Сродни одержимости

      ***       Осень в этом году была на удивление теплая, если не сказать жаркая. Оливер рассеянно рассматривает грузные белые облака, валяясь под большим дубом. Учеба еще не успела толком начаться, а Перси уже нудит над учебниками, сидя рядом с ним в высокой траве. После обеда отменили уроки, и парни выбрались к озеру немного погреться.       Оливер все лето летал, строил планы, схемы атак и разрабатывал тактику, а когда вернулся в Хогвартс, окунулся в странную, даже немного дикую для него, апатию. Нет, все, вроде бы, осталось по-прежнему, вот только играть и летать теперь хотелось чуточку меньше. Может быть из-за слизеринцев — они, как обычно, ведут себя слишком нагло. Может быть из-за наступающей осени, хотя он и не может пожаловаться на сезонную рефлексию. А может быть дело в одном конкретном человеке…       Он рассматривает густые заросли Запретного леса на другом берегу озера, вдыхает плотный, терпкий запах трав и листвы и все никак не сможет взять себя в руки. Встать, свободно расправить плечи и упрямо взглянуть вперед. Хочется еще немного полежать вот тут, понудить вместе с Перси и дождаться, наконец, когда желание полета вернется, и мышцы начнет приятно тянуть в предвкушении. Чертовых слизеринцев он выкинет из головы и завтра же пойдет к Макгонагалл с расписанием тренировок. Пусть делают, что хотят, но они начнут в ближайшее время.       Когда появилась эта «квиддичная» зависимость, он и сам не знал. Поначалу фанатеть было легко и интересно, но с каждым годом увлечение все больше покоряло сердце. И постепенно приходило понимание, что к этой любви прилагаются еще и серьезные испытания на выдержку, ум, логику и, особенно, силу воли. И учиться, и тренироваться, и играть было тяжело. Но это была приятная нагрузка. Даже когда их команда проигрывала, он вместе с болью чувствовал удовлетворение: он выложился на все 100, он сделал все, что мог и умел, даже если этого было недостаточно, но он ни разу не опустил руки. А это значит, что он может еще, может лучше и больше. И он шел и делал: тренировался до седьмого пота, гонял команду, составлял схемы, и все больше и больше погружался в это сумасшествие. А когда понял, насколько увяз, то уже не мог и не хотел что-то менять. Квиддич стал для него всем.       Спина затекает, и какой-то вылезший не к месту корень тычется в больное ребро. Оливер немного меняет позу, устраиваясь боком, и выхватывает сонным взглядом левую коленку Перси. По ней ползет маленькая ярко-салатовая гусеница. Он протягивает к ней указательный палец, и она охотно продолжает свое путешествие по его ногтю.       — Львиный прайд на отдыхе? — слышится за спиной глумливый голос, и Оливер недовольно оборачивается. — Какая пасторальная картина.       — Зависть — плохое чувство, Монтегю, — ехидничает Оливер в ответ. — Будь добр, выгуливать своего тролля подальше, чтобы эту самую картину не испортить.       — Я щас кому-то рожу испорчу, — рычит на это Флинт и тянется к подобравшемуся Вуду.       — Опять за старое, — недовольно бурчит Перси, проснувшись. Он неторопливо поднимается и подхватывает учебники. — Оливер, я пошел.       — Катись колбаской, — вяло кивает Монтегю, так как Вуд и Флинт уже ни на что не обращают внимания, сцепившись намертво, катаясь по траве и дубася друг друга. — Голубки, вы бы постеснялись при всех-то.       — Чего?! — в два голоса рявкают они, на миг переводя взгляд на Грэхема, и тот устало зевает.       — Того самого, — он разворачивается к замку.       Скучно, скучно. Вылазка на окраину Запретного леса прошла почти безрезультатно. Никаких ягод они не нашли, хотя Хагрид распинался о них направо и налево. Видать, перепутал что-то. Но зато Грэхем поймал еще одну бабочку в свою коллекцию.       — Потопали, Марк, мне еще обход делать, — он рассеянно крутит значок старосты, прицепленный к нагрудному карману рубашки. — Потом его добьешь.       — Вот-вот, проваливай, троллина, — бурчит Оливер, и тут же получает хук слева, а Флинт удовлетворенно разворачивается следом за другом.       — Чертов псих, — негодует гриффиндорец, пытаясь убрать с рубашки пятна крови. Этот придурок опять расквасил ему нос. Но он тоже неплохо залепил ему под глаз — синяк будет. Жаль, Перси со своими знаниями всех нужных юным горячим подросткам заклинаний уже ушел.       — Не скучай, Бэмби, — рыкает Флинт и догоняет Монтегю.       А Вуд в остервенении сжимает кулаки. Бэмби, чертов олененок Бэмби! Как смешно! С чего вдруг тот дал ему это прозвище? За красивые глаза, не иначе. И за гибкое, ловкое тело. Олень, блин! А его самого иначе, как троллем и не назовешь. Тупой, бешеный псих без тормозов.       Монтегю слушает отдаленные чертыхания и уже привычно поражается. Эти двое вводили его в ступор. Со своим, почти болезненным, пристрастием к квиддичу они были готовы разорвать соперника даже вне поля. И с каждым годом противостояние только ожесточалось. А может быть, квиддич — не единственная причина? Он флегматично размышляет над этим, разглядывая наливающийся синим заплывший глаз Флинта, идущего рядом. Как бы ни было, но, Мерлин свидетель, ни к чему хорошему это не приведет.              ***       Эти стычки стали обыденностью. Ритуалом, который курсы перенимали друг у друга каждый год. Все обучение проходило под эгидой соперничества и взаимной неприязни. Но для Оливера они стали какими-то сугубо персонифицированными. Все из-за Маркуса Флинта, будь он неладен. Они не только играли друг против друга, а как будто боролись не на жизнь, а на смерть. Но вместе с тем, где-то глубоко-глубоко внутри, признавали силу и умения соперника. Даже когда Слизерин праздновал очередную победу, и на лице Флинта расползалась самая мерзкая и противная ухмылка, Оливер знал, что победа досталась тому самой нелегкой ценой. И Маркус это тоже знал. Даже когда они играли грубо, нечестно и откровенно бездарно, они не теряли целеустремленности и всегда добивались своего. И это знал Оливер. И это не давало ему сдаться, заставляя ночи напролет зависать над книжками по квиддичу и загонять команду при любом удобном случае.       Слизеринцы же как будто делали им одолжение, каждый раз выходя на поле. И выигрывали, используя самые мерзкие ходы. Ударить противника побольнее, наполнить его сердце разочарованием и горечью. Чем не достойная цель? Флинту она более чем нравилась. Особенно, когда побежденная команда уходила в раздевалку, и их капитан шел последним, опустив голову в почти что отчаянии. О, оно определенно того стоило. Монтегю мог сколько угодно смеяться над ним по этому поводу, но он не собирался проигрывать этому хиляку с большими карими глазами, как у мелкого рогатого.       Но Грэхем не просто смеялся. Наблюдая за таким яростным противостоянием, он все больше и больше убеждался, что такое крепкое и сильное чувство не только взаимно, но и будет разделено. Пару лет он просто развлекался, участвуя во всех этих стычках и конфликтах. А с приходом в команду гениального Поттера, взаимная ненависть вышла на новый виток, и он предпочел отступить, наблюдая и оценивая ситуацию. Здесь, возможно, стоит действовать более тонко и брать гриффиндорцев не только грубой силой и напором, но и хитростью. А еще взять в расчет гормональную бурю пубертатного периода, когда душевые все чаще и чаще заняты, а неудовлетворенное желание выливается в усиленные тренировки. У него складывается впечатление, что Флинт, раз за разом выбивая пыль из гриффиндорского капитана, волей-неволей, неосознанно подводит Вуда к иному воплощению их страстной ненависти. Наблюдая эти валяния в траве и удары в полсилы, он начинает подозревать, что еще немного и возня превратится в объятия, а укусы — в поцелуи. И насмешка не заставляет себя ждать. Ему даже завидно в какой-то момент, если он не ошибся с перспективой. И он даже высказывает это предположение вслух, на обратном пути к замку. На что тут же получает болезненный тычок в бок.       — Следи за словами, Грэх, — возмущается Маркус, но как-то уж слишком деланно. — Сдался он мне…       — О, так не этого Вуда ты зовешь по ночам, а какого-то другого? — подкалывает его Монтегю.       — Врешь ты все, — Флинт и злится и пугается такого заявления — а вдруг правда?       — Естественно, вру, — смеется тот. — Ведь я и так видел, как ты на него дрочишь.       За что получает еще один тычок.       — За собой следи, извращенец. Можно подумать ты святой со своими то Уизли, то Блетчли.       — Ну, что поделаешь? Нравятся мне рыжие, — хихикает Монтегю, а сам внутренне удивляется — заметил все-таки.       А ведь он ни словом, ни делом никогда даже не намекал, а Марк все равно увидел его заинтересованность и сделал правильные выводы. Те, кто считают его тупым и недалеким, сильно ошибаются. Все это — фикция, пыль в глаза. Весьма удобная в большинстве случаев.       — Хотя, знаешь, сама идейка неплоха, — вдруг выдает Флинт, и Грэхем от удивления даже сбивается с шага.       — Которая?       — Сблизиться с гриффиндорцами, втереться в доверие, выведать секреты и дезориентировать их на матче, — рассказывает он, и Монтегю злорадно усмехается.       — Правда думаешь, что это сработает? Прости друг, но тебе навряд ли удастся кого-либо из них охмурить с твоим-то характером и внешностью, — сомневается он.       — О, я знаю человека, который мне не откажет, — ухмыляется Флинт, и Грэх понимает, что — вот та хитрость и тайный план, которые добавят красоты и интриги в их последующие отношения. И он с удовольствием в этом поучаствует.              ***       — Ненавижу зеленый горошек, — бухтит Рон, ковыряясь вилкой в рагу.       — Так не ешь, — предлагает Гарри, и тут же к ним цепляется проходящий мимо Малфой со своей свитой.       — Что, Потти, учишь Уизела уму-разуму? — ерничает он, и в ответ Рон тут же вскакивает с места.       — Да я тебе сейчас…       Над ним сразу же нависает Крэббо-Гойловская туча, но он не теряется, а пихает одного в сторону, другому отдавливает ногу. Малфой бросается к Гарри, и тот защищается, пиная его под коленку. Начинается бурная возня, и старшие курсы подтягиваются, чтобы их успокоить.       — Гарри, прекрати, — пытается остановить его Вуд, оказавшись ближе всех.       В одной руке у него смятая бумажка, исписанная линиями и стрелками, в другой — стакан томатного сока. И, конечно же, в порыве, он про него забывает, дергает рукой, и подошедшие Монтегю и Флинт оказываются облиты. Маркус сатанеет в момент, кидаясь на Вуда. Младшие поддерживают их нестройным хором и продолжают возиться. Грэхем очищает мантию заклинанием и отходит в сторонку, флегматично наблюдая за кучей дерущихся. И только строгий голос Макгонагалл приводит всех в чувство.       — Немедленно прекратите, — тела застывают, а потом неохотно отрываются друг от друга.       — Это Поттер начал, — тут же врет Драко, на это гриффиндорцы отвечают возмущенными возгласами.       — А вы поддержали, я смотрю, мистер Малфой, — сурово продолжает декан. — С обоих факультетов по 20 баллов.       Она обращает холодный взгляд на Вуда и Флинта.       — А вы, как старшие, должны были остановить потасовку, а не вступать в нее. После уроков — в мой кабинет на отработку, — непреклонно говорит она. — Мистер Монтегю, вас это тоже касается.       — Но…       — В профилактических целях, — заканчивает она и уходит за преподавательский стол.       Спорщики разбредаются по своим местам, сердито посматривая друг на друга. Но наказание — есть наказание.       — Все из-за твоего гороха, Рон, — сердито подводит итог Гермиона.       — Это все из-за Малфоя, — взрывается тот.       — Да тише вы, а то опять попадет, — злится Гарри, и они, наконец, притихают, ожесточенно поглядывая на слизеринский стол.       Там тоже идет недовольная перепалка. Малфой пытается скрыть ехидное удовольствие, а Флинт по привычке переругивается с Монтегю.       — А у меня, между прочим, были планы, — сетует тот.       — У меня тоже — начистить ему морду еще раз, — злобно фыркает Маркус.       — Как думаешь, что за отработку придумает кошатница? — устало спрашивает Монтегю, но Флинт сейчас вряд ли беспокоится об этом.       — Да плевать, — отмахивается тот.       Прямо сейчас все его внимание сосредоточено на гриффиндорском капитане. Кончик языка Вуда скользит по губам, слизывая кровь с царапины, и он ловит себя на том, что не может оторвать от него взгляд.       После уроков они втроем оказываются у кабинета Трансфигурации почти одновременно. Попытались было потолкаться в дверях, но Макгонагалл их быстро остановила. Они рассаживаются за парты, и она осуждающе вздыхает.       — Ваша отработка будет заключаться в эссе. Как минимум на пять пергаментов длиной. Я прекрасно осведомлена о том, что вы двое, — она указывает на Вуда и Флинта, — обожаете квиддич. А вот почему обожаете, вы мне и напишите. Мистер Монтегю, вы можете писать о чем-то другом, что любите, вместо квиддича.       Они потрясенно молчат несколько секунд, а потом Монтегю сдавленно прыскает в кулак. Ну и меры наказания у старой кошки. Капитаны кидают на него злобный взгляд, а Макгонагалл выразительно молчит.       — Приступайте.       Она садится проверять работы пятикурсников, а они склоняются над пергаментами. А ведь это та еще задачка: пять пергаментов — не два и не три. Но стоит только начать, как писанина затягивает. Монтегю пишет о бабочках. Не то, чтобы они были такой уж страстью, но квиддич на их фоне почему-то проигрывает. Однажды на каникулах, пару лет назад, четырехлетний кузен заставил его немало часов провести в саду, отлавливая живых прелестниц. Ребенок, конечно же, мало что в них понимал, но Грэхем проникся. Без фанатизма, но с определенной долей восхищения и любования чем-то мимолетно и незабываемо прекрасным. Как морозный ранний закат или первая гроза. Это, пожалуй, был его единственный «грешок» на поприще сентиментальности, к которому он не относился со скепсисом.       Они корпели чуть больше двух часов. Монтегю даже закончил раньше, дожидаясь Флинта и проверяя ошибки. А Флинт с Вудом опять-таки проявили синхронность, одновременно подорвавшись к преподавательскому столу. Макгонагалл приняла работы, проверила наличие всех пяти листов, вернула обратно и серьезно воззрилась на троицу.       — Мистер Вуд, мистер Флинт, а теперь обменяйтесь…       — Кольцами, — задушено хихикает Монтегю, и опять получает злобные взгляды.       — Работами, — давит декан. — Я надеюсь, это поможет вам лучше понять друг друга и прекратить эти бессмысленные драки. В противном случае, если подобное повторится, я отстраню вас обоих не только от тренировок, но и от игр. Будьте уверены, это в моих силах. А вашу работу, мистер Монтегю, в следующий раз я прочту перед всем потоком. Быть может, это заставит вас перестать быть таким легкомысленным. Теперь можете быть свободны.       Они выходят из кабинета, и Вуд торопливо исчезает.       — Держу пари, там бред полнейший, — хмыкает Маркус, смотря ему вслед.       — Держу пари, Вуд подумал то же самое, — смеется Грэхем.       — А о чем ты писал? — интересуется тот.       — Не скажу, — отмахивается он. — Зная вас — все тайное скоро станет явным, так что пусть будет сюрприз. Что будешь делать, когда тебя отстранят? Она ведь не шутила.       — Не отстранят, — протестует Флинт. — Стоит только не попадаться на глаза и дело с концом.       Монтегю лишь усмехается на это. Старая кошка и не подозревает, что дала им козыри в руки, раскрыла их друг перед другом, и теперь у них найдется еще больше причин для издевательств. Или это был некий тонкий расчет? И она действительно надеялась, что они поймут друг друга и сделают шаг к примирению? Кто знает? В их случае не угадаешь.       — Дашь потом почитать? — улыбается он.       — Да я всю команду заставлю выучить наизусть, — предвкушающе обещает Флинт. — И только попробуйте не воспользоваться этим.              ***       «Летать для меня как дышать. Я хочу есть, и я ем, хочу спать — сплю. Хочу летать, и иду на поле. Это естественно. В игре правила не меняются, но каждый раз она — разная. Как новый день, не похожий на вчерашний. Я живу ею…»       Оливер сосредоточенно вылавливает каждое слово. Они выплавляются у него в мозгу индийской мантрой, которую он теперь будет читать каждое утро вместо молитвы. Какой, к черту, индуизм, когда тут такие откровения? Мерлин, он и не знал, что Флинт такой. Ему не важен сейчас слог, ошибки и художественные сравнения. Он читает между строк и видит душу, настолько же увлеченную квиддичем, как и у него. Это не просто игровое соперничество или противостояние факультетов. Они как будто столкнулись сердцем, и Вуд понимает, что больше никогда уже не сможет смотреть на Флинта по-прежнему. Черт, черт, черт… Он не просто не сможет, он не захочет. Теперь, когда он знает, каков тот на самом деле. В десятый раз перечитывая криво исписанные пергаменты, он ловит себя на мысли, что было бы, если… Если бы они были на одном факультете — они бы были непобедимы! Или, если бы были не в Гриффиндоре и Слизерине, — их противостояние было бы только в игре, и они могли бы не ненавидеть друг друга за пределами поля. Возможно, они могли бы даже общаться. Нет, не дружить, но просто хоть раз спокойно поговорить и выяснить, наконец, что же мешает им нормально сосуществовать. Оливер тешит себя надеждой и одновременно пугается подобных мыслей. Если даже сейчас они не хотят ничего сделать со своим противоборством, какой смысл гадать на неизвестное? Даже несмотря на то, что он сидит сейчас на Прорицании.       — Я вижу над тобой ужасную беду, — Трелони изменяет своей привычке и на этот раз зависает не только над Поттером. — Смерть принесет тебе…       Ее голос пропадает под дружными смешками однокурсников, а Оливер вздрагивает. Он не верит во всю эту чушь с предсказаниями. По крайней мере, не от Трелони. Гораздо более дурной знак он видит в ехидничающих и довольно на него посматривающих слизеринцах, выходящих с Зелий. От Снейпа даже любимый курс улыбающимся не выходит, так что сомневаться не приходится: Флинт наверняка уже понаделал копий его эссе и раздал всем желающим. И, конечно же, вечером на тренировке они не могут пройти мимо гриффиндорцев спокойно.       — «Ах, если бы вы только знали, как я люблю квиддич!» — начинается с задних рядов.       — «Нет ничего лучше свиста ветра в волосах и синего неба над головой», — противными голосами подхватывает середина.       — «Квиддич — это моя жизнь», — ехидничают впередиидущие, и гриффиндорцы в недоумении застывают.       — Чего это они? — удивляется Алисия, придерживая Вуда за рукав.       — Чтоб я знал, — отнекивается тот, стараясь не краснеть.       — Ну, что, «вратарь всех времен и народов», — подначивает Флинт, останавливаясь вплотную напротив Оливера. — Следующую игру ты нам тоже сольешь? Ведь «никакими усилиями и тренировками не достичь высот без должной страсти и любви к этой игре».       Вуд звереет и накидывается на него, но обе команды их быстро растаскивают, завидя на горизонте мадам Хуч, контролирующую тренировки.       — Не думай, что тебе это сойдет с рук, тупой тролль, — шипит Оливер, поправляя измятую мантию.       — Правда думаешь, что этим нас запугаешь? — рычит в ответ Флинт, и Монтегю поспешно уводит его к раздевалкам.       — Оливер, что это сейчас было? — начинает Анджелина, и ее поддерживают близнецы.       — Кого это Флинт цитировал?       Вуд в ответ лишь машет рукой, мол, слизеринцы, как обычно, плюются ядом, и пытается отцепить застрявший ремешок защиты на руке. Команда рассредоточивается по полю, начиная разминку, а к Вуду подходит Спиннет.       — Лив, вы от этого сами еще не устали? — она отодвигает его руку и спокойно расстегивает пряжку с первого раза. — Что произошло?       — Не устали, как видишь, — грубит он и тут же поднимает руку в извиняющемся жесте. — Прости, он просто придурок.       — Придурком он был и вчера. Зачем так яростно реагировать? — она придирчиво перебирает прутья метлы и одновременно бросает на него заинтересованный взгляд. — Что между вами происходит? И почему он назвал тебя «вратарем всех времен и народов»?       Оливер вздыхает, решая рассказывать или нет. Алисия хоть и младше, но «свой в доску парень», они дружат с самого ее поступления, и он может доверить ей все, что угодно.       — Это из-за отработки Макгонагалл, — они заканчивают с наклонами и переходят к растяжке. — Она задала нам написать эссе о том, почему мы любим квиддич, и прочитать друг у друга.       — И почему тогда Фред и Джордж не кричат о том, как Флинт его любит? — улыбается она, и так уже зная ответ. Вуд — не такой человек. Даже в запале, он не рассказал бы при всех то, что узнал. Только — один на один. Он ведь честен до мозга костей. Хотя, женская интуиция подсказывает, что все может быть не так просто.       — Ну, не могу я так, Ал, — Вуд торопливо хватает метлу, заканчивая упражнения и стараясь уйти от неудобного разговора. — И не хочу опускаться до их уровня.       — А мне сдается, что не только поэтому, — она догоняет его, пристраиваясь рядом.       — Ничего подобного, — отнекивается Вуд.       — Может быть, — не настаивает она. — Но, Лив, ты всегда можешь с нами об этом поговорить. Или, хотя бы, со мной.       — Хорошо, как только буду знать, о чем говорить, — соглашается он, и они выходят на позиции, начиная тренировку.              ***       Неожиданный ливень застает его почти у самого замка. Вуд спешит к воротам под навес, забывая про водоотталкивающие чары. Торопливо отряхивается и не замечает Флинта, лениво рассматривающего капли дождя. Оливер врезается в него на полном ходу, и слизеринец тут же толкает его в ответ.       — Глаза разуй, дятел, — рычит Флинт, а Оливер переступает с ноги на ногу, потирая локоть.       — Не рассыплешься, тупой тролль, — язвит он в ответ и спешит убраться с места встречи.       — Что, дружки кинули тебя в выходной? — несется ехидное вслед, и он оборачивается, парируя.       — А твои, наконец, устали от твоей тупости?       — Я тебя урою, Вуд, — тут же дергается к нему Маркус, хватая за мантию и прижимая к стене.       — Устанешь, пока будешь рыть, и проиграешь нам с позорным счетом, — лениво отвечает Оливер, внезапно меняя озлобленность на скрытый интерес. После того эссе, он больше не может продолжать эти стычки. Хочется хоть раз спокойно поговорить. Или чтобы, вместо оскорблений, Флинт просто прошел мимо, не сказав ни слова.       — Не надейся, — Флинт отпускает его, настороженно разглядывая необычную реакцию.       Оливер отряхивает мантию и уходит во внутренний двор. А Флинт хмурится, размышляя. Какой-то странный сегодня гриф.       С того времени Вуд перестает на него реагировать. Нет, он так же огрызается и дерется, когда провоцируют, но сам никаких шагов не делает. Как будто Слизерин превратился из неодолимой команды в обычного соперника вроде Равенкло. И это злит Флинта больше всего. Ему хочется хорошей драки с выбитыми зубами, чтобы Вуд снова видел в нем врага, а не простого охотника.       — Ты по нему скучаешь, что ли? — смеется Монтегю.        Флинт, нагло развалившийся на кровати старосты, запускает в него учебником по гербологии.       — Да иди ты! — в сердцах взрывается он. — «Скучаю»! Этот гребанный гриф бесит меня до невозможности!       — Может быть, — кивает Грэхем, потирая ушибленную макушку. — А еще ты хранишь его эссе в прикроватной тумбочке как самое дорогое.       — Эту бредятину? — возмущается Маркус. — Да она у Малфоя где-то валялась.       — Ага, одна из копий. А оригинал? — не отстает Монтегю. — Ты скажи, если что, и ребята оставят твоего «олененка» в покое.       — Ты на что это намекаешь? — Флинт злится уже не на шутку, глядя, как тот смеется.       — Ни на что, — отвечает Монтегю. — Просто тебя, по всей видимости, тоже затягивает эта игра. Смотри не обожгись.       — Без тебя знаю, — фыркает он.       Игра игрой, но он не думал ни о чем таком. Грэх иногда бывает слишком мнителен и горазд выдумывать невесть что. Так что с предупреждениями он лезет напрасно. Та сентиментальная хрень, которую написал Вуд в эссе, вызвала у него только приступ безудержного смеха до икоты. Ничего компрометирующего или полезного про их команду там не было. А вздыхать о радости полетов он и сам может.       На встречах между тренировками они продолжают свои подначки и даже придумывают Вуду еще несколько обидных прозвищ, типа «Сопливого Квоффла» и «Капитана Нытика». Тот привычно огрызается, но слишком быстро теряет интерес к препирательствам. Это злит Маркуса еще больше и вынуждает идти на крайние меры.       Как-то раз они с Монтегю засекают Вуда после отбоя, засидевшимся в переходах между классами за «Квиддичным обозревателем». Подкарауливая у одной из вращающихся лестниц, Флинт достает палочку, и Монтегю тут же его останавливает, намекая, что вполне можно обойтись и снятыми баллами. Но Флинт лишь шипит на него, кидая простенькое толкающее заклинание в поднимающуюся спину. Журнал взлетает вверх, когда Вуд взмахивает руками и, потеряв равновесие, неуклюже падает вперед. Разбивает подбородок и колени в кровь и вывихивает правое запястье. Флинт кровожадно скалится, а Грэхем лишь качает головой. Слишком грубо. Да и в следующий раз Вуд может упасть не так удачно, и играть грифам придется без капитана. Флинт подлавливает Вуда еще несколько раз, и к Рождеству Монтегю уже всерьез опасается за жизнь Оливера и за разум Маркуса. Последний просто сходит с ума. Чем больше он напирает, тем глубже Вуд уходит в оборону. Легкий шепоток ползет по старшим курсам, но быстро теряет актуальность, сменяясь ежедневно пополняемыми пересудами о противостоянии Малфоя и Поттера. Вот кто не заботится ни о каких формальностях, смело вступая в каждый новый раунд. В конце концов, на Святочном балу, наблюдая за уверенным танцем Вуда и Спиннет, Грэхем не выдерживает. Говорить что-то Марку сейчас бесполезно, поэтому он решает действовать сам. Последний поход в Запретную секцию библиотеки подкинул ему весьма интересную идею насчет того, как можно попробовать «помирить» двух капитанов.       Обладая весьма привлекательной внешностью, Монтегю может приглашать кого угодно, не боясь отказа. И против одного из долговязых Уизли его харизма определенно может сработать. Он безошибочно определяет Фреда и направляется к их столу. Джордж — натурал, как донесла разведка, а вот второго близнеца можно будет попытаться смутить. Однако один только вид онемевших от шока гриффиндорцев уже стоил этой попытки. По залу прокатывается восхищенный вздох удивления, смех и даже присвист. Слизеринцы в ответ лишь фыркают, беззлобно ехидничая и заговорщицки улыбаясь. Мало у кого хватало смелости пригласить на танец человека своего пола. Особенно — на Балу. Да и подобные отношения обычно не афишировались, хотя — вполне принимались.       Удовлетворившись реакцией окружающих, Монтегю уверенно ведет рыжего на танцпол. Тот привычно скалится, заинтересованно рассматривая партнера. Определенно, кто-то что-то задумал.       — И к чему такая показуха? — заинтригованно спрашивает Фред. Ему на самом деле интересно. Он ждет подставы, но, чем черт не шутит, вдруг слизеринец сразу проговорится.       — Ну, не все же вам привлекать внимание, — Грэхем не скрывает коварную усмешку.       — Завидно?       — Еще бы, — смеется он. — А вообще, Уизли, дело есть. Весьма, так сказать, пикантное.       — А ты и вправду думаешь, что мы будем вести с вами дела? — притворно журит его Фред, про себя удивляясь. — Бедный, наивный слизень.       — Спасибо за комплимент, — Грэхем прижимает его сильнее, откидываясь вместе с ним в провокационном па. — Но я говорил не о «вас», а о тебе конкретно.       — Обо мне и о… тебе? — улыбка на губах гриффиндорца застывает, и Монтегю держится из последних сил, чтобы не засмеяться ему прямо в лицо.       — Именно. Только не в том смысле, в котором ты успел подумать. Ты мне, конечно, весьма и весьма интересен, но я не люблю рыжих, — лукавит он, продолжая следить за реакцией.       — Какая жалость, — Уизли собирается в момент, возвращая колкость и взгляд. Между ними возникает странное напряжение, запутавшееся в намеках. И, на миг пугаясь его, Фред все-таки решает продолжить эту игру. — Ну, так что за дело, Монтегю?       — О, тебе понравится, — обещает тот. — Макгонагалл собирается отстранить наших капитанов, если еще раз застукает за дракой.       — И в чем проблема? Это вы обычно лезете на рожон, — протестует Фред.       — Уж кто бы говорил, — фыркает Монтегю. — Сойдемся на том, что оба хороши.       Фред склоняет голову набок и с интересом смотрит на него. Сойтись? Он сейчас так шутит? Слизеринец бросает предупреждающий взгляд и продолжает.       — Так вот. Думаю, ты и сам прекрасно видишь, что ситуация накаляется. Так что такая нерадостная перспектива весьма вероятна. Поэтому предлагаю направить их энергию в более мирное русло.       — Ты сейчас так шутишь? Или вместо сока хлебнул огневиски и, в порыве гуманизма, говоришь вполне серьезно, хоть и неадекватно? — предполагает Фред, смотря на него, как на сумасшедшего: со смесью жалости и недоумения.       — Ни то, ни другое, — Монтегю спокойно улыбается, ожидая, когда до Уизли дойдет, параллельно наслаждаясь гибким телом в руках. Он лениво рассматривает веснушки на скулах, замечая, как у грифа краснеют кончики ушей. — Только если ты не пылаешь страстью к вашему капитану, конечно.       — Не той, — хихикает Фред и более-менее приходит в себя. — А тебе какой резон исполнять роль толстозадого Купидона?       — И опять, спасибо за комплимент, Уизли. Смотрю, моя персона весьма популярна в ваших рядах, раз речь пошла о моем заде, — Монтегю переиначивает и придирается к словам, флиртуя настолько нагло, что даже Уизли сразу не догадается.       — Ну, ничего себе у тебя самомнение, — восхищается Фред, но не дает сбить себя с толку.       — Всегда пожалуйста, — Грэхем обворожительно улыбается. — Но, как я тебе и сказал, меня волнует лишь высокая вероятность самой скучной игры за последние лет пять. Без Вуда Поттер вас и с двумя снитчами не вытянет.       — О, так ты высокого мнения об Оливере, — констатирует тот.       — Я не вижу смысла отрицать правду, — пожимает плечами слизеринец. Вальс сменяется более медленной композицией, и он немного отодвигается от партнера. — Да-да, ты не ослышался.       Он поднимает глаза к потолку, выражая свое недовольство недалекостью оппонента.       — Это вообще-то пугает, — объясняет Фред. — И чего ты хочешь от меня?       — Помощи, естественно, — отвечает Монтегю.       — Откуда мне знать, что это не ваш очередной заговор? — прищуривается тот.       — А мне может Нерушимую клятву дать, чтобы ты, наконец, перестал дрожать от страха? — выдержка дает трещину, и он торопливо прикусывает язык.       — Мы с тобой оба в командах, Монтегю. И ты сейчас говоришь о моем друге и капитане. И о своем вроде как друге и капитане. А цели преследуешь чисто слизеринские? Поднасрать и съебаться бочком? — Уизли тоже начинает злиться, и, сквозь застывшую на губах улыбку, злость эта выглядит очень внушительно.       — Да я и не отрицаю того факта, Уизли, что ты мне хрен поверишь без каких-либо гарантий, подтверждающих мои добрые намерения. Так что готов к обязательствам. Взаимным, — усмехается он, игнорируя его злость и выделяя последнее слово.       — Ага, ты на мне женишься, — фыркает Уизли, не веря.       — Я уже сказал, что ты не в моем вкусе. Ты нудный, Уизел, — подначивает Грэхем.       — А ты слишком самонадеян для слизеринца, Монтегю, — парирует тот и задумчиво кивает. — Но согласен обсудить «обязательства» позже, в приватной обстановке.       — Хорошо. И надеюсь, этот разговор не уйдет дальше одного Уизли, — предупреждает Грэхем.       — Смотря какого, нас много, — Фред показывает ему язык и разрывает объятия, возвращаясь к гриффиндорцам.       