С мыслями о тебе

Чимин любил петь. Безумно любил петь. Везде, всегда ходить и напевать себе под нос, чтобы никто не слышал. Окунаясь в мир мелодий он становился самим собой, улыбался, чувствовал необычайную лёгкость, будто бы всего дерьма вокруг него и вовсе не было. Лишь так, помеха. Как омега творческая, он битыми часами зависал в зеркальном зале, где частенько тренировался для себя, танцевал, разучивал новые партии, ведь поступление в академию искусств не за горами, а с танцами напряженка. Его тело было слишком мягким и пластичным, созданным для балета или какого-нибудь бурлеска, ведь и там, и там требовалась невероятная пластика. Об этом пристрастии к искусству знал только Ким Сокджин — опекун Чимина, не чаявший души в своём приёмном сыне, ведь сам он иметь детей не мог. Когда-то пережитая им авария во время беременности дала о себе знать, когда он обнаружил, что после этого больше не сможет иметь детей. Он потерял своего ребёнка на седьмом месяце, и потерял возможность иметь их в будущем. Из-за этого от него ушёл альфа, оставляя разбитого и несчастного омегу совершенно одного, без копейки в кармане, ведь образование-то он получил, а вот на практике работал всего лишь год, пока не встретил альфу, который и обеспечивал его несколько последующих лет. К счастью, работа нашлась тут же, а Джин решил, что на этом всём жизнь не заканчивается и у каждого есть шанс начать всё сначала. Позже по работе Джин приехал в детский дом, где и увидел забитого десятилетнего Чимина, который сидел в углу и плакал, сжимая в маленьком кулачке порванный рисунок. Отослав коллег пройтись с директором по территории приюта, он подошёл к мальчику и сел напротив него на корточки. Мальчика трясло, он был худощавым, но с милыми, розовыми и обветренными щечками, из-за чего они были хоть и мягкими, но приятно шершавыми. — Привет, — Ким улыбнулся мальчику и протянул ему руку. Чимин дёрнулся от мужчины и сильнее вжался в бетонную стену. — Я Сокджин, а ты? — Пак Чимин, — тихим голосом ответил ребёнок, всё ещё боясь смотреть подошедшему мужчине в глаза. Впервые с ним разговаривали так дружелюбно, без настроя на дальнейшее избиение или унижение. — Привет, Пак Чимин, — Джин всё ещё улыбался, пытаясь заглянуть в глаза этому чуду, которое с первых секунд запало ему в сердце. — Сколько тебе лет? — Десять. — А мне двадцать семь. Ты омега? — Пак кивнул. — Я тоже. Что ты рисовал? — Чимин помотал головой и ещё сильнее сжал несчастный помятый клочок бумажки в руке. Он держал его так сильно, будто бы это было последнее, что оставалось в его жизни. Джин слегка нахмурился. — Ну же. Не бойся. Я вот вообще не умею рисовать. Постоянно какие-то каляки-маляки выходят, я же должен увидеть хоть раз в жизни кого-то, кто красиво рисует. Чимин немного стушевался и будто бы засомневался, но через несколько секунд размышлений протянул Джину рисунок. Там криво было изображено несколько человечков: двое больших, один маленький и ещё два еле нарисованных, будто бы Чимин специально давил на них слегка карандашом. Джин нахмурился ещё сильнее, а потом спросил: — Чимин, а кто тут нарисован? — Это я, бабушка и дедушка, — Чимин ткнул пухленьким пальчиком на двух больших людей и маленького. — Мы всегда с дедушкой читали книжки и жили в деревне, — Джин увидел, как мальчик