительно дружелюбен. Она знает о том, что он может вести себя, как лицемер, но сейчас… Сейчас он будто действительно настроен мило пообщаться. Да, именно сейчас. Самое время.
Спасибо, пап, большое.
— Пап, насколько я помню, ты куда-то собирался? — напоминает Кензи, стараясь вести себя не слишком подозрительно.
Даже если ей восемнадцать, а Эндрю — полный козел, не заслуживающий хорошего отношения, они по-прежнему являются семьей. А перед семьей всегда стыдно, когда появляется любимый человек. И обсуждать это за семейным ужином тоже очень неловко.
Пусть даже это не ужин, Кензи чувствует себя, как провинившаяся тринадцатилетняя девочка. Как будто минуту назад целовалась в щечку с соседским мальчиком-хулиганом, а сейчас собирается пойти в церковь с отцом.
— Да, просто забыл телефон и вспомнил о нем на половине пути.
Эндрю быстро шагает в свою комнату, и Кензи с Джастином переглядываются, хихикая, как школьники.
Когда мужчина возвращается с сотовым в руках, то снова поправляет свой внешний вид у небольшого зеркала. Все еще нервничает. Накидывает черную куртку с капюшоном и вздыхает. Он улыбается своей дочери и её «другу», прежде чем попрощаться.
— Мы тебя проводим, — говорит Макензи и спешит к двери вместе с Джастином.
Эндрю лишь пожимает плечами и бредет к лестнице. Он снова кидает быстрое прощание и спускается по ступенькам. Кензи и Джастин все еще стоят на пороге дома.
— Больше не могу ждать, — Бибер подхватывает Уитфорд на руки, и та машинально обхватывает его бедра ногами, цепляясь руками за плечи.
Они оба заходят в дом и Джастин толкает входную дверь, после чего прижимает к ней девушку спиной. Он тянется к её губам и наконец ощущает желаемое.
И вдобавок с этим у него выбивает землю из-под ног.
Все вокруг наполнилось жасмином, а все внутри стало таким спокойным и правильным, что Джастин блаженно вздохнул прямо в губы Макензи, вызвав у той улыбку.
Если бы она только понимала, какое влияние оказывает на режиссера. И если бы он знал, как сильно она хотела поцеловать его.
И сейчас их мир снова обрел краски. Остальные вещи и люди, которые у них были до друг друга, стали такими неважными, их образы размылись до той степени, что едва можно вспомнить их имена. Джастин и Кензи так сосредоточены на своем поцелуе, боясь, что их снова что-то может разлучить. Поэтому они так волнуются в присутствии друг друга — они остерегаются того, что могут потерять ту магию, которую создают вместе с помощью касаний. А сейчас — и поцелуев.
Люди хотят испытать любовь.
Кензи и Джастин больше не хотят видеть рядом кого-то, помимо друг друга.
Бибер сжимает её бедра руками, отчего она сладко стонет сквозь поцелуй и ерзает. Эти прикосновения кажутся ей абсолютно невозможными. Словно все это сон или иллюзия. Но это происходит на самом деле. И поэтому она снова улыбается и стонет.
Ей больше не страшно. Она обвивает руками шею Джастина и откидывает голову, подставляя место для поцелуев. Режиссер соображает сразу и касается губами тонкой разгоряченной кожи.
Жасмин. Она вся состоит из жасмина. И этот запах сводит с ума.
Джастин одной рукой хватает девушку за подбородок и опускает на уровень своего лица. Он снова целует её в губы, долго и горячо, прежде чем отстраниться и примкнуть своим лбом к её. Дыхание настолько сбитое, что он еле его выравнивает. После чего говорит:
— Я умру, если прямо сейчас не увижу тебя голой.
И умрет, если не овладеет её телом. Умрет, если больше никогда не прикоснется к её коже.
Её бедра свели его с ума. Жасминовый запах её шеи свел его с ума. Мягкие губы свели его с ума. Он чувствует себя, как сумасшедший, и если это и есть настоящее безумие, он был рожден, чтобы быть сумасшедшим.
Был рожден, чтобы сейчас держать девушку, вернувшую ему молодость, на своих руках.
И если она сейчас не разденется…
— Раздевай меня.
Она говорит с придыханием, её голос пропитан желанием и мольбой только об одном. И Джастин, прочитав её мысли и услышав
этот тон, крепче обхватывает её и несет в спальню.
