Отя, тебе нравится?..

Алеша сидел в дальнем углу кровати, завернувшись в одеяло, и изображал обиженную на жизнь, надутую гусеничку. Температуры у него на данный момент не было, спала два часа назад, после сиропа, и футболочка пропотела насквозь, но поменять ее Виктору малыш не давал, уперся. — Ты — чужой дядя, — твердил через кашель. — Мне не нравится, когда чужие дяди меня трогают! Применять силу и пугать едва обретенного сына еще больше Виктор не хотел, уговаривать уже замаялся, и растерялся, не знал, что делать. Ну, не было у мужчины особого опыта общения с детьми! Вроде и так, и эдак к омежонку — нет, вцепился в свое одеяло клещом, запаковался чуть не по макушку и шипит оттуда, весь в колючках — ежонок ежонком. Ладно, пусть, главное — заваренный альфой чай весь выпил и от лекарств не отказывается. Остальное как-нибудь приложится попозже… Во входную дверь позвонили, и Алеша встрепенулся. — Папа! — радостно пискнул он. — Папа за мной пришел! Увы, это оказался не папа. Точнее, папа, но не его — на пороге стоял омега снизу, сосед. Парень держал, прижимая к груди, большой, пухлый пакет. — Добрый день, — поздоровался он и немного смутился. — Я вашему мальчику вещи по шкафам разные пособирал, Сашке малы… Вы позволите? За спиной омеги маячил племянник Виктора, Даня, тоже с пакетами — паренек только что поднялся по лестнице и ждал, когда его заметят. Виктор пригласил обоих в квартиру. Алеша из одеяла взирал на новоприбывших круглыми от страха, воспаленными, больными глазенками. — Это кто, дядя? — спросил он, хрипя. — Где мой папа?! Даня в ответ пожал плечами и исчез на кухне, сосед же омега приблизился к кровати и поставил перед ребенком пакет. — Меня зовут Женя, — представился, протягивая руку. — Ты у меня утром сегодня был, помнишь? Я тебе принес красивую пижамку с динозавриком, хочешь посмотреть? Омежонок заинтересованно зашебуршался. Предложенной незнакомцем руки он не пожал, но из одеяла малость выпростался. — А что за динозаврик? — щечки ребенка порозовели. — Он добрый? Женя кивнул и полез в пакет. Вытащил из него несколько сложенных вещичек, встряхнул, расправляя, и разложил перед замершим Алешей: голубую пижамную кофточку с обещанным динозавриком, веселым, зеленым и улыбающимся, две футболки, красную и темно-синюю, украшенную рисунками мультяшных машинок, и желтый спортивный костюмчик. Разумеется, вещи были ношеными, но идеально чистыми, не вылинявшими и без дырок и пятен. — Вот, — омега подправил пижамку, чтобы Алеша лучше видел. — Динозаврик Томас, из мультика «Древняя земля». Нравится? Теперь он, наверно, твой, ну, подарок от меня… Алеша недоверчиво щурился и кусал губку. — Почему? — спросил. — Что — почему? — не понял Женя. — Почему вы мне это дарите? У меня нет сегодня день рожденья! А писю я вам не покажу! Это очень стыдно! И попу трогать не дам! Что ж, логично с точки зрения выросшего в пьяном полупритоне ребенка. Неизвестная квартира, незнакомые взрослые, вдруг дающие подарки. А раз не день рождения, то, конечно, только писю посмотреть хотят и полапать шестилетние тощенькие ягодички. Больше других причин не имеют. Мдя, кто окружал омежонка раньше? Поубивать бы их всех, педофилов поганых, и чтобы умирали долго и мучительно! Пока потрясенный Виктор хлопал ресницами и пыхтел, Женя присел рядом с повторно плотно запаковавшимся Алешей на краешек кровати, впрочем, не пытаясь прикоснуться. — Малыш, — омегу заметно потряхивало, но он держался. — Я вовсе не собираюсь трогать тебя за попу. Честное слово. Просто… — он растерянно развел руками. — Мой сын, Саша, вырос, эти вещи стали ему малы и я ищу им нового хозяина. Особенно динозаврику. Ведь Томасу очень плохо одному лежать в шкафу, в темноте, его никто не носит… Алеша высунул носишко из складок одеяла и заморгал. — В шкафу? — переспросил ребенок дрожащим голосочком и шмыгнул носом, втягивая текущие сопли. — В