повеселел, а его чёрные глазки загорелись каким-то живым пламенем. — А ещё у нас была коза! — его заявление было таким эмоциональным, что Джин улыбнулся. — Коза? — Да! Вреднющая коза и огромная такая! — Джин с увлечением начал слушать рассказ заинтересованного Чимина, который словно ожил от воспоминаний. — Её звали Венера. — Почему? — Потому что дедушка говорил, что она уже надоела рожать козлячек, — изрёк Пак и улыбнулся, а Джин засмеялся, видя как омежка улыбается. — А кто это? — Ким указал на двух еле заметных человечков и посмотрел на Чимина, сложившего губы трубочкой. — А это мама с папой. Я не помню их. Бабушка сказала, что мамочка отдала свою жизнь в обмен на мою, — Пак говорил это с лёгкостью, ведь он действительно не знал своих родителей. — Она говорила, что мамочка смотрит на меня с облачков и охраняет от плохого. Моя мамочка наверное была очень красивой. Я же красивый? Так тоже бабушка говорила. Джин, слушая рассказ десятилетнего Чимина, прослезился и прикрыл глаза свисающей челкой. Он хочет забрать этого маленького омегу отсюда, уберечь от всего, что с ним происходит в этом ужасном приюте и стать его семьёй. Пусть он никогда не заменит отца или деда, но он станет тем, в ком нуждается ребёнок. В родителе. — Сокджин, — обратился Чимин к омеге, заметив как тот расстроился, и положил свою ладошку на его широкое плечо. — Почему ты плачешь? — Потому что мой ребёночек отдал свою жизнь в обмен на мою. — Он тоже был красивый? — Да, — ответил Джин и прикрыл глаза, стараясь угомонить свои слезы. — Чимин, хочешь, чтобы я всегда был рядом с тобой? — Вы хороший, — Чимин широко улыбнулся и посмотрел на Кима своими большими карими глазками, обрамленными густыми ресничками, похожими больше на пух. — Вы будете моим папой? — Могу быть и твоим папой, — Джин потрепал Чимина по чёрным густым волосам и улыбнулся. — Вы заберёте меня отсюда? — Теперь омега в голосе омежки слышал столько надежды, что хотелось прямо сейчас забрать Чимина из приюта. — Заберу, малыш. Только потерпи пару деньков. — Вы обещаете, что придёте? — Клянусь на мизинчике, — Джин протянул мальчику свою огромную ладонь с оттопыренным мизинцем. Маленький пальчик Пака накрыл его, и они пообещали друг другу, что обязательно будут вместе. Джин встал и, поправив пиджак, ушёл, предварительно помахав Чимину рукой. Встретившись с коллегами и директором этого приюта, он занялся своими делами, но твёрдо решил, что Чимин станет его сыном. Он долго разговаривал с директором в его кабинете, уговаривая его ускорить процесс подписания документов по усыновлению. — Мистер Ким, — обратился к нему директор, садясь за письменный стол и скрещивая руки в замок, — Чимин очень ранимый ребёнок с мягким характером, поэтому вы понимаете, какую ответственность берёте на себя? — Я прекрасно понимаю и повторяю Вам уже в третий раз, что я готов подписать документы об усыновлении прямо сейчас, если это возможно, — Джин был непробиваем. Он хотел, чтобы Пак был под его опекой. — Мистер Ким, у Чимина два года назад погибли бабушка и дедушка в пожаре на их ферме. Мать мальчика скончалась при родах, а отец ушёл из семьи, когда малышу исполнилось два. Ребёнок многое пережил и Вы должны понимать, какую травму нанесёте ему, если откажетесь от него после усыновления. — Где мне