Ему не пришлось угадывать дверь, потому что он запомнил, в какую комнату заходил Эндрю. Поэтому как только он заходит и толкает дверь ногой, то бережно кладет Кензи на кровать. Она снова откидывает голову и медленно двигает ногами, все больше и больше сводя с ума и так обезумевшего режиссера.
Он расстегивает пиджак и откидывает его в сторону. Истеричный голос Ломбарди в его голове напоминает о том, что «это Гуччи!». Но Джастину уже все равно. Сейчас на нем и Макензи не должно быть никакой одежды.
Джастин нависает над ней и целует, позволяя девушке обхватить его лицо руками, а ногами — его бедра. Он приподнимает её и себя, сделав так, что Кензи уместилась практически на его торсе, не разрывая поцелуй. Бибер стягивает с неё кофту и расстегивает пуговицы на ней, освобождая женские плечи и грудь в белом лифчике, в то время как Кензи освобождает режиссера от рубашки.
Оба остаются топлесс, позволив друг другу ощутить, насколько их тела горячие. Джастин откидывает волосы с плеч Кензи и проделывает дорожку влажных поцелуев от её губ до ложбинки между груди. Девушка стонет так, что Бибер, почти рыча, обхватывает её спину и крепко сжимает, кусая нежную кожу под ключицами. Отстранившись, он замечает небольшое фиолетовое пятнышко, и улыбается.
Он никогда не любил засосы и не понимал их суть. Он не ставил их Лилиане, потому что: а) она никогда не сводила его с ума до такой степени, и б) она просила их не оставлять, чтобы не испортить свое тело. Благо, Кензи такой расклад устраивает. Даже более чем.
Спустя пару секунд женский лифчик оказывается на полу. Режиссер касается языком правого соска, рукой сжимая левый и оттягивая его. Кензи напрягает ноги и откидывает голову, почти крича от наслаждения. По её телу словно проходит приятный разряд тока, и Джастин напряжен не меньше.
Все еще целуя и посасывая правую грудь, Бибер отпускает левую и скользит рукой по животу к его низу. Оттянув ткань домашних шорт, он проникает вглубь трусиков, где уже достаточно влажно. Джастин шевелит пальцами и чувствует, как дрожит женское тело. Отстранившись от груди, он тянется к открытым губам Кензи, ловя её поцелуй.
Её бедра начинают двигаться навстречу его пальцам. Он просто массирует девушку, но делает это таким образом, что низ живота загорается диким возбуждением. Причем у обоих.
— Детка, — выдыхает Джастин в губы Уитфорд, практически не останавливая поцелуй, — ты такая мокрая.
В ответ снова стон, который толкает Джастина к следующим действиям. Вынув руку, он кладет девушку на спину, после чего стягивает с неё шорты вместе с последним элементом нижнего белья.
Её фарфоровое тело теперь настолько близко. На съемках он не мог делать с ней того, что может делать сейчас, и это самое лучшее чувство, что он испытал за последние годы. Это не вожделение и не власть. Это восхищение и восторг. Как будто он получает приз, о котором так долго мечтал. И вот сейчас он здесь — обнаженный, с запахом жасмина, и стонущий так, что крышу срывает.
Он ложится рядом с ней, посадив на свои бедра и поглаживая её. Макензи блуждает руками по крепкому торсу Бибера, ощущая его эрекцию под собой. Его глаза интригующе загораются, словно он что-то придумал, и после этой искры он аккуратно тянет на себя девушку.
Поняв, что он собирается делать, Уитфорд помогает ему принять нужную позу, передвинувшись по его телу ближе к шее. Он целует её внутреннюю сторону бедра, сжав ягодицы руками.
— Садись, — шепчет он хриплым голосом и откидывает голову.
Девушка приподнимается над его лицом, неуверенная в своих действиях, но Джастин сам садит её на свое лицо. Когда его язык проникает в промежность, Кензи закатывает глаза и вздрагивает. Её живот машинально втягивается, а бедра двигаются навстречу рту режиссера. Она слышит под собой чмоканье, чувствует, как Джастин сначала легко кусает её, а потом, оттянув горячую кожу, целует. И так по кругу.
Стон уже становится громким, почти переходящим в крик. Она чувствует себя в его власти, даже если сейчас буквально сидит на нем. Её тело полностью принадлежит ему и его губам, и чувство того, что так и должно быть, обнимает её изнутри.
