С мыслями о тебе

Юнги вошёл в церемониальный зал, останавливаясь в дверях. На нём был длинный халат в пол красного цвета, покрытый красочными узорами и завитками, красиво исчезающими в складках одежды, прошитой золотой нитью. Он красивым шлейфом струился по полу, тихо шурша из-за особенности ткани. Инсон смотрел на сына и видел в нём будущего наследника, который, скорее всего, превзойдет самого отца. Альфа видел в сыне ту твердость, жёсткость, какой не было у него в его возрасте. Внезапная тишина и громкий звук гонга заставили подняться всех присутствующих и поклониться под девяносто градусов. Юнги мигом окинул зал взглядом и остановился на горящих глазах Чимина, который губами прошептал, что он рядом. Мин расслабился и медленно, как подобается, прошёл по длинной дорожке прямо к церемониальной стойке, где стоял его отец, а рядом, на коленях сидел Пак, одетый в белую рубашку и напоминающий ангела, который забрел случайно в ад. Невинный, добрый, тот, на ком начинался и заканчивался мир альфы. Ладошки вспотели, выдавая волнение, в голове была пустота, а внимание сосредоточено только на том, чтобы показать, что он, Мин Юнги, достойный наследник клана. Джун сидел в первом ряду, и его распирала гордость за малыша Мина, который стал взрослым бесповоротно и окончательно. Серьёзный, хмурый, похожий на грозовую тучу, внимательно слушающий своего отца, который читал обязательную клятву, он вмиг как-то возмужал. Сидевший рядом Сокджин смотрел только на сына, от которого за километр несло запахом миновской ёлки, глаза же светились счастьем каждый раз, как он поднимал взгляд на истинного, а губы трогала лёгкая улыбка, которую он тщательно пытался скрыть. Чимин ребёнок, воспитанный не для такого общества. Ребёнок, который везде, в любом человеке, ищет позитивные стороны и верит в лучшее, каждый раз вселяя надежду, что всё будет хорошо. И вот сейчас, он сидит около Инсона, опустив голову и исподтишка поглядывая на жениха, которому было совершено не до омеги. Официальная часть церемонии закончилась и теперь же Юнги повели в отдельную комнату, где ему будут набивать татуировку в течение пяти дней с небольшими перерывами. Всё это время он должен был просидеть в комнате, не выходя за её пределы. Входить запрещали всем, а уж выходить тем более, ибо в клане Мин этот ритуал возвели чуть ли не к священным. Пак проводил обеспокоенным взглядом спину альфы и тяжело вздохнул, когда массивная дверь хлопнула. Пять дней без Юнги. Пять. Чимин недовольно выдохнул и направился за Инсоном, всё так же молча и тихо, будто тень. Честно, он был без понятия, какую сейчас ступень мафиозной иерархии занимает, поэтому вёл себя спокойно, старался не светится и пил таблетки, заглушая запах. — Ты чего грустишь? — Спросил Инсон, поворачивая голову в сторону Пака, попутно здороваясь с гостями, занявшими почти половину довольно-таки большого зала. — Я не понимаю, какой у меня статус в этом клане, — неуверенно ответил Чимин, смотря в пол и нервно теребя кольцо на пальце. — Это какое-то подвешенное состояние, которое подбешивает. Юнги говорит не ходить одному по дому, потому что якобы на меня могут наброситься какие-то ваши альфы, но при этом я сижу рядом с вами, слушая, как Юнги приносит клятву. Я тут как содержанка с непонятным будущим. — Хах, — ухмыльнулся Инсон и дернул головой вбок. «Привычка, как у Чонгука», — подумал Чимин, кажется понимая откуда младший переманил это. — Мы сможем объявить о вашей помолвке только после того, как у Юнги появится клеймо. — Клеймо? — Иначе это не назвать, — Инсон был очень приятным мужчиной, только взгляд его и манера речи гипнотизировали, а сам он был спокойным как удав, отчего самому становилось легче. — Вы так и не объяснили мне мои права в этом доме. Что я имею право делать в отсутствие Юнги? — А ты всегда такой серьёзный? — Спросил Инсон, изгибая бровь и мягко ухмыляясь, словно бросая малышу Паку вызов. — Только с теми людьми, с которыми нужно быть серьёзным, — Чимин держался, пытался держаться, чтобы не разреветься прямо здесь от понимания своей беспомощности. Вот он, мир, в котором он будет выживать без Юнги. Вот он, мир, в котором он будет жить. Каждый второй здесь опасный человек, возможно обладающий огромными суммами денег, а возможно, что высокооплачиваемый киллер, или того хуже — сутенер, не имеющего никаких норм морали. — Сколько здесь добропорядочных? — А ты думаешь, что они остались? Чимин ничего не ответил, лишь коротко улыбнулся альфе, слабо кивнув головой, и удалился. Плавно покачивая бедрами, он шёл в сторону папы, который кокетничал с одним суровым альфой, рукава рубашки которого были закатаны по локоть и открывали вид на замысловатые татуировки, усыпавшие одно предплечье. Джину было комфортно с Намом, будто тот мог защитить его от всех этих косых омежьих взглядов, создавая вокруг него своего рода щит; рядом с альфой спокойно дышалось и хотелось улыбаться, шутить, каждый раз видя его очаровательную ямочку на щеке. — Познакомишь?

