Сохрани меня

...Дуновенье ветра губами ловлю, Смотря в небесную даль. Имя твоё в пустоту прошепчу И вновь ощущу на губах. Известно мне, покуда печаль Накрывает холодной волной. Воспоминанья о тебе - хрусталь Подо мной...

Кларк снились приятные сны. Ей снился осенний лес, палитра его цветов, оседающие золотые и багряные листья. Она ощущала незыблемую лёгкость от чарующей атмосферы и могущества природы. Она ступала по сырой земле, усыпанной разноцветными листьями, ощущала их шелест и хруст веток. Она вдыхала аромат, пропитанный дождевой свежестью, вдыхала полной грудью, подымая взгляд вверх, утопая под величием высоких деревьев. Их ветви тянулись к небу, переплетаясь друг с другом. Солнечные лучи просачивались и поблёскивали на мягких каплях дождя, простилающихся вдоль всего леса. Капли были везде: на каждой ветке, на кончиках листьев, на ростках травы, на бугристой земле. Кларк закружилась, неотрывно глядя ввысь, и закружилось всё. Все осенние цвета смешались воедино. Она кружилась, широко раскрывая руки, словно пытаясь захватить в свои крепкие объятия все дары, что превозносит матушка-природа. Вскоре, Кларк обессилено упала на мягкую землю, глубоко вдыхая воздух и зажмуривая глаза. Небо всё ещё кружилось, а цвета переливались. От этих ощущений в душе зарождалось тепло и умиротворение. Она ощущала себя цельной. Она ощущала себя беззаботной и счастливой. Лёжа на осенней перине из лепестков и вдыхая лесной аромат, что пахнет сосной и дубом, и дымом потухших костров, прислушиваясь к трели птиц, что мягко щекочут слух, Кларк ощутила себя свободной. Чувство эйфории продлилось недолго, девушку словно отрывало от настолько приятных ощущений и видений, отрывало и возвращало в мрачную болезненную реальность, которая сжимала в тиски израненную душу и тело. Она открыла глаза и первым, что увидела, был низкий потолок, с которого сошла штукатурка. Первым, что ощутила, было холодным металлом на истерзанных запястьях. Первым, что услышала, был угнетающий звук аппаратов. Больничный запах больно ударил в голову и заставил зажмуриться, нос защекотало от непрошенных слёз, которые так и норовили вырваться наружу и заполонить собой всё. Утопить Кларк в пучине боли и страха. Реальность отнимало единственное, что осталось. Она отнимала надежду. *** — Как себя чувствуешь? — раздался мужской знакомый голос откуда-то сбоку. Кларк повернула голову и встретилась с высоким брюнетом. Она прежде не обращала на него внимания, не вглядывалась в его черты. Она его уже видела, но складывалось ощущение, будто повстречала впервые. Парень слегка улыбнулся, не решаясь подойти ближе. Всё ради собственной безопасности. Коллинз не видел девушку в деле, но был немало наслышан, и если уж Алексия Вуд сказала держаться от неё подальше, то значит так оно и есть. Значит Кларк опасна. "Хотя чертовски привлекательна"- подумал парень, и тут же отдёрнул себя от подобных мыслей. Кларк слабо кивнула в ответ, не отрывая взгляд от карих глаз. — Хочешь есть? — спросил парень, откладывая на стол несколько бумаг, и доставая из кармана стальной медицинский фонарик. Кларк отрицательно покачала головой, то ли на вопрос молодого врача, то ли на его действия. Она крепко сжала кулаки и выгнулась, давая тем самым понять, что лучше бы парень не подходил к ней. — Не волнуйся! Я просто хочу проверить реакцию зрачков. Это не больно, — Коллинз сделал неуверенный шаг вперед и отскочил на два назад, когда Кларк резко дернулась. "Вот психованная! И на какой черт я сюда приперся? Сидел бы у отца в клинике. Нет же, надо самоутвердиться!" Коллинз пробормотал что-то невнятное себе под нос и удалился, оставив девушку в покое. Кларк вздохнула с облегчением, прикрывая глаза и отгоняя слезы. "ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Ненавижу тебя..." подумала девушка и тихо всхлипнула, не в силах более держать в себе боль. Кларк жалела себя, она знала, что это худшее, что может человек делать с собой. Жалость к себе - большой шаг к самоуничтожению. Но в какой-то момент Кларк сдалась. Это наступило неожиданно, и она не поняла это сразу, потому что болезненные чувства захлестывали её, не позволяя объективно оценивать ситуацию. Ей просто стало всё равно и даже больше. Кларк захотелось освободиться, ей захотелось вернуться в лес, снова ощутить себя неделимой и свободной. "Может, убийство самого себя - это не слабость? Что если, это один из возможных выходов?" думала девушка. "Ведь это не трусость? Разве трусы смогли бы?" "Почему ты так поступила со мной?" Кларк сжала под собой простыню и перестала дышать. Ей казалось, что если вдохнет, то задохнётся этим угнетающим сознание, отравленным воздухом. Боль от предательства не сравнима ни с чем. Сначала отец. Он бросил её, оставил одну. Он забыл