Джастин на секунду отстраняется, чтобы переместить руку к её промежности и войти в неё средним и безымянным пальцами. Они тут же становятся мокрыми, как и сама Макензи, уже приближающаяся к финальной точке. Бибер аккуратно двигает пальцами, дразня девушку и целуя её в сокровенное место.
Она умоляет его. Произносит прерывистое «пожалуйста», но это пока не то, чего он хочет добиться. Джастин вынимает пальцы и аккуратно перемещает с себя девушку. Быстро освободив себя от брюк и боксеров, режиссер нависает над ней. Кензи сбито дышит и не перестает двигать бедрами, трогая себя руками во всех местах, будто пытаясь унять пустоту, которая образовалась в тот момент, когда Бибер перестал её касаться.
Эта пустота всего лишь на пару секунд, потому что Бибер снова касается её тела своим и пристраивается между её ног. Он садится на колени и подтягивает к себе Кензи, держась за её бедра. Пальцами он массирует и без того пульсирующую точку девушки.
— Джастин… пожалуйста… — она уже не в силах открыть глаза и дышать равномерно.
— Скажи, что ты только моя, — просит он, убрав волосы с её лица, — скажи.
— Я только твоя.
Она настолько изнемогает от желания, что эти три слова говорит без придыхания и запинок. Джастин, услышав желаемое, толкается бедрами и оказывается в девушке, заставив её блаженно закричать и прогнуться в спине.
Его ладонь поглаживает её живот, в то время как другая придерживает за талию. Джастин очень боится сделать ей больно, даже не взирая на то, что она не девственница. Он переживает за то, что может сорваться и двигаться в слишком быстром и жестком темпе, непривычном для Кензи. Её тело не рассчитано на такие испытания. К тому же, Джастин обладает весьма не маленьким размером.
Макензи двигается бедрами, трогая себя за грудь и ворочаясь на простынях. Она получает внеземное удовольствие, в которое сама не может поверить. В её голове ни одной мысли, один только образ Джастина перед глазами.
Она понимает, насколько сильно привязалась к нему. Она всегда хотела только его, потому что только встретив его она поняла, что всю жизнь была пуста. Макензи никогда не чувствовала ни к кому того, что чувствует к Биберу. Она не знает, что это именно, но у неё есть догадки.
Их тела так идеально сочетаются, что ритм, выдуманный ими обоими, становится настолько приятным. Стоны Джастина и Кензи почти сливаются в унисон, когда они оба закрывают глаза и дают волю эмоциям.
Это то, ради чего они были созданы. Чтобы быть вместе. Физически, духовно. Им просто нельзя быть порознь. Они рискуют остаться опустошенными.
Бибер, почувствовав, что уже близок, как и Кензи, освобождает её. Он подставляет ладонь, которая тут же наполняется белой жидкостью, слушая крики наслаждения девушки и едва сдерживая свои. Черт, он весь потный.
Увидев на прикроватной тумбочке коробочку с салфетками, он вынимает одну и вытирает руку, после чего выбрасывает в урну.
Кензи все еще наслаждается, выравнивая дыхание и не открывая глаз. Джастин, улыбнувшись, возвращается к ней и ложится рядом, накрывая их тонким одеялом. Поцеловав её в щеку, он опускает голову на подушку.
— Джастин, — шепчет Кензи, открыв глаза и посмотрев на режиссера.
— Что?
— Я сегодня не поцеловала его.
Бибер расплывается в улыбке. Эта новость очень его обрадовала, причем настолько, что он обнял девушку и прижал её к себе, снова поцеловав, но уже в плечо.
— Рад это слышать.
***
Они задремали сразу же, совсем не беспокоясь о том, что Эндрю может прийти в любой момент и снова все испортить. Джастин заранее позаботился о том, чтобы дверь в комнату была закрыта, поэтому не волновался на этот счет.
Ему казалось, что все, наконец, стало идеальным. Он получил желаемое, Кензи — тоже, а Карл остался позади, так и не получив право быть с этой девушкой. Лилиана, скорее всего, глушит свою злость в очередной бутылке алкоголя вместе со своими подругами.
Все стало таким, каким и должно было быть с самого начала.
Но это продлилось недолго.
***
ты — моё спасение и моя боль,
ты — единственный, к кому я хочу прикасаться,
никогда не думала, что ты будешь значить так много.