***

Тэхён жил у Чонгука уже чуть больше месяца, а отец ни разу даже не позвонил. Возможно, что оно и к лучшему, поэтому, забросив дурные мысли куда-то в мозговую мусорку, он взъерошил пепельные волосы руками, недовольно рыкнув. Течка скоро, а это предтечное состояние полный ад. Жрешь, как не в себе, психуешь, а малыш Чонгуки готов пристрелить его на месте, когда тот в очередной раз ебёт мозг по поводу и без. — Зайца, — тянет Тэхён и подходит к работающему, кладя руки на плечи Чонгука и чмокая того в щеку. — М-м? — Тянет альфа, не отвлекаясь от ноутбука и хмурясь, когда палец ударяет не по той клавише. — Отошёл от своих психов? — Ну чего ты сразу? — Тэхён загадочно улыбается и играет с мягкими волосами Чона. — Чего тебе надо? — Тебя. Чонгук ухмыляется и изящным движением руки закрывает ноутбук, оттопыривая пальчик, и разворачивается к Тэхёну, обнимая его за талию и утыкаясь лицом в плоский живот. Он пахнет так приятно, сумасшедше, так безумно, что хочется укрыться в этом аромате от всех проблем. Такой желанный, любимый малыш Тэхён-и. Гук улыбается и сильнее прижимает к себе хрупкое тело омеги, а потом вздрагивает, когда чувствует, как волосы начинают гладить, причём так нежно, что хочется раствориться в этих ощущениях. Прошло каких-то несколько лет с тех пор, как альфа попал в клан Юнги, и он давно потерял свою человечность, а может её и вовсе не было, но рядом с этим человеком, тёплым и нежным, казалось, что всё доброе расцветает внутри. Только на первый взгляд казалось, что Тэхён колючий, но, когда они оказались в квартире Гука, он стал каким-то домашним, уютным и нежным, встречая каждый день объятиями и лёгким поцелуем в щеку. — Мой, — выдыхает Чон, обжигая живот Кима горячим воздухом. Он расстегивает клетчатую фланелевую рубашку, аккуратно перебирая пуговки в пальцах и потихоньку обнажая загорелую кожу; она тихо спадает с покатых плеч Тэхёна, оставляя его в одних трениках, из-под которых выглядывает резинка нижнего белья. Пресс у Кима чётко очерченный, словно у статуи, но очень слабо заметный, руки тонкие, а пальцы длинные. Гук оставляет лёгкий поцелуй чуть ниже пупка и чувствует, как напрягается Тэхён, кладя холодные руки на плечи альфы. — Здесь, — он целует тазовую выпирающую косточку, — и здесь, — обводит языком вокруг пупка, оставляя рядом яркий засос. — Гуки, — Тэхён шепчет его имя словно в бреду, закусывая губу и жмуря глаза. Табун мурашек пробегает по спине от одних только прикосновений этих горячих рук, тёплых губ и ощущения горячего дыхания на коже. Желание и любовь к Чонгуку безграничны. — Ты мой, — альфа резко сжимает худосочные ягодицы Кима, раздвигая их в стороны, а потом мягко мнёт, будто извиняется. Смазки настолько много, что на серых штанах омеги образовалось тёмное и мокрое пятно. Тэхёну стыдно, а Чонгук судорожно выдыхает, чувствуя как пальцы внезапно становятся мокрыми. — Господи, — он резко поднимается со стула и кладет его на диван, рвано целуя, иногда не попадая в цель, а потом рычит, когда ремень на брюках не поддается. Тэхён отодвигает рукой Чонгука, не разрывая с ним контакта и видя, как в его чёрных глазах кипит злость и желание овладеть омегой. «Не отводи взгляд», — шепчет он, снимая с себя всю домашнюю одежду и откидывая её кончиком ноги куда-то в сторону. Он нагой. Тэхён полностью обнаженный лежит перед альфой, хищно улыбаясь и расставив ноги в разные стороны, а потом обхватывает рукой возбужденный член и начинает делать поступательные движения, смотря как на такое реагирует Чонгук, у которого в голове только одно: «Тэхён охуенно дрочит». И это было бы полбеды, если бы Ким не развернулся к Чонгуку спиной и, красиво прогнувшись, оттопырил задницу. Альфа сглотнул и снял с себя футболку, кидая её куда-то в угол комнаты. — Я хочу это видеть, — шепчет он, ложась на спину Тэ и чувствуя, как тот напрягся и улыбнулся. Чон отстранился и начал разглядывать спину омеги, покрытую россыпью родинок, а на плечах проглядывали бледные веснушки, придававшие этому созданию ещё более милый вид. Задница Тэ всегда приковывала взгляды, хоть и не была, как у