её, и все слова о любви и вечности сгорели дотла. Кларк ощущала себя жалким животным, брошенным у дороги. Животным, который каждую секунду своего существования неотрывно глядел вдаль, пытаясь отыскать в бесконечности отца, который пытался отыскать в лицах прохожих подобие его. Она чувствовала себя брошенным щенком, который ничего не мог кроме как сидеть поджав хвост, и поскуливать от настигнутого холода и одиночества. Так проходили дни и недели, проходили месяцы, проходили годы. Кларк шла по широким улицам Нью-Йорка, держа на поводке уже подросшего далматинца, и каждый раз, когда пёс сломя голову бежал вперёд, в сердце Кларк возрождалась надежда. Ведь Джейк реагировал так лишь на её отца. Вот Джейк подбегает к чужим ногам и, виляя хвостом начинает обнюхивать, и Кларк, хватая мужчину за локоть, разворачивает к себе. Надежда, сияющая на миловидном лице девушки, за мгновение гаснет. Её лицо меняется до неузнаваемости, горечь, смешанная со злостью и с глубоким разочарованием, искрится в ещё детских чертах. Джейк перестает вилять хвостом, он начинает скулить, понимая, что тоже ошибся, и вот они вдвоем с опущенными головами плетутся обратно домой. В дом, который опустел и стал чужим с уходом Джейка Гриффина, дом, в котором больше никогда не горит камин, потому что у Калеба Ходжа боязнь открытого огня. Они возвращались туда, где им не рады. Кларк тихо поднималась наверх, боясь привлечь внимание гнусного типа, сидящего в гостиной её матери, и подтягивающего скотч из хрусталя, словно это его дом. Особняк Слоанов передавался вот уже три поколения от отца к сыну, но так как Эбигейл была единственным ребёнком, после кончины отца, дом по праву стал принадлежать ей. Особняк был оценен в 130 миллионов долларов. Семья Эбигейл считалась потомственными докторами. Помимо особняка, во владение Гриффин перешла основная часть акций онкологического центра имени Слоана-Кеттеринга в Нью Йорке, и сорок три онкологических клиник по всей Америке и двенадцать за её пределами. Эбигейл Слоан Гриффин по оценке Форбс была признана богатейшей американкой английского происхождения. Её состояние было оценено в 11 миллиардов долларов. Родители Джейка Гриффина были из самой обычной семьи, и всю свою жизнь проработали на Слоанов. Мать заправляла домом, а отец работал у Оливера, отца Эбигейл, личным водителем. Маленький Джейк родился спустя год после рождения Эбби. Амелии Леман Слоан поставили страшный диагноз. Рак шейки матки. Мать Эбби боролась за жизнь до последнего, но смерть коснулась своей костлявой рукой измученную лечением женщину, и безжалостно отобрала её у пятилетней Эбби. Воспитанием юной наследницы занялась мать Джейка. Слоан старший уважал эту женщину, она вкусно готовила, создавала в доме уют и прекрасно справлялась с воспитанием своего единственного мальчика. Эбби очень привязалась к этой женщине, и никого кроме неё не подпускала в своё пространство. Слоан старший доверил Элизабет единственное бесценное сокровище - свою дочь. Эбигейл и Джейк выросли вместе буквально с пеленок, они любили друг друга, защищали, и ночью тайком пробирались в сад, где ночами напролёт болтали о всяком. Когда Джейку исполнилось 16, он признался Эбби в любви. Эбби любила Гриффина и ища поддержку в единственном понимающем её человеке, она её не нашла. Элизабет бурно отреагировала на их связь. Пригрозила Джейку, что если он ещё раз подойдёт к Эбби на непозволительное расстояние и позволит себе лишнего, то она собственноручно лишит его возможности передвигаться. — Джейк, пойми! Она тебе не пара. Посмотри кто она и кто ты! Эбигейл никогда не будет с тобой, — произнесла женщина, бурно жестикулируя и буквально разрываясь от эмоций. — Но она меня любит! — произнёс юный мальчишка. В его глазах было столько боли, ведь где-то в глубине души за пеленой всех этих прекрасных чувств, Джейк знал, что он ей не ровня. — Мальчик мой! Любовь когда нибудь закончится. Эбби повзрослеет и поймёт сколько перед ней возможностей. Сколько есть мужчин, готовых сделать для неё всё то, что ты никогда не сможешь. Не тешь себя надеждой. Если Оливер узнает, то он нас прогонит и мы останемся на улице. Пожалуйста, милый! — женщина подошла ближе и взяла щеки белокурого мальчика в свои потёртые от многочисленных работ ладони. — Не натвори глупостей. Забудь её. Но Гриффин не сдавался, им двигала истинная любовь. Он её ждал, когда она уехала в колледж. Парень бросил школу и отучился на автослесаря. Все эти годы Джейк безумно страдал по ней и однажды, собрав вещи и накопленные им средства, молодой автослесарь поехал прямиком к своей возлюбленной. Их роман продлился четыре года, после чего в одно утро Эбби объявила о своей свадьбе с неким Лиамом Клиффордом, потомком одного из старейших английских родов нормандского