подписать? — Хорошо, — директор, грузный альфа, откинулся на спинку кожаного кресла и открыл один из своим многочисленных ящичков, доставая оттуда дело о Пак Чимине и специальные документы. — Вы сможете забрать Пак Чимина завтра же, если закроете глаза на некоторые недочёты в нашем приюте? — Я закрою глаза на совсем незначительные вещи, типа отсутствия огнетушителя на втором и третьем этажах, но Вы же не хотите проблем с налоговой инспекцией, полицией, когда они узнают, что у вас одна четвёртая выделяемых средств на благоустройство уходит на ваши нужды, совершенно не касающиеся дел детского дома? Вы не хотите проблем, я хочу усыновить Чимина в срочном и экстренном порядке. На этом всё. Завтра я приду к четырём и жду приказа на вашем столе, иначе ваши «небольшие недочёты» превратятся в большие проблемы. До свидания. Спустя день Сокджин показывал Чимину его комнату пока что с белыми стенами и потолком и обсуждал, какой дизайн нравится мальчику. Чимин поначалу очень стеснялся, а потом уже с улыбкой на лице ходил по Икее и тыкал на обои, которые ему понравились. В жизни Джина появился маленький смысл, а Чимин обрёл новую семью довольно-таки. Придя домой, Чимин постарался незаметно проскользнуть мимо что-то готовящего на кухне Джина, чтобы тот не увидел его распухшую бровь. Ему это удалось, поэтому через пять минут омега стоял под душем и смывал с себя мерзостный запах туалета персиковым шампунем. Бровь щипала, а в воспоминаниях до сих пор стоял образ того альфы, от которого разило еловым лесом. Так приятно, резко и ярко, что хотелось вдыхать этот запах снова и снова, жаль, что альфа видел его в таком отвратительном виде. Хотелось провалиться под землю от стыда, зарыться, как страус головой в песок и не высовываться. Без разницы, что страусы не пихают голову в землю, но Чимин бы так сделал и с огромным удовольствием. Открыв дверь ванной, Чимин вышел из неё, суша полотенцем волосы, и резко крикнул, отскочив в сторону. За дверью оказался сердитый Джин, от которого вот ни разу не веяло позитивом и оптимизмом. — Привет, — Чимин слабо улыбнулся и робко махнул рукой. Не успел он сообразить, как к нему подлетел омега, хватая за подбородок и рассматривая ушибленную бровь. — Что это? — Спросил Ким, хмуря брови и с подозрением смотря на сына. — Ничего, ударился, — отнекивался парень, одергивая руки папы от своего лица. — Опять эти приставали? Ты почти в выпускном классе, а они ведут себя как дети. Я давно говорил тебе идти на бокс или каратэ, чтобы суметь постоять за себя! А ты меня вечно не слушаешь, упрямый омега! — Тирада Джина всегда была эмоциональной, громкой, но быстро стихающей, из-за чего Чимин просто ждал, когда папа отбухтит всё, как старая индюшка. — Ты знаешь меня — не привык я, да и не люблю бить людей. Это не по мне, а ты не нервничай, — Чимин очаровательно улыбнулся, отчего глаза превратились в две узкие щелочки, а Джин устало выдохнул, закрывая глаза. Пак был слишком упрямым, и слишком добрым, и слишком мягкотелым. — Мне прилетело материей и памятью. — Я им руки в задницу засуну! — Тише, — Чимин обнял Джина и снова улыбнулся. — Ты потребнадзор, твои руки и так по локоть в крови. — Эй! — Возмутился Джин и стукнул сына по лбу лопаткой, хмуря свои густые брови. — Иди ешь, герой. — Люблю тебя. — Не подлизывайся!