Чимина. Мягкая кожа, по которой Гук нежно провёл ладонью, с ровным загаром, так и призывала к неприличным действиям. Звонкий шлепок по ягодице и Ким прогибается ещё больше, пытаясь сдержать блаженный стон, смешанный с болью и вожделением. Чонгук знал, что он не первый у его омеги, но тот не становился менее желанным и любимым, а в планах было стать последним и единственным. — Гуки… — Что, радость моя? — Спросил альфа, поглаживая место удара. — Пожалуйста… — Ну уж нет. Ты мне сам покажешь, как это делать. Чонгук поднял бедра Тэхёна ещё выше, открывая себе вид на все прелести любимого человека. Это не казалось каким-то постыдным или противным, наоборот, это ещё больше распаляло и дразнило. Альфа был уже слишком возбужден, но отказываться от такого зрелища ой как не хотел. Он видел, как Тэ уже вовсю течёт, разнося свой аромат по всей комнате, а смазка прозрачной и вязкой жидкостью стекает по бедрам, пачкая диван, но сейчас как-то не до этого. Ким ввёл в себя два пальца и тихо простонал, кусая зубами подушку. — Давай, Тэтэ, не мучай себя, — Тэхён начал медленно двигать пальцами, раздвигая их на манер ножниц. Потихоньку разрабатывая анус, омега уже ловил кайф и непроизвольно поджимал пальчики на ногах, чувствуя какое-то странное возбуждение от того, что прямо сейчас Чонгук смотрит, как он делает такие вещи. — Оставь в таком положении. Тэхён развел два пальца в стороны и оставил в таком положении. Внезапно что-то скользкое скользнуло внутрь и Ким, не содержавшись, громко простонал: «Чонгук!», чувствуя что ноги расходятся в стороны. Чон чувствовал вкус смазки омеги на языке и в голове отметил, что он совсем не неприятный, даже наоборот, сладкий что ли, и лишь сильнее проник языком внутрь, выбивая из Тэхёна очередной пошлый стон. Ноги трясло, он уже держался только благодаря Гуку, поддерживающему его тело. — Давай уже! — Выдохнул Тэхён, когда почувствовал, как раздражающе альфа кончиком языка обводит колечко мышц, дратуя и заставляя омегу бедрами податься назад. Альфа шустро расправился со всей мешающей одеждой и, развернув Тэхёна лицом к себе, лёг на него, подминая податливое тело. В глазах омеги не было никакого намёка на то, что он соображает, что сейчас делает, было лишь желание почувствовать Чонгука в себе, а всё остальное — потом. Первый толчок и у него искры из глаз, потому что приятно, потому что желание дикое, потому что Чонгук. Альфа даже не даёт ему привыкнуть к ощущениям, лишь ускоряет темп, поднимая ноги Тэ и придерживая их под коленками, для более лучшего угла, для более удачной позы. В комнате уже всё пропитано терпким запахом потных тел, воздух сотрясается от каждого шлепка, а стоны заполнили всё помещение. Чонгук закинул ноги Тэ себе на плечи и был безумно рад его пластичности. Коленки находились практически на уровне ушей омеги, а сосредоточенный взгляд альфы прибивал к кровати, лишая всякого шанса на спасение. Чон взял дикий темп, будто озверевший вбиваясь в тело Кима, шептал, словно в бреду, как он любит его. Тэхён отвернул голову в сторону и закусил костяшку руки. Смущающе. Слишком смущающе. Первый к разрядке пришёл он, обмякая под напором Чонгука и наблюдая за тем, как он начал замедляться, прикрывая глаза и опуская одну ногу омеги. Несколько движений и Тэхён чувствует, как что-то горячее разливается внутри, обжигая стенки и разнося по телу приятное тепло. Чонгук аккуратно выходит и ложится рядом с Тэ, сгребая его в охапку. Волосы прилипли ко лбу, на губах застыла блаженная улыбка, а в глазах столько нежности, что хочется тонуть. Альфа любит в нём всё, абсолютно всё. Его мягкие волосы, тонкие и длинные пальцы, родинки, разные глаза, один из которых с двойным веком, а второе с одинарным, и это настолько мило, что Гук давит лыбу, а Тэ не понимает, что происходит. — Тебя накрыло? — Спрашивает он, хмуря брови и смотря на Чона. — Да, — улыбается тот ещё шире, — я люблю тебя, Тэтэ. Безумно люблю. Тэхён прижимается к широкому горячему телу альфы и целует его в грудину, тихо шепча:«Я тоже».

***

Юнги ложится на кровать и болезненно стонет, ощущая, как спина неистово болит...