происхождения. Джейк Гриффин принял эту новость более чем достойно. Эбби была огорошена, она ждала истерик, криков, бранных слов, но никак не спокойствия. — И всё? — возмутилась русоволосая девушка. — Ты не будешь кричать или пытаться доказать, что ты лучше него? — Джейк сидел в номере отеля, на которой круглый год стояла бронь. Молодой парень отказался от квартиры, что Эбби подарила ему. Он жил в захудалой коммуналке не в самом благополучном районе, но зато эта была его собственная квартира. Он потратил все сбережения, трудился не покладая рук, до седьмого пота, чтобы собрать нужную сумму для приобретения этой однокомнатной старенькой квартирки. Он не знал, что Эбби подкупила хозяина. Тот, неожиданно для Джейка, снизил сумму почти вдвое, ссылаясь на срочный переезд. Эбби не могла смотреть равнодушно на этого смазливого блондина с очаровательными голубыми глазами. Она стремилась помочь ему, а он упрямо отказывался от любой помощи. — Я не буду ничего доказывать, — тихо произнес парень. — Я ждал этого дня, — Джейк пытался оставаться равнодушным, и, возможно, это у него получалось лучше, чем ему казалось, потому что Эбби поверила. — Мы... — замялась девушка. — Мы можем видеться, когда ты пожелаешь, — она смотрела в его глаза, пытаясь прочесть его мысли, но его взгляд остекленел. — Нет! — уверенно произнес Джейк. — Мы не будем больше видеться. — Но... скажи мне! — взмолилась Эбби. — Ты меня любишь? Ты меня хоть когда-то любил? — казалось, она была на грани истерики. Её глаза заполнились слезами. — Почему ты так безразличен?! — уже всхлипывала кареглазая. — Это уже не имеет значения, Эбби. Ты ведь всегда это знала... знала, что настанет день и отец засватает тебя с каким-нибудь богатеем, и ты не осмелишься ослушаться его, — Джейк не отрывал взгляд от пола, в груди неприятно сжималось, горечь подступала к горлу и готова была вылиться в душераздирающий крик, но парень в который раз сглотнул эту боль и, не сказав больше ни слова, ушёл. Свадьба Эбигейл Слоан и Лиама Клиффорда прошла по высшему разряду. Гости то и дело прибывали и, казалось бы, такой интимный момент влился во что-то общественное, от чего неприятно саднило в груди. Эбби хотела не этого, она бы хотела уехать куда-нибудь далеко и обвенчаться с Джейком на маленькой закрытой церемонии. И пусть на ней не было бы этого эксклюзивного платья от кутюр. За эти деньги можно было бы накормить тысячи бездомных, пусть не было бы этого изысканного обручального кольца, который Гриффин никогда не смог бы себе позволить, и этого показушного мероприятия, на котором Эбигейл чувствовала себя лишней. Она, возможно, поняла именно в тот момент, что счастье - это не бриллианты, не горы денег, не всеобщее внимание. Счастье было в самом простом, в объятиях любимого, в нежных словах, что сладостно щекотали слух, во взгляде, который кричал о безграничной любви. Счастье было так близко... Через год у молодожёнов родилась прелестная дочь. Она была так похожа на своего отца. Голубоглазая, с молочной кожей, с длинными скрученными ресницами, с тонкими изящными губками. Эбби глядела на девчушку и не могла смириться с мыслью, что в этой люльке могла быть дочь Джейка. Девушка усмехалась над чувством юмора кого-то, кто всё это устроил. Ведь Лиам был так похож на Джейка: небесные глаза, овальное лицо, широкий лоб, прямые блондинистые волосы и ранние морщинки. Но это был не Гриффин, его руки не были такими мягкими и нежными, его голос не был настолько груб и не заставлял её сердце замирать, его взгляд не был так добр, и это был не Гриффин. Каждый день Эбби думала о нём, представляла, что они случайно сталкиваются за обедом, но Гриффин не ходил в такие рестораны, он не бывал там, где обитала Эбигейл. Иногда Эбби воображала, как Гриффин доставляют на скорой в её отделение, но отбрасывала такие дурные мысли. "Нет! Никогда! Никогда не очутись там... я не переживу это.." Порой девушка шептала ветру о своей любви, возможно ветер смог бы донести до её возлюбленного все эти слова, возможно Джейк нашел бы её и выкрал, и они бы умчались в закат, не расплетая рук. Но время шло, а всё оставалось прежним. Маленькой Кларк исполнилось ровно три года. В этот день должен был быть организован огромный праздник в честь маленькой принцессы, и молодая мама была завалена проблемами организации мероприятия, на которое было разослано более 500 приглашений. Это было чудесное утро, малышка сидела в большой гостиной и всячески изворачивалась от ложки безвкусной молочной каши. Эбби опаздывала на важную встречу. Спешно собираясь, она думала о том, как ей влетит от отца. "Как я могла проспать? Эти чёртовы таблетки скоро сведут меня в могилу!" бубнила она себе под нос, спешно натягивая юбку-карандаш. Её телефон безостановочно звонил