С мыслями о тебе

Просыпаться каждое утро с мыслями, что сегодня будет действительно лучше — заслуживает уважения, но почему-то каждый день становится всё хуже и хуже, и непонятно почему. Вставая с кровати в семь утра, идёшь в ванную, чтобы умыться или принять душ, но горячую воду отключают. Потом кипятишь воду в чайнике и когда завариваешь любимый чёрный чай, половина кипятка проливается на руку, больно обжигая её. Надеваешь проклятую школьную форму, напяливая вместо пиджака безразмерный свитер, который свисает чуть ли не до колен, чтобы спрятать лишний вес и пухлые ляжки. Последней вещью, которая оказывается на лице — очки. Дорогие очки в чёрной толстой оправе, которая держится на аккуратном носике. Пак Чимин слишком любил людей, был слишком добрым, но почему-то его невзлюбили ещё с начала года, когда он только-только пришёл в класс, делая неуверенный шаг и широко улыбаясь будущим одноклассникам. Они смотрели косо, особенно омеги, от которых Паку, как раз и доставалось, и с первой же недели пытались задеть парня тем, что у него «жирная задница», «толстые ляжки» и «пиздец, какие отвратительные щеки». Чимин ничего не отвечал, лишь с каждым днем становился всё более замкнутым, но продолжал улыбаться им всем, поздравлял каждого с днем рождения, давал списать домашку и почему-то не мог держать на злых подростков зла. Он считал их глупыми, непонимающими всего, что они делают. Дети же. Каждую перемену он читал книжку, поедая или фрукты, или овощи, и каждый раз погружался в чтение до того момента, пока какой-нибудь очередной задира не подходил к нему и не вырывал из его рук самое дорогое, что у него было. — «Материя и память», — пропищал омега, кривясь и с какой-то неприязнью открывая книгу. — «Если оно — материя, оно составляет часть материального мира, а следовательно, материальный мир существует вокруг него или вне его… а так как, согласно допущению, это образ одного только моего тела, то было бы нелепо пытаться вывести из него образ всей вселенной… и другие предметы…». Что за хуйню ты читаешь, а? — омега, прочитав отрывок из книги, посмотрел на нахмурившегося Чимина, который боялся сказать и слово. Его всякий раз потряхивало от злости, когда кто-то трогал его книги. Ему было без разницы на вещи, на рюкзак, только очки и книги были неприкосновенностью для остальных. Так воспитали. — Ты точно ебанутый. Парень противно загоготал и швырнул книгу обратно Паку, не задумываясь о том, что уголок переплёта попал почти в глаз, задевая место под бровью. Омега, шикнув, почувствовав, как ранка защипала, но не обратил внимания и взял книгу опять в руки, протерев ладонью корешок. Шёл уже второй месяц обучения и омега понимал, что все его мирные устои, убеждения пацифиста и доброго человека, давно расшатаны и на их место приходит раздражение и некая злость, от которой кровь в жилах начинает потихоньку закипать. Ладно, они его не уважают — чем литература виновата? Тем, что ты ограниченный, или тупой? — Эй, — приставучий омега вновь грубо обратился к Чимину, толкнув его в плечо, — я с тобой разговариваю! — Пак не заметил, как ушёл в свои мысли, оставаясь наедине с ними, и совершенно не слышал, что говорил этот морально опущенный урод. Чимин посмотрел на него, решив, что если ответит, то будет намного хуже. — Алё, кусок жира! — кто-то из его дружков взял Пака за воротник и хорошенько так тряхнул, от чего у несчастного омеги очки съехали на переносицу. Да что же им не живётся спокойно? — Я тебе мешаю? — Пак совершенно не понимал, почему все вокруг себя так ведут. Что он сделал своим чтением, что так не угодил этому парню? Он ему помешал своим присутствием, существованием? Чем?! — Нет, ты меня просто бесишь. Чимин не нашёл, что ответить на такое заявление. Бесишь. Если бы он избивал каждого человека, который ему не нравился, то уже сбил бы все костяшки в кровь. А тут просто неоправданный наезд за просто так. За то, что книжку почитал. Чимин попытался вырваться, дернувшись назад, но ничего не получилось, он лишь вызвал дикий смех у неприятной шайки. Что ответить этим недалеким, если ты ничего не сможешь потом им сделать, ответить, постоять за себя? Почему люди, которые считают себя красивее