* * *
Даже во снах Рэйнбоу не могла забыться. Выпивка притупляла чувство утраты, но решала проблемы. Поднявшись с кровати, она запнулась о пустые бутылки, не заметив их звона. Некогда бывшая разноцветной грива потускнела и подстрижена под корень — так нет нужды ухаживать за волосами. На хвосте волосы укорочены до грани приличия, но пегаске пофиг, никто не беспокоил её уже несколько недель. Промочив горло водой, она собралась лечь спать, чтобы забыться очередным сном или кошмаров, в котором опять не будет его. Она могла бы начать забывать, как он выглядит, но такое непростительно забыть. Рэйнбоу осторожно легла на давно отслужившее своё облако. От голодовки — «питалась» она в последнее время почти только спиртным — рельеф мышц стал отчётливее, но сами мышцы — намного слабее, и ощущалась постоянная тяжесть. Нежно прижимая к себе рисунок карандашом Соарина, даже не фотографию, она уснула тяжёлым неглубоким сном. Его фотографии видеть было невозможно, с каждой он смотрел обвиняющим взглядом. Только на этом сделанным неизвестным художником карандашном рисунке, который она украла из его дома, Соарин выглядел другим. Спокойным и туповатым. Но не тем влюблённым глупцом, не решавшимся месяцами признаться Рэйнбоу в любви или хотя бы попросить у неё поцелуя для себя. Позже Торакс подтвердил, что чувства Соарина к ней оказались настоящими, но всё оказалось слишком поздно и безвозвратно испорчено. Рэйнбоу любила Соарина, но не признавалась даже самой себе. Соарин любил Рэйнбоу, но у него не хватало решимости сделать первый шаг. А когда первый шаг был сделан — возлюбленная его неоднократно изнасиловала. Рэйнбоу пряталась от всего мира в заброшенной хижине в лесу. По деревянному дому гуляли сквозняки, но пегасу не привыкать к плохой погоде. Возможно, её ищут. Возможно — нет. Ей было плевать. Ей было бы лучше в тюрьме, там у неё не было бы доступа к выпивке, и она даже пришла с повинной в поницию, признавшись в изнасиловании. Уголовное дело не завели, и её отпустили. Из-за смерти потерпевшего. Через пару дней после последнего разговора с Рэйнбоу он покончил с собой. В предсмертной записке было только несколько слов: «Это была ты».Часть 17
4 мая 2018 г. в 19:20
Постаревшая на двадцать лет Рэйнбоу сидела на свадьбе дочери. Праздник только начался, а она уже напилась сидра, что язык начал заплетаться. Пегаска зло зыркнула на зятя, тот пегас испуганно отшатнулся, чем вызвал новую порцию смеха со стороны Рэйнбоу.
Многочисленные гости осуждающе смотрели на мать невесты, но Рэйнбоу было плевать на чужое мнение. Почему-то мероприятие проходило на земле, хотя почти все присутствующие оказались пегасами.
Обстановка резко сменилась, теперь они сидели за праздничным столом, и пришёл черед Рэйнбоу говорить тост. Она подлила в кружку сидра до краёв и немного взлетела, чтобы возвышаться над всеми.
— Я всегда говорила и буду продолжать говорить, что яйцеголовая — это горе в семье.
— Мам! — обиженно пикнула невестка, голубая пегаска в очках и двухцветной гривой: синей и фиолетовой.
— Я же шучу. Сегодня наступил день, когда моя единственная дочь выходит замуж.
Другие три дочки Рэйнбоу помладше, сидящие за столом рядом, одарили мать пронизывающим, почти испепеляющим взглядом, а два сына почти одновременно улыбнулись.
— Никому не интересно выслушивать мать-алкоголичку, блеклую тень от потрясной и неповторимой Рэйнбоу Дэш. Я лишь хочу дать один совет молодожёнам, — Рэйнбоу наклонилась под стол и, гремя пустыми бутылками, достала немного помятую коробку. — Предохраняйтесь.
Тонкая упаковочная бумага не выдержала грубого обращения и порвалась. Огромная куча разнообразных презервативов рассыпались по полу, падая и под стулья гостей, и под стол.
— Мам!
Нисколько не постаревшая Твайлайт покраснела. И попыталась незаметно стянуть свой подарок обратно, в котором лежало то же самое.
Даже несмотря на общую радостную атмосферу праздника, рядом с Рэйнбоу пустовало одно свободное место. Где-то издалека обвиняюще покачивал головой Торакс в своёй истинной форме подменыша.