с восьми утра. Она знала, что это её отец, и от каждого последующего звонка собиралась как можно быстрее. Затем телефон заглох, к тому времени Эбигейл уже обула бежевые лаковые туфли и потянулась к бумагам, лежащим на столе. Вдруг перехватило дыхание и неприятная волна мурашек пробежалась по всему телу, заставляя тело содрогаться. Эбби открыла рот, пытаясь вдохнуть кислород, и перед глазами всё расплылось от неожиданно возникших слёз. Она перевела взгляд от бумаг к телефону и, погодя пару секунд, потянулась к чёрному сименсу. Сорок шесть пропущенных звонков. Последний был совершён в 8:46. "Отец так быстро не сдаётся." Быстро набрав нужный номер, девушка прижала телефон к уху, вслушиваясь в длинные гудки. Затем она повторила действие ещё три раза, и с каждым разом становилось всё трудней дышать. — Мисс Клиффорд! — вбежала в комнату служанка. На её лице застыл ужас и она истерично всхлипывала. Эбби нахмурилась, разворачиваясь в сторону девушки, и ожидающе глядела на неё. Рука с телефоном задрожала, когда при следующем наборе номер стал недоступен. — В чём дело? — раздражённо выплюнула кареглазая. — Самолет! Самолет... врезался в башню... *** Джейк еле слышно топал за девушкой, потому как тоже не раз получал от нового поселенца. Кларк впускала бедное животное в комнату и закрывалась на ключ. Джейк покорно шёл в угол и наблюдал за девушкой, которая неторопливо переодевалась и укладывалась в постель. Как только Кларк хлопала по постели, Джейк подпрыгивал на месте от счастья и неуклюже забирался к девушке, притесняя её пространство. Ладонь Кларк ложилась на голову пса, и так они засыпали. — Если ты не перестанешь, у нас будут проблемы! — обратилась Кларк к беспокойному псу, который скрёбся в дверь, желая выбраться наружу. Девушка вернула своё внимание к учебникам, пытаясь сделать домашнее задание. Облокотившись об руку, Кларк зажевала кончик ручки, не переставая бормотать формулу, и глубоко вздохнула, когда Джейк требовательно залаял в дверь, время от времени кидая взгляд на уставшую девушку. — Джейк, фу! Место! — пёс покорно вернулся в угол и, покрутившись, лёг на мягкую подстилку. Кларк почесала ручкой голову и, обречённо вздохнув, закопалась в учебниках, заучивая никому не нужную формулу. "И вот я вырасту и озвучу эту формулу, когда буду устраиваться дизайнером в крупную компанию. Босс покрутит у виска и выставит меня прочь! Кому она сдалась, эта формула?" Ворчала 14-летняя Кларк себе под нос. Вдруг, в дверь громко постучали, и сердце Кларк участилось, а дыхание спёрло. — Я же просила! — прошептала она, глядя на виноватого пса. — Теперь мы получим, — секунду помедлив, Кларк встала из-за стола и направилась к двери, спешно поворачивая замок. Щелчок, и в дверь влетает разъярённый Ходж и, схватив девочку за шкирку, кидает на постель. — Сколько тебе говорить не запирать дверь! — Джейк вскочил с места и подбежал к Калебу беспрестанно подавая голос, но при этом держась на расстоянии. Бедный и ни в чём неповинный пёс всегда получал тумаков и пинков от нового хозяина дома. — Угомони свою шавку, пока я ему шею не свернул — прорычал Ходж, всё ещё держа девочку за шиворот. — Джейк! — взмолилась Кларк. — Место, — практически пропищала девочка, опустив голову и пытаясь спрятаться от этого зла напротив. Пришлось сказать дважды, потому как пёс не хотел отступать, но всё же покорно вернулся в угол и напряженно сел, наблюдая за происходящим. — Какой идиот будет называть пса отцовским именем? Наверно, твоё примитивное мышление больше ни на что не способно — злобно усмехнулся мужчина. — Ты меня уже достала! Выгони его, и я накажу тебя! — проскрипел сквозь зубы Ходж. Кларк сидела захлебываясь слезами и пыталась унять дрожь. — Я жду! — прокричал мужчина и Кларк, подавляя желание взвыть, прошептала: — Джейк! Гул.. гулять, — пёс ушёл. Он встал и выбежал на улицу. Он не уберёг свою хозяйку. Кларк злилась, что он и впрямь такой бестолковый. Ходж расстегнул кожаный ремень на брюках и велел Кларк снять штаны и перевернуться на живот. Она знала, что сопротивляться нет смысла. Если не добровольно, так через силу, но она всё равно окажется припечатанной к кровати. Смирившись со своей участью, девочка сняла штаны, оставаясь в нижнем белье, и перевернулась на живот, зажимая в зубах кусок простыни. Ходж изливал всю свою похоть в эти удары, наслаждаясь её криками и рыданием, рвано и тяжело дыша. Затем он просто уходил, и каждый раз перед уходом произносил одни и те же слова, которые Кларк всем сердцем ненавидела. "Послушная девочка!" Голубоглазая глубоко и прерывисто задышала, совершенно не скрывая свои слезы. Эти обрывки били в голову редко, но если и случалось этому быть, то она утопала в их горечи. Если бы её мать так часто не уезжала на конференции и