или сильнее, ставят себя выше других, словно они являются богами, от вида которых нужно преклонять колени? Чимин молчит. Он каждый раз молчит и терпит, приходит домой и обрабатывает ранки и увечья, нанесенные этими же озлобленными на весь мир детьми. Дети — самые жестокие существа на планете, только им присущи такие наклонности, которые взрослым и не снились в страшных кошмарах. Только они могут собраться кучкой и избить, держать за руки и за ноги, и делать по всему телу надрезы тупым ножом каждый раз, когда ты на них не так посмотрел, не то сказал, не так моргнул и не так подышал. Чимин помнил всё, но он не мог злиться на них. Дети же. Пусть и ровесники, но дети. Чимин уже привык. С самого детства, мальства, он не был признан ни альфами, ни омегами, ни даже бетами. Казалось, что он никому не нужный и бесполезный, просто грязь, мусор, об который люди вытрут ноги и заденут за больное, но Чимин не мог злиться на них. Люди же. Человеки. Разумные существа. Вновь тянут за волосы и запихивают в кабинку туалета, где окунают головой в вонючую и мерзкую воду и ржут, будто бы это действительно весело. Смысла сопротивляться нет. Массовик затейник — сын заместителя директора, его дружки тоже под крылом. Если Пак пожалуется, то огребет не только от заместителя, но и от этой команды, которая во второй раз сделает ещё только хуже. Чимин радовался, что хоть не насиловали. — Нравится? — смеётся омега, сжимая между пальцами мягкие пряди и резко дергая голову Пака. — На ещё. Чимин захлебывается, а потом громко вдыхает спасательный глоток воздуха, когда чувствует, что его отпустили. Наконец-то. Он резко дергается назад и чувствует как спина упирается в чьи-то острые коленки. Омега боязливо разворачивается и видит перед собой бледные колени в драных джинсах, но он не может набраться смелости посмотреть на лицо симпатичного и худощавого альфы, держащего в руке упаковку сигарет и зажигалку. Чимин немного краснеет, чувствуя его лёгкий ненавязчивый еловый запах, и дергает головой, чтобы челка упала на глаза. Он отводит взгляд и пытается подняться, понимая, как омерзительно выглядит. — Эй, — басит альфа, садясь напротив Чимина на корточки. Пак чувствует легкий запах сигарет и ёловых шишек и резко дергается, когда альфа подаёт ему руку. Слишком приятный запах, заставляющий вспомнить далёкое детство, когда Чимин жил в деревне и даже не подозревал, что в мире бывают злые люди. — Тебе помочь? Резко вскочив, Чимин отталкивает протянутую руку помощи и выбегает из туалета. Ему впервые так неловко, стыдно и отвратительно оттого, что его видел в таком виде альфа. Приятный и добрый альфа. Пак противоречит сам себе, ругает себя, а потом улыбается, понимая, что все-таки остались добрые люди на земле. Волосы пропахли туалетной водой и были мокрыми, свисающими, похожими на рыжие сосульки. День не так плох, как предыдущие — его просто окунули головой в толчок. Ничего страшного… Абсолютно. В груди скапливается обида и начинает больно нудеть, задевая самое сердце, будто специально надавливая на него чем-то острым, но не режущим. Он обычный тихий омега, который любит читать и сидеть дома, учиться и гулять, рассматривая прохожих. Да, возможно он странный, что у него есть слабый запах, но это из-за отсутствия течки. На фоне психологических и детских травм естественно в порядке вещей иметь пережитый когда-то стресс, да и не когда-то, а до сих пор присутствующий в его жизни и убивающий его изнутри. Да у него лишний вес, но он не жирный свин, который еле в двери пролезает. У Чимина обычный животик, обычная мягкая фигура обычного омеги! Обычно омеги худощавые, сухие и лёгкие, но не всем же быть одинаковым, у всех физиология и конституция тела разная. Да, у Чимина склонность к полноте, но от этого он не становится изгоем, над которым все издеваются. Так было всегда. Всю его отвратительную жизнь. Он не потерял веру в то, что когда-нибудь его жизнь станет намного счастливее, чем сейчас, что когда-нибудь он действительно станет лучшим омегой для своего лучшего альфы. Улыбнувшись своим мыслям, Чимин поправил оправу очков и зашагал в сторону дома, весело помахивая мокрой челкой. Это волосы. Ничего страшного. Помоет.