***

Юнги всегда пользовался своей популярностью у омег. Возможно, из-за того, что он сын главаря мощной группировки, возможно, что у него в школе особый, пугающий, авторитет. С Шугой, прозвищем данным Хосоком, или Джей-Хоупом, не хотели связываться, но хотели дружить, быть рядом с самим Юнги, но в эту компанию не лез никто. Боялись попросту. В этой «банде» было всего лишь три человека, за исключением Намджуна, возраст которого давно перевалил за девятнадцать: Шуга, Хоуп и самый младший и, пожалуй, самый жёстокий из них, малыш Гукки, или Чонгук, от взгляда которого кровь стыла в венах. С виду он был обычным школьником, но слишком крупным и широким. Он учился в одном классе с Чимином, но никогда не трогал этого несчастного, ему попросту он был не интересен, но и заниматься альтруизмом, спасая этого бесхребетного от нападок омег, не хотелось. Сам виноват, что не сумел поставить себя в обществе и зарекомендовать в жестоком социуме. Они сидели в школьной столовой и, наблюдая за снующей толпой подростков, разговаривали, обмениваясь какими-то свежими новостями. — Как у тебя там с Тэхёном? — Спросил Хосок, обращаясь к Чонгуку и отправляя в рот кусок блинчика. — Никак. Он упрямый, как баран! — Пожаловался Гук и надулся, вспоминая этого несносного омегу. — Я бы тоже был бы упрямым, если бы впервые увидел, как ты избиваешь альфу в разы крупнее тебя! — Но этот же альфа и лез на него! — Гук вскинул руки вверх, а потом запустил их в волосы. — Я ничего не понимаю в этих омегах, ведь очень далёк от романтики, а им нужно это. Я уже не помню, когда в последний раз полноценно отдыхал, а им спокойной жизни подавай да детей. Я слишком люблю свою независимость. — Тогда заткнись, успокойся и отстань от Тэхёна. Ты не только себе жизнь портишь, но и ему говнишь, — посоветовал Хоуп и вновь принялся за еду. — Эх, не знаю, хорошо ли, что я бета. Вроде никаких проблем с течками и этой вашей истинностью, но в то же время так интересно, каково это, когда течешь или чувствуешь запах своего омеги. Интересно, а им очень больно, когда течка… — Заткнись! — Хором ответили Шуга и Чонгук и посмотрели на внезапно засмеявшегося Хосока, который слишком любил говорить то, что вертится у него в голове. Внезапный шум упавшего металлического подноса, звон разбитого стекла и отвратительный гогот заставили троицу повернуться на источник шума, чтобы посмотреть, что происходит. Омеги снова доставали Чимина, на этот раз, специально вылив какой-то сок на его белую кофту. Юнги прищурился, узнавая в этом дрожащем омеге того парня, которого видел в туалете пару тройку дней назад. Как человек, не заинтересованный в школьных разборках, он не понимал, почему именно этот парень стал объектом насмешек. Милые пухлые пальчики вцепились в собственный поднос, чудесные густые волосы, которые тогда выглядели, как сосульки, сейчас красиво зачесаны назад, а толстая, но стильная оправа абсолютно не портит омегу. — Это кто? — Спросил Юнги, обращаясь к друзьям, но не сводя взгляд с этого самого Чимина. — Одноклассник, — ответил Чонгук, отпивая банановое молоко из трубочки и откидываясь на жёсткую спинку пластикового стула. — Перешёл сюда в начале года, а через пару недель стал чмошником и аутсайдером. Он постоянно молчит, терпит издевки этих придурков и в любое свободное время читает. Странный, но не злой. Чимин стоял и багровел от злости, понимая, что его любимый свитер безвозвратно заляпан свекольным соком, который теперь вообще не отстираешь. На глаза наворачиваются слезы, но при них плакать нельзя, ведь только так ты показываешь свою слабость перед этими коршунами. Надо успокоиться. Это всего лишь вещь. Обычная вещь. Гордо подняв голову, при этом тряхнув волосами, Чимин проследовал за соседний столик и преспокойно сел, начиная открывать йогурт и всё остальное. Юнги был удивлён, как спокойно отреагировал парень, хотя было видно, как его потряхивает от накатившей обиды, и альфа на сто процентов был уверен, что если бы не очки, то он отчётливо увидел бы красные от слез глаза. — Эй! — К Паку снова подошёл какой-то длинноногий парниша и дал подзатыльник, а Юнги вновь удивился такой идиотской реакции. У этого ебанутого совсем гордости нет? — К тебе обращаюсь! Ты какого хрена к моему брату лезешь? — А какого хрена ты лезешь ко мне? Ответ Пака удивил всю столовую, в которой мгновенно повисло напряженное молчание, не предвещающее ничего хорошего.