прочие командировки, и больше внимания уделяла дочери, выросла бы Кларк такой жестокой? Могла ли мать повлиять на её становление, могла ли Кларк быть человеком, и теперь, когда всё это обрушилось на голову юной девушки, способно ли хоть что-то вдохнуть в Кларк жизнь, сможет ли что-то подобраться к её запечатанному сердцу, и осталось ли в её черством и оледенелом сердце хоть капля света? *** — Пожалуйста! Прошу тебя! Нет! — кричала Кларк, вцепившись в руку Ходжа, который одним движением оттолкнул её от себя. Девочка полетела в сторону дивана и громко приземлилась на его острый угол. Собачий визг резал слух, заставляя Кларк содрогаться от жалости. Ходж решил опробовать свой недавно приобретенный электрошокер на живности, и выбрал для этого изрядно поднадоевшего пса. Предварительно, Калеб стукнул его тяжелым предметом по голове, когда тот спал, и, пока животное было дезориентировано, наносил удары в разные участки тела. Когда пёс стал биться в судорогах, Ходж поднялся с места, поправляя галстук. Кларк подбежала к беспомощному комочку и прижалась всем телом, не сдерживая вопли. Когда Ходж ушёл, девочка поглаживала пса по голове и расцеловывала окровавленные участки кожи. — Пожалуйста! — рыдала голубоглазка. — Пожалуйста, не умирай. Джееейк, — завыла девчушка, глотая солёные слезы. Вскоре к ней подошел Калеб и оторвал содрогающееся тело от собаки. — Хочешь помочь ему, тогда на, держи! — мужчина вложил в руки девочки револьвер и жестом указал на окровавленное тело. Кларк разревелась сильнее, протягивая оружие обратно, но Ходж настаивал. — Он умрёт! Ты же видишь. Мы не можем это изменить, но ты очень даже можешь помочь. Облегчи его страдания. Ты ведь знаешь как, — Калеб погладил белую взмокшую макушку и положил вторую руку Кларк поверх первой на оружие. Пес трясся, тихо поскуливая, от чего сердце девушки сжималось сильнее. Ходж же подначивал своим до жути неприятным голосом. — Кларк, ты же такая благородная. Неужели ты позволишь ему мучиться? Смелее! — голос с издёвкой. Если бы она могла, то пристрелила бы этого гнусавого подонка. Но она не могла, вместо этого, Кларк наставила трясущими руками револьвер на умирающего пса, и, сняв с предохранителя, спустила курок, метко попав в голову. Этому её научил отец. Он научил 11-летнюю Кларк стрелять. Оружие упало с хрупких рук и Кларк припала к земле. Ходж сжал её в своих объятиях и руками откровенно гулял по спине девушки, приговаривая: — Ты молодец! Ты поступила правильно! — Кларк обессилено закричала, зажмуривая глаза и посылая мольбу в неизвестность. Она умоляла неизвестного вернуть всё назад, она умоляла отца вернуться. А потом она резко затихла. Кларк в тот самый момент осознала, как сильно ненавидит своего отца. Сказать точно, когда Кларк потеряла человечность, сложно. Это приходило с каждым последующим ударом Ходжа и с безучастностью матери. Порой мать настаивала наказывать девушку. Она просто уходила, Кларк была уверена, что Эбби слышала страдания дочери, но ничего не предпринимала. В какой-то момент Кларк ощутила себя по-настоящему одинокой, и в какой-то момент она устала быть слабой. В какой-то момент, девушка перестала бояться, потому что поняла, что ей терять нечего, и даже если она будет умирать в стенах родного дома, то никто не подаст руку. И ей захотелось жить! Жить всем назло. Только вот жизнью назвать это было сложно. Кларк научилась выживать, и со временем утратила большую часть тёплых воспоминаний, они порой находили девушку во сне. Но большинство она не помнила и уже никогда не вспомнит. Кажется она опять проваливается, но это приятное чувство. Она хочет провалиться в глубину, провалиться так глубоко, чтобы никто не смог её достать. Ведь теперь она не видит смысла в борьбе. Если раньше у неё была свобода, теперь нет даже этого малого, которое оказалось намного большим, чем ей казалось когда-то. У Кларк не осталось сил убивать себя, можно просто плыть по течению, можно не предпринимать попыток выбраться. Можно позволить тьме окутать себя и унести в бездну. Прошло два дня. Никаких изменений. Кларк лежала глядя в пустоту, время от времени засыпала и, просыпаясь, вновь растворялась в пустоте. Она даже подпустила к себе людей, позволила прикасаться к себе, ставить уколы и выслушивать бредятину на подобии: "Давай ешь! Открой рот! Ешь!" Сложно сказать, слышала ли она их вообще. Кажется она медленно, но верно сходила с ума. Однажды, на её лице появилось подобие улыбки. Кларк еле слышно напевала детскую песенку, которую Джейк пел для неё: Bye, baby bunting, Спи малышка лапочка Father's gone a-hunting, Ушел на охоту папочка Mother's gone a-milking, Ушла за молоком мамочка Sister's gone a-silking, Сестричка запропастилась опять Brother's gone to buy a skin Умчался за шубкой