***

Для него жизнь некого «хулигана» была нормой. Вечные драки, разбитые кулаки, кровь и жёсткость с ноткой насилия так нравилась Юнги, что он не мог от неё избавиться. Ему всегда нравилось гонять по ночному Сеулу на своём мотоцикле, подаренном щедрым отцом на восемнадцать, его всегда прельщали ночные клубы и их ночная жизнь, которую не каждый школьник может себе позволить, ведь не у каждого в родителях глава местной и самой опасной группировки. Юнги был рад такому раскладу, ведь разные мелкие шалости, типа выпитого в баре алкоголя или слегка повышенной скорости, ему сходили легко. Жизнь, от которой Юнги привык брать всё и на максимум, уже была неотъемлемой его частью, она текла по его венам и проелась под кожу. Как и любой альфа, Юнги понимал, что скоро, что совсем скоро ему перейдёт часть наследия отца, которое ему придётся держать в узде, что ему придётся быть достойным наследником и жёстким руководителем, которого должны уважать и бояться. А пока, стараясь не думать о предстоящем грузе, Юнги развлекался в ночном клубе, завлекая в свои ледяные цепи очередную наивную омежку, которая совершенно ничего не подозревает. Громкая музыка била по ушам, в воздухе витал терпкий и душный запах алкоголя и пота, танцпол, казалось, трясся от такого количества подпрыгивающего народа, а Юнги восседал на своём излюбленном месте в компании друзей и отслеживал ситуацию в клубе, стараясь концентрировать взгляд на более важных вещах. На нелегальных барыг, которых тут же спроваживала охрана, несовершеннолетних подростков типа него, которые попали сюда «по блату» или знакомству. Ему и его отцу не нужны проблемы с полицией, которая и без того находится под его влиянием, но лучше перестраховаться и чистить территорию. Пусть ему всего девятнадцать, и он всего лишь старшеклассник в выпускном классе, жёсткости и хладности ума ему не занимать. — Эй, Мин, — в плечо прилетел кулак лучшего друга. Чон Хосок был бетой, агрессивной и очаровательной бетой, которая держать эмоции в руках совсем не могла, поэтому рядом всегда ошивался ещё один альфа, помощнее, покрепче и повыше, обладатель природного шарма и жёсткой прагматичности, смешанной с хладнокровием и похуизмом. — Чё случилось? — Ничего. Съеби, — в привычной манере ответил парень и снова погрузился в свои мысли о произошедшем сегодня. Его вроде бы не волновал этот случай в туалете, и ему было, честно, насрать, что сейчас творится с этим омегой, но что-то сосало под ложечкой и не давало успокоится. До ужаса отвратительное зрелище видеть, как невинных омег тыкают лицом в толкан, не забывая поржать и поглумиться. Интересно, что же такого сделал этот омега, и почему так вылетел из уборной, так и не взглянув на того, кто его, грубо говоря, спас. Ну, как спас, припугнул этих придурочных омег. В сознании отпечатались эти пухлые пальчики, которыми омега поправил сожженные волосы, чёрным отросшие у самых корней. У омеги был очень слабый запах, практически неощутимый, но был. Слишком слабый. Даже очень. И вообще, этот парень сам по себе какой-то странный. И вся эта ситуация до одури странная, непонятная и тупая. Затюканный и дерганный пухлый омега, ничего не понимающий Юнги, которого лишь напрягло такое отношение к себе. Он ему руку помощи, а тот выебывается. Негоже, однако. Негоже. Юнги тут же забывает всё, что сегодня произошло, когда ему на колени садится возбужденная омега, начинающая тихо постанывать от одних лишь прикосновений ледяных пальцев Юнги, которому просто хочется расслабиться, окунуться в море удовольствия и продолжить жить так, как раньше.