темноте? Ой… Похоже, он знал, как это — быть одному в темноте, судя по резко изменившемуся выражению личика, и преисполнился к динозаврику Томасу сочувствием. — Так вот, — продолжил ободренный явно положительной реакцией Алеши Женя. — Когда я узнал о тебе, то обрадовался, достал Томаса, плачущего, из шкафа, вытер ему слезы с мордочки платком, — омега потянулся и вынутым из кармана платочком ловко подтер заслушавшемуся, утратившему бдительность мальчику мокротУ под носом, — и принес сюда. Надеюсь, вы подружитесь… Алеша шарахнулся от чужой руки, несильно пристукнулся затылком о находящуюся сзади стену, хныкнул, но не заревел. Подвигал бровками, размышляя и, выпростав из-под одеяла ручонку, робко, подушечками пальчиков потрогал лежащую перед ним пижамку за рукавчик. — Он улыбается, — прошептал тихо-тихо, словно завороженный, имея в виду динозаврика. — Мне… А я улыбнусь ему… — и таки улыбнулся, светло и открыто, как и положено ребенку, демонстрируя отсутствие левого верхнего резца. Зубик молочный недавно выпал, обычное дело в его возрасте, скоро вырастет новый, постоянный… Миг, и малыш уцепил пижамку, опять за рукавчик, и несмело затянул к себе на колени, загладил динозаврика ладошкой. — И никаких пись, — высказал рисунку довольно твердо. — Не все дяди, оказывается, любят голые писи. Блядь… Сидевший до этого относительно спокойно, хоть и с подозрительно влажными глазами, и наблюдающий Женя издал горлом странный, сдавленный звук, подскочил и фактически бегом вылетел из комнаты в сторону ванной, а Виктор истерически заикал. У мужчины закончились слова, даже матерные. Не будь папа Алеши мертв уже сутки, альфач прямо немедленно бы поехал, нашел его, задушил без жалости, тело разрубил на куски, поганую расчлененку сжег до пепла, а пепел оплевал и развеял по ветру. Алкаш-сученыш не сделал аборта и оставил ребенка. Зачем? Чтобы одевать в рванье, кормить впроголодь и позволять любовникам-собутыльникам разглядывать его и лапать?! Ублюдок. Да и сам Виктор хорош — поверил шлюхеру на слово, не проконтролировал. Узнал бы о сыне раньше — никогда б не разрешил творить с ним подобное, забрал бы малыша к себе. Алешка… Теплое прижалось и уткунулось твердым, влажным лбом в живот. Когда омежонок выбрался из кровати и подошел, занятый самобичеванием Виктор не услышал шлепания по полу босых ножонок? — Дядя, — мальчик смотрел снизу, пристально и изучающе. — А почему ты плачешь? У тебя голова болит, да? Хочешь мой лечебный сироп? Он сладкий. Только весь не пей, пожалуйста, Женя велел две ложечки, а то будет пере…до…зиров…ка. — выговорил, без единой ошибки, запинаясь, сложное, наверняка, выученное лишь сегодня и благодаря Жене слово и замолчал, засмущался. Подавившийся рыданием Виктор наклонился и подхватил льнущего в поисках ласки Алешу на руки. Ребенок продолжал изучать. — Я умею читать, — сообщил он, после недолгого молчания. — Могу тебе показать, если не веришь. Но мне обязательно нужна какая-нибудь книжка с большими буквами и с картинками. Без картинок скучно. «Конечно, с картинками. С яркими, красочными картинками. У тебя будет много книжек, Алешка. Обещаю»… — У меня нету сейчас книжек, — вздохнул Виктор. — К сожалению. Но мы с тобой купим их. Чуть-чуть попозже. Из кухни выглянул Даня — принесший продукты парнишка до этого не показывался, был занят кастрюлями, что-то готовил, судя по запахам, варил куриный суп, и пропустил вынимающую душу сцену с пижамкой, услыхал лишь последнюю фразу. — А? Книжки? — спросил он озадаченно. — Какие книжки, дядь Вика? Что надо купить, кому? Лешке? Срочно? Я могу, тут магазин рядом, за углом, пять минут! — и с готовностью потянул с торса фартук. — А лучше — вместе сходим, выберем, но тогда Леше одеться нужно. Где его вещи, обувь? То-то и оно — вещи, обувь. Что там еще Женя в пакет положил? Проверить и докупить недостающее. Сегодня же, особенно обувь.