братушка To wrap the baby bunting in. Чтобы закутать лапочку. Кларк судорожно вздохнула, сжимая кулаки, вонзаясь ногтями в тёплую плоть, она напрягла всё своё тело, словно в последний раз попыталась выбраться из самой себя, выбраться из кромешной тьмы, а затем расслабилась, обессилено прикрыв глаза. В то время. Лекса быстрым шагом направилась к себе в кабинет. Ей было необходимо отвлечься, чем угодно, лишь бы стереть из сознания эти лазурные глаза, взгляд которых проникал в девушку и окутывал своей таинственностью и теплотой. Выбросить из головы бархатистую кожу, которая излучала тепло и уют, и этот томно-нежный голос с нотками хрипотцы, что обволакивал Лексу целиком, каждый раз касаясь слуха. Громко захлопнув за собой дверь, шатенка припала к графину с водой и стала судорожно отпивать большими глотками прямиком из горла. "Кларк. Кларк. Кларк." На повторе крутилось в голове. "Как тебя зовут? Лекса.. Я не убегу.. Я тебя не боюсь.. Прости меня.." Сердце отбивало бешеные удары. Тук... тук... тук. Руки Лексы затряслись и она крепко схватилась за графин, чтоб не обронить его, и пыталась удержать себя на ногах. "Мне плевать!" Крик Кларк отдался скрежетом в ушах. "Я хочу выбраться из этого сранного места!.. Я не буду тебе подчиняться! Сука!" Лекса издала громкий рык и со всей силой швырнула графин в стену, который благополучно разбился, после громкого столкновения с твёрдой преградой. Нависая над столом и тяжело дыша, Лекса думала. "Чертова Гриффин! Что с тобой не так?" Судорожный вздох, шатенка сжала руки в кулаки и громко ударила по столу несколько раз. А затем полный провал. Лекса потеряла над собой контроль, её глаза налились кровью, челюсть крепко сжалась, вздулась венка на лбу и, переставая совладать собой, она стала рушить всё на своем пути. Ломать мебель, бить окна, причинять вред себе. Лекса отбила все руки в кровь, пытаясь пробить стену. В этом состоянии ей казалось, что это возможно. После неизвестного количества ударов Лекса зашипела, прижимая локти к груди. Физическая боль вперемешку с эмоциональным выплеском, отрицание самого очевидного, с нотками вновь настигнутых воспоминаний о прошлом и двуличность Кларк, буквально сносили Лексе крышу. Она яростно закричала и, схватив стеклянный журнальный столик, метнула его в стену. Стекло разбилось вдребезги с характерным звуком, и осколки посыпались на Лексу, нанося телесные увечья. Девушка припала к земле, обвив себя руками, на её лице застыла гримаса боли. *** Лекса сидела на диване, подперев под себя ноги и укрывшись мягким белым пледом. Девушка внимательно изучала бумаги, время от времени поглядывая направо. Малышка Бель стояла на коленках у детского столика и играла с кубиками, бубня себе под нос что-то невнятное. Лекса глубоко вздохнула и, сняв с себя очки, устало потёрла переносицу. Из арки показалась Люси. Женщина подошла к Лексе и протянула чашку с горячим шоколадом. Лекса одарила белокурую благодарственным взглядом и мягко коснулась бледной ладошки, крепко сжав её. Люси свободной рукой погладила девушку по макушке и огорчённо произнесла: — Ты уезжаешь уже завтра? — Лекса в утверждение слабо кивнула, переводя взгляд на золотоволосую малышку, которая с весельем стучала пластмассовыми кубиками по столику, что-то громко напевая на своём, на детском. — Посмотри на меня, — ласково прошептала женщина, легонько касаясь щеки девушки. Лекса посмотрела на Люси снизу вверх, сложив брови домиком, и приоткрыла губы, которые судорожно подрагивали. — С ней всё будет хорошо! — уверенно произнесла белокурая. На глазах навернулись слёзы сначала у Лексы, а затем и у Люси, и синхронно скатились по щекам. — Я обещаю! — Лекса быстро закивала, крепче сжимая бледную руку. — Мама! — послышался звонкий детский голос. Лекса положила кружку на стол и, отвернувшись, спешно стерла слезы с лица. Натянув улыбку, она повернулась в сторону малышки с ярко-янтарными глазками. Девчушка хлопала в ладошки глядя на "произведение искусства", что красовалось на детском столике. Лекса вскочила с места и приблизилась к малышке. — Солнышко, это ты сделала? — малышка радостно покачала головой, за что получила материнский поцелуй в щёку, наполненный вселенской любовью и заботой. Лекса окутала Исабель в теплых объятиях и тихо заплакала в тоненькую белокожую шею, непрестанно вдыхая молочный аромат. Малышка поглаживала маленькими ручонками волнистые длинные волосы матери. *** — В чём дело? — произнесла девушка не отрываясь от бумаг. Парень уверенно подошёл ближе и начал: — Мисс Бейкер, я по поводу воспитанницы 4274-C3 Кларк Гриффин, — Анья глубоко вздохнула и перевела взгляд на стоящего в белом халате парня. — Что с Гриффин? — Коллинз нахмурился и отточено произнёс: — У пациентки 4274 наблюдаются признаки острого депрессивного психоза. В течении двух дней все попытки заставить её двигаться, пить и есть остаются тщетными. Она не реагирует на внешний мир. Я пытался связаться с госпожой Вуд, но она не доступна, и так как вы тоже отсутствовали, единственное, что мне оставалось, это поддерживать жизнедеятельность её организма, — Анья положила бумаги на стол и внимательно вслушалась в слова парня. — К сожалению, её состояние не меняется, и несмотря на лечение я вынужден поставить ей зонд, но для этого мне нужно разрешение госпожи Вуд. Она строго-настрого наказала докладывать о состоянии пациентки и не предпринимать никаких мер без её ведома, — парень схватился за виски, словно обдумывая последующие слова. — Если не накормить Гриффин, есть риск летального исхода, — Анья продолжительно кивала, думая совершенно о своём. Девушка не могла вспомнить, когда в последний раз говорила с Лексой. После поручения шатенки, Анья в тот же час выехала из Аркадии. Анья не могла понять, почему по приезду Вуд не вызвала её к себе, несмотря на то, что кареглазая доложила о своем прибытии. Вот уже в течении десяти часов Анья ознакамливалась с бумагами, которые передала ей Рейес. Девушка понимала, что к концу этой недели 150 человек будут казнены лишь за то, что кому-то приспичило впихнуть своих людей, туда где и так нет места. А так же, Анья довольно сильно напрягалась, вспоминая о прибытии 180-и несовершеннолетних заключенных. "Вот это будет нервотрёпка. Все будут на взводе, надо проследить, чтобы Лекса не натворила глупостей." Анья поправила козырёк своего головного убора, будучи погружённой в свои мысли. "С ней определенно что-то не так. Я уже не могу влиять на неё как прежде." Девушка расстроилась собственным мыслям. Лекса была для неё всем. Лекса и Линкольн. Порой Анье снились сны, где они втроем плескаются в тёплой морской воде, подставляя лицо мягким лучам солнца, смеясь до упаду, не имея для этого определенной причины. Анье снились сны, где они счастливы, не удручены заботами, где в их маленьком мире нет трёх слов. Преступники. Аркадия. Казнь. Всего три слова, которые были с корнем вырваны из памяти, делали Анью самым счастливым человеком. Коллинз откашлялся, привлекая к себе внимание. Анья растерянно взглянула на него и закивала. — Хорошо, я поговорю с Вуд. А ты следи за её состоянием, — Финн закивал и с позволением удалился из кабинета Аньи. *** — Вуд, ты у себя? Это Анья. Открой дверь, — в ответ тишина. Анья трижды проверила её спальню и буквально каждый уголок этого треклятого места. "Она должна быть у себя. Больше ей быть негде." Снова стук, и в ответ вся та же знакомая тишина. Спустя несколько минут, бросив все дела, к Анье пришёл на помощь Линкольн. Теперь они вдвоем тарабанили в дверь. Терпение было на исходе и Линкольн, первым не выдержав, взломал замок. Увиденная картина повергла в шок обоих. В комнате творился хаос. Всё было перебито и поломано, на полу следы крови. Прикрыв за собой дверь, двое обратили внимание на диван в левом углу, на нём лежал свёрнутый комочек. Вокруг комочка валялись бинты, были опрокинуты две пустые бутылка скотча. У комочка были окровавлены руки, которые безжизненно свисали с дивана. Двое подбежали к дивану и пытались привести девушку в чувства. Когда оледенелый комочек зашевелился, двое с облегчением вздохнули. Анья первым делом побежала за полотенцами, и намочив их стала стирать кровь с оледенелых рук. Линкольн приподнял Лексу и, сев на диван, крепко прижал её к себе. В груди стало всё сжиматься, парень еле сдерживал слезы, он гладил вспотевшую макушку и следил за движениями Аньи. Кареглазая села на колени, и аккуратно взяв окровавленную плоть в руку, стала смывать застывшую кровь. Лекса зашипела, когда в порыве эмоций Линкольн прижал её ещё ближе к себе. Парень растерянно оглянул её и увидел несколько глубоких ран на теле. Осколки разрезали ткань и впились в кожу. Лекса бездумно вынула их и бросила в угол. Раны всё ещё кровоточили и постепенно лишали девушку тёплой, жизненно необходимой жидкости. Линкольн судорожно вздохнул, увидев в углу внушающих размеров осколки. — Линкольн, — парень, кажется, перестал слышать. — Линкольн! — Анья коснулась его щеки, по которой стекали капельки пота. — Помоги мне перенести её в спальню, чтобы никто не увидел, — Уолш неуверенно кивнул и встал с дивана, держа в руках обессиленную девушку. Пару манипуляций и Лекса была уложена в мягкую постель. Анья аккуратно стала разрезать ткань на теле девушки, чтоб не причинить большего дискомфорта. — Я за врачом, — кинул побледневший парень, скрываясь за дверью. — Постой! — крикнула Анья. Уолш остановился в дверях, нетерпеливо глядя на кареглазую. — Не стоит кому-либо знать об этом. У меня мед подготовка. Я позабочусь о ней. Открой тот ящик, там должна быть аптечка, — Линкольн отворил дверцу и вытащив небольшую сумочку, вытряс содержимое на кровать. Анья разрезала рубашку и быстрым шагом направилась в ванну, и через секунду вышла со смоченным полотенцем. — Что видишь? — девушка, осмотрев голову пострадавшей, подложила под неё ещё одну подушку. — Бинты, перекись, это.. тоже бинты, зелёнка, йод, спирт.. — Давай перекись и бинты, — Анья развернулась к копошившемуся в лекарствах парню и взяла из его рук необходимое. — Мне нужен физраствор, методоксил.. десять миллиграмм панангина.. 5% раствор витамина B6, B1, C. — бормотала она, приложив пальцы к виску и пытаясь сосредоточиться. — Анья! — вывел из транса голос Линкольна. — Что делать? — Сколько она выпила? У неё алкогольная интоксикация. Помоги мне перевернуть её на бок, нужно вызвать рвотный рефлекс, — Линкольн перевернул девушку на бок и Анья пальцами приоткрыла посиневшие губы, проникая в рот Лексы. — Мне нужен таз или что-нибудь. Линкольн, быстрей! — Анья тяжело дышала приговаривая: — Ну же, милая! Давай! Прошу Лекса, — никакой реакции. Анья свободной рукой держала шатенку за запястье, прощупывая пульс. Её душа ушла в пятки, когда пульс шатенки резко взрос, и казалось измученное сердечко вот-вот остановится. — Линкольн! — закричала Анья, не в силах сдерживать слезы. Парень моментально выскочил, округлив глаза. — Она.. она... пульса нет, — Уолш подбежал и коснулся бездыханного комочка, прощупывая пульс, который никак не прощупывался. Анья запаниковала и схватила Лексу за плечи, пытаясь пробудить. Линкольн вскочил с кровати и встал как вкопанный, неотрывно глядя на развернувшуюся картину. Парень сильно побледнел и громко сглотнул. В ушах зазвенело и перед глазами стало всё плыть. Пару секунд, и словно что-то вырвало его из состояния оцепенения. Он кинулся к девушке и, подняв её на руки, метнулся прочь из комнаты. Они её любили. Её присутствие было им жизненно необходимо. Они нуждались в её голосе, тепле и пронзительном взгляде. Анья и Линкольн сидели в коридоре у входа в реанимацию блока В. Он оказался самым ближайшим. Две пары глаз наполненные слезами, два взгляда глядящих в пустоту. Она то, что объединяет их, она то, что делает их людьми. Факт того, что она дышит, делает их живыми. Каждый погружен в свои мысли. Казалось, у таких как они, жестоких, хладнокровных машин убийц не должно быть страхов. Но это не так. У них был страх, один единственный, и сейчас, сидя в немом ожидании, эти двое встретились со своим страхом лицом к лицу. Каждый из них допускал в голове мысль, что в один день с кем-то из них может случиться непоправимое. Что один из них может уйти и не вернуться. И каждый раз, когда эта назойливая мысль поселялась в голове, они гнали её изо всех сил. Потому как лишь допущение такой мысли, как потеря жизненно необходимого, за миг бесповоротно свело бы с ума. И их трясло, то ли от холода, то ли от страха. Никто не хотел признавать в себе эту слабость. Никто из них не хотел мириться со своей уязвимостью. Но тем не менее, каждая секунда в неведении и томительном ожидании причиняла немыслимую боль неизвестного генеза. Болело не что-то определённое, как кожа или орган. Болело в слепой точке, в неизвестной и необъяснимой. Никто не хотел признавать, но они оба знали, что это неизмеримое невесомое и есть душа. Какой бы она ни была - тёмной, спрятанной, маленькой - она есть, и сейчас она болит. Анья вскочила с места, за ней и Линкольн. Оба с испуганным взглядом смотрели на врача, спешно направляющегося к ним. — Мисс Бейкер, мистер Уолш. Всё позади. Мы её вернули, — эти облегченные вздохи заполонили собой всё. Атмосфера, впитавшая в себя все их чувства за последние три часа, изменилась. Стало вдруг легко дышать. — Она невероятно сильная. В ходе, её сердце остановилось не один раз. Мы буквально разрывались на части. Она спит. Истощена и обессилена. Сказать точно, когда очнётся, не могу. Госпоже Вуд нужен покой. А сейчас прошу меня извинить, мне нужно заполнить отчеты, — Линкольн напрягся и, схватив пожилого врача за локоть, подвинул в сторону: — Как раз об этом. Доктор Джефферсон, отойдем? — мужчина опешил и, перепугавшись, покорно последовал за разъяренным Линкольном. Анья же пошла в ту сторону, откуда вышел врач, и вскоре оказалась в палате Лексы. Шатенка выглядела не лучшим образом. Торчащие провода, перевязанный живот и руки, огромные синяки под глазами и до крови потрескавшиеся губы, красные следы от дефибриллятора. Лицо Аньи выражало глубокую усталость, казалось, за эти несколько часов она окончательно поседела. Накинув на Лексу плед, лежащий в углу на тумбе, кареглазая притянула к себе стул и, взяв перевязанную ладонь девушки в свою, застыла, глядя всё в ту же пустоту, в которой всё ещё отражался её страх.