Монтегю идет к Маркусу, и к ним тут же неторопливо подтягиваются Пьюси и Боул. Только они начинают выспрашивать о причинах необычного поведения, как карман парадной мантии Грэхема взрывается с негромким хлопком, выбрасывая фонтан конфетти и обрывки этой самой мантии. Блестящие бумажки накрывают облаком их стол и всех присутствующих, а когда оседают, Монтегю может только захохотать, глядя на рассерженные лица слизеринцев.       — Вот ведь, паршивец!              ***       Выходку Монтегю и реакцию Фреда обсуждают еще неделю. Судачат в коридорах, оглядываются на рыжих и хихикают на уроках. Близнецы же лишь ослепительно улыбаются, но, судя по тому, что один из них довольно часто краснеет, вычислить Фреда довольно легко. Поэтому встречаются они только после выходных. Монтегю зажимает его в нише между вторым и третьим этажами после отбоя и шепчет в самые губы.       — Ты должен мне мантию, Уизли.       — Я — «бесприданница», милый. Так что, это ты будешь меня обеспечивать, — ехидничает Фред, продолжая флирт.       — Договорились, с моей стороны обязательства будут материальными, — тут же подхватывает слизеринец и отпускает его.       — Весьма и весьма, — предупреждает тот.       — Смотри, как бы ничего не лопнуло, — парирует Монтегю. — Тогда ты, в ответ, сходишь со мной кое-куда.       — Я же не в твоем вкусе, — подкалывает Уизли, внутренне подбираясь.       — Вкусы можно пересмотреть, а ты не обольщайся раньше времени, — осаживает его Монтегю.       У него на Уизли большие планы, и свидание с ним, хоть и не на последнем, но и не на первом месте. Пока. Надо еще понаблюдать за ним.       — Ты сейчас разбиваешь мне сердце, — притворно всхлипывает тот.       — Я тебя еще не видел голым, чтобы оценить «по достоинству», — улыбается он на эти кривляния. — Ну что, будешь слушать или мы так и будем танцевать вокруг да около?       — Буду, — хмыкает Фред, охотно заканчивая с любезностями.       Вообще, он посматривал на слизеринцев. В чисто физическом плане, потому что с морально-этическим были всем известные проблемы. Дурацкие предрассудки мешали, обычно, только младшим курсам, старшие же весьма терпимо относились к предвзятому отношению со всех четырех сторон. За известными исключениями. И, конечно же, он обращал внимание на Монтегю. Худощавый, достаточно жилистый, выше него почти на голову, темноволосый и вполне привлекательный юноша подкупал своей харизмой весьма скрытного, но приятного в общении человека. Да и в квиддиче тот был выше всяких похвал. Близнецы любили разыгрывать придуманные Вудом комбинации со свойственным им азартом и сами с удовольствием импровизировали, поэтому, когда на пути возникали охотники Слизерина, уйти от них было делом высшего пилотажа. Играть с Монтегю было интересно. А неожиданно прозвучавшее на Балу предложение было настолько интригующим, что Фред не смог отказать. Гриффиндорцы, конечно, были в шоке. Даже привычные к безумствам близнецов, они посчитали эту выходку чересчур безрассудной. Хоть и не осуждали, но предпочитали смотреть на это только сквозь призму чудаковатости рыжих. Единственным, кто поддержал его был, конечно же, Джордж. И, как ни странно, Оливер. С Джо все понятно: они, как одно целое, не могли не разделять общих взглядов на авантюры. А вот Вуд просто задумчиво посмотрел на Уизли и пожал плечами. Во Фреде, как в игроке, он был уверен, а вмешиваться в личную жизнь не собирался.       — Я сказал, что ты пригласил меня на свидание, — вспоминает Фред. — Это, наверное, самое правдоподобное объяснение, почему ты ко мне подошел.       — Я хотел предложить то же самое, — кивает Монтегю. — Фальшивые отношения будут прикрытием наших настоящих дел.       — И что же ты придумал? — ерничает тот.       — О, ничего такого, чего бы ты еще не делал, — Грэхем возвращает колкость и с интересом посматривает на рыжего. Черт, а ведь он красив. И рыжие ему действительно нравятся, как бы он ни открещивался. И эта близость сейчас будоражит кровь, путая мысли и сбивая дыхание. — Прогулку в Запретный лес.       — И всего-то? — Фред разочарованно надувает губы и вздыхает. Он ожидал большего. Слизерин действительно не умеет развлекаться.       — Дослушай, прежде чем делать выводы, — останавливает тот его. — Более чем уверен, что ты со своим братцем уже давно облазил всю Запретную секцию библиотеки вдоль и поперек. Но наверняка вы пропустили разделы с Гербологией и опасными видами растений.       — Мы прошлись «по верхам», — пожимает плечами Фред. — А ты нашел там что-то интересное?       — Нашел. Траву, помогающую в исполнении желаний, — кивает Монтегю.       — Угу, траву. В лесу. Замечательно, — фыркает Уизли и показушно зевает. — Не думал, что ты такой скучный, слизень. Видать, только на матче можешь выдать что-то полезное.       — Скучно не будет, — злится Монтегю. Это обидно, в конце-то концов, и он не думал, что пакостник Уизли будет таким ехидным занудой. — Ее сначала найти нужно. А чтобы она выполнила желание и вовсе приложить массу усилий. Мне казалось, что ты более импульсивен с таким-то характером.       — А я и не думал, что ты такой обидчивый. Сложно будет с тобой «встречаться», — прыскает в кулак Уизли, и Монтегю понимает, что тот просто издевается над ним, проверяя границы терпения и серьезность намерений.       — Учти это в следующий раз, — он окидывает его предупреждающим взглядом, на что Уизли лишь шире улыбается.       — Обязательно. Итак, трава. Расскажи подробнее.       Монтегю, немного подумав, вздыхает. Теперь уже нет смысла поворачивать назад, и остается только воплотить в жизнь его план. Эх, Флинт, если все пройдет удачно, то ты должен будешь им по гроб жизни.       — Трава эта имеет длинное название на латыни, что тебе, конечно же, ничего не скажет, но дословно что-то вроде «стань ближе к желаемому, всем сердцем». Тонкая, маленькая, растет у подножия старых сосен. Имеет голубоватый цвет.       — Сразу вопрос, Монтегю: где мы возьмем ее, когда на носу февраль? — Уизли досадливо фыркает. — Или будем высаживать в оранжерее Спраут?       — Ты меня слышал? Я говорил о Запретном лесе, — отвечает тот. — Мы ее там должны найти. И растет она в любое время года, если захотеть.       — «Захотеть», это как? — прищуривается рыжий.       — Узнаешь, если не будешь перебивать, — и Уизли торопливо кивает, обращаясь в слух. — Так вот. Нужно просто найти старые, оставшиеся с осени, побеги. Поливать их сладкой водой, а когда вырастут, сорвать и подложить нашим капитанам.       — Ага, в штаны, — опять ехидничает тот, и Монтегю взвивается.       — Ты нарываешься, Уизли? — он прижимает его к стене, с силой давя локтем на горло. — Если передумал, то не ссы сказать это прямо.       — Извини, правда, больше не буду, — сдавленно шепчет Фред. Кто же знал, что слизеринец только притворяется адекватным.       — Твой язык тебя погубит, Уизел, — Монтегю отпускает его, успокаиваясь.       — Может быть, — уже весело хмыкает Фред и опять подначивает. — Не думал, что ты любишь такие грубые «ласки».       — Грубыми они будут, когда будем изображать перед другими влюбленную парочку, — с садистским удовольствием обнадеживает его слизеринец.       — Звучит многообещающе, — не ведется Уизли и возвращается к прерванной теме. — И как эта трава работает?       — Обычно, ею пользуются для привлечения успеха в делах и предприятиях. Неважно в каких, в злых или добрых. Поэтому-то она и оказалась в Запретной секции. Ее отыскивают перед каким-нибудь праздником, чтобы получить определенный результат. Перед Новым годом — чтобы достичь успеха в наступающем будущем, на Хэллоуин — чтобы в доме был достаток и изобилие, ну и подобное. Хотя, я не думаю, что желание должно быть привязано к конкретному празднику, главное — примечательная дата. Возможно, это как-то связано с нумерологией, но нам не нужно настолько глубоко в это вникать.       — Перед праздником, говоришь? — задумывается Фред и бросает на него лукавый взгляд. — На горизонте День Святого Валентина. Ты что, хочешь их приворожить?       — Вот еще, — отнекивается Монтегю. — Где будет тогда наша хваленая честная игра? Они просто сольют друг другу матч. Нам важен сам посыл. И дата эта весьма подходящая. Мы должны пожелать им понимания, терпения и примирения. Если утрировать.       — То есть подружить, — подытоживает Фред.       — Ну, если можно это так назвать, — кивает тот. — Уже того, что они смогут нормально общаться будет достаточно, не думаешь?       — Было бы неплохо, — соглашается Уизли. — Ты сказал, ее нужно поливать?       — Да, каждую ночь за 17 дней до праздника.       — Получается, у нас осталось около пяти дней, чтобы ее найти?       — Именно.       — Хочешь начать прямо сейчас? — интересуется Фред.       — Ну ты же сказал, что пошел на свидание, так что рано тебя не ждут, — усмехается Монтегю. — А за мной, как за старостой, не следят.       — Ночью в Запретном лесу что-то искать? — сомневается Уизли и зябко поводит плечами.       — Что, неужели бесстрашный Гриффиндор чего-то боится в ночном лесу? — продолжает скалиться Грэхем. Он тоже может ехидничать по поводу и без.       — Конечно. Например, глаза в потемках выколоть, — Фред скептически смотрит на него.       — Есть такое заклинание, «люмос» называется…       — А есть и такое: «пинком-под-зад-из-школы-за-выход-в-Запретный-лес-после-отбоя». С «люмосом» нас поймают и свои из замка и, чего доброго, чужие из леса, — разъясняет он.       — А днем нас еще быстрее поймают, — не соглашается Монтегю. — Так что выбора нет. Скоро полнолуние, и в ближайшие дни снегопадов не обещали, поэтому вполне можно попытаться и без света.       Фред недолго размышляет над ситуацией, а потом все-таки кивает.       — Хорошо, пошли.       Они, крадучись, спускаются на первый этаж. Шаги старика Филча тихим эхом доносятся откуда-то с лестниц, и Фред поторапливает замешкавшегося слизеринца.       — В легкой мантии в лес пойдешь, чучело? — фыркает шепотом Монтегю и достает припрятанный заранее маленький сверток из тайника за доспехами.       Он увеличивает его в две темно-серых мантии без опознавательных нашивок и передает одну Уизли. Тот уже направляется к выходу во внутренний двор, когда Монтегю опять его останавливает.       — Ищем примерно часа два. Если что-то случится, друг друга не бросаем. Все-таки не развлекаться идем, — тихо и серьезно говорит он, заглядывая в глаза Фреда.       — Хорошо, — отвечает тот так же серьезно, а потом, конечно же, подкалывает. — Не волнуйся, милый, я тебя не брошу.       Монтегю отвешивает ему шутливый подзатыльник, и они, переругиваясь шепотом, вываливаются на морозный воздух.       Монтегю был прав: света прибывающей луны вполне достаточно, чтобы не запинаться на каждом шагу. Снег на легком морозе искрит и переливается острыми бликами, а гладь Черного озера, затянутого льдом, вообще мерцает как зеркало. Правда, в лесу это мало поможет.       Они спускаются к хижине Хагрида по его же тропинке, чтобы не оставлять следов, и быстро приближаются к чернеющей громадине. Опушка рядом с хижиной вытоптана детскими следами, да и неглубокий подлесок прорежен игрой в снежки и прятки. Они забирают от подлеска вправо, двигаясь вдоль берега озера.       — Думаешь, мы успеем обойти весь лес за пять дней? — негромко спрашивает Фред. Он не подает виду, но иногда боязливо оглядывается.       — Нам и не нужен весь лес, — так же тихо отвечает Монтегю. — Много сосен растет по берегу, так что пройдемся здесь. К тому же, я не самоубийца, чтобы лезть ночью в чащу, особенно, перед полнолунием.       — Трус.       — Прагматик.       — Эта подойдет?       — Нужна более старая, а, значит, выше и мощнее. Отойдем вглубь.       Подлесок достаточно молодой, и им приходится отходить все дальше и дальше, стараясь не терять из виду светящуюся равнину льда на озере.       — Эта?       — Вполне, — кивает Монтегю, останавливаясь у могучего ствола.       Они переводят дух, отряхивая низы мантий от налипшего снега. На берегу сугробов почти нет, и они достаточно свободно передвигались, но, чем дальше уходили от озера, тем больше зарывались в рыхлую белизну. А еще им обоим кажется, что в лесу холоднее, чем на открытом пространстве. Даже сквозь тепло от быстрого шага и форсирования снежных холмов, стылый холод чувствуется на порядок непривычнее заявленных минус десяти.       — Здесь только мох и иголки, — сокрушенно выдыхает Фред, окапывая ствол с одной стороны.       — Она должна расти почти на самом дереве у подножия, — объясняет Монтегю. — Посмотри соседнюю.       Они осматривают еще несколько деревьев, блуждая в темноте, пока Грэхем не прерывает поиски.       — На сегодня все, Уизли. Время, — он переминается с ноги на ногу и отряхивает мокрые перчатки.       — Не стану возражать, — бурчит рыжий.       — Отсюда идем прямо на берег. И постарайся запомнить место, где мы были и где выйдем, — инструктирует Грэхем.       — Я запомню, но по следам и так будет видно, где мы рылись, — фыркает тот.       — Всякое может быть, — серьезно отвечает Монтегю, про себя жалея, что не взял с собой какой-нибудь веревки или мелка, чтобы пометить осмотренные деревья. Колдовать здесь ночью он не решится ни за что.       Они так же быстро возвращаются на берег, и теперь легко идут по кромке леса. Дыхание вырывается облачком пара с губ, над головой — яркая гирлянда из звезд, под ногами скрипит снег. И все это настолько завораживающе отдает волшебством и холодной мистикой, что они невольно переглядываются.       — Признаюсь, это было самое необычное свидание, на котором я мог бы побывать, — хихикает Фред.       — Не зарекайся, — в тон ему отвечает Грэхем.       — Стесняюсь спросить, ты такой же затейник и в постели? — продолжает скалиться Уизли, и Монтегю тут же ехидно парирует.       — А ты сомневаешься и хочешь проверить? — это же Уизли — за словом в карман не полезет. С их хитростью, коварством и наглостью им нужно было в Слизерин поступать.       — Мерлин упаси, — отмахивается рыжий и продолжает веселиться.       — Много потерял, — отвечает Монтегю.       — Было бы чего, — парирует тот, когда они подходят к замку.       В коридоре Фред возвращает ему мантию и тут же зябко поеживается.       — Завтра здесь же, через час после отбоя, — говорит Грэхем, и тот торопливо кивает.       — И придержи пока язык за зубами, — он дергает его за рукав свитера, когда Уизли уже разворачивается. — Если не получится, будем выглядеть полными дураками.       — Тогда не нужно сейчас меня таковым считать, — усмехается Фред и исчезает в коридоре. — Чао.              ***       Следующей ночью они встречаются, как и договорились. Лес по-прежнему тих и темен. Луна прячется за редкими облаками и тут же показывается вновь. Они без труда находят место, на которое вышли к берегу, но вот найти поляну и осмотренные деревья оказывается непросто.       — Чертовщина какая-то… Монтегю, мы точно были здесь? — Уизли отрешенно чешет затылок, рассматривая девственно нетронутый снег. Если следы на берегу мог вылизать ветер, то в лесу их как будто и не было никогда, несмотря на все сугробы.       — Были, — уверенно кивает тот и усмехается. — И это не чертовщина, Уизли, а Запретный лес. Здесь все может быть. Поэтому я тебя и предупреждал. Идем дальше.       Он смело шагает вглубь, и Фред молча следует за ним, оглядываясь с опаской. Если с ними что-нибудь случится, искать их будут очень долго. А могут и вовсе не найти.       На этот раз они осматривают чуть больше десятка деревьев. Молодой подлесок закончился, и они уходят дальше, в сторону затона. Здесь сугробов меньше, но и сосны все чаще перемежаются исполинскими пихтами и елями. Они идут в двух метрах друг от друга, внимательно исследуя деревья и стараясь производить как можно меньше шума. На берегу Уизли еще пытался шутить, но в чаще совсем притих, и Монтегю про себя довольно ухмыляется. Ему тоже здесь страшно. Но он старается не поддаваться панике. Это была его идея. Хитрая задумка, отдающая импульсивностью и, немного — безрассудством. А когда к ней примешивается страх и вполне реальная опасность, этот план становится абсолютно сумасшедшим. Но Грэхему почему-то кажется, что у них получится осуществить его без потерь. По крайней мере, без смертельных.       Они ничего не находят. Ни в эту ночь, ни на третью, ни на четвертую.       — Это наша последняя попытка, Уизли, — говорит Монтегю на пятый вечер, когда они опять встречаются в коридоре первого этажа.       — Да знаю я, — недовольно отвечает Фред. — Ты уверен, что она существует вообще?       — Более чем, — кивает тот, с интересом разглядывая раздражение на лице рыжего.       — Тогда не будем терять время, — Уизли шагает вперед, и Монтегю понимает, что тот сердится не на провал в поисках, а скорее из-за того, что думает, что прикладывает недостаточно усилий. Странный он. Да, все это смахивает на чистой воды авантюру, но Уизли воспринимает ее слишком серьезно. Как будто — это последнее средство, которое может помочь.       Он хмыкает про себя и торопится догнать рыжего. Луна наконец стала идеально круглой, и Монтегю чертыхается: в полнолуния ему не везет. Странный парадокс и, скорее всего, надуманный, но он не может не ловить себя на том, что перечисляет про себя ингредиенты «Феликс Фелицис», успокаиваясь. Надо было сварить его, наверное. Но, кто знает, помогло бы оно в Запретном лесу или нет.       Они обходят затон по широкой дуге, стараясь идти как можно ближе к чаще. Здесь много поваленных старых деревьев и земля холмистая, то идет на подъем, то скатывается в буерак. Они забирают ближе к озеру — сосен здесь становится все меньше, а подходящих и подавно. Уизли оскальзывается и цепляется за все стволы, попадающиеся навстречу, но прет как танк, не сворачивая с курса. Монтегю разочарованно вздыхает. Как бы они ни старались, но время вышло. Они поворачивают к озеру, и он сокращает дистанцию между ними, собирается сказать Уизли что-нибудь банально-утешающее. И, конечно же, тут же спотыкается, валится навзничь и шустро сползает с небольшого пригорка в незамеченный овраг. Он лежит несколько секунд неподвижно, проверяя не сломал ли чего, и слышит встревоженный шепот Фреда.       — Эй, Монтегю, ты в порядке?       — Нормально, — шипит он в ответ и дергает зацепившуюся за какую-то корягу мантию.       А потом слышит легкий треск под собой и уже через мгновение оказывается по уши в ледяной воде. На дне чертова оврага оказывается достаточно большая лужа, затянутая льдом и припорошенная снегом. С испугу он начинает бултыхаться, напрочь забывая про зацепившуюся мантию и про соблюдение тишины и осторожности.       — Монтегю, успокойся, — максимально жестко говорит Фред, торопливо скользнувший к нему по склону. — Подними голову и выдохни.       Титаническим усилием Грэхем отгоняет страх, сосредотачиваясь на голосе Уизли.       — Не дергайся. Подними голову. Я сейчас отцеплю мантию, — Фред осторожно подкрадывается к старым корням и вытаскивает ткань.       Почувствовав свободу, Грэхем тут же рыпается опять и садится на дно. Это действительно всего лишь лужа глубиной чуть выше его колен. Он встает на ноги, вышагивает из проруби и торопится к рыжему.       — Ты только глянь… — Уизли стоит, задрав голову вверх, рассматривая величественное дерево, почти сползшее по склону оврага.       Мощные корни то поднимаются, то прячутся под землей, соединяясь в широкий кривой ствол метрового обхвата. Уизли опускает голову к подножию, и Монтегю тоже уже все видит. На границе со снежной гладью кора старого дерева искрится ярко-синими бликами замерзшего то ли мха, то ли лишайника. Фред торопливо шагает к дереву и опускается на колени, разрывая снег. Синий блеск стоит и тут, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять.       — Мы нашли.       — Уизли, если ты налюбовался, то мне хочется уже вернуться в замок, — тихо и раздельно говорит Грэхем. Радость проходит слишком быстро, почти мгновенно вытесняясь обжигающим с новой силой холодом.       — Вот черт, ты же промок весь, — Фред тут же оборачивается и шагает к нему, хватая за плечи.       — Весьма л-логичное наблюдение, — Грэхем не сдерживается, заикаясь, и чувствует, что своим губам он больше не хозяин.       — Ты всегда нудишь в стрессовых ситуациях? — фыркает рыжий и, слыша удовлетворительное мычание в ответ, стягивает с себя шарф, шапку и мантию. — Раздевайся давай.       — Ты придурок, Уизли. Завтра мы сюда не попадем, если оба свалимся с простудой, — медленно проговаривает Монтегю. Его неудержимо трясет, и он начинает переступать с ноги на ногу, боясь вконец потерять чувствительность.       — До завтра ты помрешь от переохлаждения, — злобно цедит Фред. — Раздевайся.       Монтегю начинает неуклюже ковыряться с застежкой, забыв про перчатки, и Уизли поспешно сам освобождает его руки, сбрасывая мокрые тряпки в снег. Быстро справляется с мантией, раскладывая ее на снегу, стягивает шапку, шарф, свитер и выдергивает из-за пояса рубашку. Кидает все это на мантию и быстро сворачивает в большой узел, обмотав конец шарфом. Так же торопливо закутывает Грэхема в свои вещи. Одевает в свитер, шапку натягивает почти на глаза, сверху прикрывая капюшоном мантии, а ее полы подбирает к животу и туго перематывает его шарфом поперек. В свои перчатки горячо дышит и просовывает в них ледяные пальцы Монтегю. У того синеют губы, и он до ужаса спокойно наблюдает за всей этой возней.       — А теперь бежим, Монтегю. Как можно тише и как можно быстрее, — Фреда уже самого начинает сильно потряхивать, и он толкает Грэхема в сторону подъема.       Тяжело пыхтя, они выбираются из оврага, и Уизли неистово тянет его за собой. Монтегю попытался было что-то возразить, но захлебнулся первым же глотком студеного воздуха. Он прикрывает рот рукой и перестает вырываться, следуя за Фредом. На берегу Уизли отпускает его, но несется так, что тот едва за ним поспевает, спотыкаясь и скользя. Он еще никогда в жизни так не бегал. Но в движении он почти не чувствует холода и боли от царапающихся заледеневших брюк. Ему страшно представлять, что он увидит, сняв их. На полном ходу они подлетают к замку. Грэхем тут же поворачивает к коридору в подземелье, но в последний момент оказывается схвачен и прижат к стене за углом.       — Филч, — еле слышно выдыхает Уизли ему на ухо, и они замирают, прислушиваясь.        Шаркающие шаги слишком медленно отдаляются, и Уизли, воровато оглянувшись, торопливо тянет Монтегю в противоположном направлении.       — Куда?.. — тихонько шепчет тот, но Фред лишь машет рукой, быстро поднимаясь по лестнице и таща за собой слизеринца.       — Потом.       Лестницы кажутся Грэхему бесконечными, и он, к своему стыду, даже запутывается в этажах. Вытянув его с пролетов, Уизли вдруг останавливается в каком-то неприметном коридоре. Зачем-то хаотично ходит взад-вперед перед пустой стеной, в которой вдруг появляется дверь, и он поспешно заталкивает Монтегю в находящуюся за ней комнату.       — Раздевайся, — опять командует Фред, толкая его к большому камину, жарко дышащему спокойным пламенем.       — М-мы еще не в тех отношениях, У-уизли, — выстукивает зубами Монтегю. Мозг от холода почти отключается, выдавая на ходу почти стандартную подколку.       — Придурок! Я забыл высушивающее заклинание, — Фред стягивает ботинки.       В полутемной комнате, освещенной только пламенем, есть кресло, небольшой столик в углу с какой-то утварью и гора подушек перед камином. Уизли стягивает через голову рубашку и шагает к Монтегю, начав помогать избавляться от одежды.       — Зато заживляющее помню, — бурчит он, когда дело доходит до помягчевших брюк слизеринца. Хуже всего дело обстоит с бедрами и коленями, и он торопливо достает палочку.       — Я и с-сам могу, — начинает было Монтегю, но быстро замолкает под рассерженным взглядом, обращенным к его трясущимся пальцам.       — Не сомневаюсь, — рыкает Уизли, и того окатывает успокаивающей волной магии. — Трусы снимай, гордый мой.       Фред отворачивается и сосредоточенно оглядывает комнату на предмет одеяла или чего-то похожего. На спинке кресла обнаруживается большой мягкий плед, и он разворачивает его, шагая обратно к Монтегю. Худая спина абсолютно чистая, без единой родинки, лопатки торчат в разные стороны, копчик скрывается в подушках, а колени прижаты к груди. Когда взгляд останавливается на вздрагивающих плечах, Фред падает на подушки. Он усаживается за его спиной, тесно прижимаясь к ней грудью, коленями сжимает чужие бедра и укрывает их обоих пледом. Монтегю тут же цепляется за края, запахивая сильнее, и откидывается на его плечо.       — Форсируешь, Уизли, — сонно бормочет он, а тот в ответ опять чертыхается.       — А еще про мой язык что-то говорил. У самого мозги вообще отшибает, — ругается он и кое-как высовывает руку из захвата ткани.       Каким-то чудом столик оказывается совсем рядом с ними. На нем — большие цветастые кружки из толстой керамики и пузатый чайник. От кружек идет пар, и Фред осторожно передает одну слизеринцу. Тот оставляет плед и хватается за горячие бока. Делает несколько небольших глотков и, наконец, блаженно выдыхает. Фред берет свою и тоже неторопливо отпивает оказавшийся в ней чай. На хороший толк, слизеринца надо было запихнуть в ванну для старост. В четвертом часу утра там наверняка никого нет. Разве что привидение Плаксы Миртл. Но Фред абсолютно про ванную забыл, сбитый с толку Филчем, спешкой и судорожными поисками способов согреться. А перед Выручай-комнатой он думал только о тепле — вот она и выдала ему камин, постеснявшись вместе с ним совместной ванны. Фред ловит себя на этой дурацкой мысли и расслабляется окончательно. Раз уж такие глупости лезут в голову, значит, уже все —       отпустило.       Он согревается и фыркает Монтегю в ухо.       — Если не будешь это комментировать, то обещаю не поднимать цену твоих обязательств за спасение твоей задницы в нашем уговоре, — тихонько говорит он. — Пользуйся, пока я добрый.       — В мою задницу тычется твой член — и это, по-твоему, спасение? — так же тихо бормочет Монтегю.       — Это твоя величайшая удача, — хихикает Уизли, но тот на подначку не отвечает, проваливаясь в сон.       Фред отставляет кружки в сторону и обхватывает Грэхема поперек груди обеими руками. От камина пышет жаром, и они быстро согреваются. Стараясь не заснуть следом, он медленно отодвигается чуть дальше к креслу, а потом укладывает слизеринца на бок, лицом к огню. Опять укрывает пледом и обнимает. А вот теперь можно и подремать немного. Утром им нужно будет заскочить в Больничное крыло к Помфри за Перцовым зельем.              ***       Они безнадежно проспали, констатирует Фред, кося одним глазом в сторону громкого тиканья. У него болит голова и першит в горле. В шею тяжело сопит чужой нос, он осторожно отодвигается и разжимает объятия.       — Ты — чертов спринтер, Уизли, — хрипит Монтегю, просыпаясь.       — И тебе доброе утро, слизень, — сдавленно бормочет Фред, переворачиваясь на спину.       Грэхем лишь фыркает в ответ и сонно улыбается.       — С чем тебя сначала поздравить? С находкой или с первой ночью, проведенной вместе?       — Сначала — с простудой, — откашливается рыжий. — Нам надо к Помфри. И я уже говорил, что ты на мне женишься.       — Заметано. Я всегда сверху.       Он неторопливо встает. Не стесняясь наготы осматривает свои ноги, удивляясь неплохо подлеченным царапинам, и идет к брошенной одежде. Бесформенная куча все еще мокрая, и он высушивает ее заклинанием, а потом одевается. Фред посматривает на него сквозь полуопущенные ресницы и одергивает себя, когда фантазия поворачивает в совсем уж откровенное русло.       — Хватит пялиться на меня, — довольно скалится Монтегю. — Сейчас не место и не время. Кстати, о месте — что это за комната?       — Много будешь знать… — бурчит Фред и тоже встает. Накидывает рубашку и приглаживает руками волосы.       — Значит, не скажешь?       — Смотря как попросишь. Твой долг растет не по дням, а по часам, — улыбается Уизли.       — Не вопрос, — обещает Грэхем уже в дверях, и они выходят в коридор.       Мадам Помфри, конечно же, устало вздыхает, выдавая им зелье. Зимой его запасы истощаются со скоростью света. А они, глотая горькую смесь, не могут не переглянуться заговорщицки, и расходятся по своим гостиным. Уизли опаздывает на Трансфигурацию, пропустив Зелья, а Монтегю решает вернуться в постель: вечером им опять придется идти в лес.              ***       — Где тебя носило всю ночь? — Флинт заскакивает после Гербологии. — Небось, тискался с этим грифом вместо того, чтобы вместе со мной слушать нытье Макгонагалл насчет экзаменов. Что ты в нем нашел, в этой долговязой рохле?       — А тебе завидно? — смеется Монтегю, переворачивается на бок и устраивает голову на локте.       — Да на фиг надо, — отмахивается тот и сгружает стопку учебников и пергаментов на его стол. — Это ты у нас метишь на высший балл, не я.       — А стоило бы, — послушно поддерживает другую тему Грэхем. — Твой отец тебя прибьет, если не сдашь.       — Все равно, — лицо Маркуса болезненно кривится на мгновение, и Грэхем тут же прикусывает язык.       — Целовались на Астрономической башне и простудились оба, — возвращается он к первому вопросу.       Флинт отрешенно кивает и берет первую попавшуюся книгу. Недолго листает, чертыхается и опять откладывает.       — На хер. Все равно ничего не понимаю, — он падает в кресло, вытягивает ноги и прикрывает глаза. Монтегю лениво наблюдает за ним с минуту и вздыхает.       — Ты опять с ним поругался?       — С кем? — бормочет Флинт. — С Бэмби? Вот еще. Он от меня бегает.       — И тебя это расстраивает? — скорее утверждает Монтегю.       — Меня это бесит, — отзывается тот. — Вечером тренировка.       — Помню, — кивает он, улавливая нежелание продолжать разговор.       С каждым днем взаимное напряжение между Флинтом и Вудом возрастает, и Грэхем понимает, что со своей идеей он сейчас как никогда кстати. Давно пора было перевести их противостояние в другую ипостась.       К вечеру он устало вял и выпивает еще одну порцию зелья. Маркуса не волнуют такие мелочи, как возможная простуда, и он проводит тренировку как обычно, не подозревая, что кому-то еще предстоит марш-бросок в Запретный лес. При встрече Уизли предлагает было взять метлы, но Монтегю отказывается рисковать, когда они только на полпути к задуманному.       — Полетов мне на сегодня достаточно, — он демонстративно шмыгает носом. — Или ты собрался каждую ночь согревать меня своим телом?       — Перебьешься, — естественно фыркает Уизли. — Ты хоть запомнил вчера то место, где мы были?       — В отличие от некоторых, — кивает Монтегю и напоминает. — Вода.       — Что: «вода»? — теряется Фред и получает укоризненный взгляд.       — Ее нужно поливать сладкой водой, — разъясняет тот и вытаскивает из кармана небольшую фляжку и пару кусочков сахара. — Трансфигурируй что-нибудь и идем к фонтану.       Уизли недолго копается в своей мантии, превращает спичечный коробок в полупинтовую бутылку и наполняет ее во дворе в незамерзающем фонтане.       Место они находят довольно быстро, добравшись примерно за 40 минут. Осторожно спускаются по опять нетронутому снегу овражка и снова боязливо вздрагивают: сброшенная вчера одежда Монтегю заиндевевшим кулем лежит у подножия дерева на самом высоком корне. Они переглядываются и синхронно шагают к стволу, доставая тару.       — Думай о том, чтобы их примирить, — тихо шепчет Грэхем, и Фред кивает в ответ.       Они поливают синий налет по очереди, забирают одежду и торопятся вернуться в замок.       — Уизли, если мы начали, то пропускать походы нельзя, — предупреждает Монтегю.       — И не подумаю, — отвечает рыжий. — Сам не слейся.       Грэхем лишь хмыкает, и они расходятся по своим гостиным.              ***       Последняя вылазка накануне дня Святого Валентина проходит тяжело. Вьюжит, и видимости почти никакой. Они уже второй час блуждают по лесу, шепотом переругиваясь. Первым знакомый овраг замечает Монтегю, шагает к нему, но тут же замирает, оторопев. На противоположном склоне застыла большая угольно-черная тень. Сердце бешено подскакивает к горлу, а потом стремительно ухает в пятки. Сзади медленно притискивается Уизли, сжимает его левую ладонь и тепло выдыхает на ухо.       — Только. Не. Двигайся.       Они стоят так бесконечно долго, как им кажется. Тень неподвижна и выглядит почти неживой, лишь изредка морщась еле заметной рябью по краям. Они замерзают до зубовного скрежета, неистово сжимая челюсти, но стоят не шелохнувшись и не сводят глаз с неизвестного. Наконец, тень оживает. Медленно ворочаясь, пятится в сторону леса и тяжело, боком, протискивается между деревьев. Она исчезает, но они, не сговариваясь, ждут еще одну вечность, боясь, что тень могла просто притаиться и сейчас готовится напасть из засады. А потом пальцы Фреда отпускают ладонь Грэхема и перемещаются на его плечо.       — Давай…       Они осторожно спускаются, стараясь держать в поле зрения окрестности, а потом замирают опять. Почти все подножие дерева залито ярким голубоватым сиянием. Тонкие травинки светятся как будто изнутри и бодро колышутся на ветру. Они негусто покрывают кору и в длину примерно с мизинец. Монтегю и Уизли опускаются на колени, завороженно следя за игрой синих бликов на снегу, а потом переглядываются и синхронно кивают друг другу. Сорванные травинки оставляют прозрачные следы сока на пальцах, но совсем не пахнут. Свечение исчезает, но растение сохраняет свой, отливающий серебром, цвет. Они собирают по пучку, умещающемуся в ладони, откуда-то зная, что этого хватит, и так же осторожно выбираются из леса. На озере ветер усиливается, и к замку они добираются как никогда уставшие не только от холода и снега, но и от пережитого страха.       — Уизли, ты просто обязан отвести меня в ту комнату еще раз, — Монтегю зябко передергивает плечами, оглядывая коридор.       — Только с условием… — начинает Фред, и он тут же перебивает.       — С любым. Но прямо сейчас.       Фреду и самому не терпится оказаться в тепле и покое, и он торопливо ведет Грэхема за собой. Комната выглядит точно так же, как и в прошлый раз. Они скидывают промокшие мантии и ботинки и устраиваются перед камином на подушках. Сидят под боком друг у друга, тесно соприкасаясь локтями и коленями. Плед накинут на плечи обоих, ладони обращены к огню.       — Ну, и какое будет условие? — Монтегю решает начать с простого.       — Ты никому про это не расскажешь, — тут же откликается Уизли.       — Клясться? — сейчас Грэхем не насмехается, понимая и принимая сделку.       — Словлю на слове, — в тон ему отвечает Фред. — Это будет платой за спасение из лужи.       Он легко улыбается, заглядывая в глаза слизеринца, и рассказывает об особенностях Выручай-комнаты. За недолгим разговором пережитые волнения отпускают, и они окончательно расслабляются. Монтегю заваливается на спину и тянет за собой Уизли. Тот, конечно же, протестует, на что Грэхем так же легко смеется.       — Не дергайся, «женушка», сегодня я настроен на духовную близость, а не на физическую.       — Это будет первый и последний раз, когда я тебе поверю, — фыркает рыжий, но все же укладывается рядом.       — Какая честь…       Они лежат молча, слегка удивленные возникшей неловкостью. Все намеки кажутся теперь слишком откровенными, а под пледом становится нестерпимо жарко. Но ни один из них не хочет разбивать эту атмосферу.       — Как думаешь, кто это был? — уже почти засыпая, бормочет Фред.       — Не знаю, но оно определенно приходило посмотреть на эту траву, — так же тихо отвечает Грэхем и засыпает.              ***       Вечеринка начинается после ужина. Большой зал украшен неисчислимым количеством сердечек и бумажных Купидонов всех оттенков красного, розового и белого. Сладкий запах уже неделю витает в коридорах, а в Зале просто сшибает с ног своей приторностью. В воздухе, помимо аромата, висит веселая болтовня, громкий смех и заговорщицкие шепотки. Все вокруг наполнено неловкостью и феромонами.       Факультетские столы расставлены вразнобой. Студенты то парочками, то группами, разбредаются по залу. Кто-то танцует, кто-то просто отдыхает. Гриффиндорцы веселы и раскованы, от них много шума и веселых воплей, и другие факультеты, посматривая на них, втягиваются во всеобщую суматоху. Близнецы Уизли, как всегда, развлекают окружающих своими розыгрышами, на которые ведется абсолютно каждый, то тут, то там, попадая в каверзные ловушки. Даже слизеринцы расслаблены и отдаются на волю всеобщего веселья.       Оливера нет на этом празднике жизни. Нет, физически он присутствует, забившись в угол одного из столов с пачкой пергаментов. Но мыслями он где-то далеко. Точнее, в небе, с очередным хитрым построением для следующей тренировки. Анджелина вытащила его сюда, несмотря на все яростные протесты, но перо и бумагу отобрать не смогла. Алисия смеется над ней и просит оставить капитана в покое, ведь все усилия бессмысленны. Вуд пытается отрешиться от навязчивого гомона, прорабатывая схему в голове, и позволяет себе лишь один взгляд на стол слизеринцев. Сейчас не место и не время предаваться каким-то глупым фантазиям.       Грэхем вылавливает Фреда в разгар вечеринки. Они показушно тискаются у окна, пытаясь одновременно незаметно поговорить.       — Нужно успеть до полуночи, Уизли, — горячо шепчет Монтегю на ухо, заставляя Фреда краснеть.       — Да знаю я, — бормочет тот.       — И лучше бы нам сделать это одновременно, — продолжает Грэхем.       — Хорошо, тогда часов в 11 откланяемся, — Уизли приобнимает его за плечи, и тот чертыхается про себя: эта игра затягивает.       — Боюсь, до 11 я могу не дотерпеть, милый, — пошло улыбается он, и Фред тут же его отпускает.       — Туалет в той стороне, — язвит Уизли, вспыхивая сильнее, и торопится вернуться к брату.       Монтегю лишь смеется в ответ и идет к Флинту. Тот расслабленно развалился за столом, лениво и без интереса наблюдая за праздником.       — Пойдем пройдемся, Грэх, мне тут надоело, — зовет он подошедшего Монтегю.       — Что ж, пойдем, — кивает тот, и они уходят во внутренний двор на свежий воздух.       Фред провожает их взглядом и переключает внимание на Вуда. Оливер так и не выходит из своей прострации, и он возвращается к студентам и развлечениям.       Вечер продолжается, и в суматохе они оба упускают момент. Монтегю с Флинтом уже собирались вернуться в зал, когда услышали гул испуганных голосов. Они ускоряют шаг и оказываются в толчее холла первого этажа. Макгонагалл торопливо взывает к порядку, заставляя студентов, высыпавших из Большого зала, разойтись. Они с Помфри пробираются к лестницам и тут же начинают суетиться. Флинт застывает от увиденного, а Монтегю судорожно вцепляется в его плечо. То ли пытаясь удержать, то ли сам старается не упасть. У подножия лестницы — тело с неверно вывернутой рукой, под головой — лужа крови, которая смешивается с неизвестно откуда взявшейся водой на полу. Маркус бледнеет, узнав в изломанной фигуре Вуда, а Монтегю заполошно выискивает взглядом Фреда. Гриффиндорцы всей обеспокоенной толпой громко переговариваются и спешат следом за Помфри, которая обездвиживает и левитирует Вуда в Больничное крыло. Флинт вырывается из хватки Монтегю и чуть ли не бегом уносится в сторону подземелий, а тот следует за гриффиндорцами: нужно выяснить, что случилось.       Сокурсники и друзья из команды толпятся у палаты около получаса. Монтегю наблюдает за ними украдкой из смежного коридора. Больше всего шумит компания Поттера, но Грэхем даже не сомневался, что будут замешаны именно они. Вскоре выходит медсестра, толпа еще немного шумит, на этот раз облегченно-радостно, и расходится.       — Монтегю, скажи мне, что это не твоих рук дело, — злобно цедит Фред, подходя к нему.       — Окстись, Уизли. Я, вообще-то, наоборот, желаю всем вам здравия и благополучия, — задумавшись, Грэхем даже не заметил, как тот появился, но реагирует быстро.       Он ерничает и тоже заводится. В чем его сейчас обвиняют? Ему казалось, что они поняли друг друга, как только ушли в Запретный лес.       — Не смешно. Я бы все равно спросил, — Уизли злиться прекращает, но все так же напряженно на него смотрит.       — Что произошло?       — Нелепость: Малфой хотел устроить ловушку Гарри, но на лестнице случайно оказался Оливер. Поскользнулся и неудачно упал, — рассказывает Фред. — У него сломана рука и серьезно поранена голова.       — Понятно. С Малфоем я разберусь, а Вуд пусть выздоравливает, — кивает Монтегю.       — Ага, вашими молитвами… — Уизли машет рукой и уходит догонять друзей, а Грэхем спускается в подземелье.       В гостиной стоит гам, и он даже не понимает сначала, что происходит: Боул пытается оттащить Флинта от Крэбба, Гойл зажимает живот рукой, сидя на корточках, а Малфой сопливо воет, запрокинув голову и капая кровью на мантию. Следом за Монтегю на пороге застывает Снейп, а потом строго распоряжается.       — Мистер Флинт, успокойтесь. Мистер Гойл, лягте на пол. А мистера Малфоя прошу следовать за мной.       Грэхем тут же подскакивает к Боулу и помогает отвести Флинта в свою комнату. А второкурсники суетятся у Снейпа.       — Марк, прекрати! Что на тебя нашло? — повышает голос Монтегю, пока тот в ярости расшвыривает его вещи.       — Чертовы малявки! Да я их поубиваю!       — Прекрати. Это всего лишь случайность, — увещевает его Грэхем.       — Случайность?! Эти идиоты все подстроили! — рычит Флинт.       — Да, но ловушка-то была для Поттера, и Вуд действительно оказался там ненароком, — рассказывает он и с интересом смотрит на Маркуса.       — Плевать! Они…       — Марк, а ведь ты точно так же спускал Вуда с лестницы, — перебивает он. — И не раз. Теперь-то чего разоряться?       Флинт пораженно застывает напротив него, а потом начинает бушевать с новой силой.       — Я хотя бы меру знал, а они…       — Ты просто испугался за него, — улыбается Грэхем, догадавшись.       — Монтегю, сейчас не до твоих шуточек! — звереет Флинт, подскакивая к нему.       — Успокойся, — тот поднимает руки в примирительном жесте. Да уж, поторопился он свои выводы озвучивать. — Вуд, кстати, хоть и серьезно ранен, но жить будет, так что не бесись.       Флинт лишь опять рычит в ответ, отступает и запускает пальцы в волосы. Он нервно шагает из угла в угол, а Монтегю усаживается на кровать, наблюдая за ним. Маркус одержим не квиддичем. Точнее, не только им. Непримиримый соперник стал неотъемлемой частью игры, как снитч или левое кольцо. Без него привычный, устоявшийся мир рушится, становится неполноценным. Без Вуда Флинт навряд ли сможет играть в полную силу.       — Ты куда? — останавливает его Грэхем, когда Маркус шагает к двери.       — К нему. И только попробуй подумать что-нибудь не то! — угрожает Флинт.       — Не буду, — поспешно отвечает Грэхем, мысленно добавляя: «И так уже все понятно».       Флинт сейчас сможет успокоиться только рядом с гриффиндорским капитаном. Своими глазами убедившись, что соперник выживет и скоро снова сможет дать ему отпор.       Монтегю хмыкает про себя. А ведь они с Уизли совершенно забыли про траву, переживая за Оливера. Не до нее было. А теперь момент упущен. Но если Флинт действительно собирается провести ночь у постели Вуда, то она, возможно, уже и не нужна. По крайней мере, хотя бы один из них на правильном пути.              ***       Вуд возвращается на занятия через неделю. Маркус с того раза больше не ходил к нему, но и о первом визите Монтегю от него ничего не услышал. Поговорили ли они? Флинт молчит всю неделю, странно притихший и озлобленный. А после выписки Оливера и вовсе замыкается в себе, правда, ровно до того момента, как их вызывает Макгонагалл. Всей командой. А в кабинете Трансфигурации они встречают команду Гриффиндора и уже хором удивляются. Последним приходит Снейп, и нехорошие мысли приходят в голову сразу всем.       — Северус, прошу тебя, — Макгонагалл строго осматривает толпу и пропускает Снейпа за стол.       — В связи с последними событиями, и в качестве превентивной меры, — он слегка морщится, очевидно, вспоминая долгий спор с коллегой. — Мы решили, что вам стоит тренироваться вместе.       — Что-о? — дружно несется по классу.       — Сэр, но каким образом? — начинает было Вуд, и Снейп доходчиво объясняет.       — Раз вам все никак не надоест калечить друг друга, значит, будете учиться играть вместе, — Снейп злобно смотрит на Поттера и разочарованно — на Малфоя. — Это будет вашим наказанием и способом приручить свою энергию.       Он раздраженно фыркает, складывая руки на груди. Определенно, план был не его, но он был вынужден согласиться под напором его предложивших.       — Раз в неделю у вас будет совместная тренировка, на которой вы разобьетесь на две команды смешанного состава и будете играть друг против друга. Вот списки, — он передает пергаменты Вуду и Флинту, и те отрешенно в них заглядывают, пытаясь переварить услышанное. — Названия командам можете сами придумать.       — Но, сэр, — опять возражает Вуд. — Здесь совершенно по-другому расставлены позиции.       — Именно, мистер Вуд, — вмешивается Макгонагалл. — Это позволит вам играть не за факультет, а за команду. Даже если и не очень хорошо играть. Зато попытаетесь сплотиться.       — Первая тренировочная игра состоится в эту субботу после занятий. И в качестве зрителей будет приглашены все желающие, — добивает Снейп и выдает ехидную полуулыбку. — Весьма примечательное будет зрелище, я надеюсь.       Обе команды до сих пор ошарашенно молчат, но на реплику возмущенно вскидывают головы.       — Вы не можете… — рычит Флинт.       — Можем, мистер Флинт, можем, — строго говорит Макгонагалл. — Выяснять кто прав, а кто виноват в ваших стычках больше нет резона. Теперь вы сами будете себе судьями. А сейчас можете быть свободны.       Команды расходятся, на удивление, спокойно, все еще находясь под впечатлением от выдумки преподавателей. А вот в гостиных начинаются бурные обсуждения.       — Оливер, это — шутка такая, что ли? — возмущается Анджелина. — Как они вообще себе это представляют?       — Я никогда не играл охотником, — стонет Поттер.       — Не боись, Гарри, мы тебя научим, — хором отзываются близнецы.       — Вам-то легко говорить: что охотник, что загонщик, что ловец, вам все по плечу. А как мне быть вратарем? Да еще и в другой команде? — нервно хихикает Алисия.       — Хватит паниковать, — раздражается Вуд, и они притихают. — С чего вы взяли, что ничего не можете? Вы умеете летать, разве этого недостаточно для начала?       — Но, кэп… — начинает Джордж.       — Нет, — Вуд вздыхает, сосредоточенно обдумывая перспективу. — От нас никто не будет ждать высококлассной игры. Рассматривайте это как возможность понять соперника, узнать ход его мыслей. Представьте, как это сможет помочь нам на Кубке школы. Это замечательный шанс.       — Шанс, говоришь, — злится Джонсон. — Да они тебя в последний раз чуть не убили, а ты все пытаешься их понять.       — Повторяю, это была случайность, — парирует Вуд. — И я действительно уверен, что это нам поможет.       — Ага, если Флинт в первые же минуты не отправит тебя в полет без метлы, — фыркает она, но уже успокаивается.       — Да, в этом плане только братцу моему повезло, — хихикает Джордж. — С милым со своим загонщиком на пару.       — Мне попросить его найти тебе пару из Слизерина? — усмехается тот в ответ, и между ними завязывается шуточная перепалка. Все немного расслабляются, наблюдая за близнецами, и Вуд подводит итог.       — Пока мы тренируемся как обычно, постарайтесь понаблюдать за вашей новой позицией. Расспросить игрока, если что-то непонятно, и просто полетать. Я выделю немного времени, чтобы мы смогли потренироваться по-новому.       Команда обреченно вздыхает, предчувствуя новые нагрузки, но не так отчаянно, как могла бы. Всем им определенно интересно, что из этого получится.       А вот в гостиной Слизерина еще долго не утихает возмущение.       — Что это будет за игра?! Курам на смех! — бесится Флинт.       — Не рассчитывайте на меня как на ловца. Я этот долбанный мячик не вижу, сколько ни пытался, — открещивается Боул.       — Можно подумать, ты один такой, — вторят ему Пьюси и Блетчли. — За каким чертом им, вообще, это надо?       — Я не буду играть с Поттером! — громче всех воет Малфой. — Не буду! С этим тупым очкариком!       И только Монтегю в этом хаосе представляет собой островок спокойствия. Ай да старая кошка! Как все придумала! Он посмеивается про себя. Стоило им с Уизелом морозить себе задницы в Запретном лесу, когда она вот так взяла и сейчас их всех запросто перемирит. Уму непостижимо. А еще смешно и страсть как интригующе. Флинт прав: «курам на смех», а не игра выйдет. Да только и смысл во всем этом тоже может оказаться.       — Марк, да прекрати ты истерить. Ты ведь сам хотел… — Грэхем пробует его успокоить.       — Грэх, не лезь, а? — рыкает Флинт, еле сдерживаясь, чтобы не заорать на друга. Как он не понимает?!       — Вот-вот, ты-то со своей гриффиндорской подстилкой в паре, так что тебе ли жаловаться? — злится Боул.       — А ты завидуешь? — тут же злобно прищуривается Монтегю. — Еще раз вякни про него, язык оторву.       — Ты глянь, рыцарь какой выискался! — вспыхивает Боул, и Блетчли с Флинтом еле успевают их растащить.       — А ну хватит! — орет Маркус. — И так черт-те что творится, еще вы двое тут цапаетесь!       — Флинт, мы действительно будем так играть? — все еще недовольно спрашивает Пьюси.       — А есть выбор? — кривится тот. — Похер, раз сказали, значит, сделаем. И ты, Малфой, впереди всех побежишь на эту сумасшедшую игру. Чтобы в следующий раз был более осмотрителен со своими выходками!       Малфой что-то недовольно бурчит себе под нос, но возражать больше не пытается. На этом и расходятся, еще раз посетовав на дикость всего происходящего.       И, конечно же, на следующее утро об этом уже знает вся школа. К слизеринцам особо не ходят, только Малфой не устает бахвалиться, что он — превосходный игрок и справится с любой позицией. Да несколько знакомых Пьюси и Монтегю из Равенкло спрашивают, как так получилось. Зато к гриффиндорцам устраивается «паломничество» во время завтрака в Большом зале. Вокруг их стола много шума, смеха и самых невероятных предположений о надвигающемся матче. Слизеринцев такое веселье опять бесит, и Монтегю уже устал сдерживать Флинта от попыток пойти и свернуть всем шеи.       С приближением выходных ажиотаж только усиливается, а в субботу уже абсолютно все говорят о матче. Команды собираются старым составом за час до игры. Разминаются, а потом мадам Хуч на пару со Снейпом следит, чтобы игроки разбились согласно новой вводной.       — Ну, и кто будет капитаном? — интересуется недовольный Боул, усаживаясь между Поттером и Малфоем, снова начавшими вполголоса переругиваться.       — Предлагаю Монтегю как старосту и самого старшего, — тут же подает идею Фред.       — Сколько чести, — отвечает тот, улыбаясь.       — Фред, ты правда считаешь, что… — начинает Алисия, но Уизли ее перебивает.       — Ага. Мы сейчас вроде как в одной команде и все равно собираемся победить, — легко отвечает он. — Ведь собираемся?       Она и Боул, переглянувшись, медленно кивают, а Монтегю наступает на Малфоя с Поттером.       — Вы его слышали? Сейчас вы — охотники и должны действовать заодно, — строго говорит он, давя острым взглядом на второкурсников. — Посмеете устроить разборки на ходу или сольетесь, и я сниму с вас по сотне баллов. Даже со своего факультета, Малфой. А уж что с тобой за это сделают Снейп и Флинт, ты и сам можешь представить.       Он дожидается от них неохотного согласия и подбирается сам.       — Что ж, тогда идем побеждать!       А в другой раздевалке бушует тихая озлобленная ссора.       — Нам нужно выработать стратегию… — начинает Вуд, но его тут же перебивает Блетчли.       — Ты еще скажи, что капитаном будешь, — ехидничает он.       — А почему нет? — взвивается Анджелина.       — Да он… — дергается Майлз, но Оливер спокойно его останавливает.       — Я не претендую и не против кого-то другого, — он без страха поднимает глаза на Флинта, и тот усмехается.       — Ну, естественно.       — Оливер! — сердится Анджелина, но Вуд делает предупреждающий жест рукой.       — Мы теперь одна команда, и я не собираюсь проигрывать, независимо от того, кто будет капитаном.       — Хорошо сказано, — Джордж закидывает руку ему на плечо, выказывая поддержку, и оборачивается к Флинту. — Ну что, будут какие указания, капитан?       — Только одно: не путаться у нас под ногами, — довольно ехидничает Флинт и берется за древко метлы. — Погнали.       Обе команды выходят на поле под нестройный веселый рев и готовятся подняться в воздух.       — Дамы и господа, маги и волшебницы, сегодня мы с вами присутствуем на феноменальном, первом за историю чудесной школы Хогвартс, матче сборных команд из двух факультетов, Гриффиндора и Слизерина! — Ли Джордана в качестве комментатора пригласила профессор Макгонагалл. Все равно это буйство никто другой толком не оценит. — Ваш покорный слуга будет комментировать этот матч, и сейчас я объявлю составы команд. Под предводительством Грэхема Монтегю, старосты Слизерина, команда под названием «Саблезубые Слизни»!       Трибуны взрываются хохотом, а Монтегю несется к Фреду.       — «Слизни»? Тебе жить надоело? — кровожадно ухмыляется он, и тот смеется в ответ.       — А что, тебе не нравится?       — Не надо было доверять это тебе…       — Вторую команду возглавляет Маркус Флинт, семикурсник Слизерина, и называется она «Гривастые Гадюки»! Хмм, оригинально…       — Уизел, ты совсем страх потерял? — шипит Блетчли Джорджу.       — А что такого? Все махнули рукой, а я к таким заданиям всегда отношусь серьезно, — мило улыбается тот.       — Итак, «Слизни» против «Гадюк»! Капитан «Слизней», Монтегю, сегодня выступает в роли загонщика. В паре с ним на этой позиции играет Фред Уизли. Если кто не в курсе, то они — пара не только в игре…       — Мистер Джордан, — шипит Макгонагалл.       — Простите. Так вот. Не менее интересны и охотники «Слизней». Это Перегрин Деррек, Гарри Поттер и Драко Малфой. Самые молодые и непримиримые соперники сегодня в одной команде. И какую же игру они нам покажут?       — Слышал, Потти? — ехидничает Малфой. — «Непримиримые», так что не вздумай лезть ко мне!       — Да больно надо! — ворчит Гарри. — Просто играй!       — Ловцом выступает Люциан Боул, а на воротах гриффиндорская загонщица Алисия Спиннет. Теперь, о составе «Гадюк», и здесь тоже не обошлось без сюрпризов. Позиции загонщиков разделили два капитана, бывший и действующий, Оливер Вуд и Маркус Флинт.       — Эй, Бэмби, ты уже «бывший», — скалится Флинт.       — Не дождешься, — фыркает Оливер.       — На позиции охотников Эдриан Пьюси, Анджелина Джонсон и Кэти Белл, — продолжает Ли. — На воротах слизеринец Майлз Блетчли, а ловцом выступает Джордж Уизли. И мы, наконец, начинаем!       Раздается свисток, и команды стремительно срываются с мест, моментально устраивая сплошную мешанину, игроки путаются, но все-таки находят свои позиции. Хуч выпускает бладжеры и снитч, и начинается представление.       — Охотники «Гадюк», Кэти и Анджелина, перехватили квоффл! Они передают его друг другу, обходят охотников «Слизней» и не решаются пока включать в комбинацию Пьюси. Очень зря, как оказывается: мяч перехватывает Деррек. Похоже, сегодняшний матч будет построен на противостоянии этих трех охотников…       …       — Вуд! Харэ витать в облаках и оглядываться на кольца! Бладжер был прямо перед тобой!       — Не ори, Флинт. Он возвращается!       …       — А вот и первые 10 очков! Грэхем Монтегю открывает счет, забив своему бывшему загонщику! Игра становится все интереснее!       — Неплохой удар для охотника.       — Рад это слышать от тебя.       …       — Поттер! Мы так и будем прятаться в углу? Двигай за Джонсон, зажмем ее в тиски!       …       — Малфой, Поттер, я вам не нянька! Какого ляда вы вырываете мяч друг у друга?!       …       — Пьюси, в сторону! Да где же чертов Вуд?!       …       — Фред, они и правда собрались играть так?       — А ты думал, что будет просто? Почувствуй теперь на своей шкуре напор вашего тролля!       …       — Алисия!       …       — Команда «Гадюк» не отстает и забивает бладжер в ворота «Слизней» — Маркус Флинт, как оказывается, неплохо владеет битой.       — Смотри и учись, Вуд!       — Идиот! Как я буду учиться, когда ты от квоффла оторваться не можешь?       …       — Малфой, прекрати орать! Мяч был с твоей стороны!       — Пьюси ударил меня по руке!       — А он что, поцеловать ее должен был?!       …       — Уизли! Я оторву тебе голову!       — Это называется «два мяча одним ударом», Флинтец! Не зевай, а то Оливер заскучает!       …       — Блетчли, правое кольцо! Правое!       …       — Кэти, сзади!       …       — Джонсон, черт возьми, пасуй! Или мы так и будем топтаться на месте?!       …       — «Гадюки» продолжают набирать очки, но «Слизни» не дремлют — охотникам, наконец, удалось завладеть квоффлом соперников.       …       — Малфой, отлепись от Поттера, идем сверху вниз!       …       — Белл, дай пас! Дай, кому говорю! Что, я своих тактик не узнаю?!       — Вуд, закрой рот, а то бладжер залетит…       — …тебе в задницу!       — Ооо, это был опасный момент! Еще немного и с капитаном «Гадюк» мы могли бы попрощаться — бладжер чуть не снес ему голову!       — Монтегю, я тебя убью!       — Обязательно, кэп! Только сначала я тебя обыграю!       — Ни за что!       …       — Какая удивительная солидарность! Вуд и Флинт синхронно отправляют оказавшиеся на их траектории мячи в сторону колец! И, увы, Алисия не успевает за ними! Двойное попадание! Раньше такое показывали только близнецы Уизли, но, похоже, прием пошел в массы. А теперь, внимание — Гарри Поттер уходит от загонщиков «Гадюк»!       — Пьюси, отвали от него! Малфой, подстрахуй, я не могу бороться с тремя одновременно!       — «Слизни» отвечают отличным броском Гарри по воротам Блетчли. Но тот начеку. Гарри, попробуй еще раз!       …       — Уизли, есть идея!       — Ты прямо кладезь всяких идей, Монтегю! Не устаю поражаться.       — Сделай обманную петлю у ворот.       — Да знаю я. Эк вам наши приемчики понравились.       …       — И опять вратарь «Гадюк» спасает свою команду от гола. Но счет увеличивается в их пользу: Белл смогла-таки забить своей бывшей напарнице. Если так и дальше пойдет, то «Слизням» будет нелегко их догнать…       — Спиннет, хватит считать ворон!       — Отвали, Боул!       …       — На этот раз «Слизней» выручает Деррек, оказавшийся рядом с воротами. Надеюсь, удар был не настолько силен, чтобы вывести его из игры.       …       — Джонсон, заходи справа. Я подрежу Поттера.       …       — Малфой, смотри куда летишь!       …       — Джордж, мяч!       — Флинт! Еще раз отправишь бладжер в сторону нашего ловца, я тебе все твои кривые зубы выбью!       — Не дрейфь, Бэмби! В следующий раз я отправлю его тебе в голову!       …       — Гарри, не наглей!       — Прости, Кэти, но это же игра…       — Поттер, извиняться будешь после матча! Бегом на позицию!       — Монтегю, из тебя вышла бы классная нянька!       — Ага, вся команда — сплошные спиногрызы…       …       — И еще один мяч попадает в ворота Алисии, на этот раз — с подачи Пьюси. Ей не хватило буквально пары сантиметров. Деррек перехватывает мяч и идет один на один с Пьюси. Где же Джонсон и Белл? О, их блокирует Монтегю… Гооол! Вот, кажется, и Майлзу Блетчли не придется скучать. Какое захватывающее зрелище, дамы и господа!       По трибунам перекатываются восторженные крики и смех. Кто-то скандирует только что придуманные кричалки, кто-то свистит, и даже преподавательская ложа весела и взбудоражена. Бешеный темп игры длится уже больше 70 минут, а команды все так же полны куража и рвения.       — Кажется, ловец «Гадюк» увидел снитч! Джордж Уизли набирает высоту и стремительно пикирует… Ах, нет, это был обманный маневр. Люциан Боул лишь напрасно оставил место своей дислокации…       …       — Еще 10 очков в пользу «Гадюк»! Оливер Вуд, как игрок, бывший на той же позиции, прекрасно знает, как обмануть вратаря. Не переживайте, мисс Спиннет, Фред Уизли уже отправил крученый мяч в кольцо Блетчли.       …       — Ох, какая незадача! Анджелину Джонсон плотно прессует Драко Малфой, и к нему на подмогу приходит Гарри Поттер! Невероятно, но они-таки отбирают квоффл у охотницы! Чтобы тут же передать его Пьюси… Хорошая была попытка.       …       — Капитан «Слизней» делает еще один удар в сторону ворот, но мяч перехватывает Оливер Вуд, отправляя его в обратную сторону. Эстафету бладжера принимает Флинт, и мяч снова в воротах Спиннет! Сегодня ей приходится очень тяжело…       …       — Погодите! Погодите, что это?! Люциан Боул поднял руку! Он поймал снитч?! К своему стыду, ваш покорный слуга этого не видел, но мне подсказывают, что мяч просто пролетел у него перед носом! Что за отменная реакция! Это определенно «бескровная» победа! Уважаемые преподаватели и студенты, рад объявить, что со счетом 210:100, побеждает команда «Саблезубые Слизни»! Ура!       Трибуны ликуют, а после свистка Хуч команды всей толпой спускаются на поле. В замешательстве не знают, как теперь поделиться: по новым составам или по факультетам, пока их вниманием не завладевает Макгонагалл.       — Прекрасная игра, Гриффиндор, Слизерин. Я искренне рада, что вы смогли прийти к какому-то консенсусу.       — Может, тогда и закончим на этом, профессор? — вопрошает Вуд под нестройный одобрительный стон остальных игроков.       — Пока нет, мистер Вуд. Совместные тренировки будут проходить раз в неделю в течение двух месяцев, до предварительных экзаменов по Ж.А.Б.А. Дальнейшую целесообразность мы определим после них, учитывая все факторы, — она бросает строгий взгляд на Поттера и Малфоя, а потом переводит на них с Флинтом. — Спасибо за игру.       Они вздыхают и расходятся по факультетским раздевалкам, обсуждая прошедший матч.       — Я не могу быть вратарем! Вы видели, что там творилось?! Черт, да вы сами мне больше половины забили! — Спиннет чуть не плачет, и девушки бросаются ее утешать.       — Алисия, перестань! Это же игра. Вспомни, сколько раз ты сама била по воротам. Это просто другая позиция, вот и все, — Анджелина поглаживает ее плечо, и Кэти ей поддакивает.       — Нам тоже нелегко пришлось. Никогда бы не подумала, что Гарри может быть таким настырным.       — Ну, я просто… — мнется Поттер, и они дружно смеются.       — Да уж, вредные слизеринцы испортили нам ловца, — подкалывает Джордж, и его тут же осаживают.       — Джо, а что случилось с твоими глазами? Мяч махнул к Боулу как приклеенный, — Фред толкает его в бок, и тот отвечает ему подзатыльником.       — Я засмотрелся, как ты с Монтегю сработался. Учти, я начинаю ревновать, — парирует он.       — А меня другое волнует: Оливер, вы с Флинтом просто дикие какие-то на поле, причем, на пару. Это надо же так слаженно запулить по кольцам! — поражается Анджелина.       — Вот еще, глупости, — отмахивается Вуд и отчего-то розовеет. — Все равно «Гадюки» проиграли.       — Да уж, только Фред и Джордж могли придумать такие названия, — хихикает Кэти.       — Вы бы видели, как слизеринцы были им рады, — фыркают близнецы.       — Так, ладно, давайте собираться в замок, — торопит их Вуд. — Завтра будем тренироваться как обычно и пройдемся по нашим новым позициям…       В раздевалке слизеринцев царит такой же ажиотаж.       — Боул, я и не думал, что ты сможешь снитч поймать, — подкалывает Пьюси.       — Отвали, Эд. Ты там с этими бабами такого шороху навел, что мне сам Мерлин велел словить этот чертов мячик, — фыркает Люциан.       — Малфой, больше обращай внимание на мяч, а не на Поттера, — наставляет Деррек. — Я не собираюсь отдуваться за вас все время. А то пока вы между собой квоффл поделить не можете, мне приходится одному против троих бороться.       — Я понял, — стонет Драко, устало вытягиваясь на скамейке.       — Блетчли, а ты неплохой вратарь. Так вот зачем ты тренировался с Пьюси, — отмечает Флинт.       — Уж кто бы говорил, — отмахивается тот, и его поддерживает Монтегю.       — И правда, Марк, вы с Вудом дали жару, одновременно забив оба бладжера в кольца. Я действительно такое только у Уизли видел. А вы вон как спелись за час игры, — хихикает он, с интересом поглядывая на Флинта.       — «Спелись» громко сказано, — ехидничает тот. — Сам-то со своим ненаглядным уже комбинации разыгрываешь.       — Не завидуй. Игра с ним — это одно, а игра в команде — другое, — заговорщицки тянет Монтегю.       — Так, пока не остыли, двигаем в замок. Завтра тренировка в девять утра, если кто забыл, — Флинт гонит их из раздевалки, и они, конечно же, опять встречаются с гриффиндорцами.       — Потти, я ожидал от тебя больше смелости, — тут же дергается Малфой. — Тебя каждый раз придется просить отобрать мяч у вашей охотницы?       — Отвали, Малфой! Сам черт-те что творишь, а я опять виноват, — парирует Гарри, и перепалка возобновляется.       — Пьюси, мяч принадлежит не только тебе!       — А ты ноготь боялась сломать или ждала, пока соперник сам тебе квоффл отдаст?       — Спиннет, Блетчли хотя бы двигается от кольца к кольцу, а ты как муха сонная.       — Можно подумать, ты много забил, пока гонялся за Гарри с Малфоем!       — Вуд, ты там кошке так громко плакал, потому что играть не умеешь или просто боишься? — а Флинт, конечно же, цепляется к Оливеру.       — И поэтому забил вместе с тобой? — хмурится Вуд и не ведется на подначки. — Ты — идиот, Флинт. Я с самого начала говорил тебе про стратегию, и тогда мы могли бы раза в два больше забить. А не слушать сейчас, как ты впустую бахвалишься.       — Чего? — злится тот. — Снитч у Уизела был под носом…       — Это у Боула он был под носом, а Пьюси с девчонками только и делали, что отбирали друг у друга мяч, — фыркает Оливер. — Спасибо Блетчли, что неплохо реагирует. В следующий раз Фред так запульнет, что тебе и не снилось. Да будто ты сам не знаешь!       — Вот еще, буду я бояться какого-то Уизли…       — Ну, ты глянь на них. Прям сердце радуется, — усмехается Монтегю вполголоса. Он берет Фреда под руку, следуя на пару шагов позади капитанов.       — Да уж, — соглашается Уизли и переходит на шепот. — И я только сейчас сообразил, Монтегю, — траву-то я так и не подкинул Ливу.       — А ты думаешь, что она до сих пор нужна? — Грэхем кивает в сторону громко, но вполне мирно, переругивающихся Флинта и Вуда, поддерживая тон. — Они и так оторваться друг от друга не могут.       — И правда, — хихикает тот. — И что нам с ней делать?       — Ничего, — отвечает Монтегю. — «Не дойдя до адресата», она безвредна, так что можешь выкинуть куда-нибудь, чтоб никто не нашел, или сжечь вообще.       — Ну вот, столько усилий зазря, — притворно сокрушается рыжий, а потом с интересом заглядывает в глаза Грэхему. — А нашу легенду о «пылкой и нежной любви» тоже придется выкинуть?       — Не так скоро, — ему кажется или в голосе Уизли за ехидством скрывается разочарование? — Сначала посмотрим, как у них дело пойдет. Ну и расквитаемся с долгами друг перед другом.       — О, это я с радостью, — тут же загорается Фред, но Монтегю не спешит отдавать инициативу в его руки.       — Ну, еще бы. Как насчет нормального свидания, Уизли? По всем правилам, — посмеиваясь, предлагает он, глядя на ошарашенное лицо с розовеющими щеками.       — Мм… — только и может выдать Фред, находясь в шоке от такого неожиданного заявления.       — Обещаю, будет так же захватывающе, как и в лесу, — Монтегю не дает ему опомниться, прижимаясь теплыми губами к уху, и у Фреда тут же слабеют колени.       — Эй, голубки! Догоняйте резче! — окликают их Пьюси и Боул, и Фред сильнее вцепляется в его руку.       — Приму это за согласие, — смеется Монтегю, указывая на сжатые пальцы. — Еще никто не оставлял на мне синяков безнаказанно.       — Можно подумать, у меня есть выбор, — наконец приходит в себя Уизли. — Особенно, когда меня та-ак просят.       — А я и не думал, что тебя так легко смутить, — продолжает улыбаться Грэхем, бросая на рыжего горячие взгляды, и тащит догонять сокомандников.       — Ты, пожалуй, первый и единственный, кому это удалось, — в голосе Уизли почти благоговение, и Монтегю понимает, что теряет голову слишком быстро.       — Даже так? Весьма лестно. Что ж, я пришлю тебе сову вечером.       Они расходятся по своим гостиным, где их встречают однокурсники и фанаты, и обсуждение начинается по-новой.              ***       Как и говорила Макгонагалл, следующие два месяца игры смешанным составом продолжаются. Но тренировки уже проходят без зрителей и снитча. Люциан и Джордж присоединяются к своим загонщикам, и азарт их матчей значительно увеличивается. После каждой игры их встречает Макгонагалл, как ей кажется, незаметно проверяя отношения между гриффиндорцами и слизеринцами. Но профессору, пожалуй, больше не о чем волноваться. Малфой и Поттер все равно каждый раз ссорятся по поводу и без, но уже не с такой озлобленностью как раньше. Да и остальные игроки тоже понемногу усмиряют свой пыл. И больше всего ее, конечно же, радуют Флинт и Вуд. Как-то незаметно для себя и остальных, они начинают не просто переругиваться, а общаться. Действительно и по-настоящему говорить друг с другом. Теперь они спорят без взаимных оскорблений и только по поводу квиддича. Они орут друг на друга до хрипоты на совместных тренировках, а по вечерам в свободное время пропадают в каком-нибудь пустом классе или в переходах между этажами за горячим обсуждением квиддичных стратегий, квиддичных команд и квиддичной экипировки. Смешно и невероятно, но их конфронтация развернулась в диаметрально противоположную сторону, что не может не радовать и не поражать одновременно.       — А вы все-таки спелись, я смотрю, — подкалывает Флинта Монтегю, но тот лишь отмахивается.       — Глупости. Не суди по себе, Грэх. Я с Бэмби о квиддиче говорю, а ты с Уизли не слезаешь. Во всех смыслах, — он ехидно усмехается.       — А ты опять завидуешь? — так же ехидно парирует Монтегю.       — Больно надо. Так что, у тебя это серьезно, насчет грифа? — интересуется Флинт.       — Ну, он мне нравится, — пожимает плечами Грэхем. — Он изобретателен и горяч. Хотя не думаю, что мы продолжим встречаться с ним после школы. Мне нужно заниматься экзаменами и поступлением в университет, а он будет учиться дальше. Так что наши пути разойдутся. Тебе, кстати, тоже следует задуматься об учебе. За эти два месяца ты ни один учебник не открывал. Смотри провалишь сдачу и останешься на второй год.       — Да не нуди, — равнодушно цедит Флинт. — И так уже с этой учебой плешь проели все, кому не лень.       — Может, не зря?       — Слушай не начинай, а? — просит он, устало откидываясь на спинку стула.       — Ладно. Так что все-таки у тебя с Вудом? — возвращается к теме Монтегю.       — Ничего.       — То есть ты все-таки решил втереться к нему в доверие, выведать все планы и маневры, а потом ударить «под дых» на игре? — интересуется Грэхем, мысленно чертыхаясь. Он не очень-то надеялся, что вражда сменится перемирием, но перспектива «грязной игры» его теперь отнюдь не прельщает.       — Ну, это лучше, чем просто пялить грифов как некоторые, — фыркает тот в ответ. — Победа будет за Слизерином любой ценой.       Монтегю на это лишь качает головой. Значит, он будет действовать по своему старому плану. А это не сулит Вуду ничего хорошего. Он и так уже странно то заикается, то бледнеет, то вздрагивает в присутствии Маркуса, и не нужно быть гением, чтобы догадаться, что чувства Оливера больше не так просты, как были раньше.       А Вуд чувствует себя как на качелях: то взмывает вверх от предвкушения новой схватки, то падает к земле, ударяясь о собственные страхи. С чего вдруг он начал бояться Флинта, он и сам не понимает. Никогда слизеринский капитан не вызывал у него такого чувства. Это не страх перед соперником, это, скорее, давшая трещину уверенность в себе. Уверенность не перед оппонентом, а просто перед Маркусом Флинтом: долговязым, мощным парнем, с некрасивыми зубами и острым взглядом темных глаз. Смешно, но он вдруг обнаружил за привычной маской озлобленности и зубоскальства личность, увлеченную квиддичем не меньше, чем он. И не только это. Флинт умен. В том, что его интересует, он разбирается на «отлично». Он — хитрый стратег и донельзя упорен. Вуд смотрит на него совершенно другими глазами и не может не реагировать. И этой реакции он тоже пугается. Он ловит себя на том, что зависает на крепких пальцах, сжимающих учебники, в коридоре у кабинета Зелий. Он провожает его взглядом, случайно выловив в толпе учеников, направляющихся в Хогсмид в выходные. А во снах и вовсе поселилась странная, почти детская, радость, когда кроме обычных полетов, сознание подкидывает ему ощущение теплого плеча рядом, вплотную, на соседней метле. Он никогда не видит его лица, но знает, что вот здесь, в воздухе, сейчас, у него есть настоящий единомышленник. Он не хочет себя накручивать, но и оставлять это без внимания нельзя. В конце концов, он же не влюбленная первокурсница, чтобы вздыхать тайком и пребывать в романтических мечтаниях. Оливер решает, во что бы то ни стало, взять себя в руки и прекратить трепыхаться перед Маркусом. Все это лишь в его голове и может помешать ему играть в квиддич.       После предварительных тестов совместные тренировки отменяют, чтобы седьмой и пятый курсы могли сосредоточиться на предстоящих экзаменах и Кубке школы. Но Флинт и Вуд продолжают свое «бурное помешательство», как выразился Монтегю. Он, конечно, рад, что те примирились, но и оторвать их теперь друг от друга невозможно. Хотя действительно нужно. Тесты Марка сплошь все на «отвратительно», и Монтегю действительно беспокоится за него. Не сколько за оценки, сколько за состояние Флинта, когда об этом узнает его отец. Мистер Флинт всегда был холоден, суров и очень требователен к сыну. Поэтому «неудов» не простит. А Маркус всегда относился к ним наплевательски. И Монтегю знает причину. Как-то на летних каникулах перед шестым курсом он умудрился посетить Флинта в поместье на западе Англии и застал весьма обычную, для их слоя общества, картину. Отец Марка — главный юрисконсульт в Министерстве магии как и многие его предки. Он прагматичен и жёсток и привык устанавливать рамки и правила во всех сферах жизни. Но порывистая и бурная натура Маркуса всегда была против такого уклада. И на этой почве они могли ругаться не по разу на дню. Монтегю ему сочувствует, но ничего сделать не может. Первоклассное образование — фундамент успешной жизни. В «привилегированных» семьях такой порядок устанавливался не одно столетие, и не ему его менять. Он может лишь поспособствовать успешному окончанию Флинтом-младшим школы. Выходит, правда, плохо. И, грешным делом, он даже подумал о том, что его идея сконцентрировать интерес Марка исключительно на Вуде была не самой удачной. Ведь они оба слишком увлекающиеся личности, и если у Вуда будет еще год учебы впереди, то Флинту надо задумываться о своем будущем прямо сейчас.       Но все старания потрачены впустую. Гриффиндор опять проигрывает им на Кубке, и на экзаменах Флинт задумчив, но не сосредоточен на предмете. А после объявления результатов, оказывается, что его оставляют на второй год. Такое, конечно же, случалось, но не на выпускном курсе. Марка вызывают к директору, о содержании разговора с которым он не рассказывает никому. Даже Грэхему. Просто констатирует факт, и Монтегю хватается за голову. Он чувствует иррациональную вину и сожаление, но даже заикаться о подобном не может в присутствии Марка. Он обсуждает это с Фредом, и тот, немного подумав, увещевает, что никакой вины здесь нет. Глупый гриф, он пока еще не осознает, что последний курс — это своеобразный рубеж, пройдя который, их жизнь поменяет свое течение. Между учениками ползут слухи, но Снейп объявляет решение директора только седьмому курсу Слизерина вечером перед выпускным. Флинт тих и угрюм. Лезть к нему с намеками, подколками или сопереживанием не смеет никто. Монтегю уводит его в свою спальню, достает початую бутылку огневиски, и они молча пьют. А после первого же стакана Маркус пытается отправить Монтегю обратно на праздник, но тот, конечно же, не соглашается.       — Что я там не видел, Марк? — ехидничает он устало. — Лучше прекрати себя накручивать. Это уже случилось и бесполезно сейчас «лить слезы». Скажи, отец уже знает?       — Знает, — хмурится Флинт. — И ничего хорошего мне это не сулит, сам понимаешь. Так что давай тогда напьемся хорошенько. В последний раз.       — Ну, надеюсь, что не в последний, — усмехается Грэхем. — Но давай. За окончание и продолжение.       — Да уж, «продолжение», — Флинт вздыхает и равнодушно интересуется. — Я думал, ты в ночь выпускного с Уизли будешь. Или вы уже успели «попрощаться»?       — Успели, — улыбается тот, но Флинту кажется, что другу грустно на самом деле. — С ним было интересно играть. Во всех смыслах. Надеюсь, еще свидимся когда-нибудь.       Он не лукавит в отношении Фреда. После той первой совместной игры и первого свидания, он понимает, что рыжий гриффиндорец Фред Уизли зацепил его не на шутку. Легкое увлечение перерастает во взаимную привязанность, и они оба просто бросаются в эту бурю эмоций и гормонов с головой. Исследуют, расспрашивают, подчиняют и подчиняются. В общем, узнают друг друга заново. Никакой лишней романтики и обещаний «любить до гроба», но — легко, непринужденно и абсолютно потрясно. Даже зная, что все это не всерьез и не навсегда, они не требуют друг от друга большего, просто наслаждаясь моментами близости. Прямо сейчас им всего было достаточно.       Они разъезжаются по домам. Монтегю обещает писать Флинту, потому что от того инициативы не дождешься, надеясь хотя бы так утешить друга. Все лето Грэхема занимают вступительные экзамены в Магический университет на факультет искусств. Но про обещание он не забывает. Ответные письма Марка полны нескрываемой злости на отца и усталости от постоянной зубрежки школьных предметов. Флинт-старший практически посадил его под замок с учебниками, отобрав, пожалуй, единственную радость: квиддич и полеты. Небольшая отдушина — это Вуд. Он, как оказалось, тоже пишет Флинту. И пишет, конечно же, о квиддиче. От чего Марк злится еще больше, лишенный возможности самому читать новые статьи, разрабатывать планы атак и отрабатывать маневры на метле. Монтегю видит эту злость в полных экспрессии строчках и не может не удивляться. Похоже, их отношения гораздо глубже, чем можно было себе вообразить. Они, как те близнецы, разделившие один разум по разным телам. И не похоже, что их противостояние вообще когда-нибудь прекратится.              ***       Новый учебный год начинается, как обычно, с распределения. Ужин, переполошенные первокурсники, привычно-угрюмый Снейп и гомон в коридорах. А Флинт выпадает из этого праздника напрочь. Профессор Зельеварения уже успел его перехватить перед церемонией и провести очередную воспитательную беседу, но в ней нет необходимости. После этого «адского» лета Маркусу не нужно напоминать ни о чем. Отец лично проверял все его работы и все, что он учил эти долгие три месяца. Бедняге оставалось только терпеть и вспоминать старенькую метлу да холодный ветер на высоте.       И, конечно же, первым делом после ужина и стандартной речи Снейпа в общей гостиной он стремится на поле. Древко метлы в руках, кажется, подрагивает сильнее, чем его пальцы. Три месяца без полетов — он никогда еще так долго не оставался на земле. И ни за что не будет. Он себе поклялся. И на первых же метрах высоты не может удержаться от счастливого смеха.       — Вот уж не думал, что ты будешь настолько рад, — слышится немного выше и сбоку веселый голос, и он тут же реагирует.       — Даже ты, Бэмби, мне сейчас настроение не испортишь, — Флинт улыбается во все зубы и жмурится от удовольствия, поднимаясь все выше.       — Я надеюсь, что и ты мне его не испортишь, просидев три месяца без тренировок, — скалится в ответ Вуд, а Флинт моментально устраивает погоню.       — И не надейся, чертов гриф! Вы продуете нам, как обычно, к Трелони не ходи! — фыркает он, с легкостью догоняя Оливера, и ощутимо пихает того в бок.       — Кто кому еще, — по привычке огрызается гриффиндорец.       А ведь он соскучился, признает Вуд. Они оба. Флинт — по полетам, а он — по Флинту. Тупому троллю, безбашенному охотнику и просто грубому парню, в которого он влюбился. Он понял это, когда ожидание скудных ответных писем стало невыносимым, а сентябрь — далеким как созвездие Кентавра. Узнав о том, что Флинт остается на второй год, он испытал стыдливую радость. Это — шанс. Еще один шанс наконец-то победить старого соперника. Шанс продолжить общение и стать ближе. Шанс признать свои чувства и признаться. Нет, о самом признании он, конечно, пока еще не думал. Просто, на будущее. Сейчас ему с лихвой хватает и того, что Флинт — вот он, на расстоянии вытянутой руки, что снова в одном небе вместе с ним, и что они снова смогут сражаться друг против друга.       А после они устраиваются на трибунах и не могут наговориться, споря до самой темноты. Флинт привычно груб и ехиден, и Вуда это тоже не может не радовать. Он и злится, и тут же смеется на реплики слизеринца, и не устает пересказывать ему в десятый раз все последние квиддичные новости. По гостиным расходятся почти в полночь. Флинта встречает старая команда, а Вуда — близнецы Уизли.       — Братец Фордж, ты таки испортил нам капитана. Первый день в школе, а он променял верную команду на любимого соперника, — хихикает Джордж, повиснув на шее у Фреда.       — Ничего подобного, — отвечают Оливер и Фред в один голос, а близнец лишь сдавленно хохочет, утыкаясь в плечо брата. Тон Фреда так же насмешлив, а вот у Вуда он деланно возмущен и дополнен легкой краской на скулах.       — Да ладно тебе, кэп. Мы же все понимаем, — заговорщицки подмигивает ему Джордж. — Чувства и все такое…       — Да какие, к черту, чувства?! — злится Вуд от того, что тот попал в самую точку.       Делиться этим с кем-нибудь он пока не готов. И уж точно первым будет не Джордж Уизли. Может быть, Фред. Или Алисия, которая тоже хитро на него смотрит. Игры смешанными командами тогда оказали на них неизгладимое впечатление. В диковинку было вот так играть с непримиримым соперником: плечом к плечу и за одну победу. Зато финальный матч за Кубок школы был выше всяких похвал. Мастерство обеих команд как будто разом поднялось на новый уровень. Игроки легко предугадывали действия противника и вытворяли в воздухе такое, от чего трибуны замирали в испуганном восхищении. И, конечно же, гриффиндорцы не могли не отметить прогресс в «отношениях» двух капитанов. Над Оливером сначала в открытую смеялись, потом просто подшучивали, а к игре и вовсе успокоились. И никто, никто после победы Слизерина не сказал ему ни слова укора. Да и обвинять, собственно, было некого, кроме самих себя. И все это слишком хорошо понимали. Поэтому, с наступлением нового учебного года, Оливер обещает себе выложиться на все двести процентов и обязательно победить. Обязательно. Ведь другого шанса у него больше не будет.              ***       Школьная жизнь затягивает их с головой. Учеба, полеты, тренировки, зелья и заклинания. Оливеру иногда кажется, что в его сутках отнюдь не 24 часа, а гораздо больше — столько всего он успевает сделать. Он завидует Фреду и Джорджу, которым по плечу любые преграды с их энтузиазмом, и Флинту, который уже выучил весь седьмой курс наизусть. В бешеной круговерти дней приближается Рождество, а силы у Оливера уже на исходе.       Весь декабрь был снежным, и часто вьюжило. Вот и сейчас — сильный ветер поднимает снежную пыль в воздух, и видимость падает до нуля. Оливер сворачивает тренировку раньше на полчаса и распускает команду. Сам же задерживается в раздевалке. Руки и колени тяжело ноют, и он чувствует себя дряхлым стариком, не в силах подняться со скамейки.       — Что-то ты быстро спекся, Бэмби, — ехидный голос вырывает его из сладкой дремы, в которую он проваливается. — Неужели небольшой ветерок помешал храбрым грифам тренироваться?       — Отвали, Флинт, — стонет Вуд, не открывая глаз. — Раз для тебя это «небольшой ветерок», то поле свободно.        — Мы тренируемся завтра с утра, — пожимает плечами Флинт.       Он останавливается возле шкафчиков и разглядывает каштановую макушку, осунувшееся лицо и безвольно опущенные руки. Гриффиндорец явно «на последнем издыхании». Странно, он не помнил, чтобы его «первый» седьмой курс был таким тяжелым. Ни в учебе, ни в тренировках. Неужели из-за его примера профессора решили увеличить нагрузку, дабы избежать повтора? Или гриф придумал какие-то новые способы тренировок, чтобы наконец выиграть у него?       — Вуд, ты обещал мне «Квиддичный обозреватель» за прошлый август. Так что, если не собираешься тут спать, то поднимай свою задницу, — он несильно пинает его по голени, в ответ Вуд только сдавленно мычит.       — Я забыл. Завтра принесу, — Оливер зевает и потирает макушку.       — Сейчас, — настаивает Флинт.       — Да не пойду я в замок, — злится Вуд.       — С чего бы это? — хмурится тот.       Вуд недовольно пыхтит несколько секунд, а потом все-таки выдает:       — Там Перси. Опять загонит за учебники и достанет своим нытьем. Ну не могу я больше с этой «домашкой»!       Он вдруг резко подрывается со скамейки, открывает дверцу шкафчика и с головой уходит в его недра. Оттуда вываливается старая футболка, истрепанный левый наруч и куча смятых пергаментов.       — К черту эту Нумерологию! — слышится приглушенный вопль, и Вуд наконец находит то, что искал — исчерканный листок с последней контрольной и жирным «неудом» под примерами.       — А ты тупее, чем я думал, — ухмыляется Флинт, выдергивая из пальцев гриффиндорца бумажку, и разглядывает ошибки и неточности.       — Да пошел ты! — рычит Вуд, еще больше выходя из себя, и хватает пергамент обратно. Рвет на мелкие кусочки и вперяет злобный взгляд во Флинта.       — Псих, — ржет тот, и Оливеру ничего не остается, кроме как успокоиться — гиблое дело истерить перед ним.       — Если ты такой умный, то чего остался на второй год? — бухтит он.       — Репаро, — Флинт восстанавливает измочаленный листок и фыркает себе под нос. — Ты — идиот, Вуд. И это не лечится. Но, так и быть, готов протянуть руку помощи, иначе «Обозревателя» я вовек не дождусь.       Оливер удивленно хлопает глазами и открывает было рот чтобы что-то сказать, но Маркус тут же его опережает.       — И только попробуй заржать, — предупреждает он, и Вуд поспешно прикрывает рот рукой.       — Ты поможешь? — неуверенно переспрашивает Оливер. Одно дело — квиддич и их споры, и совсем другое — учеба.       Тот кивает, увлеченно просматривая формулы, и опять начинает посмеиваться.       — И еще раз, ты — идиот, Вуд! Кто же к тройке значение лямбды подставляет? Ой, я не могу… А кто так циклы чертит? — он продолжает «восторгаться», а Оливер краснеет и зависает вместе с ним над пергаментом.       Два часа Флинт безнаказанно издевается, а тот терпит, внимательно слушая все объяснения. Внутри Вуда все замирает каждый раз, когда они случайно сталкиваются руками. Он одергивает себя, краснеет, огрызается, но не может не признать, что Флинт объясняет вполне доступно и понятно. Раньше у Оливера не было таких проблем с Нумерологией, но в этом году все у него идет наперекосяк.       Они почти опаздывают на ужин, но расходятся довольными — Флинт получил обещанный журнал, а Вуд весьма сносно подготовился к повторному тесту.              ***       На рождественские каникулы они оба остаются в замке. Флинт абсолютно не настроен возвращаться к отцу, а отец Вуда занят все выходные на работе в Аврорате. Мать звала Оливера в Глазго к ее новой семье, но на этот раз он решил остаться в Хогвартсе.       Он переехал в Англию вместе с отцом когда ему было 10. Родители развелись, мать довольно быстро нашла себе нового мужа, а Оливер не захотел бросать отца. И сейчас, глядя на младенца на колдографии в ее поздравительном письме, он испытывает иррациональную обиду. И за себя, и за отца. В конце концов сейчас ему лучше остаться здесь, а повидаться с новоиспеченной сестрой он может и летом. Он немного лукавит, но не может не признать, что еще его манит перспектива свободных полетов, отсутствие лекций и… Флинт, конечно же. Вуд корит себя, ругает последними словами, стыдит, но никак не может не радоваться, что проведет каникулы вместе с ним. Это уже какое-то помешательство. Но Оливер ловит от него ни с чем не сравнимое удовольствие.       На каникулы в этом году остается довольно много учеников: почти по 10 человек с каждого факультета. Поэтому за праздничным столом в Большом зале весьма шумно. И шумят сильнее всех, конечно же, гриффиндорцы — близнецы Уизли радуют своими карманными фейерверками и нетающими снежинками. Шум подхватывают Ли Джордан, Рон и Гарри, а дальше идет по нарастающей. Они даже Оливера заставляют дурачиться, и он не может им отказать. Не сейчас, когда всего в паре метров от него сидит Флинт, небо с утра очистилось и можно летать до темноты, а домашние задания успешно закинуты под кровать.       Послерождественское утро лениво и солнечно. В общей гостиной близнецы и Ли что-то мастерят, Гарри и Рон играют в шахматы, а Оливер собирается на поле.       — Наш капитан сегодня опять идет на свиданку со слизнем? — привычно подкалывает Фред, когда Оливер заглядывает ему через плечо, интересуясь странной конструкцией из болтов, гаек и шестеренок, соединенных липкой тянучкой ярко-розового цвета.       — Нет, он сегодня на свиданке с Монтегю в Хогсмиде, — в тон ему отвечает Оливер, а Фред тут же поднимается из-за стола.       — Понятно. Ли, давай испытаем эту штуку, — и Оливер с Джорджем поспешно отходят назад.       Вуд с интересом смотрит на Фреда — слишком уж неестественно-спокойным тот выглядит. Почему-то ему кажется, что он что-то не договаривает, отводя взгляд и нарочито громко смеясь.       — Что это с ним? — тихонько спрашивает он Джорджа, и тому не нужно объяснять, что Вуд имеет в виду.       — Он скучает, — пожимает плечами брат и тепло улыбается. Шутки шутками, но он — единственный, кто понимает близнеца с полувзгляда и полувздоха.       — Думаешь, это серьезно? — сомневается Оливер, в ответ Джордж фыркает.       — Кто знает… Эй, Ли, не тряси! Эта штука может взорваться!       Джордж торопливо шагает к парням, а Оливер все-таки уходит на поле.       Странная вещь — эти их отношения. Они вроде с самого начала встречались несерьезно, как будто просто ради прикола. По крайней мере, так казалось Оливеру. А теперь оказывается, Фред скучает. Раз так, то почему же он не поговорил об этом с Монтегю? Этот слизеринец всегда казался Вуду самым адекватным в их компании. Умный, харизматичный, хитрый и сильный. И он не видел в нем злости и приверженности факультетским предрассудкам, что не могло не радовать. Но неужели для него все это было лишь мимолетным увлечением? Да, школьные связи, в большинстве своем, не самые крепкие, но Оливер думал, что они оба расстанутся легко, без чувств. Это было бы вполне в духе Фреда и, определенно, никак иначе, в духе слизеринца.       А вот что будет с ним и Флинтом, он и думать боится. Сначала он надеялся, что это его помешательство пройдет, но после того вечера в раздевалке с контрольной по Нумерологии он понимает, что встрял по самые уши. Серьезный голос, логические выкладки, цифры и низкий глубокий смех снятся ему по ночам и заставляют вскакивать спозаранку, чтобы первым успеть в душ. Возбуждение тяжелым дыханием оседает на затылке и бьет по нервам в самые неожиданные моменты. Оно колется в кончиках пальцев на руках, полыхает жаром в щеки и расширяет зрачки. Даже случайно брошенная кем-то фраза может стать катализатором, сыграв на ассоциативном мышлении. Оливер только стискивает зубы, каждый раз силой выводя сознание из плена гормонов. Если так и дальше пойдет, то он скоро накинется на Флинта, как какая-то влюбленная фанатка. И тогда прощай все их только-только наладившееся общение.       Он пропускает обед и летает до самых сумерек, напрочь забывая о желудке. Петля, торможение, поворот. Разгон и пике. Он снова и снова проделывает движения в воздухе, не отвлекаясь ни на что, пока его не окликают.       — Ты там еще не проблевался, Вуд? — насмешничает грубый голос, и Оливер застывает вниз головой.       — И не надейся, — отвечает он и спускается к Флинту. — Ты уже закончил свою свиданку с Монтегю?       — А ты ревнуешь? — скалится Флинт.       Он пришел без метлы, и, собственно, без нее ему на поле делать нечего. Но он не может себе объяснить, зачем приперся сюда, а не в замок, даже зная, что Вуд будет еще тренироваться.       — Было бы кого, — фыркает Оливер, обмирая внутри.       Нет, он и правда не ревновал. Даже мысли ни одной не было. Просто в их разговорах совсем недавно появилась какая-то странная двусмысленность. И они поочередно поощряют ее, даже не замечая этого.       — А что такого? Я тебе не по нраву? — ехидничает Маркус, когда Оливер все-таки спускается на землю. — Я думал, ты — по мужикам, раз увиваешься за мной.       — В твоих мечтах, придурок! — дергается гриффиндорец и торопится скрыть покрасневшее лицо в раздевалке.       — Значит, то, что тебе нравятся парни, ты не отрицаешь? — не отстает Флинт, топая следом за ним.       — А скажи-ка, Флинт, когда это тебя стала волновать моя ориентация? — разворачивается Оливер к нему, прячет смущение подальше и с интересом заглядывает в глаза.       — Да нужна она мне… — отмахивается Флинт совершенно спокойно, и Вуд понимает, что тому действительно все равно. Или он искусно притворяется.       — Тогда чего пришел? — спрашивает он.       — Вернуть «Обозреватель», — Флинт достает из-за пазухи свернутый трубочкой журнал и кидает его на скамейку.       — Пожалуйста, — фыркает Оливер, даже не надеясь на благодарность. А еще его волнует одна вещь. — Так Монтегю уже уехал?       — А тебе-то какое дело? — вопросом на вопрос отвечает Флинт, устраиваясь у косяка, и заинтересованно оглядывает гриффиндорца.       — Не для себя спрашиваю, — пожимает плечами Оливер, зная, что Флинт и так прекрасно его поймет.       — Он сказал, что у него еще есть дела в Хогсмиде. Так что не стони, встретится он с твоим рыжим, — ухмыляется Флинт.       — Хорошо, — кивает Оливер, стягивая с себя мантию, берется за свитер и, вдруг опять засмущавшись, останавливается. — Так и будешь пялиться на меня?       — Неженка ты, Бэмби, — скалится тот. — Уже и посмотреть нельзя?       — Ну, тебя же не волнует моя ориентация, так что нечего, — парирует Оливер. Опять. Он бы сейчас сбежал в душ вместо того, чтобы разглагольствовать тут с ним, краснеть и мучиться желанием.       — А если бы волновала? Разделся бы передо мной? — снова ехидничает Флинт и вдруг делает шаг вперед, понижая голос. — Стриптиз там…       — Иди ты!.. — возмущается Оливер и не выдерживает.       Кидает в слизеринца забытую мантию и несется в душевые. Флинту все подначить да поприкалываться охота, а он только от одной смутной перспективы готов кончить.       Маркус смеется вслед сбежавшему гриффиндорцу и выходит из раздевалки. «Обмен любезностями» прошел на отлично. А эти слова про ориентацию и вопрос о Монтегю наводят на вполне определенные мысли. Малыш Бэмби, похоже, и вправду «небесного цвета», раз так мило краснеет от каждого намека. Флинт задумчиво хмурится и опять тянет губы в улыбке — это однозначно можно использовать. Монтегю наверняка встретится с Уизелом — только поэтому спросил Вуд. А раз спросил, значит, наивный, все еще на что-то надеется. И эта наивность будет весьма на руку Флинту. Ведь можно сыграть и по-другому. Он сжимает пальцы и с удовольствием прикрывает глаза в предвкушении — ловушка стала изощреннее и уже почти готова заключить в объятия глупого грифа. И во всем, что случится, будет виноват только Вуд.              ***       — Фре-е-ед… — горячо стонет Грэхем на ухо рыжему.       Тот вздрагивает под ним и крепче сжимает пальцы на его плечах. Послеоргазменная нега лишает их сил, заставляя откинуться на подушки. Фред лениво перебирает волосы на затылке Монтегю, пока тот не думает с него слезать.       — Как там дела у Вуда с Флинтом? — сонно спрашивает он.       — Неплохо, я бы сказал, — улыбается Фред. — Они вполне прилично общаются.       — Что, и только? — усмехается Грэхем.       — Да, пока, — кивает тот. — Хотя, по идее, остальное нас волновать не должно. И мы все равно не сойдемся во мнениях по этому поводу.       — О чем это ты? — Монтегю приподнимается с чужой груди и с интересом заглядывает в голубые глаза. С такого расстояния веснушки кажутся россыпью кофейных пятнышек, и ему постоянно хочется провести по лицу Уизли, чтобы их стереть.       — Ну ты же не думаешь, что у Флинта могут быть какие-то серьезные чувства к Оливеру? — фыркает Фред, прикрывая глаза.       Монтегю улавливает в них какую-то странную тень и понимает, откуда «растут ноги» у сомнений грифа.       — Святая простота, — вздыхает он. — Все-то для вас должно быть серьезным, чистым и до гроба…       На это Уизли начинает усиленно спихивать его с себя и садится в постели.       — Послушай, Монтегю. Это мы с тобой договорились, что между нами не будет ничего серьезного. А Оливер таких отношений не принимает. И если Флинт вдруг вздумает воспользоваться им, то ни одному из вас мало не покажется, — голос Фреда неожиданно зол, и за этой злостью Грэхем улавливает странный надрыв и боль.       — И почему мне кажется, что ты сейчас не о них говоришь? — Монтегю усаживается следом, кладет руку на веснушчатое плечо и разворачивает Уизли к себе.       Тот молчит в ответ, но предательская краска ползет по ушам, и Грэхем не может сдержать лукавой улыбки.       — Ты такой дурак, Уизел, — он притягивает его к себе, обнимая. — Что, решил нарушить наш договор?       — Я не думал, что буду скучать, — хмыкает Фред, выпутываясь из объятий, и встречает его взгляд. — Но это не отменяет наш договор.       Гриффиндорец упорствует, но Монтегю не нужны эти лживые обиняки — он и так видит все его чувства насквозь.       — Я говорю о том, что Флинту не стоит играть с чувствами Оливера, — предупреждает Фред, выбирается из кровати и начинает одеваться.       — А еще ты говорил, что нас их отношения волновать не должны, — усмехается Монтегю. Уизли ходит вокруг да около, но никак не хочет признаваться, что его на самом деле беспокоит.       — Это ты — дурак, Монтегю. Ни черта не понимаешь… — досадливо цедит Фред, а Грэхем торопливо встает и подходит к нему, чтобы снова обнять.       — Все я понимаю, — серьезно говорит он. — Мы хотели их примирить, и у нас это получилось. Мы для этого даже встречаться начали. Но я прекрасно тебя понял, Уизли.       Фред обнимает его в ответ и тихонько сопит в плечо.       — Не хочу тебя больше видеть… — шепчет он.       — Знаю, — так же тихо отвечает Грэхем, притискивает его сильнее и тянет обратно в кровать. — Обещаю, больше не приеду.       Он зацеловывает худое лицо, стягивает футболку с поддающегося тела и не может не признать, что серьезно вляпался. Он скучал. Уизли по нему скучал… То, что началось как шутка, отлилось ему серьезными проблемами. Настолько, что он не выдержал и рванул на рождественские каникулы в Хогсмид. И то, что эти «проблемы» взаимны, делает его безумно счастливым.              ***       Первая оттепель приносит с собой запах мокрых облаков и умытого неба. Ночью заряжает мелкий теплый дождь, и наутро все сугробы осели. На земле воздух теплый, но, как только Оливер поднимается на высоту, в лицо ударяет еще по-зимнему холодный ветер.       Весна приносит с собой не только тепло, но и очередные тесты. Оливер лениво раскачивается в воздухе, размышляя над формулой зелья из «Драконьего» вереска, когда ему вдруг стряхивают за шиворот горсть тающего снега.       — Фред!.. Чхи!.. — кричит он. — Я тебя убью!       — Как ты можешь, кэп? Фред — это я! — смеется близнец, подлетая к брату. — Пора бы уже запомнить!       А Вуд сердито трет нос и пускается в погоню за рыжими. Сколько бы он ни кричал, а тренировка сегодня выходит отвратительная. Близнецы пристают то к Гарри, то к девчонкам, втягивая их в бессмысленную чехарду на метлах. И ему ничего не остается, кроме как закончить пораньше и отпустить всех в замок.       Оставшееся до ужина время стоит провести с пользой. Например, за учебой. Он прячется от Перси в библиотеке. Удивительно, но только тут он его почему-то не ищет. Зато находит в любых других местах и начинает нещадно гонять по материалам прошлых лет. Он слишком зануден и логичен: начиная тему, разбирает ее по полочкам, до основания, вываливая на Оливера, вместе с полезной, еще и кучу ненужной информации. Вуд так не может, ему лучше готовиться самому. Вот он и сбегает в укромный уголок между стеллажами, прихватив учебники по зельям для семикурсников, перья и пергаменты. Расширенное издание обещает полную подготовку к Ж.А.Б.А., но никто не сомневается, что Снейп с удовольствием завалит любого, кроме своих слизеринцев. Он теряет счет времени, листая очередную книгу и делая пометки в пергаменте, и совершенно не замечает фигуры в полуметре от него. Только когда гомон торопящихся на ужин учеников становится громче и оживленнее, он обнаруживает соседа и тут же вздрагивает.       — Флинт? И давно ты тут сидишь? — чертыхается он.       — Достаточно, чтобы понять, что ты везде такой же невнимательный как и на поле, — потешается тот. — Ты себе уже тут гнездо свил.       — Отвали, а? — отмахивается Оливер и опять тянется к свербящему носу. — Апчхи! Уже ужин?       — Он самый. Что, опять Нумерология спать спокойно не дает? — ехидничает Флинт, поднимаясь вслед за ним.       — Зелья, — фыркает Оливер, торопливо собирая свои бумаги.       — То-то я смотрю, ты последний справочник по исцеляющим забрал. Он мне тоже нужен, — Флинт тянется к учебнику, но Вуд успевает раньше.       — Обойдешься. Я еще не закончил, — он вцепляется в книжку мертвой хваткой.       — Будь лапочкой, Бэмби, не доводи до греха, — угрожающе тянет Флинт, скалясь. Только в библиотеке им не хватало поругаться.       — Верну, если поможешь мне с подготовкой, — быстро находится Оливер, боязливо обмирая от собственной храбрости.       — А не обнаглел ли ты часом, Вуд? — искренне удивляется Маркус.       — Отнюдь. С Нумерологией у тебя неплохо, а с Зельями наверняка должно быть еще лучше, — почти завистливо стонет Оливер. — Может, проявишь благородство еще раз — и учебник окажется у тебя в кратчайшие сроки.       — Черт с тобой, — бурчит Флинт под впечатлением от неожиданной просьбы Вуда. — Здесь же, после ужина. И не опаздывай, иначе учебника больше никогда не увидишь.       Тот кивает и стремительно исчезает за стеллажами, а Маркус рассеянно чешет затылок. Ему действительно был нужен этот справочник, и он помнил, где всегда был припрятан лишний экземпляр, но, когда обнаружил на месте грифа, был удивлен. История с Нумерологией была всего лишь насмешкой, случайной импровизацией, а нынешнее предложение — уже открытая просьба о помощи. Он ведь битый час наблюдал за увлеченным Вудом, лениво листая старый травник, только для того, чтобы еще раз пройтись по умственным способностям Бэмби. А тут — вот как все обернулось. Что ж, можно будет использовать и эту возможность. Он усмехается и уходит следом за гриффиндорцем.       А тот несется в Большой зал так, что только пятки сверкают. Ну с чего бы ему просить Флинта о помощи? В прошлый раз тот сам предложил, а теперь Вуд себе могилу роет, зная, как слизеринец любит над ним издеваться. Но, даже несмотря на все это, не замирать от сладостного предвкушения он не может.       Через час они встречаются снова, как условились, и оба неловко переглядываются.       — Ладно, чего ты там опять не понимаешь, тупой гриф? — вздыхает Маркус, устраиваясь по-турецки на полу. Вуд тулится рядом, раскладывая пергаменты, и, конечно же, не остается в долгу.       — Я не понимаю не больше, чем ты, — парирует он. — Но вот с Зельями у меня действительно проблемы.       — С которыми? — возводит глаза к потолку Флинт, набираясь терпения, и Оливер тут же тыкает в раскрытые страницы, указывая рецепты.       Почти три часа они спорят об ингредиентах и способах их приготовления. Вуд не может просто слушать язвительные комментарии, огрызаясь и дергаясь в ответ на каждую реплику. И только когда Флинт начинает диктовать ему свои замечания по каждому обсуждаемому зелью, притихает, торопливо записывая их. Перо летает над пергаментом, а Флинт пропускает момент, когда оно вдруг теряет скорость, а потом и вовсе выпадает из ослабевших пальцев. Под конец дискуссии Оливер, хоть и хорохорился, но все равно клевал носом. А сейчас Маркус замечает, что тот уже просто спит. И он опять поражается смелости грифа: он тут, понимаете ли, распинается перед ним, а тот преспокойно засыпает прямо во время разъяснений. Флинт уже собирается толкнуть вырубившегося Вуда, как тот шмыгает заложенным носом и валится ему на плечо. Флинт застывает с раскрытым ртом на полуслове и медленно поворачивает голову в сторону притихшего Вуда. Тот сопит, немного ерзает и упирается виском в мягкие складки его свитера. Кажется, у него жар, отмечает про себя Флинт, рассматривая полыхающие щеки. Прекрасно, гриф еще и заболеть умудрился. Он хочет сбросить его с плеча, но тот опять начинает ерзать и стонет на грани слышимости:       — Ма-а-арк…       И Флинта тут же подкидывает над сознанием от этого горячего шепота. Голос тих, но в нем столько невысказанного желания, что он еле удерживает себя от краски смущения. Вот это гриф дает… Он же спалился сейчас по полной. Какие тут сомнения, когда вот так: томно и горячо. Флинт сжимает кулаки, удерживая сладкую дрожь, бьющуюся в теле. Он медленно поворачивается, подставляя ладонь под чужую голову, и склоняется к губам. Вуд раскрывается без сопротивления, даже слабо отвечает, а потом просыпается. Вздрагивает, бьется затылком о полку с книгами и зажимает рот рукой.       — К-какого?.. — заикается он, тяжело дыша, и ошарашено смотрит на Флинта.       — Это я тебя должен спрашивать, Бэмби, — фыркает тот, проводя языком по губам.       Оливер взвивается на ноги. Удивление моментально превращается в страх разоблачения и злость.       — Если это твои шуточки…       — Какие уж тут шутки. Это не я выстанываю свое имя во сне, — он торжествующе скалится, глядя как гриффиндорец заливается краской по самые уши.       — Флинт, я… — начинает было Оливер и замолкает. Он не был готов к тому, что его поймают с поличным.       К вечеру у него разболелась голова и, по всей видимости, поднялась температура, раз его вырубило прямо на полу. Но он никак не ожидал проснуться с губами Флинта на своих. Это было слишком похоже на сон.       — Что «ты», Вуд? — усмехается тот, встает и подходит к нему. Ну же, давай, признайся, чертов гриф, и тогда наша игра перейдет на совершенно другой уровень.       Оливер продолжает полыхать, но молчит, нелепо шевеля губами и пытаясь придумать ответ.       — Ты там от удовольствия язык проглотил? — тихо говорит Флинт и опять наклоняется к его лицу. — Не думал, что я тебе настолько нравлюсь.       — Вот еще… — задыхается тот и упирается руками в его плечи, останавливая движение.       — Еще скажи, что не хочешь, — фыркает Маркус, и Вуд отталкивает его на этот раз всерьез.       — Хочу, — он с вызовом заглядывает в его глаза, забыв про страх. — Но если для тебя это всего лишь шутка или просто способ развлечься, то я умываю руки.       — А не пожалеешь? — продолжает скалиться Флинт.       — Я не собираюсь встречаться с тобой только ради прикола, — злобно цедит Вуд. Кто бы сомневался, что чертов тролль именно так отреагирует.       — Да? Очень жаль, — глумится Маркус и добивает. — Ну если передумаешь, обращайся.       Он пошло облизывается, а Вуд в момент сатанеет.       — Да пошел ты! — рычит он, впопыхах собирает свои вещи и стремительно убирается с горизонта.       А Флинта складывает пополам в приступе неконтролируемого смеха. Бэмби, чертов неженка, и вправду воспылал к нему страстью. Да еще какой! Он смеется до слез, демаскируя себя, и мадам Пинс тут же появляется из-за стеллажей.       — Мистер Флинт, соблюдайте тишину, — строго говорит она. — Не думаю, что справочники по зельям настолько смешны. И уберите за собой.       Флинт, все еще посмеиваясь, собирает оставшиеся книги и ретируется в подземелье, забрав многострадальный справочник.       В гостиной его встречают Боул и Блетчли и не могут не прокомментировать довольную мину капитана.       — Никак ты опять Вуда встретил, Флинт? — фыркает Майлз. — Только от него ты приходишь такой довольный.       — Эта игра стоит свеч, — пожимает плечами тот и сладко потягивается. — Чего и вам желаю.       — У меня уже есть одна фанатка, мне хватит, — смеется Блетчли. — А Люц на играх так на Спиннет орет, что ему там точно ничего не светит. Ни с кем.       — Да больно надо, — отмахивается Боул, и они провожают взглядом ушедшего к лестницам Флинта.       — «На войне все средства хороши», — сходятся они во мнениях, предвкушая и отчасти жалея гриффиндорского капитана.              ***       Оливер бегает от него целую неделю. Флинт посмеивается про себя, но пока не делает никаких попыток как-то зацепить его раскрывшимся секретом. Он вполне может подождать, пока Вуд успокоится, расслабится, чтобы потом ударить побольнее.       А Оливер же и правда в тихой панике. Сбежав из библиотеки, он чуть не рвет на себе волосы от досады. Это же надо было так попасться! Он практически выложил ему все как на духу, а что получил взамен? Издевку! Тьфу ты! На смену злости приходит боль, а затем и отчаяние. На что он надеялся? Разве он не знал, каков Флинт и как может на это отреагировать? Они же до сих пор соперники, враги, а он дал ему такой козырь в руки. Идиот! Вуд в очередной раз хватается за голову и нервно меряет шагами спальню семикурсников. Хвала Мерлину, он один — объяснять свое поведение он не намерен. Желательно — никогда. Он его высмеял. Он его отверг. Оливер останавливается у стены и душит желание побиться об нее головой. Он ведь действительно влюбился. Он хочет его во всех смыслах и понятиях. И он совершенно не был готов к такому грубому отказу. А теперь он боится. С таким компроматом бессовестный слизеринец поднимет его на смех перед командой, напрочь деморализуя весь их боевой настрой. И сделает это с особым удовольствием. Оливер заранее чувствует вину перед сокомандниками, но старается не поддаваться панике и готовится дать отпор. Да, он облажался, но он не позволит Флинту так просто играть с его чувствами.       Смену настроения замечает вся команда и, конечно же, не может не вопрошать: громогласно — это Фред и Джордж, и украдкой — Ли и Алисия, о том, что же приключилось с их капитаном. На все вопросы он отмахивается, и они отступают, предпочитая не давить. Но он не сможет вечно бегать от этой проблемы и от Флинта. Пока ему нужно время, чтобы успокоиться, подумать и решить, что делать дальше. И недели ему катастрофически мало, потому что, когда они сталкиваются со слизеринцами в дверях Большого зала носом-к-носу после ужина, Оливер просто не может не сорваться.       — Эй, Вуд… — зовет его Флинт издевательски-томным голосом, намереваясь выдать очередную подколку, но гриффиндорец резко перебивает.       — Отвали! — рычит он, кидая взгляд поверх его головы, и уносится в неизвестном направлении.       Команды застывают в шоке. Слизеринцы начинают посмеиваться, а гриффиндорцы только переглядываются.       — Оливер! — зовет Алисия и торопится следом за сбежавшим.       Догоняет она его только у теплиц профессора Спраут.       — Лив, да подожди же, — тяжело дыша, они останавливаются у стеклянной стены на подтаявшей дорожке. — Что между вами опять произошло?       Вуд прикусывает губу и дергает плечом, не желая отвечать, но она не собирается отступаться. Он — ее друг, и она готова помочь ему всем, чем сможет.       — Оливер… — просит она, разворачивая его к себе. — Поговори со мной.       — Я подставился, Ал, — вздыхает Вуд и устало смотрит в сумеречное небо. — Я так встрял…       Спиннет пристраивается рядом, вплотную, и молчит, поощряя продолжать. И понемногу он начинает рассказывать ей о своем сумасшествии под названием «Маркус Флинт». Она не комментирует, выслушивая молча, а когда он заканчивает рассказ, может только посочувствовать.       — Лив, так нельзя, — Алисия берет его за руку и осторожно сжимает. Он сейчас в таком состоянии, что готов вот-вот сорваться. — Тебе придется справиться с этим.       — Как, Алисия? Ты ведь видела этого придурка, он… — подавленно шепчет Вуд. — Угораздило же меня…       — Оливер, — строго начинает она и заглядывает в печальное лицо. — Он забил тебе решающий квоффл, и ты проиграл. Но я ни разу не видела, чтобы ты после этого сдавался. Чем эта ситуация отличается?       Он удивленно встречает ее взгляд, но та продолжает стоять на своем.       — Да, может быть ты и подставился, рассказав ему, но то, что ты чувствуешь — на самом деле не плохо. Тебе нужно выстоять перед этим. И мы поможем тебе.       — Алисия… — устало тянет Вуд, но понимает. Действительно понимает, что та права на все 100. — Спасибо.       — Не за что, — улыбается она. — А теперь выдохни и соберись, снитч еще в небе. Ты сам не раз так нам говорил, чем не повод себя же слушать?       — Твоя правда… — горько соглашается он. Рано он расклеился, как ни крути. Он еще поборется.       А Флинт, глядя, как резво улепетывает Вуд, еле сдерживает смех. Ох, он довел его. Теперь, главное, не упустить момент. Накалить грифа добела и развернуть ситуацию в свою пользу. И тогда тому уж точно некуда будет деться.       Случай представляется на следующий же день. Равенкловцы прочно заняли небо до самого вечера, и Гриффиндор со Слизерином отдыхают. Парочка первокурсников доносит, что видела Вуда в библиотеке, но на старом месте его не оказывается. Флинт уходит искать в пустые классы, где они когда-то собирались, чтобы обсудить прошедшие игры, и находит благодаря близнецам Уизли. Он чуть не угодил в одну из их приколов-ловушек, расставленных везде и повсюду по случаю Дня дураков. В ответ на злобное чертыхание, те, не менее злобно, ухмыляются и просят его не путаться под ногами.       — Да мне до звезды на ваши приколы! — фыркает он, и те тут же цепляются, оттесняя его из коридора четвертого этажа к лестницам.       — Да-да, — отмахиваются братья. — Небо сегодня ясное и звездное — сходи, посмотри. Только не мешай, а то уползешь отсюда слизнем…       Флинт хмыкает и поспешно ретируется — с ними действительно лучше не связываться, когда они заняты очередным своим изобретением. «Звезды, звезды…», — крутится у него в голове, и он поднимается к Астрономической башне. В старом классе астрологии они с Вудом тоже как-то бывали. И, конечно же, там он его и находит. Гриффиндорец оккупировал широкий подоконник и, судя по сосредоточенному лицу и проскакивающим вполголоса цифрам, он снова подтягивает Нумерологию. Флинт тихонько замирает у порога, наблюдая за Вудом, и потешается про себя: пока голос не подашь, грифа можно рассматривать вечно. Это действительно смешно. Сказал бы кто ему год назад, что Бэмби сохнет по нему, он ржал бы до икоты. А сейчас это вполне закономерно. Не то, чтобы он был так уверен в своей мифической неотразимости, но после того как они столько общались и нашли наконец общий язык, логично заключить, что чувства грифа могли измениться. И, чего греха таить, это приятно греет душу Флинта. Это не чувство превосходства — ему действительно приятно, что его кто-то любит. Пусть даже и чертов Вуд.       Он еще раз фыркает, на этот раз громче, и медленно выдвигается к окну.       — Ну что, опять ариан от тригана отличить не можешь? — глумится он, подходя вплотную, и заглядывает в разбросанные пергаменты.       — Не твое дело, — тут же ощетинивается Оливер и начинает торопливо собирать свои бумажки.       — Да что ты сучишься, Вуд? Я б помог тебе, — ехидничает он, наблюдая за телодвижениями. Ему не нравится, что тот опять бежит от него.       — Я в твоих подачках больше не нуждаюсь, придурок, — злобно цедит Оливер и уходит к дверям.       — Сам придурок, — огрызается Флинт и хватает его за рукав. — Да подожди ты крыситься! Я поговорить хотел.       — И о чем? — отрешенно спрашивает Вуд, рассматривая витую кованую ручку двери, как последний шанс на спасение. Да, он хотел дать отпор, как сам же себе и обещал, но где-то на полпути к заветному выходу это все-таки превратилось в бегство.       — Я вообще-то действительно мог бы помочь с этим, — Флинт указывает на учебники, стараясь врать как можно убедительнее. — И насчет встречаться: я не против, если серьезно.       Вуд застывает с открытым ртом, а Маркус удовлетворенно хмыкает. Врет он про учебу, а вот про отношения — это полуправда, в которой убедить гораздо проще.       — Несмешная шутка, — Оливер злобно щурится, и Флинта это тоже начинает выбешивать.       — Я что, Уизли по-твоему, чтобы все время шутить? — рявкает он, а тот опять шокировано застывает.       — То есть… — выдавливает Оливер слабым голосом, и Флинт не выдерживает.       — Да не тупи же! Ты предложил, я согласился. Чего теперь глаза пучишь? — бесится он.       — Да тебя хрен поймешь потому что! — взрывается Оливер, взмахивая руками. Его учебники и пергаменты тут же оказываются на полу, но он продолжает бушевать. — Тебе же плевать было на меня!       — Когда это мне было плевать на тебя? — цепляется Флинт и сменяет гнев на усмешку. — Нет, правда, Вуд, когда это мы плевали друг на друга?       — Флинт, я не собираюсь быть твоей игрушкой, — Оливер успокаивается, но все равно не верит.       — Опять — двадцать пять! Ты меня слушал вообще? Я не говорил про игрушку, — тот снова выходит из себя.       — Ты меня понял, — Вуд не сводит с него внимательного взгляда.       — Да понял, понял я, — бурчит Маркус. Как же с ним сложно! А потом неожиданно почти смущается — он вообще-то только что предложил Бэмби встречаться. Куда катится его крыша? — Ну, так что, попробуем?       Гриффиндорец заливается краской, медленно кивает и вдруг дергается на пол, вспоминая про свои учебники. Флинт улыбается на неловкое смущение и ждет, когда тот закончит. Он глушит облегченный вздох и разминает вспотевшую шею. Взгляд цепляется за зеленые листочки над косяком двери, и его тянет заржать в голос.       — Эй, Вуд, а откуда здесь омела, да еще и в апреле? — сдавленно прыскает он в кулак, а тот поднимается на ноги и так же запрокидывает голову, рассматривая маленький венок с белыми цветами.       — Не знаю. Может с Рождества осталась, а может шутка близ… — начинает Оливер, недоумевая, но Флинт не дает ему закончить, перехватывая чужие губы своими.       Вуд от неожиданности открывает рот, но Маркус не груб и не давит, спокойно лаская мягкое тепло. И тот расслабляется и отвечает. Учебники опять пытаются выскользнуть из его рук, и Флинт вцепляется в них на пару с Оливером, чтобы не испортить момент. Воздух в легких стремительно заканчивается, и они отпускают друг друга, тяжело дыша.       — Ну, так что, помогать? — хмыкает Флинт, кивая на ношу Вуда, а тот моргает, сбрасывая с себя наваждение, и повторяет ухмылку.       — Естественно.              ***       То, что происходит дальше, напрочь переворачивает весь внутренний мир Оливера. Два месяца он медленно, но верно сходит с ума. Флинт везде, он проникает ему под кожу, дышит его воздухом и вплавляется в сердце. Его разрывает на части от бешеной нагрузки на сознание: учеба, тренировки и Флинт. Фли-и-инт. Тягуче-медленно, горячо, вместе с сердцебиением, так что Вуд чуть не задыхается каждый раз. Он бы с радостью выкинул первые два раздражающих фактора, заполнив все только Маркусом, но не может. Никак не может. Впереди: университет, игры в какой-нибудь команде и опять-таки Флинт. И если он не намерен потерять его после школы, то должен приложить все усилия. Он уже даже попробовал представить себе их совместное будущее, но быстро отказался от этой затеи — все может повернуться не так, как хочется, ни к чему тешить себя напрасными надеждами. А спрашивать о планах Флинта — страшно и слишком уж откровенно. Да и рано, наверное, еще. Оливер не знает, что тот к нему чувствует. Они встречаются несколько раз в неделю, пару раз целуются, а потом опять усаживаются за учебники. Флинт вроде бы не проявляет никакой инициативы, но охотно принимает и поддерживает все попытки гриффиндорца. Он меньше злится, но привычно ехидничает и подкалывает. Но теперь Оливер чувствует, что это не для того, чтобы ударить, сделать побольнее, обидеть — он просто таков сам по себе. И Вуду это тоже нравится. Водоворот нахлынувших чувств просто уносит его за собой, не оставив ни шанса выбраться. Но он и не пытается, полностью отдавшись этой страсти.       В конце мая они сдают Ж.А.Б.А. и получают небольшую передышку до Кубка школы и выпускного. Вуд усиленно наверстывает пропущенные тренировки и не отпускает команду до самой темноты. Да, им всем пришлось нелегко, но остался всего один шаг до решающего матча. И они выиграют во что бы то ни стало. А еще он уже чисто физически не может не думать о Маркусе. Теперь, когда экзамены позади, в голове только полеты и слизеринец. Обнимающий, целующий припухшие губы, улыбающийся и довольно устраивающийся головой на его коленях, уставившись в учебник. Оливер чувствует себя перенакачанным воздухом шариком, который вот-вот лопнет от того немыслимого количества тепла и счастья, что внутри.       Срывается он за два дня до игры. Ждет Марка после тренировки в раздевалке. Они частенько встречались после них то у гриффиндорцев, то у слизеринцев, и Фред с Джорджем, выходя последними, опять подтрунивают над ним. Но Оливер не реагирует. Для него это, может быть, последний шанс донести до Флинта, объяснить, что тот на самом деле для него значит. И разузнать наконец об отношении ко всему этому самого Маркуса. Но, как только слышит глубокий низкий голос с довольными нотками, сдерживать себя больше не в силах.       — Ну, что, Бэмби? Послезавтра все решится, — Флинт уже по привычке останавливается в дверях, подпирая косяк.       А Оливер подлетает к нему, хватает за плечи и впивается голодным поцелуем. Он неистовствует, но ему мало ответных ласк языка. Он хочет большего. И он более чем готов.       — Послезавтра. А сейчас… — еле выдыхает он, отпуская обомлевшего от такого напора Флинта.       — Сейчас? — быстро подбирается тот, прижимая его еще плотнее.       — Сейчас я хочу, — просто отвечает Вуд и снова приникает к губам.       Флинт начинает гладить грубо, настойчиво. Исследует спину поверх свитера, забирается под него и рубашку широкими ладонями, спускается ниже, крепко обхватывая ягодицы, и прижимается пахом к паху.       — И чего же ты хочешь? — дразнит он, потираясь об ответ на вопрос, однозначно упирающийся в его собственный.       Оливер тихо протяжно стонет в его рот и пытается не терять самообладание так быстро.       — В душ хочу, — тянет он, и Флинт тут же соглашается.       — В душ, так в душ.       Маркус ведь тоже не железный. Чертов Вуд со своими чувствами упорно раскачивает его выдержку. После того признания, он не предпринимает никаких ответных действий, предоставляя Вуду полную свободу. Но тот ни мычит, ни телится, как говорится. Он предпочитает поцелуи и обнимашки на трибунах перед отбоем. Сопливый романтик. Но Флинт не лукавит, признаваясь, что и сам получает от этого удовольствие. Рано или поздно гриф все равно захочет большего. Нужно только дождаться, и он терпеливо ждет. Вуд все должен сделать сам.       И он делает. Стягивает с него мантию по пути к душевым, даже не отрываясь от губ. Яростно хватается за пуговицы на рубашке и гладит везде, куда может дотянуться. И Флинт не отстает, перенимая безудержную страсть, вытряхивает Вуда из штанов и толкает в первую попавшуюся кабинку. Тела обжигают горячие струи, и только тут они замечают, что все помещение затянуто густым влажным паром. Кто-то из ребят забыл выключить воду, а Вуд даже не услышал шума, погрузившись в свои мечтания. Флинт стаскивает с него трусы и вышагивает из своих. Прикосновение кожей к коже бьет ярким наслаждением по нервам. Он прижимает Вуда к нагревшемуся кафелю стены и ласкает так, что тот не может устоять на подкашивающихся ногах. Он сжимает его ладонями под ягодицами, удерживая, а потом протискивает руку между их телами. Пальцы накрывают оба члена сразу, и Вуд заходится рваными всхлипами, не переставая ерзать.       — Марк… — выстанывает он, и Флинта заводит еще больше от того, насколько пошло звучит Вуд. Другой рукой он продолжает сжимать и гладить задницу грифа и продвигается дальше, начиная ласкать сжатое колечко мышц. Он неглубоко вводит палец, и стоны Вуда становятся на порядок тише. Пора немного притормозить, иначе их обоих надолго не хватит. Вуд крепче вцепляется в плечи и вытворяет языком в его рту такое, от чего у Маркуса начинают плавать темные пятна перед глазами. К черту выдержку! Он протискивает палец дальше и начинает им размеренно двигать. Из воды — плохая смазка, и, видя, как Вуд чуть морщится, он берется за мыло с ближайшей полки. Скользкий палец ходит легче, и вскоре он подключает второй. Оливер больше не стонет, лишь дышит тяжело и хрипло. Флинт вытаскивает пальцы и разворачивает его спиной к себе.       — Упрись, — просит он шепотом на ухо, и Вуд послушно располагает руки на стене.       Теперь вода льется между их телами, разбиваясь о поясницу Вуда, и брызжет на живот Маркуса. Тот убавляет напор из лейки и возвращает пальцы к анусу. Угол меняется и идет легче. А когда он задевает простату, то возвращаются и сдавленные стоны. Оливер прогибается в пояснице, а Флинта вдруг на миг отпускает горячечное наваждение, поражая осознанием происходящего. Он собирается трахнуть гребанного Оливера Вуда! Причем так, чтобы тот не то чтобы сидеть на метле, даже думать о полетах не мог. И сделает это с таким удовольствием, как будто это — самое невероятное и непередаваемое действо в его жизни. Он приставляет головку ко входу и начинает медленно входить. Вуд зажимается и мелко подрагивает, и Маркус снова принимается ему дрочить. Он склоняется чуть дальше вперед, прихватывает зубами левую лопатку и поднимается к шее настойчивыми поцелуями. Он протискивается все дальше, отвлекая Вуда от боли и дискомфорта, а сам пытается удержаться от того, чтобы не засадить сразу на всю длину. Оливер чертовский тесный. Возможно, душевые были не самым лучшим местом для их первого раза. Он входит до упора и останавливается, давая возможность привыкнуть, но Вуд тут же двигается к стене, и потом подается на Маркуса, намекая, что не станет ждать больше ни минуты. Флинт усмехается про себя и начинает медленно двигаться, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Вуд гнется еще больше и громко вздыхает. Желание накрывает с головой, и ни один из них больше не может сдерживаться. Флинт увеличивает темп, вколачиваясь сильнее. Руки Вуда дрожат, и он держится из последних сил, двигается назад и ахает от переполняющих ощущений. Маркус вцепляется в его бедра, а потом опять смещает руку на живот и стискивает член, начиная дрочить в темпе с быстрыми глубокими толчками. И Вуд ломается. Падает лбом в подставленную руку и заходится криком, кончая. Флинт кончает следом за ним, наваливается всем телом на расслабленную спину и чуть дрожит от сладкого удовольствия. С полминуты они лишь загнанно дышат, а потом Вуд поводит плечом, и Маркус отстраняется. Разворачивает его к себе и заглядывает в прикрытые глаза. Оливер ловит его взгляд и торопливо ухватывается за шею, притягивая к себе. Медленно целует и все никак не может отдышаться.       — Флинт, меня ноги не держат, — тихо шепчет он.       — Меня тоже, — отвечает тот и послушно обнимает горячее тело.       Они стоят так несколько минут, пока Флинт не делает шаг назад, утягивая Вуда следом за собой под теплые струи. Он лениво двигает руками по его плечам и спине, дотягивается до ягодиц, омывая тело от спермы, и чувствует, как Вуд повторяет его движения.       Одежду высушивают заклинанием и медленно одеваются. Неловкости в молчании больше нет. Вуд перешел свой предпоследний Рубикон и теперь постарается перестать краснеть.       — Не вздумай только сесть сейчас, а то потом не встанешь, — усмехается Флинт.       Он оделся быстрее и теперь разглядывает ладное подтянутое тело.       — Да уж, не дурак, — вздыхает Вуд и оглядывается в поисках мантии.       — Откуда этот шрам? — интересуется Флинт, намекая на длинный белый рубец на левом боку Вуда.       — Стихийный выброс в детстве, — коротко отвечает тот, и Маркус молчит, давая понять, что хотел бы узнать подробнее.       — Упал с метлы, когда магия пошла через макушку, и неудачно, — Вуд наконец заканчивает с одеждой и теперь роется в шкафчике, собирая кучу пергаментов в сумку. — Взрослых рядом не было, вот и получилось…       — Ты с тех пор такой придурковатый? — тут же не удерживается Флинт, смеясь.       — А разве есть другие объяснения? — ехидно парирует тот. — Идиотина. Он ведь до сих пор иногда болит.       — Тебя пожалеть? — деланно сочувствует слизеринец.       — Можно подумать, ты умеешь. Я действительно завтра сидеть не смогу, — стонет Вуд, хватаясь за поясницу.       — Ты сам этого хотел, — Флинт приближается и накрывает руку на спине своей, переплетая пальцы.       — Как и ты, — выпрямляется Вуд, заглядывая ему в глаза.       — Туше, — улыбается тот и тянет его за руку на выход.       Им обоим не нужна какая-то романтическая болтовня. Скользящей в голосе расслабленной усталости и удовлетворения более чем достаточно. Так же легко они переходят на новый уровень. Оливер больше не ждет от него признаний, да и сам понимает, что Флинт и без слов видит все его чувства. А этой завуалированной поддержки и руки на его ладони ему хватает с лихвой. Хватает до самого замка, а потом Флинт уходит в подземелья, клюнув его в щеку на прощание, и Вуд понимает, что не хочет его отпускать. Не хочет расставаться ни на секунду и особенно сейчас. Да только, делать нечего. Они поговорят после матча. И он скажет ему все, о чем молчал. Расскажет обо всем, что чувствует, теперь уже вслух.              ***       В день матча погода оставляет желать лучшего. Небо хмурится, предвещая дождь, но ни игроков, ни болельщиков это не останавливает. Как обычно, в финале — Гриффиндор и Слизерин, и на это определенно стоит смотреть при любых условиях. Ветер усиливается, принося с собой запах озона и первые радостные крики с трибун. Команды собираются на поле. Пока Макгонагалл толкает напутственную речь, они, под внимательным взглядом Хуч, обмениваются рукопожатиями. Сладкое предвкушение и яростный азарт чувствуют каждый из них. И только у Вуда ко всему примешивается еще и непоколебимая уверенность в сегодняшней победе. Сегодня он выиграет, несмотря ни на что. Они пожимают друг другу руки, крепко обхватывая ладони, и встречаются одинаково целеустремленными взглядами. Флинт скалится, но и Вуд не может сдержать усмешки. Сегодня их противостояние достигнет апогея.       На высоте гуляет сильный ветер. Треплет мантии и заставляет задыхаться. Оливер сосредоточен на игроках и поле, полностью отринув все посторонние мысли. Он следит за построением и комбинациями, разгадывает ходы слизеринцев и охраняет ворота, как самое ценное в жизни. Счет меняется то в одну, то в другую сторону, но ни один из соперников не собирается уступать. Слизеринцы ожесточены и грубы больше обычного, часто фолят и подстегивают своим поведением гриффиндорцев. Даже неунывающие Фред и Джордж непривычно тихи и не отрываются от бладжеров на свои ехидные комментарии. Больше всего, конечно же, буйствует Флинт. Оливер никогда не видел его таким, даже в самых серьезных и озлобленных стычках. Он как будто черпает откуда-то неиссякаемый запас сил, ловкости и скорости, выделывая такие маневры, что Вуду остается только сжимать зубы, концентрируясь еще больше. Он метеором носится от кольца к кольцу, успевая координировать игроков и помогать своим охотникам. На второй час игры Вуд сцепляется с Дерреком, блокируя его пас. Флинта, ринувшегося помогать, останавливает Фред, а потом в общую кучу попадает бладжер, раскидывая их. Они тяжело дышат, перестраиваются и уходят обратно на свои позиции, а буквально через пять минут Флинт опять возвращается с мячом в руках. Он делает несколько обманных выпадов, но Вуд уже наизусть их знает. Тот злится и решает идти на таран. И опять к ним присоединяется бладжер, загоняемый Фредом. Уворачиваясь от бешеного мяча, Вуд и Флинт неистово вырывают друг у друга возможность. Завидев Уизли с битой наизготовку и слыша свист бладжера, Маркус осатанело дергает квоффл на себя, заполучая мяч. Но Вуд не сдается, набирает скорость у самых колец и вновь появляется прямо перед ним, собираясь стоять намертво. Флинт чертыхается, но, похоже, лучшего случая ему не представится. Они ожесточенно борются, и Фред снова приходит на помощь своему капитану. Флинт не выдерживает. Он отталкивает настырного близнеца что есть сил, а Оливера украдкой бьет локтем под ребра. Тот задыхается от резкой боли и все-таки пропускает его к кольцам. Вуд держится за бок и открывает-закрывает рот, пытаясь вдохнуть, но не получается. Каждое движение впивается раскаленными иглами в натянутые нервы, и Фред поддерживает его под локоть, пока спазм не пройдет. Флинт же, слушая радостные крики с трибун, хищно скалится.       — Что, Бэмби, старые раны спать спокойно не дают?       — Пошел ты! — рычит Фред, пока Вуд пытается отдышаться и прийти в себя.       На словах Флинта Оливер замирает и поднимает на него потрясенный взгляд. Дикое предположение мелькает в голове, и он тут же приходит в ярость.       — Скажи еще, что был со мной только для того, чтобы о них узнать, — выдавливает он сквозь зубы, а сам весь передергивается внутри.       — А зачем же еще, по-твоему? — на лице Флинта появляется торжество.       Он сделал это. Он его довел. Вуд теперь не то, чтобы летать, даже двигаться толком не сможет какое-то время. А вкупе с моральным прессингом, эта победа будет самой красивой и желанной из всех. Он не только выиграет матч, но и победит Вуда раз и навсегда.       Оливер снова не может вздохнуть, вцепляясь во Фреда так, что белеют пальцы. Чертов Флинт, неужели все было только ради этого?! Только для того, чтобы узнать о его слабом месте? Поиграть с ним, а потом деморализовать на матче? Только. Ради. Этого?! Дикая ненависть поднимается в нем ослепительной волной, и он отталкивает Фреда, жестом отправляя на позицию.       — Это тебе не поможет! Я ни за что не позволю тебе выиграть! — он почти кричит, стискивая кулаки от ярости и бешеного желания убить слизеринца прямо сейчас.       — Смотри не надорвись! — так же злобно парирует Флинт и стремительно разворачивается к атакующим охотникам.       Они быстро заходят на маневр и тут же бьют в правое кольцо. Оливер неистово дергается, вмиг набирает скорость и отражает удар, напрочь позабыв о сокрушающей боли в ребрах. Ни за что. Он ни за что не позволит ему победить. Он больше не пропустит ни одного мяча. И больше никогда ему не поверит. Он отбрасывает все свои чувства, оставляя только неумолимую ненависть. Ненависть к подлому игроку, бесстыдному ублюдку и лжецу, которым всегда был этот тупой тролль. Как он мог забыть? С чего вдруг решил понадеяться, что наглый слизеринец мог измениться, спрятать свою мерзкую сущность и стать относительно нормальным парнем? Как он смог довериться ему, прекрасно зная, что тот ничего и никогда не делал без ушлого помысла? Дурак, какой же он дурак! Но корить и заниматься самокопанием он будет после матча. Сейчас главное — игра, победа. Ведь он не может позволить взять верх над собой еще и здесь.       Вуд уворачивается, мгновенно отвечает, отбивает и защищает кольца неимоверными усилиями. Боль придает ему сил. Он берет ее на вооружение и почти наслаждается ею, как последний мазохист. Она станет его двигателем, его энергией, победой.       Фред, бывший свидетелем безобразной сцены, пытается помочь ему, но Оливер тут же пресекает все попытки, одним единственным взглядом заставляя его вернуться к брату. Глядя на разошедшегося капитана, вся команда как будто тоже набирается сил и сплачивается в единый организм, молниеносно реагируя на каждый намек Вуда. Они усиливают напор, давят на слизеринцев и действительно играют так, как никогда в жизни еще не играли. Они выкладываются полностью, забивают, набирают очки и склоняют счет в свою пользу с почти двойным разрывом. Горячее, рваное дыхание растворяется вместе с потом в начавшемся дожде. Скользкие пальцы так и норовят предать древко метлы. Мантии за их спинами взвиваются и хлопают подобно крыльям. Гриффиндор атакует.       Свисток Хуч теряется в раскате грома и почти неслышен. Только когда Гарри сжимает в кулаке снитч, вылетая на середину поля, трибуны взрываются радостными криками. Хуч объявляет счет и победу Гриффиндора, а красно-золотые переглядываются и тут же бросаются к земле. Всей кучей они обнимаются, подхватывают Поттера на плечи и начинают качать. Болельщики высыпают на поле и присоединяются к веселой вакханалии. В суматохе Вуда тоже пытаются поднять, но к нему тут же приникают Фред и Джордж, выручая.       — Как ты, кэп? — взволнованно шепчет один, и Оливер счастливо улыбается, заталкивая боль и обиду вглубь себя.       — Лучше всех, — отвечает он, старательно отворачиваясь от слизеринской половины поля.       Ликующая толпа уносит их к замку, и начинается празднество. Довольные гриффиндорцы гуляют шумно и широко, но Оливер сбегает с вечеринки уже через пару часов. Дольше он не может притворяться. Он сжимается на постели Перси, подтягивая колени к животу и, наконец, может спокойно выдохнуть. Здесь его не потревожат. А значит можно отпустить себя. Закрыть глаза, расслабить сведенные судорогой пальцы и стиснутые до скрежета зубы. Он осторожно дышит через нос, чувствуя, как боль в левом боку понемногу утихает. Она никогда еще не была настолько сильной. Да, во время игр он частенько получал тычки, беспокоящие старую травму, но никогда еще удар не был прицельным. Флинт знал куда бить, чтобы вывести его из строя. Знал, потому что он сам ему об этом рассказал. Какой же он дурак… В горле встает ком, и он сердито трет глаза, намереваясь не поддаваться порыву. Боль в ребрах может и отпустит, но саднящая рана в сердце скручивает его сознание всепоглощающей агонией. Вуд хмурится и закрывает глаза. Он предал его. Вот так просто. Переступил через него, как будто чувства Оливера ничего не значили. Все это было игрой. Все только для того, чтобы выведать его слабое место и ударить. Что ж, даже если он выиграл матч, Флинт все равно его победил. И Оливер сам в этом виноват…       В полутемную комнату заглядывает Алисия, осторожно присаживается рядом на кровать и кладет руку на его плечо.       — Лив, здесь обезболивающее, — она достает небольшую склянку с прозрачной жидкостью из кармана и помогает приподняться, чтобы выпить.       — Фред сказал? — хрипло спрашивает он, и та кивает.       — Все настолько плохо?       — И даже хуже, — Вуд всхлипывает и больше не может сдерживать горьких слез.       Глотая соленые капли, он тихо рассказывает ей о произошедшем, а Алисия молча слушает, поглаживая его по руке. Помочь она вряд ли сможет, только поддержать, выслушать, посочувствовать. Никто из них не мог ожидать такой подлости от слизеринцев. Даже несмотря на то, что те не раз играли грубо, грязно, не гнушаясь любыми запрещенными приемами, но это стало чем-то вконец омерзительным. Использовать свои отношения, чтобы победить — нет ничего гаже.       Оливер понемногу успокаивается и засыпает, а она укрывает его одеялом и накладывает на полог кровати заглушающее заклинание, чтобы разбушевавшийся праздник не побеспокоил истерзанную душу.       Утро не приносит ничего хорошего. Оливер вял и опустошен, как после тяжелой болезни. Сегодня объявят оценки, и пройдет выпускной, а завтра они все уже будут свободны. Жизнь раскидает их по разным городам, и все, о чем мечтает Вуд — никогда больше не видеть чертова слизеринца.              ***       — Эй, Лив! Мы здесь!       — Оливер!       — Давай к нам!       Веселые, шумные голоса окликают его сразу на входе в ресторан. Многочисленная компания смеется, пьет и разговаривает разом, и Вуд, счастливо улыбаясь, направляется к ним.       — Тысячу лет тебя не видели, кэп! — радуются близнецы Уизли.       — Взаимно, парни, — он отвечает на крепкое рукопожатие обеими руками и смеется.       — Оливер, — Алисия и Анджелина обнимают его следом за братьями. — Рады тебя видеть.       — А я — вас, — улыбается он, а дальше приветствия идут одно за другим.       Ли Джордан, Невилл, Гарри, Луна Лавгуд, его одноклассники и просто знакомые сокурсники, все сегодня участвуют в праздновании годовщины победы.       В этом небольшом уютном ресторанчике они собираются уже не первый год. Почти традиция, когда после основных торжеств им хочется побыть своей, прошедшей битву за Хогвартс, компанией. Рядом с ними собираются и другие факультеты, и все это напоминает пиршество в «маленьком» Большом зале. Немногочисленная каста слизеринцев тоже здесь. Они давно уже не чураются, спокойно и наравне принимая участие в празднике. Все предрассудки оставлены на войне и у них больше нет причин ненавидеть друг друга. Разве что только у некоторых. Гарри и Драко наверняка опять поссорились, предчувствует Оливер, улыбаясь и отмечая недовольные лица обоих на разных концах стола. А потом и сам натыкается взглядом на того, кого не хотел бы видеть — Флинт расслаблен и весел в компании Монтегю, а Оливер поспешно делает вид, что не заметил его.       Восемь лет прошло с тех пор, как он закончил школу. Восемь лет: магический университет, война и игры в составе «Гордости Портри». Но за все это время выкинуть из головы и сердца чертового слизеринца он не смог. Он украдкой вздыхает и возвращает на лицо улыбку. Сегодня они празднуют, и сейчас не время теребить старые раны.       Вечеринка набирает обороты. Шутки, смех, разговоры льются рекой, как сливочное пиво, вино и огневиски. Они вспоминают павших, рассказывают друг другу о своей судьбе и просто делятся последними новостями. После пережитого, они рады до сих пор сохранить это чувство единения и общности, которое обрели на поле боя.       — Эй, кэп, это правда, что ты теперь в «Юнайтеде»? — заговорщицки спрашивает Фред, подсаживаясь к нему.       После полуночи остаются только самые стойкие, и поредевшая компания разбивается на небольшие кучки, занимая диваны и отдельные кабинки. Вуд слегка захмелел, и сейчас неторопливо потягивает воду, то вступая в дискуссии с сидящими рядом, то просто отдыхая и радуясь встрече. Фред подмигивает ему, придвигается ближе и закидывает руку на плечо.       — Колись давай, нам ждать тебя на Кубке Европы? — продолжает приставать он, но Вуд только усмехается.       — Это пока закрытая информация, — лукавит он. — Но я не думал, что ты будешь сомневаться в своем бывшем капитане.       — Ого-о… — тянет тот и счастливо смеется, а к ним подсаживается Джордж.       — О чем воркуете?       — Ты не поверишь, братец, — громогласно начинает Фред, и Оливер тут же толкает его в бок.       — Наш кэп теперь с «Юнайтедом», — шутливо задыхаясь, но уже тише поясняет Фред.       — Поздравляю, — радуется Джордж и обнимает Оливера с другой стороны.       — Слышал, Флинт? Вуд действительно в команде, — в это же время Монтегю отставляет бокал огневиски и с любопытством поглядывает на Маркуса.       — Ты же знаешь, что мне это теперь… — досадливо тянет Флинт, вздыхает и устало потирает затылок рукой. — Ты для этого меня сегодня сюда притащил?       — Ты же знаешь, что нет, — не обижается Грэхем. — Ты там скоро плесенью покроешься в своей мастерской, надо было сменить обстановку.       — Я здесь не к месту, — хмыкает Флинт, пожимая плечами.       — Это не важно. Просто здесь ты бы с ним не смог бы не встретиться, — Монтегю пристально следит за его реакцией.       — Так вот зачем, — констатирует тот. Его голос отстранен и безэмоционален.       — Марк, ну хватит, — просит Монтегю. — Ты должен хотя бы просто с ним поговорить. Чего тебе стоит?       — Многого. Ты же знаешь, — парирует Флинт.       — Вот именно, что знаю. Просто поговори. Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься, — Грэхем сердится в ответ на это ненужное сейчас упрямство.       — Я не мучаюсь. И не смотри, если что, — Флинт по-прежнему равнодушен.       — Хочешь, чтобы мы с Фредом взялись вдвоем тебя уговаривать? — угрожающе предлагает он, и тот лишь вздыхает.       — Еще чего не хватало. Ладно, потом. А то ведь не отстанешь, — все-таки соглашается Маркус.       — Не отстану, — Монтегю не может сдержать победной улыбки и украдкой подмигивает Фреду, давая понять, что свою часть плана выполнил.       Тот же продолжает наседать на Оливера, заведя разговор о квиддиче и предстоящих матчах. А Вуд и не прочь поддержать, хотя квиддича в его жизни теперь хватает с головой.       После того, как Вуд выпускается, его отца переводят в Шотландский Аврорат, и сын следует за ним. Поступает в Эдинбургский магический университет на Юридическое отделение, продолжает играть в университетской команде, где его замечают представители молодежной Лиги, и перед ним открывается дорога в большой спорт. На последнем курсе университета он подписывает трехлетний контракт с «Гордостью Портри». Команда была одной из сильнейших, и Оливеру пришлось немало потрудиться, чтобы сначала догнать, а потом и играть наравне с основным составом. После Лиги Чемпионов ему предлагают вернуться в Англию и выступить во втором составе «Паддлмир Юнайтед», и он с радостью соглашается. Он снова будет ближе к отцу, который вернулся сюда два года назад, будет ближе к друзьям. Удивительно, но он даже по Лондону соскучился. А еще, конечно же, из-за эфемерного шанса все-таки когда-нибудь пересечься с наваждением всей своей жизни. Как бы он ни лукавил и ни пытался обмануть себя, а подлая тоска по Маркусу иногда наваливалась с такой силой, что он еле мог удержаться.       Он улыбается, шутит, смеется над неизменными приколами братьев, и не может не признать, что теперь он чувствует себя по-настоящему как дома. Даже присутствие Флинта на краю сознания, хоть и откликается приступами страха и притихшей злобы, но не может заглушить радости от возвращения на родную землю.       Когда братьям надоедает терзать его вопросами о квиддиче, и они уходят развлекать оставшийся народ, к Оливеру подсаживается Гарри.       — Фух! Ну и весело же тут! — злобно усмехаясь, выдает он и неспешно наполняет свой бокал почти до краев медовым варевом какого-то нового сорта пива.       — Вас так «мировая» и не берет? — улыбается Вуд безобидно.       — И не возьмет никогда, наверное, — отмахивается тот и устало вздыхает. — Я уже не знаю, что делать…       — Сочувствую, дружище. Но из меня плохой советчик, ты знаешь, — Оливер так же горько усмехается и поднимает свой бокал. — Давай лучше выпьем.       Они чокаются, молчаливо медленно пьют, рассматривая веселящуюся толпу. Слова Гарри теребят в нем закинутые подальше мысли и желания.       — Я вроде как подставился перед ним, — тихо рассказывает Поттер, и Вуд понимает, что тому уже просто жизненно-необходимо с кем-то поделиться. — Дурацкая там вышла история, в общем… Да только слушать моих объяснений он не желает, упрямая ослина.       — Ну то, что он упрям, ты выяснил не вчера, — улыбается Оливер, переключая внимание на друга. — Только тебя это раньше не останавливало.       — Можно подумать, это так просто, — Гарри задумчиво рассматривает запотевшую бутылку.       — У вас ничего никогда не было просто, — продолжает улыбаться Вуд, пытаясь подбодрить. — Как в квиддиче. Только ты уже один раз поймал этот снитч. Что тебе мешает попробовать снова?       Поттер изумленно заглядывает в его глаза, а потом прыскает со смеху.       — Ох, Оливер! — он утирает заслезившиеся глаза. — Столько лет прошло, а ты до сих пор со своими квиддичными аналогиями…       — И что в этом плохого? Я же правду говорю, — Вуд тоже начинает смеяться. — К тому же, что ты имеешь против квиддича? Ты, самый молодой ловец «Торнадос».       — Ничего-ничего, кэп, — он поднимает руки, продолжая веселиться. — Кстати, о квиддиче. Увидимся на летних сборах?       — Ты и так прекрасно знаешь, что увидимся, — отвечает тот, и они, снова чокнувшись, выпивают.       Расходятся только под утро. Перебравшие весельчаки затягивают нестройные песни, кто-то торопливо обменивается адресами и обещаниями, а кто-то и расставаться не хочет. Оливер соглашается на предложение Фреда немного прогуляться, подышать свежим воздухом и проветрить голову. Но почти сразу же их догоняют Монтегю и Флинт. И у Оливера тут же возникает подозрение, что Фред с Грэхемом специально все это подстроили. Монтегю и так на него завуалировано давил при каждой редкой встрече, и, похоже, сейчас ему не отвертеться.       — Мы можем поговорить, Вуд? — голос Флинта хрип и устал, но он открыто смотрит ему в глаза.       Оливер склоняет голову чуть вбок, встречает взгляд и вздыхает, кивая. Фред и Грэхем тут же переглядываются и не могут сдержать победной улыбки.       — Хватит скалиться, — раздраженно шикает на них Оливер, но и сам не может не усмехнуться этой их детской забаве со сводничеством. — До встречи.       — Ага, скоро увидимся, — заговорщицки хихикают они, спешно прощаясь. А потом исчезают в бледном свете наступающего утра.       Между Вудом и Флинтом повисает напряженное молчание. Оливер отходит к одинокой скамейке у входа в парк, куда они успели дойти все вместе, и устало приваливается к жесткой спинке. Рано или поздно, они бы все равно встретились, так почему не сейчас? Пора уже расставить все точки над «i». Но выяснять отношения лучше бы на трезвую голову — сейчас алкоголь стирает возникающее смущение и обостряет чувства.       — О чем поговорить-то хотел? — Вуд с интересом и злобой рассматривает Флинта. Старая обида вдруг поднялась и захлестнула дрогнувшее на миг сердце.       Маркус чертыхается, едва слышно вздыхает и начинает копаться по карманам. Выуживает пачку сигарет, зажигалку, крутит их в пальцах, а потом нерешительно усаживается рядом.       — Хотел извиниться. За ту игру, — тихо, но без тени улыбки или ехидства говорит он.       — Считай, извинился, — Оливер фыркает и обращает взгляд в светлеющее небо. Не этого он ждал. Хотя… Он ведь еще не закончил. — Что-то еще?       — Не язви, Вуд. Естественно, есть еще, — на этот раз тот дает волю раздражению, разворачивается к нему всем корпусом, но опять замолкает.       — Ну так? — окликает Вуд, когда молчание слишком уж затягивается, и тоже оборачивается к нему.       Лицо Флинта как будто окаменело, взгляд пустой, а губы упрямо сжаты. Оливер рассматривает изменившегося слизеринца, и образ мгновенно отпечатывается в его сердце. Высокая фигура стала по-взрослому пропорциональной, широкие плечи и грудная клетка хорошо развиты, под одеждой угадываются рельефные мышцы. Похоже, он держит себя в форме. Лицо тоже изменилось: заострились скулы, на левой щеке появилась тонкая ниточка шрама, подстрижен под привычный короткий «ежик». Даже зубы теперь ровные, отчего Вуду кажется, что перед ним какая-то подделка, пародия на того бешеного тролля, которым Флинт был в школе.       — Еще… Хотел бы снова с тобой встречаться, — Маркус запинается, но говорит без смущения.       — Неплохие у тебя запросы, Флинт, — ерничает Вуд. Черта с два он еще раз попадется в его ловушку. — Только это как-нибудь без меня, пожалуйста.       — Вуд, — предупреждающе тянет тот и с вызовом продолжает, не отрывая от него сосредоточенного взгляда. — Мы были глупыми юнцами. Я думал, ты уже перерос все эти детские обиды.       Оливер на секунду теряется от такого заявления, а потом ярость поднимается в нем с удвоенной силой.       — Ты-то, может, и перерос, а я — нет, — цедит он, отвечая ему откровенно. Сейчас он не будет ничего от него скрывать и выскажет все, что думает. — И все мои чувства остались неизменными с тех времен.       Он фактически признается ему и не врет, потому что уже давно смирился со всеми своими душевными страстями. Он по-прежнему его любит. Да, первое время обида и ненависть были сильны как никогда. Он злился, презирал и обвинял его во всех смертных грехах. Но даже тогда — любил. А когда успокоился, переехал, поступил в университет, продолжил летать, успокоилось и его сердце. Было больно до слез, но своей жизни без него он не представлял. С тех пор и жил так, как будто внутри что-то умерло. Бежал по жизни, не оглядываясь, и старался не вспоминать, раз сердце теперь было занято только одним человеком. Он даже не встречался ни с кем, хотя претендентов обоих полов всегда было предостаточно. У него уже был тот, с мыслями о котором он засыпал каждую ночь и просыпался по утрам. Вот только это не значит, что он собирается повторять свои ошибки. Глупая мышца может чувствовать что угодно, а вот разум навсегда закрылся от него, отказываясь доверять.       — А вот мои чувства изменились. Я хочу быть с тобой, — прямо говорит Флинт.       Ему нелегко далось это признание. Но с тех пор, как они окончили школу, вся его жизнь пошла наперекосяк, и разобраться в своих истинных желаниях ему подчас было очень сложно. Но он выдержал, смог справиться и действительно перерос этот свой юношеский максимализм.       — А ты и правда думаешь, что я тебе поверю? — злится Вуд. Он хмурится и заглядывает в его глаза. — Спасибо, но нет. Я уже ученый.       — Вуд, что мне сделать, чтобы… — начинает Маркус, но тот подскакивает на ноги и перебивает.       — Нет, Флинт. Я не собираюсь наступать на одни и те же грабли. Мне хватило с лихвой. И я не… — Оливер делает несколько шагов вперед, оглядывается на него, сжимает-разжимает кулаки, а потом на него вдруг вылетает Малфой.       — Я сказал, иди ты к черту, Поттер! — он голосит так, что удивительно, как они их раньше не заметили. Должно быть он с Гарри аппарировал сюда из ресторана.       Малфой сталкивается с Оливером, и тот хватается за него, чтобы удержаться на ногах и удержать его. Драко дергается и отскакивает от неожиданности, а Вуд лишь поднимает руки.       — Спокойно, Драко. Это всего лишь я.       — А я тебе говорю, Малфой, что ты не так все понял! — рычит Поттер, догоняя и притормаживая у скамейки.       — Я все прекрасно понял! — продолжает ругаться Малфой и вперяет взгляд в опешившего Вуда. — А ты лучше успокаивай нашего чертового «Золотого Мальчика», а не меня!       Драко стремительно обходит его стороной и исчезает в аллее. Поттер в сердцах чертыхается и рвется следом за ним, но Оливер его останавливает, придержав за руку.       — Не надо, Гарри. Вы сейчас только орать друг на друга будете и ничего этим не добьетесь, — устало вздыхает он. Вот чье поведение тоже не изменилось ни на йоту. Все так же собачатся, как и в школе.       — Наверное, ты прав, — с трудом выдавливает из себя тот и немного успокаивается.       — Пойдем, — Оливер тянет его за собой на тротуар, но не успевает сделать и пары шагов, как его тут же окликает Маркус.       — Вуд…       — Мой ответ не изменится, — совершенно спокойно произносит он, оборачиваясь.       А потом утаскивает Поттера за собой вниз по улице. Он торопливо шагает, в панике пытаясь справиться с разбушевавшимися эмоциями, пока Гарри его осторожно не останавливает. Это бегство от себя и того, что вулканом взрывается у него внутри. Гарри и Драко появились как никогда вовремя — еще немного и он мог бы дать слабину и поддаться Флинту.       Они стоят на перекрестке. Вуд нервно теребит манжету рубашки, а Поттер рассматривает небо, пряча мерзнущие пальцы в карманы брюк.       — Только нам с тобой достались слизеринцы-придурки. Последнего нормального забрал Фред, — невесело фыркает он, а потом спохватывается. — Извини, что помешали.       — Ерунда, — отмахивается Оливер и успокаивается окончательно. А потом неловко предлагает. — Давай как-нибудь полетаем вместе…       — Обязательно, — отрешенно кивает Гарри.       Они оба сейчас думают только об одном. И никак — не о любимой игре. Они переглядываются, а потом пожимают руки и прощаются, договорившись о новой встрече.              ***       Оливера терзают сомнения. Нет, даже не сомнения, скорее смутный осадок от встречи с Маркусом. Он знал, что они когда-нибудь пересекутся, и даже не раз представлял себе эту их встречу, вот только содержание разговора навряд ли когда-нибудь угадал. Да и как тут угадаешь, когда слизеринец вот так просто, походя, предлагает восстановить их отношения. Смешно. До нервных колик. Как будто он не знал о его чувствах, как будто не понимал, что сотворил с ними. Для него это «детские обиды», а Оливер несколько лет собирал израненное сердце по кусочкам. Извинился он, как же! Как будто одолжение сделал, отмахнувшись. А еще он сказал, что его чувства изменились, и вот это-то и коробит Вуда. Сложно поверить, но не невозможно. Особенно — с учетом того, что ему рассказывал Монтегю. После школы Флинт поступает на экономический. Оливер и предположить бы не смог, что того привлекает экономика, но Грэхем говорит, что это, скорее всего, было сделано под напором отца. На первом курсе с ним происходит какой-то невнятный несчастный случай, и дорога в квиддич ему теперь закрыта. После выздоровления он продолжает учебу, а, закончив университет, уходит работать в мастерскую по производству спортивного инвентаря, где собирают метлы, изготавливают биты и мячи, колдуют над экипировкой и формой. Как все это пережил сам Флинт, Вуд не знает. Он упрямо пресекает все попытки Монтегю рассказать или уговорить встретиться с Марком. Он не может. Не может, пока боль еще слишком сильна. Он решает выкинуть все из головы, но тоже не выходит, и, в конце концов, он смиряется. Навряд ли они когда-нибудь будут вместе, поэтому Вуду и остается лишь мучиться от своей неразделенной любви. А теперь эта встреча… Поутихшие было чувства, взвиваются новым вихрем и рождают шторм, который начисто сметает выдержку Оливера. Он хочет заново встречаться… Вы только подумайте! Вуд горько вздыхает и разглядывает темный потолок. Он уже несколько часов провалялся без сна, но ни к каким однозначным выводам так и не пришел. Он не верит Флинту, не хочет верить, но в левом подреберье все равно свербит и колется. Лишь к утру он проваливается в тяжелый, обрывочный сон, наполненный воспоминаниями из прошлого. Нумерология, омела, душ… Капли дождя на сведенных скулах и боль, прокатывающаяся внутри раскаленным сгустком. Вот так просто перечеркнуть все это. Одной фразой. Для него это непостижимо.       Масла в огонь его сомнений подливает Монтегю. Его терпения хватает почти на две недели со дня встречи, а потом он бесцеремонно вламывается в его квартиру.       — Оливер, я прошу тебя, — Монтегю действительно просит. Вуд не видел того, что творилось с Марком все эти годы, а вот он прекрасно знает все, что тот чувствовал. Остается только убедить в этом гриффиндорца.       — Не надо, Грэхем, — продолжает стоять на своем Оливер. — Ты ведь в курсе всего, что произошло между нами. И если бы поставил себя на мое место, то понял бы…       — Да понимаю я, — горячо перебивает он. — И ты пойми — он действительно изменился.       — Может быть, да только кое-что в его природе осталось неизменным. Не в обиду сказано, но только слизеринцы всегда относились предвзято к самым важным вещам, — Вуд начинает уставать от этого разговора и расчесывания старых ран. — Хвала Мерлину, ты у нас — счастливое исключение.       — Не меняй тему, — фыркает Монтегю и досадливо хмурится.       — И не думал, — качает головой Оливер. — Просто хочу, чтобы ты знал. Для него мои чувства тогда были лишь развлечением, способом обыграть и унизить. И спустя восемь лет ты хочешь, чтобы я поверил, что он воспринял их всерьез? И, что самое невероятное, сам вдруг воспылал ко мне какими-то чувствами? Уволь. Я с тех пор больше не тешусь напрасными надеждами. Я стал реалистом.       — Придурком ты стал, — в сердцах ругается Грэхем. — Я говорю тебе, что ты ему нужен. А ты продолжаешь пестовать свои обиды.       — Полегче на поворотах, Монтегю, — злится в ответ Оливер. Такого давления он не ожидал. — Я бы посмотрел на тебя, если бы Фред смешал тебя с грязью, и послушал бы, что бы ты тогда запел.       — А ты у нас самый несправедливо обиженный! Да если бы ты знал…       — Я не хочу знать, Грэхем, — опять перебивает Оливер, на этот раз с горечью. — Я больше не вынесу, если он опять решит вытереть об меня ноги.       — Да не собирается он! Мерлин…       — Давай закончим на этом. Я ему ясно дал понять, что не хочу больше с ним встречаться. Прими и ты это.       — Не могу, — зло усмехается Грэхем. — Так что терпи. Я еще не раз тебе это припомню.       Он уходит так же стремительно, как и появился, а Оливер лишь сдавленно дышит, стискивая ладонью левый бок. Зачем он так? Он ведь только-только успокоился и все решил, а Монтегю надо обязательно влезть и разбередить душу.       Он осторожно вздыхает и уходит на кухню делать себе ромашковый чай. Похоже, уснуть сегодня у него опять не получится. В приоткрытое окно залетает серая почтовая сова, и Оливер крошит ей угощение, отвязывая небольшой свиток от лапы. В письме лишь несколько строк от Гарри. Он зовет его в ближайшие выходные немного размяться в парке неподалеку, и Оливер торопливо царапает согласие на обороте, засовывает в мешочек на другой лапе пару монет и просит птицу отнести письмо обратно. До летних сборов еще полмесяца, и он рад возможности полетать не в одиночку.              ***       К вечеру начинает накрапывать дождь. Гарри обещал прийти к семи, но задерживается, и Оливер уже с полчаса разминается в воздухе, выписывая кульбиты. Большой парк в северной части Лондона защищен магическим барьером от взгляда магглов. В выходные здесь всегда много посетителей, и на метлах, и просто отдыхающих, но сегодня почти всех разогнала погода. Почти, потому что Оливер чуть не врезается в лениво пикирующий бладжер. Они с Гарри вроде договаривались покидать квоффл, и он, поразмыслив пару секунд, устремляется следом за мячом к земле. А над прудом встречает знакомую фигуру, отправляющую бладжер вверх наискосок. Флинт без мантии, в свитере с широким растянутым воротом и спецовочных брюках. Он вполне уверенно держится на метле, но не поднимается высоко, зависая над верхушками деревьев, и внимательно следит за траекторией мяча. И Вуда он, конечно же, тоже замечает. Тот останавливается в десятке метров и нерешительно поглядывает на него.       — Испытываю новую оплетку, — поясняет Флинт, на что Оливер лишь пожимает плечами, и намеревается уже было ретироваться, как тот зовет его. — Вуд, подожди.       — Если ты опять собрался… — начинает Оливер, и тот его перебивает.       — Собрался, — упорствует он, подлетая к нему. — Дай мне шанс.       — Вот так просто? — с болью усмехается Вуд.       — Можно не просто, — стоит на своем Маркус и смотрит на него со странной решимостью. А Оливера начинает выводить из себя это наглое упрямство.       — Хорошо, — ему вдруг приходит в голову одна интересная затея. — Сыграем, Флинт. И, если сможешь меня обыграть, я подумаю над твоим предложением.       Маркус испытывающее смотрит на него, гадая, что тот задумал, но отступаться не собирается.       — Согласен, — кивает он.       — Тогда… — Оливера окликают с земли.       — Лив! — Гарри машет рукой и поднимается к ним. — О, и Флинт здесь. Здравствуй.       — Привет, — бормочет тот и заглядывает за его спину. — Малфой.       — А я еще раз тебе говорю, что ты зря стараешься, Поттер! — рычит Драко, злобно тянет древко на себя и притормаживает.       — Привет. Драко с тобой? — улыбается Оливер.       — Я не с ним! — отнекивается тот. — И хватит уже этих идиотских провокаций! Я все равно не поверю тебе.       — Да ты мне это уже тысячу раз говорил… — стонет Поттер, вздыхает, и его тут же останавливает Оливер.       — Эй, Драко, а как насчет сыграть двое на двое? — предлагает он, и Малфой переключает свой пыл на него. — Флинт тут тоже не хочет слушать моих возражений, так может заключим пари?       — Ставки? — тот тут же возвращает горящий взгляд.       — Мы с тобой против Флинта с Гарри, — поясняет Оливер. — По-моему честно, раз я и он играем профессионально. Выиграем — они катятся колбаской, проиграем — дадим им шанс.       На это Малфой злорадно скалится и цедит сквозь зубы:       — Отлично! У Потти не будет ни одного шанса!       — Рано сбрасываешь меня со счетов, Малфой, — тут же фыркает Флинт. Ловит вернувшийся бладжер и спускается к земле, чтобы убрать его в ящик.       — Играем до сотни, — говорит Оливер, когда возвращается Маркус, и они все вместе поднимаются на высоту.       Гарри трансфигурирует два кольца из шнурка со своей спортивной куртки и подвешивает их в воздухе примерно в 50 метрах друг от друга. Оливер вытаскивает из сумки принесенный квоффл и, дождавшись дружного кивка, подбрасывает его высоко вверх. Он пропускает вперед стремительно рванувшего Драко, а Флинт отдает инициативу Поттеру. Малфой всегда легче набирал скорость и сейчас успевает первым, хватает мяч и несется в сторону левого кольца. Поттер не отстает, и Оливер легко догоняет их, предлагая Драко сделать передачу. Но тот упорствует, толкает Гарри что есть силы, обманывает Флинта и закидывает мяч в кольцо.       — 10:0! — торжествует он, а Вуд, не теряя времени, рвется за падающим мячом.       Конечно же, за ним устремляется Маркус, но ему не удается даже коснуться его метлы. Тот догоняет мяч, делает несколько переворотов и уходит в крутое пике. Малфой остается недалеко от кольца, и Вуд молниеносно отправляет ему квоффл точной передачей. Гарри бросает наперерез, но сталкивается с тоже отреагировавшим Флинтом, а Драко спокойно ловит мяч и отправляет его в цель.       — 20:0. Это похоже на избиение младенцев, — скалится он, и на реплику сразу же сатанеет Флинт.       — Кто еще младенец, — он подхватывает мяч у самых деревьев и бросает его по кривой траектории в сторону Гарри.       Они втроем сталкиваются у мяча, вырывают его друг у друга, пока Малфой опять не отрывается и не забрасывает.       — Поттер! — рычит Флинт и опять летит за мячом.       — Да знаю я! — ярится тот и нетерпеливо принимает подачу.       Маркус идет его страховать и встречает Драко, легко отпихивает как пушинку и наседает на Вуда, который борется с Гарри.       — 10:30! — кричит Поттер и улетает за мячом прямо через кольцо.       — Рано радуешься, Гарри! — смеется Оливер, ловко выхватывает мяч из его рук, отрывается и делает быстрый разворот, одновременно подбрасывая мяч.       Сильным ударом хвоста метлы он отправляет его точнехонько в кольцо противника, и Флинт успевает только мазнуть кончиками пальцев по влажному кожаному боку.       — 40:10!       Маркус снова ловит мяч над водой и быстро возвращается на высоту. Драко и Оливер зажимают его в тиски, и они ожесточенно толкаются, вырывая друг у друга добычу.       — Что, Флинт, забыл уже, где мое слабое место? — Оливер тяжело дышит, распаляясь, но собирается отплатить ему за все, ехидничая и глумясь.       Тот дергается от его слов, застывает на миг, и мяч тут же оказывается в руках у Драко. Они с Вудом уходят вперед, и Флинту ничего не остается, как надсадно кричать:       — Поттер!       Чертов Вуд теперь знает и его слабое место — чувство вины. Маркус корит себя за то, что растерялся, но он действительно не ожидал такого. Так легко морально ударить под дых. Отплатить той же монетой. Это не в духе Вуда, и Флинт опять на секунду теряется, а потом бросается на помощь Гарри. Что же должен был чувствовать всегда правильный и честный Вуд, если смог опуститься до грязных приемчиков?       Поттер же стремительно сталкивается с обоими, нагло вырывает мяч, нарушая все правила, и бьет в кольцо.       — 20:40!       — Я убью тебя, Поттер! — неистовствует Драко, а тот отвечает ему обворожительной улыбкой.       — Я тебя тоже, милый! — и опять перехватывает мяч.       Они идут с Флинтом плечом к плечу, прячут мяч, вынуждая Малфоя и Вуда устраивать толчею, но упорно продвигаются к их воротам.       — 30:40, — возвещает Маркус и приходит в себя, обретая надежду.       Вуд забирает мяч, передает Драко, увеличивает расстояние между ними и снова принимает, ловко обходя Флинта.       — 50:30.       Флинт чертыхается и начинает погоню. Колено исступленно ноет, и он уже почти не чувствует голень и лодыжку от перенапряжения стянутых нервов. Но он не позволит себе отвлечься на боль. Не сейчас, когда на кон поставлено слишком многое. Он не очень-то надеялся на Поттера, но у того, похоже, тоже сильная мотивация, раз он так настырно и яростно подрезает Малфоя каждый раз. Ему тоже есть за что бороться, понимает он, и чем это не повод, чтобы сплотиться? Они догоняют их по счету и даже выходят вперед, но настрой Малфоя и Вуда тоже меняется. Они переглядываются и одновременно сосредотачиваются. Оливер лишь раз отдает ему указания, а потом они действуют неожиданно слаженно. Равняют счет и получают преимущество.       — 70:60, — пыхтит Драко.       Они уже полчаса гоняются в холодном влажном воздухе под моросящим дождем, и с непривычки он быстро устает.       — 70:70, — откликается Флинт, а Вуд бросает на него ожесточенный взгляд.       Оливер завладевает мячом, и в борьбу вступает Поттер.       — 80:70! Как тебе приемчик, Гарри? — ухмыляется тот, гарцуя на метле, и перекидывает мяч из руки в руку.       — Неплохо! — Поттер кидается на него, но Вуд внезапно бросает мяч за спину, где его принимает Малфой.       Драко немного побаивался открытого столкновения с Флинтом, но как только забил первый мяч и залюбовался ожесточенным лицом Поттера, то сразу выкинул из головы весь страх. Он был наслышан об истории Вуда и Флинта еще в школе, а после того, что происходило между ним и Поттером, вполне мог понять эту пикантную ситуацию. Он может и не быть на стороне Оливера, но сейчас у них одна цель.       — 90! — откликается Вуд из-под кольца и выворачивается из рук Флинта с легкостью пробки от шампанского.       Все-таки они — профессиональные игроки, а играть с тем, кто физически развит и натренирован гораздо лучше тебя, всегда непросто. На решающий мяч к Вуду выходит Поттер, но его тут же блокирует Малфой. Флинт несется прямо на Оливера, и они сталкиваются у самого кольца. Мяч вылетает из-под локтя Вуда, и тот лихо спрыгивает с метлы, удерживаясь одной лишь рукой, а второй пытаясь схватить мяч в полете. Его скорость стремительно нарастает, и через мгновение он уже прижимает квоффл к себе, так же легко возвращаясь в седло. А у Флинта от таких фортелей холодный озноб пробегает по коже, парализуя страхом. Он ведь так свалиться может, идиот! Вуд возвращается к кольцу, но Маркус не пропустит его. Он вырывает из рук Оливера квоффл, на что получает подсечку, делает переворот и прямо в нем же лишается мяча. Вуд — это нечто…       — 100:70, — выдыхает Оливер и медленно спускается к земле. — Мы победили.       Остальные следуют за ним, и первым не выдерживает Малфой.       — Вот так, Поттер. А теперь будь любезен, избавь меня от своего общества. Желательно навсегда, — он сердито стаскивает перчатки, плюется, а потом поднимает с земли свою сумку и достает палочку. Короткая теплая волна высушивает его одежду и отталкивает все учащающиеся капли. Он стремительно разворачивается и уходит, а Поттер дергается за ним как на веревочке.       — Драко, подожди!       Он быстро шагает следом. В голосе — болезненная нерешительность и упрямство одновременно. Вуд и Флинт молча за ними наблюдают, а потом Маркус одевается, подхватывает свои вещи и направляется с берега пруда к аллее. Проигрывать он умеет. Оливер же только вздыхает. Внутри него разрастается странная пустота. Эйфория от победы прошла слишком быстро. Да и этот фарс сложно назвать полноценной вендеттой. Так, небольшая разминка. Он вздыхает, глядя на силуэты Поттера и Малфоя, удаляющиеся к выходу из парка, и устало плюхается прямо в траву — все равно он мокрый до нитки.       — Гарри, Гарри… Никогда не сдается… — бормочет он себе под нос, заглядывая в пасмурное небо, и не замечает, как останавливается Флинт, почти скрывшийся за деревьями, но услышавший его.       Он круто разворачивается, резко шагает обратно, бросает на ходу свои вещи и подлетает к Оливеру. Тот не успевает даже моргнуть, как оказывается схвачен за грудки, поднят на ноги и прижат к стволу первого попавшегося дерева.       — А кто тебе сказал, что сдамся я? — тихо, но твердо говорит он. В его глазах столько боли, гнева, решимости и обреченности, что Вуд теряется опять. — Кто сказал, что отступлюсь?! Ты будешь моим!       Его сдавленное дыхание опаляет кожу щек, крепкие кулаки намертво вцепились в ткань, а тело прижато к телу. Оливер опешивает под этим напором. Задыхается яростным порывом и чуть не падает от шока. Он видел Флинта злым бессчетное количество раз, в бешенстве и абсолютно неконтролируемым, но такого он не видел никогда. Никогда еще бывший слизеринец не был таким целеустремленным, решительным и опасным в своем намерении стоять до победного. Никогда он еще не проявлял к Вуду настолько сильных чувств. Никогда так сильно не хотел… его… И Вуд только усмехается. Теперь-то Марк сможет понять, каково это — не получить желаемого, даже приложив абсолютно все усилия. Каково это, когда натыкаешься на запертую дверь. А потом у него проскакивает всего одна подлая мыслишка, и вся его напускная холодность рассыпается, как карточный домик. Будучи настолько заведенным, Флинт навряд ли может сейчас лгать. Сейчас за него говорит его сердце. И Оливеру становится страшно, по-настоящему страшно. Если Флинт не врет. Если он не врет… Оливер хватает ртом воздух, чтобы хоть что-то ответить ему, но оглушительный раскат грома, прерывает его попытки. Они одновременно вздрагивают, так и не расцепившись. Гроза подошла незаметно, вмиг накрыла весь парк тяжелым сумраком и ухнула наземь тугим ливнем. Оливер задыхается в стене быстрых капель, но Флинт не сводит с него внимательного взгляда, и он кладет руку, поверх его кулака, сжимающего мантию.       — Не здесь, — он повышает голос за шумом дождя, получает подозрительный взгляд, но продолжает давить на пальцы, стараясь их убрать.       И Флинт отпускает. Делает шаг назад, цепляет обратно свой ящик и сумку и хватает Оливера за руку, готовясь аппарировать. Но тот успевает выхватить палочку раньше. Перемещение отдается легким головокружением и весьма ощутимым ударом по подошвам ботинок. Вуд переступает с ноги на ногу, выдергивает руку из хватки Флинта и проходит из полутемного коридора в гостиную. Зажигает свет и слышит, как копошится Флинт, стягивая с себя промокшую мантию. Он раздевается сам, сушит одежду и уходит в ванную за полотенцами. Его бьет мелкий озноб и нужна передышка. Он должен хоть немного прийти в себя после этого бурного вечера, чтобы не наломать дров и правильно реагировать на Флинта. Он растирает затылок полотенцем, а второе кидает мнущемуся Маркусу. Тот легко ловит, а потом снова оказывается прямо перед ним, накрывает его руки, сжимающие мягкую ткань, своими и наклоняется близко-близко.       — Оливер… пожалуйста… — шепчет он прямо в его губы, гладит дыханием и крепко сжимает пальцы. — Пожалуйста…       И тот сдается. Так позорно, что у него горят щеки. Двигается навстречу всего на сантиметр, и тут же оказывается во влажном страстном плене. Флинт ласкает его как умирающий от жажды. Пьет его дыхание, трется языком, исследуя зубы, и никак не может им насытиться. Они почти задыхаются, когда Флинт ослабляет напор и позволяет им вдохнуть немного воздуха, но оторваться друг от друга они не в силах. Страсть становится ошеломляющей, и у Оливера от нее подкашиваются ноги. Никогда они с Флинтом не целовались так — сердцем к сердцу, выражая и передавая все свои чувства без утайки. Полотенца падают на пол, и они тут же про них забывают. Флинт обхватывает его лицо ладонями, а потом смещает руки на спину, прижимая к себе с такой силой, что Вуд опять задыхается. Оливер укладывает руки на плечи и пытается хоть немного отодвинуться, но Флинт не дает.       — За-душишь… — еле проговаривает он в его губы, и тот наконец ослабляет хватку.       — Лив… — чуть слышно стонет Маркус, и Оливер моментально вспоминает, как сам точно так же звал Флинта в своих мечтах. Как так же обнимал, выдыхал горячо и ласкал до боли. Тут он ему не соврет.       Он пробует пошевелиться, но Флинт уперт, как скала. Он же просто хочет намекнуть ему, что за его спиной — дверь в спальню, но Флинт не отпустит его, пока не получит ответа прямо здесь и сейчас.       Оливер с силой проводит по его плечам, а потом зарывается пальцами в короткие волосы на затылке. Глаза Флинта закрыты, дыхание сдавленное и жаркое, на скулах полыхает румянец, и эта картина настолько возбуждает Оливера, что тот забывает обо всей своей гордости и ущемленном самолюбии. К черту сомнения, когда он — такой. Открытый, беззащитный и такой жадный. Потом он будет сомневаться, жалеть и корить себя, а сейчас остается только желание.       –Ма-арк… — зовет он и прикасается губами к губам в невинном поцелуе. — Кровать за твоей спиной…       И Флинт распахивает глаза. Почти не верит, но ответный взгляд Вуда наполнен лишь вожделением и страстью, и он расслабляет руки. Тянет его за собой в указанном направлении и валит в мягкую постель. Ложится сверху, зацеловывает скулы, щеки, подбородок, но Оливер опять находит его губы. Целует, стонет и выгибается, притискиваясь еще плотнее. Это его ответ. Он был зол, был обижен, ненавидел его до глубины души, но всегда, всегда любил так же сильно. И теперь не может устоять, когда Флинт сам этого хочет. А тот хаотично шарит под его одеждой, но не может довольствоваться обрывочными прикосновениями, и начинает раздевать. Оливер и сам тянет с него свитер, и, когда они, наконец, соприкасаются кожей к коже, оба не могут сдержать удовлетворенного вздоха. Флинт тут же спускается на грудь, оглаживает плечи, бока, облизывает соски. Вуд стонет в голос, порывисто, задыхаясь, а Флинт издает низкий раскатистый рык и опять сжимает в объятиях что есть сил. Он слишком быстро теряет контроль. Он слишком быстро сходит с ума. Если Оливер и дальше продолжит так стонать, то он причинит ему боль, не сумев сдержаться.       — Марк… — шепчет Вуд. — Ну, давай же…       — Не могу, Лив… Я еле держусь, — Флинт не шутит.       Стискивает кулаки, впиваясь ногтями в кожу почти до крови, и загнанно дышит терпким запахом тела под собой: ветер, мускус и непередаваемый Оливер Вуд. А тот касается кончиками пальцев его щеки, лба, крыльев носа и тянется к губам. И опять, и опять целует, отвлекая, пока осторожно, другой рукой приспускает с него штаны вместе с нижним бельем. Потом тянет на себя, освобождает свой член из трусов, и берет оба в кулак. Чуть сжимает и начинает медленно двигать рукой. Флинт задыхается, стонет, чуть приподнимает бедра, давая больше свободного пространства, и отвечает на поцелуи. Оливер на секунду отвлекается, шепчет в руку смазывающее заклинание и снова начинает ласкать. От возбуждения закладывает уши, губы распухли и уже почти не слушаются. Скользкая ладонь так восхитительно прекрасна, что они не могут продержаться дольше ни секунды. Оргазм накрывает одновременно, вырывает вскрики и встряхивает тела. Сердца бешено бьются, а они загнанно дышат друг другу на ухо, приходя в себя. Долго лежат без движения, а потом Оливер шепчет очищающее для себя и Маркуса, обнимает его за плечи и тянет одеяло на остывающую спину. Он готов провести так весь остаток своей жизни, только бы Флинт был рядом. Мягкая нега убаюкивает, и они засыпают, истощенные полетами и разрядкой.       Вуд просыпается по старой привычке слишком рано — на часах нет еще и семи. Несколько секунд не может понять, что так горячо давит на все тело, а потом открывает глаза и вспоминает. Флинт так и вырубился прямо на нем. И даже не пошевелился, похоже, за всю ночь. Только сместил голову чуть вбок и теперь сопит в правое вудовское ухо. Щемящая радость затапливает Оливера с головой, и он стремится удержать это чувство. Запомнить, впитать в себя, оставить навсегда в своем сердце. Это будет хоть каким-то утешением в случае чего. Он медленно, осторожно выбирается из-под Маркуса, встает, набрасывая заглушающее на кровать, и уходит совершать утренний моцион.       «Довольный какой. Будто «превосходно» за тест в школе получил», — весело фыркает зеркало в ванной. Оливер все никак не может понять, кому же принадлежит тихий голос, мужчине или женщине. На прямой вопрос зеркало отмахнулось тем, что оно, хоть и магический, но все равно неодушевленный предмет, так что не стоит заморачиваться. По крайней мере, зеркало не брюзжало по пустякам, и было вполне миролюбивым предметом мебели, всегда точно и с юмором комментируя его настроения по утрам.       — И даже лучше, — улыбается он так, что зеркало уже в открытую хихикает.       «Оно и видно». Оливер торопливо запихивает в рот зубную щетку, дабы избежать дальнейших расспросов. Увлекается разглядыванием небольшой трещины на соседней стене и не замечает, как в дверях появляется Флинт. Тот сгребает его в охапку, утыкается носом в шею и тяжело дышит. Оливер вздрагивает, но быстро успокаивается, усмехаясь про себя. Спиной через футболку он чувствует учащенное сердцебиение, и это поднимает его настроение еще на несколько пунктов.       — У меня всего одно условие, Лив, — Маркус кладет руку ему под подбородок и мягко оглаживает шею, когда их взгляды встречаются в зеркале. — Ты никогда, ни при каких обстоятельствах, не оставляешь меня в постели одного. Лучше разбуди.       В его голосе за расслабленной нежностью чувствуется серьезный настрой, и Оливер понимает, что для того это не просто просьба. Это какой-то то ли зарок, то ли обещание, которое он хочет от него услышать. Он наклоняется над умывальником, сплевывает пену, полощет рот и разворачивается в так и не разомкнутых объятиях.       — А не обнаглел ли ты, Флинт? Еще условия мне ставить… — улыбаясь, тянет он, на что Маркус тоже не может удержаться.       — Для нас — в самый раз, — отвечает тот и приникает к мятным губам.       И теперь уже сердце Оливера заходится в бешеном темпе. Флинт сказал «нас», и у Вуда все внутри ахнуло в бездну. Он никогда еще не был таким счастливым. Даже играя в квиддич. Совершенно, абсолютно и непередаваемо.       — Твоя правда, — выдыхает он между поцелуями, крепче прижимаясь к телу.       «Тут не тест в школе, тут — лотерея на миллион галлеонов», — хихикает зеркало, и Вуд не может с ним не согласиться. Флинт вздрагивает, чуть отодвигается и заглядывает в свое отражение.       — Это оно о чем?       — Секрет, — усмехается Вуд, поспешно ретируясь в комнату. Продолжать совместное утро можно и не в ванной.       Флинт спокойно отпускает его, но взгляд от зеркала не отрывает, сводит брови, ожидая пояснений.       — Ну, так в чем секрет?       «Дурак ты, раз еще не понял», — продолжает потешаться зеркало, но без ненужного жеманства отвечает на поставленный вопрос: «В том — насколько счастливым можно быть по утрам».              ***       В сладостном наваждении проходит чуть больше двух лет. Они привыкают друг к другу, притираются. Частенько ссорятся по пустякам и почти никогда — из-за чего-то серьезного. Они заново узнают друг друга. Монтегю был прав, когда говорил, что Флинт изменился. Он стал мягче, вдумчивей и спокойней. Только страсть осталась прежней, раз за разом окатывая их с головой.       Оливер продолжает играть за «Паддлмир Юнайтед», переходит в основной состав и без устали борется вместе с командой на каждом матче. Теперь, когда с личной жизнью у него порядок, он как будто сбрасывает с себя невидимый груз, и летать от этого становится легче. А Флинт выдыхает и примиряется, наконец, со своей травмой, и может спокойно смотреть матчи. Оливер видит его тоску по сражениям и полетам, поэтому частенько вытаскивает в парк. Просто размяться и полетать или устроить небольшой спарринг с кем-нибудь из друзей. Частенько к ним присоединяются Поттер и Малфой, реже — Монтегю и Фред. Оливер неустанно тормошит Маркуса, вытягивая из невеселых мыслей, уверяя, что в них нет никакой целесообразности. И доводит до того, что Флинт уже не может не поддаться его энтузиазму: через год после примирения он открывает свое дело. Точнее, становится совладельцем «Квиддич и Ко». Он вкладывает свои сбережения и наследство, доставшееся от матери, расширяет производство и ассортимент и крепко встает на ноги. К месту приходится и Малфой. Став преемником отцовского бизнеса, он тоже вынужден многому научиться — они частенько встречаются с Флинтом, обсуждают биржи, рынки, маркетинги, акции и прочею «ахинею», как выразился Гарри, но Оливер не возражает — он только рад, что оба слизеринца пришли в себя.       Все меняется после возвращения отца Маркуса. Огюст Флинт не стал ходить вокруг да около, в открытую заявив сыну, что против его отношений с мужчиной. Он грозен и непоколебим в своем гневе, и Маркус начинает дергаться. Оливер об отце ничего не знает, и ему остается только гадать о причинах изменений в поведении любовника. Маркус замыкается в себе и лишь огрызается, соврав про проблемы на работе. Оливера это и злит, и оставляет осадок на душе, но добиться правды от Флинта он так и не может. Сейчас у него идет усиленная подготовка к предстоящим матчам в Лиге Чемпионов, и он упускает момент. Подолгу задерживается на тренировках, одновременно болезненно скучая по любимому. Последней каплей становится неожиданно вспыхнувшая ревность Маркуса. Оливер с командой частенько собираются в спортивном пабе, чтобы отдохнуть от игр и тренировок и немного выпить. Флинт приходит вместе с Поттером и Драко — наверняка слизеринцы опять несколько часов обсуждали ценные бумаги, пиар-компании и менеджмент, вскипятив при этом мозг Гарри, и тот вытаскивает их проветриться. А Вуд даже не замечает за собой ничего предосудительного — отношения в команде у них у всех ровные, дружеские, но Флинту хватает и этого. Глядя, как захмелевший Оливер болтает, смеется и хлопает по плечу игроков, он выходит из себя. И даже сам удивляется поначалу острой реакции, а потом Вуда кто-то обнимает в ответ, и у него «срывает крышу». Еле сдерживаясь, он аккуратно достает Вуда из-за стола, цедит, что срочно должен ему что-то сказать, а дома устраивает безобразную сцену. Потом ему это покажется нелепым, но удержать свое раздражение он не может. Как будто «веселые деньки» после травмы вернулись. Оливер смотрит на него недоумевающе, пытается успокоить, поговорить, но, раз сорвавшись, Флинт уже не может себя контролировать. Вуд обижается и уходит спать на диван, а Маркус до утра меряет злобными шагами кабинет, скуривает целую пачку, но никак не может подавить вспыхнувшую ярость. Завтра он встречается с отцом, и тот наверняка будет снова будет доставать его своей нетерпимостью к однополым отношениям или, еще чего хуже, опять заведет разговор о женитьбе на дочери какого-нибудь своего приятеля из Министерства. Лучше бы он оставался в Германии.       После окончания войны на многих министерских работников пытались давить, подкупать, шантажировать, а уж юрисконсульт Министерства и вовсе был «лакомым кусочком», но Флинт-старший был непреклонен, неподкупен и всегда следовал букве закона. Он выдержал три года громких дел, выматывающих судебных процессов, давления и угроз со всех сторон, а потом, по настоянию нового министра, ввязался все-таки в «подпольные игры». Они стали работать рука об руку с Авроратом, до сих пор ловили и осуждали пособников Темного Лорда, пытаясь разрушить тайное сообщество злодеев, которое все еще оставалось верным своему повелителю. Для этого он даже уехал в Германию на два года. Работал там не покладая рук, а вернувшись, обнаружил сына в связи с каким-то школьным приятелем. С игроком в квиддич, «пустышкой», спортсменом, зарабатывающим себе на хлеб глупой игрой с мячами и полетами. Огюсту Флинту никогда не нравился квиддич, да и другие виды спорта тоже — он находил их скучными и бесполезными. Увлечение Маркуса в школе он еще терпел, оправдывая тем, что это поможет ему развиваться физически, но он не намерен потакать бестолковой страсти наследника после выпуска. Сын должен был получить приличное образование и работу, и каким бы сильным ни было увлечение, оно не даст ему уверенности в будущем. Он так решил и смог убедить в этом сына. А после травмы и вовсе успокоился. Пока беда не пришла опять после окончания университета — Маркус опять «взбрыкнул» с этой своей «лавкой по продаже метел», но от своего не отступился, сколько бы и как сильно отец ни давил. Но вот связи с мужчиной он точно не потерпит, как бы тот ни упрямился. Он обязательно их разведет. Любым способом.       После безобразной ссоры Флинт и Вуд не разговаривают друг с другом целый день, а на утро, клюнув в щеку все еще озлобленного Маркуса, Оливер отправляется на выездные тренировки в Уэльс. Его нет 10 дней, а вернувшись, он видит полную разруху — в их квартире и, похоже, что и в отношениях. Флинт не сдерживает своей ярости. У него дрожат руки от желания ударить чертова Вуда, и голос — от невыносимой ненависти к его поступку.       — Что, рад теперь? Ты так долго ждал этого. Вот только ты убеждал меня, что уже простил за все, — шипит он с таким омерзением, что Оливер невольно отшатывается.       — О чем ты? Что произошло? — недоумевая, вопрошает он, а Флинт еще больше распаляется.       — А-а-а, у тебя даже не было времени полюбоваться на свой триумф? Так на, смотри! — он швыряет ему спортивный еженедельник, и Оливеру еле удается устоять на ногах от того, что он видит.       На развороте второй страницы — их совместная колдография в четверть листа, огромный заголовок: «Игрок «Паддлмир Юнайтед» выбирает «Квиддич и Ко»!», а дальше идет какая-то скабрезная статья в духе Риты Скиттер. Оливер в шоке просматривает кричащие буквы по диагонали, отмечая лишь сплошные недомолвки, неточности и предположения журналиста, но суть ухватывает ясно. Газета вышла только вчера, и тренер, по всей видимости, еще не успел его предупредить. Зато Маркус уже успел насмотреться, наслушаться и начитаться всего, что об этом думают друзья, знакомые, болельщики и просто обыватели. Только сейчас Оливер замечает груду писем на столе в гостиной и наглухо запечатанный камин. А потом его накрывает ответная злоба.       — Ты сейчас в чем меня обвиняешь, Флинт? — легко загорается он. Не может быть, чтобы Маркус думал на него.       — Обвиняю? — рычит тот. — Нет, я не обвиняю, я убью тебя сейчас! Спасибо за то, что так прекрасно отрекламировал мой бизнес! И мне «помог» и отомстил за то, что я когда-то тебя кинул!       — Да подожди же, Марк! — Оливер пугается и вмиг заходится болью, как будто тот его ударил. — Ты правда думаешь, что это — я?! Что мне еще есть за что мстить?!       — Только тебе это и надо! — не унимается Флинт, распаляясь еще больше. — Эта колдография была только у тебя! Что, не хватило смелости в открытую мне все сказать?!       — Возьми свои слова обратно, — еле выдавливает из себя Оливер и сжимает кулаки, пытаясь удержать неконтролируемый поток магии. — Возьми…       — Иначе что? — цедит Флинт. — Ты уже все, что хотел, сделал.       — Да, вот только доверия твоего так и не добился, — надсадным голосом откликается Вуд.       — Доверия?! Доверия?! — тот сатанеет и хватает его за грудки, встряхивая. — Убирайся вон, Вуд! Ни одному твоему слову я больше не поверю!       Он отшвыривает его от себя, и Оливер судорожно цепляется за косяк, чтобы не упасть. Он вышвыривает его вон из своей жизни. Он вышвыривает вон все их отношения и чувства. Он даже не задумался ни на миг, что это не может быть Оливер… Вуд сжимает зубы что есть силы, хватает палочку и торопливо аппарирует, даже толком не зная куда. Только бы подальше от этого человека.       Его выкидывает в Косом переулке недалеко от магазинчика братьев. Все еще находясь в шоке, он отстраненно потешается над своей «удачливостью», накладывает на себя чары невнимательности и идет к Уизли. В магазине как всегда толпа детишек всех возрастов и обеспокоенно-заинтересованных взрослых. Оливер подзывает Джорджа, и тот, моментально оценив его состояние, тут же утаскивает его наверх, в комнаты. Обширная мастерская привычно завалена грудами разнообразных предметов. Джордж сгружает его на диванчик в углу, торопливо впихивает в руки стакан с водой и убегает за братом.       — Что случилось, кэп? — в один голос спрашивают они, а у Оливера выпадает стакан из дрогнувших пальцев.       — Репаро, — шепчет Джордж, и они тут же оказываются рядом с ним на диване, крепко удерживая за плечи.       — Вчерашний спортивный еженедельник видели? — тихо спрашивает Оливер, и те призывают газету из кучи на подоконнике.       Склоняясь над страницами, одновременно потрясенно присвистывают и даже не знают, как комментировать случившееся.       — Он думает, что это сделал я, — поясняет Вуд в ответ на их солидарное недоумение. — Мщу ему такой «рекламой» за разрыв в школе.       — Ч-черт, Лив… — Фред обнимает его, и Оливер наконец-то может выдохнуть и расслабить сведенные судорогой мышцы.       Джордж бросается за успокоительным зельем, и тот, глотая горькое снадобье, лишь сухо всхлипывает без слез.       Фред успокаивает его, гладя по спине, и шепчет что-то невнятно утешающее, а потом Оливер проваливается в тяжелое забытье. Просыпается от каждого шороха, корчится от фантомных болей, но так и не может отключиться от реальности хоть на минуту. Сил хватает всего на несколько часов. Он так и не может осознать и принять произошедшее, когда поднимается на ноги.       — Куда ты, Лив? — дергаются братья, удерживая его, но он лишь мотает головой.       — К тренеру…       — Да черт с ним, с тренером! Ты…       — Нет, лучше сейчас, чем потом, — вздыхает Вуд и скомканно прощается, благодаря.       На свою новую квартиру он попадает только вечером. После примирения Флинт перетащил его к себе на следующий же день, и обзаводиться собственной жилплощадью Вуд даже не собирался. Но, после выволочки от тренера, выяснения причин и улаживания проблем с прессой, клубом и директорами, его отпустили, выдав адрес и ключи. Менеджер команды занимался не только требованием от издательства статьи с опровержением, но успел и подыскать новый дом для своего игрока, и даже позаботился о том, чтобы его вещи собрали и перенесли наемные эльфы. А Оливер, разглядывая немногочисленные коробки, понимает, что сейчас его накроет, как никогда в жизни. Даже в самых худших ситуациях, даже на войне, ему не было так больно. Даже, когда Флинт ударил его на матче. Тогда ему не на что было надеяться, но теперь они уже столько времени провели вместе, и он поверил Марку, несмотря ни на что. Так почему же Флинт не смог сделать то же самое? Отчаянные слезы все-таки находят дорогу, и он всю ночь проводит на полу, сжимая в руках злополучную колдографию. Он носил ее с собой в небольшом портмоне. Они тогда встретились с Грэхемом и Фредом, веселились, ходили в мир магглов, сделали снимок в будке моментальной фотографии, а потом заколдовали, чтобы двигалось. Кто бы мог подумать, что она станет таким воспоминанием… Оливер безутешен. Марк ведь даже слушать его не захотел, сразу приняв на веру его вину. Как же так? Оливер любит его больше жизни, неужели тот и правда думает, что он мог так поступить? Вот оно. Дело не только в вере, Вуд. Очевидно, что любил только ты. Оливер начинает нервно хихикать. Сколько раз он должен запнуться о камень по имени «Маркус Флинт», упасть, разбить в кровь колени, а все равно надеяться, что камень окажется вовсе не камнем, а опорой, столпом, на котором будет держаться вся его жизнь? Он смеется и плачет сам над собой. Это истерика, и, похоже, он сходит с ума.       Болезненная агония длится до самого утра. Пока на пороге не появляется Спиннет. Он вял и апатичен, и она чуть ли не силой запихивает в него успокоительные зелья, слушая бессвязные горькие всхлипы. Через пару часов он понемногу приходит в себя. На смену депрессии приходит злость, а потом — холодное безразличие. Как будто все внутри него медленно умирает, вянет и превращается в прах. На этот раз Флинт довел дело до конца, полностью лишив его самообладания.       — Оливер, держись… — грустно просит Алисия, не зная, как еще утешить друга.       — Мне нужна твоя помощь, Ал, — решается Вуд. Если у Флинта разговор короткий, то Оливер должен выяснить все до конца.       — Все, что угодно, — торопливо кивает Спиннет.       — Узнай, что можешь, о том, кто и зачем подставил меня, — он протягивает ей колдографию. — Что бы ни произошло, но я должен знать.       Затем он передает ей кошелек, и та начинает размеренно водить над ним палочкой, шепча заклинания. Алисия стала Аврором, и это дает ей преимущество в таких вещах перед простым обывателем.       — Пока, навскидку, могу сказать, что кто-то чужой трогал твой кошелек около двух недель назад. Аурический рисунок почти стерся, но если мы найдем подозреваемого, то след откликнется, и мы будем знать наверняка.       — Значит, еще до моего отъезда в Уэльс… — Оливер даже предположить не может, кому это могло понадобиться.       — Теперь, колдография — с нее снимали копию. Тот же след и след колдографического ателье. Она ведь была сделана не обычным колдоаппаратом? — рассуждает Алисия, и тот кивает. — Поэтому, след такой специфичный. Хотя, именно он нам и поможет.       — Думаешь? — сомневается он, но та улыбается без сомнений.       — Именно. Я найду его, обязательно.       Глядя на ее спокойную уверенность, он и сам начинает верить. Вот только даже если она предоставит неопровержимые доказательства и самого преступника, Оливеру это навряд ли поможет. Дело в самом Флинте.              ***       Вуд окунается в тренировки. Уходит с головой, доводя себя до изнеможения. Так, что даже тренер и сокомандники не могут отобрать у него метлу. Но сейчас это — единственное средство от всепоглощающей тоски и боли. Все, что он может сделать, чтобы заставить себя не думать, не вспоминать и не кричать по ночам от выворачивающих наружу спазмов. Ему еще никогда не было так плохо. Он просто разваливается изнутри.       Алисия вернулась через неделю, молча положила перед ним несколько свитков и, так же не проронив ни слова, принялась за чай. Оливер разворачивает пергамент, готовясь ко всему, но то, что он видит, повергает в шок. Люди, выкравшие колдографию, сделавшие копию и слившие информацию газетчикам были наняты Огюстом Флинтом. Оливер не хочет верить своим глазам. Неужели отец Флинта настолько против их отношений, что готов загубить их таким способом? Неужели статус и наследники важны для него настолько, что он готов очернить собственного сына перед всей Англией? Скандал лучше, чем сын–гей? Оливер не может понять его логику. В магическом мире всегда вполне терпимо относились к нетрадиционным связям, но, похоже, что для аристократии до сих пор важнее выгодный брак и преемники их состояний, чем счастье собственных детей. Он хватается за голову и долго пытается привести мысли в порядок, пока не подключается Спиннет.       — Знаешь, мы в аврорской академии проходили такое. «Быт, уклад и традиции разных слоев магического населения». Чистокровная знать до сих пор не допускает «официальных» однополых отношений в своих семьях. Как с полукровками. Только к тем еще хуже относятся. Здесь же это означает конец «великого рода», — презрительно хмыкает она. — Не могу их понять в этом. Не все ли равно какая у тебя кровь и какого ты пола, если ты счастлив?       — А они этого не понимают, — вздыхает Оливер.       — Что ты думаешь делать с этим? — она указывает на бумаги.       — Ничего, — тяжело сглотнув, отвечает он.       — То есть? — Алисия подбирается и ставит кружку на стол.       — Ничего, — тверже повторяет Оливер и заглядывает ей в глаза.       — Оливер, ты что, не понимаешь? Он — главный юрист Министерства. Это не просто кража, клевета и вмешательство в личную жизнь, что преследуются по закону. Знаешь, какой резонанс это вызовет, если дать этому ход? Его не просто уволят, — злится она.       — А еще он — отец Марка. Ты и правда думаешь, что я могу так с ним поступить? — вздыхает Вуд.       — Оливер, когда ты начнешь защищать самого себя? Почему ты должен терпеть все это? — Алисия не признает такого самопожертвования. — Можно же хоть иногда побыть эгоистом!       — Ал, я до сих пор его люблю, — тихо отвечает тот. — Ты предлагаешь мне его вернуть, лишив при этом отца?       И вот тут до нее доходит. Это действительно самопожертвование, но они оба будут страдать при любом раскладе. Расскажи Вуд или нет, они все равно будут мучиться виной, обидой и болью друг перед другом.       Алисия только вздыхает и торопливо притягивает его к себе.       — Я просто не могу смотреть на эту несправедливость, — говорит она.       — Знаю, — грустно улыбается тот. — Спасибо.       — Думаешь, он успокоится на этом? — спрашивает Алисия.       — Он хотел нас развести, вот и развел, — пожимает плечами Вуд. — Я пока даже не знаю, что делать дальше. Должно, наверное, пройти какое-то время, чтобы мы могли обо всем этом поговорить…       — Ага, опять восемь лет? — фыркает она. — А ты не хочешь поговорить об этом с его отцом? Ты мог бы неплохо его этим прижать.       — Дело ведь не только в отце, — Оливер устало откидывается в кресле и зарывается пальцами в волосы. — Ал, у него ведь даже и мысли не возникло, что это мог быть не я. Если после всего, что между нами было, он до сих пор мне не верит, думаешь, его отец тут так виноват?       И она снова может лишь обреченно смолчать.       — Мне действительно нужно обо всем этом хорошенько подумать, — вздыхает он и просит. — А ты пока не говори никому об этом, ладно?       — Оливер, это — только твое дело. Я ничего никому не скажу.       После разговора и еще пары чашек чая, Вуд достает бутылку вина, и Спиннет остается еще на несколько часов, отвлекая его ни к чему не обязывающей болтовней о последних новостях, общих знакомых и работе. И, понемногу, он переключается, пару раз даже выдавив из себя искреннюю улыбку.       — …так вот, этот чертов пикси спрятал все украшения в каминной золе. А мы вчетвером две недели вели расследование по делу о наглом, неуловимом воришке. Представляешь, как потом над нами весь отдел потешался? — смеется она, рассказывая очередную историю. — Мало того, пикси чуть не откусил Бургасу нос. Пришлось вести его в Мунго, лечить и отпаивать противоядием — пикси оказался из породы ядовитых. Боул ругался вместе с Бургасом на чем свет стоит.       — Боул, это который был загонщиком в Слизерине? Люциан? — пытается он поддержать тему.       — Он самый. Никогда бы не подумала, что он станет колдомедиком, — фыркает она. — В школе он был слишком злобен и кровожаден.       — Все мы были такими отчасти, — усмехается Оливер. — К тому же, тебе так казалось, потому что он слишком часто на тебя кричал на совместных тренировках.       — Может быть, — улыбается Алисия в ответ. — Хорошо мы тогда играли…              ***       Через несколько дней начинаются отборочные игры, и Вуду становится совсем не до душевных терзаний. Точнее, он старается так себя настроить. Он знал с самого детства, что в небе не может быть никаких лишних мыслей. Кроме как о квиддиче. Вот и сейчас сосредотачивается только на нем. Команда не лезла в его личную жизнь, выказывая молчаливую поддержку, и он был благодарен им за это. Они действительно отлично играют, набирают очки в турнирной таблице и уверенно выходят в полуфинал. Предпоследняя игра идет тяжело. Им не везет ни с погодой, ни с противником. Сильный ветер надвигающегося тайфуна меняет траектории движения мячей, путает игроков и становится настоящим препятствием, налетая порывами со всех сторон. А «Гейдельбергские гончие», наступающие им на пятки все прошлые турниры, и вовсе — давний непреодолимый противник. Оливеру тяжело и физически больно от непрерывного перенапряжения, но он старается изо всех сил не терять концентрацию. Сейчас обеим командам непросто, но ни одна из них не собирается уступать победу. Они играют уже два часа. Счет постоянно меняется, но уверенно растет, пока «Паддлмир» прочно не завладевает преимуществом. Ловцы их команд гоняются за снитчем и друг за другом уже не один десяток минут, а Вуд отстаивает кольца с яростью, действительно достойной льва. Вот только охотники противника больше похожи на гиен, «вгрызаясь» в мячи и игроков с похожей ожесточенностью. И на пике противостояния проявляют себя в полной мере — Оливер сталкивается сразу с двумя игроками, виртуозно борется, но те не отстают. Они перехватывают друг у друга мяч, отвлекают Вуда, тот не ведется, возвращает квоффл себе, а потом происходит оглушительное столкновение. За натужно скрипящим древком метлы слышится отвратительный хруст в коленной чашечке, и через пару секунд приходит оглушительная боль. Охотники тут же завладевают мячом, забрасывая его в центральное кольцо, а Оливер не может и мускулом пошевелить, чтобы не подвергнуть себя еще большей пытке. Он стремительно теряет высоту на барахлящей метле, почти падает, так и не разжав пальцы на древке. С земли торопливо поднимаются колдомедики и подхватывают его в паре метров, поняв, что игрок получил травму. Тут же спешат тренер и менеджеры: проверить экипировку и метлу. Но как только Вуд оказывается на песке, звучит свисток судьи об окончании матча — ловец «Паддлмир Юнайтед» поймал снитч. И только после этого Оливер может расслабиться, теряя сознание от радости и болевого шока.       В себя он приходит в Мунго. В голове мутно и глухо, как в пустом котелке, но боли нет, и это несказанно радует.       — Мистер Эвальд, что со мной? — с трудом сглотнув, спрашивает он прикорнувшего на стуле пожилого тренера, и тот торопится налить ему воды. Ждет пока он напьется, а потом серьезным голосом начинает:       — Все плохо, Оливер.       К неформальному обращению он переходит нечасто и только в особых случаях, и Оливер тут же верит ему. Приходит врач, и все самые страшные предположения Вуда становятся явью.       — Левая коленная чашечка разбита почти в крошево, поврежден мениск, порваны сухожилия, — рассказывает колдомедик.       — Как если бы тебе оторвало ногу, — в сердцах вторит ему тренер и достает трубку.       — На восстановление уйдет почти год, — продолжает колдомедик, кидая предупреждающий взгляд на тренера, и тот, чертыхнувшись, убирает табак обратно в карман. — С магической стороны мы сделали все, что в наших силах, но такие раны должны еще и сами заживать. Плюс реабилитация, которая займет не менее двух месяцев. Поэтому, к играм вы вернетесь не скоро.       — Но, как же… — Оливер пытается справиться с услышанным и переварить. — Через полгода — Кубок…       — Вы не сможете, — давит колдомедик. — В противном случае вы лишь усугубите травму и никогда не вернетесь в строй.       Вуд потрясенно замолкает, а тот оставляет несколько склянок с зельями и уходит. А как только закрывается дверь палаты, Эвальд не удерживается и все-таки закуривает.       — Вот такие вот дела, юноша, — горько говорит он. — Я и сам с этим столкнулся. Лучше уж так, чем навсегда.       — Лучше? Вы и правда думаете, что лучше? — взрывается Оливер, но тот останавливает его резким взмахом руки.       — Да! — не терпящим возражений голосом говорит тренер. — После этого ты еще лет 10 будешь хорошо играть, а сейчас можешь загубить свою карьеру!       — Я буду на Кубке, даже если это будет стоить мне карьеры! — продолжает злиться Вуд. — В прошлый раз мы были третьими! Я не позволю немцам еще раз победить!       — Вот баран упрямый! Ты можешь сделать это и на будущий год! — рычит Эвальд, но Вуд не собирается отступать.       — Я восстановлюсь к этому Кубку, чего бы мне это не стоило! И продолжу играть, — упорствует он.       — Выгоню из команды!       — Только попробуйте! И тогда победы вам не видать! Я не отдам ворота кому-то другому! — распаляется Оливер, а тренер вдруг недобро кривит губы в улыбке.       — Вот ведь чертов наглец! Да я с легкостью найду тебе замену! — фыркает он, а потом вдруг улыбается. — Но твое упорство мне нравится. Сможешь восстановиться и взять Кубок, прощу тебе панибратство со стариком.       Оливер тяжело дышит, удивляется сказанному, а потом безапелляционно заверяет:       — Я не подведу!       Тренер посмеивается, кряхтит, попыхивая трубкой, но не может не радоваться несгибаемому духу вратаря. Он уже «опытный боец», а то, что не теряет своей целеустремленности, делает его по-настоящему профессиональным игроком.       — Ладно, только ты мне вот что скажи, Вуд: как тебя угораздило?       — Я не знаю толком. Мы потолкались, а потом был удар. Наверное, стременем метлы. В атаке ведь и не такое бывает, — пожимает тот плечами.       — То есть, ты уверен, что это было ненамеренно, — прищуривается старик, внимательно следя за реакцией Оливера.       — Не думаю, чтобы кто-то мог нарочно сделать такое. Именно так и именно тогда. Вы ведь не хуже меня знаете, как сложно травмировать игрока, чтобы этого никто не заметил. Да и к тому же, настолько сильно, — отвечает Оливер честно. Он действительно уверен, что произошедшее — лишь случайность. Да, он хороший игрок, но не настолько, чтобы его боялись или пытались вывести из игры таким образом. Гораздо проще было бы спровоцировать нарушение и удалить его из игры. Но не травмировать.       — Что ж, как знаешь. А теперь выздоравливай. Пойду успокою команду и директоров клуба, — усмехается тренер, прощаясь.       Оливер тепло принимает его руку и, наконец, может побыть наедине с самим собой. Левая нога наглухо зафиксирована совсем по-маггловски — гипсом. В центре ноги как будто большой белый камень, который не дает ей двигаться. Вниз от колена он ничего не чувствует, и только теперь приходит страх. Как бы он ни хорохорился перед тренером, а восстановиться ему будет очень и очень сложно. Он стискивает зубы до боли и осторожно ощупывает ногу, все еще до конца не веря в произошедшее. Что ж, но в любом случае, он — не первый, кто через это проходит. Да он иногда травмировался на матчах, но еще никогда — настолько серьезно. Он сосредоточенно вдыхает-выдыхает, прикрывает глаза, пытаясь угомонить панику и примириться с положением дел. Он выдержит. Он обязан. Квиддич — это то, на чем держится сейчас вся его жизнь, и он не может ни потерять, ни отказаться от него. Ни за что.       Вечером его навещают близнецы с Монтегю. Совсем недавно он спровадил распереживавшегося отца и рад переключиться на неунывающую компанию. Они внимательно выслушивают рассказ и соглашаются с намерением поправиться в кратчайшие сроки. Все, что угодно, только бы не апатия или депрессия. Близнецы даже «для поднятия боевого духа» расписывают его повязку неизвестно где взятыми цветными чернилами, смеясь и поощряя своего капитана.       Колдомедик, увидевший цветастое колено наутро, был в недоумении, а потом тоже развеселился. Фиксацию снимут лишь через два месяца, так что она вполне может побыть полноправным украшением пациента.       А еще через день к нему заглядывает Алисия. Он опять пересказывает свою историю, а та слушает и с каждым словом хмурится все больше. Встает, начинает ходить из угла в угол, нервно сжимая пальцы, и Оливер тут же стремится ее успокоить.       — Ал, ну, хватит. Это я должен так сильно переживать, а не ты, — улыбается он. — Зато, согласись, игра была великолепной. Я отправлял тебе два билета, скажи, что ты пригласила Боула.       Он начинает хихикать, подначивая ее, а та, вспыхнув, останавливается.       — Оливер! К черту Боула, сейчас разговор не о том! — восклицает она со злостью, и он теряется под ее напором. — Есть кое-что…       Алисия замолкает, а потом устало присаживается к нему на кровать.       — Есть кое-что, с чем я должна была бы уже давно идти в свой отдел, — начинает она, собравшись. — Но сначала я решила поговорить с тобой.       — Ты меня пугаешь, Ал, — тушуется Оливер.       — Я бы и сама хотела быть только напуганной, — вздыхает она и больше не может оттягивать неприятные известия. — Флинта видели на матче.       Вуд застывает на мгновение, прикрывает глаза, справляясь со вмиг вспыхнувшей надеждой и болью. Как бы он ни храбрился, но ему все равно страшно. И больше всего сейчас он бы хотел видеть Марка в своей палате. Вместо друзей, даже вместо отца. Ему стыдно за эти мысли, но предательское сердце никак не может отпустить предмет вожделения.       — Что ж… Никто не запрещал ему смотреть, — хоть и с трудом, но он проговаривает это абсолютно ровным голосом.       — На стороне немцев.       — И болеть за любую команду, — сердце опять екает, и он только грустно усмехается.       — Я не об этом, Оливер, — Алисия берет его за руку и тут же превращается из подруги в аврора. — Его видели перед матчем с одним из игроков «Гончих». Кажется, с загонщиком. Это не наводит тебя ни на какие мысли?       Вуд удивленно распахивает глаза, но не может вымолвить ни слова.       — Лив, это может быть местью… — начинает она, и тот тут же яростно перебивает.       — Это не мог быть он! Не мог! Он бы никогда так со мной не поступил, — горячо говорит Оливер, приходя в ужас от такого предположения. — Он сам получил травму, и знает насколько это мучительно, он бы не мог…       — Но он считает, что ты его предал, — продолжает настаивать Спиннет. — Чем не повод причинить тебе боль?       — Нет, — отрезает Оливер, успокаиваясь и отметая чудовищную догадку, как совершенно невозможную. — Он не делал этого. Я ему верю.       — Хорошо, именно так я и подумала, — вдруг улыбается она, и Вуд опять удивляется.       — Тогда зачем?..       — Затем, что должна была подтвердить те выводы, до которых дошла сама, — поясняет Алисия и снова становится серьезной. — И, раз это не он, то у нас остается только один подозреваемый.       — Ты думаешь… — теряется тот, не веря, но она лишь качает головой.       — Я не думаю, а знаю, — она роется в карманах мантии и достает из недр небольшой пузырек. — Я нашла оборотное. В остатках состава находится личина Флинта-младшего. Я проверила это в лаборатории.       Вуд хватается за голову и начинает растирать виски, пытаясь переварить услышанное.       — Не могу поверить, что Огюст мог так далеко зайти, — шокировано шепчет он.       — Если он хотел вас развести, то ему нужно было действовать наверняка, — рассуждает Спиннет. — Смотри сам: ты Маркуса якобы предал, а он решил так тебе отомстить. Лже-Флинт, не скрываясь, встречался с игроками противоборствующей команды, его видели. И ты тоже мог это узнать и подумать на него. Расчет хоть и халтурный в исполнении, но весьма тонкий. Да только, если бы я не нашла пузырек, он бы был весьма правдоподобным.       — Где ты его нашла? — все еще пытаясь прийти в себя, спрашивает Оливер.       — О, Лив. Как только я предположила, что Флинта могли подставить так же, как и тебя, я облазила все помойки вокруг стадиона. Чары, изменяющие внешность, под куполом бы не сработали, так что это должно было быть зелье. Наверняка — длительного действия, но злоумышленник должен был принять его только перед самым началом — никогда ведь не знаешь, сколько продлится игра. А на входе на такие матчи всегда очень тщательно проверяют все личные вещи, так что от пузырька он должен был избавиться. Повезло, что он настолько глуп и выбросил его перед стадионом, а не дома оставил, — заканчивает она свой рассказ.       — Наверняка все так и было, — кивает он, соглашаясь и принимая ее гипотезу.       — Только эта версия «притянута за уши», — вздыхает Алисия, сердито сжимая кулаки. — Эта склянка даже как косвенная улика не подойдет, ведь все было рассчитано на предположениях. Узнать, о чем лже-Флинт говорил с игроками и действительно ли подкупил их, чтобы на тебя напали, мы не сможем. Это провокация, а травму они спишут на случайность. В конце концов, это может быть и простым стечением обстоятельств. Поэтому-то я и пошла к тебе.       — Ты права, Ал, — соглашается Вуд. — Он ведь мог и не подкупать их.       — И ты уверен, что это была случайность? — сомневается она.       — Я теперь уже ни в чем не уверен, — горько вздыхает Оливер. — Все выглядело именно так. Не хочу верить в худшее.       Она приобнимает его за плечи, выражая поддержку, но тоже не может придумать, как докопаться до правды.       — Ал, я хочу еще раз тебя попросить…       — Я знаю, — она передает ему пузырек.       — Он себе не простит, если это окажется правдой, — чуть слышно шепчет он, и Алисия понимающе кивает.       — Держись, капитан, — сочувствует она.       — Я пытаюсь, — откликается он и немного успокаивается. — Даже намерен выздороветь к Зимнему Кубку, хотя док считает, что это невозможно.       — Все в твоих руках. Только будь осторожнее, — она тоже успокаивается, легко улыбаясь. — А мы поможем, если нужно. Мы ведь до сих пор — одна команда.       Оливер грустно, но уже вполне искренне отвечает на улыбку, и Алисия уводит разговор, стараясь отвлечь от мрачных мыслей.       — И, кстати, да, Оливер. Я пригласила Боула. И он пришел.       — Ого, так тебя можно поздравить? — смеется он.       — Не так скоро, — Спиннет чуть краснеет. — Но он поможет нам. Он ведь занимается костоправством и травматологией. Не против, если я его попрошу?       — Да у меня тут и так куча врачей, — пытается возразить Оливер.       — А еще он тоже любит квиддич и когда-то играл. Так что, думаю, даст пару дельных советов, — пожимает Алисия плечами, и ему остается только согласиться со всеми доводами. Ему теперь любая помощь пригодится.              ***       Три месяца он проводит в Лондоне. Две недели — в больнице, в которые, как и обещала Алисия, за него берется Боул. А потом перебирается на свою квартиру, куда Люциан приходит раз в три дня с завидным постоянством, чтобы проверять его состояние. Пока Оливер не может толком двигаться с загипсованной ногой, Боул делает упор на тренировки корпуса и рук, которые никогда не повредят. А когда снимают шину, помогает разрабатывать ногу. Для игрока в квиддич, ноги, пожалуй, самая важная часть тела. Только благодаря им, он может держать равновесие, баланс, маневрировать и даже набирать скорость. А охотникам вообще без них никак, когда нужно задействовать обе руки, чтобы отобрать или удержать квоффл. Боул гоняет его беспощадно, но Оливер только смеется, подозревая его в неприязни со школьных времен и ревности из-за дружбы с Алисией. Тот чурается, злится, краснеет и только усложняет тренировки. Но Оливер не против. Он с озлобленной методичностью и упорством выполняет все предписания, выматываясь до седьмого пота и скрипя зубами от боли. Она вернулась сразу, как только сняли повязку, и с тех пор не отпускает. Он не может слишком часто принимать обезболивающие, потому что тогда не пройдет допинговый контроль перед матчами. Поэтому ему приходится заново вспоминать позабытые со школы методики расслабления и медитации, чтобы хоть как-то отвлечься от ноющего и простреливающего колена.       Хуже всего по ночам, когда возвращаются мысли о Маркусе. Если днем он еще держится, отдаваясь тренировкам, то ночью не может забыться, уснуть и не думать. Не вспоминать. Не хотеть… Как-то раз ему вдруг представилось, что будь Флинт рядом, то вся его боль тут же бы прошла, растворилась, принося облегчение. Сродни плацебо. Он лишь на миг отдается этой сумбурной фантазии, а потом до самого утра не может сдержать горьких слез. Тогда у него появляется другая мысль — уехать. Сбежать от себя и воспоминаний, сменить обстановку, сосредоточившись только на ноге и не думать больше ни о чем. И он решается. Изольда Вуд, бабушка Оливера, живет в небольшой магической деревушке севернее Лидса, и он вполне может потеснить ее, как бы она ни негодовала. Пожилая женщина всегда была довольно строга и непреклонна как к сыну, так и ко внуку. Оливер вспоминает детство, когда каждое лето проводил у нее, вплоть до третьего курса Хогвартса, и окончательно убеждается, что это правильное решение. Уж она-то точно не даст ему «захиреть» и впасть в уныние. Осталось только ее на это уговорить. И он, смеясь, просит об этом отца. Бравый аврор полушутя ужасается, но вскоре приносит ее утвердительный ответ. Против были только, конечно же, колдомедики и Боул. Но Оливер клятвенно обещает им приходить на осмотры раз в две недели на своих двоих до самого Кубка, и им приходится смириться. Друзья же понимают почти без слов. Близнецы хватаются за носовые платочки, и только Монтегю остается серьезным в устроенном ими цирке. Он-то как раз понимает, каких сил стоит Вуду это решение и по каким причинам. Он ведь все еще друг Маркуса. Когда происходит история со статьей, а Фред живописует ему состояние Оливера, он не может не пойти к Флинту. Осторожно пробираясь по разгромленной квартире, он находит того пьяным в стельку средь бела дня и абсолютно невменяемым. Он вызывает своего эльфа, прося навести порядок в доме, а бесчувственное тело накачивает антипохмельными и успокоительными зельями. И к вечеру Марк даже может почти связно говорить.       — Зачем ты отрезвил меня, Мон? — хрипит тот севшим голосом.       — Затем, что от реальности не убежишь, — хмурится Грэхем.       — Правда думаешь, что я стану слушать твои нотации? — фыркает Маркус.       — Да ты никого всю жизнь не слушаешь. А стоило бы! — свирепеет Грэхем. — Неужели ты и вправду думаешь, что это сделал он?!       — Не лезь не в свое дело! — рычит Флинт, злобно хватает его за грудки и встряхивает. — Следи за своим Уизелом, а ко мне не лезь!       — А мне не нужно за ним следить, — шипит тот в ответ и с силой отрывает его руки от своей мантии. — Потому что я ему верю!       — Проваливай! — гонит Флинт, не желая слушать возражений, и Монтегю злобно топает на выход.       — А ты хоть раз говорил ему, что любишь его? — бросает он в дверях и исчезает.       А Маркус от бессилия разбивает о стену последний стакан в доме. Только не Монтегю будет его учить отношениям с Вудом. Только не он будет говорить ему о любви и прощении. Не он. Потому что Монтегю никогда не испытывал такой боли, обиды и ненависти к любимому человеку.       Он беспробудно пьет целую неделю, забрасывает все свои дела и не думает ни о чем. Только алкоголь помогает справиться, забыть хотя бы на минуту, не видеть во сне знакомое до каждой черточки лицо. Ни успокоительные, ни зелье «Сна-без-сновидений» не помогают. Только терпкое огневиски, которое идет уже как вода, отключает мозг и стирает все картинки из сознания. А потом Монтегю приходит опять, и сцена повторяется почти один в один, только теперь Грэхем трясет его за грудки, настаивая забыть, не думать, переключиться на работу. И мало-помалу помогает, Флинт действительно вспоминает про свой бизнес, окунается с головой, восстанавливая то, что было разрушено статьей и его отсутствием. Он работает без продыху, но все равно каждый раз не может злобно не ухмыляться — их история, освещенная в газете, действительно стала неплохой своеобразной «рекламой». Новых контрактов с квиддичными командами это, естественно, не принесло, но и старые никуда не делись. А уровни продаж только выросли. Да уж, фанаты способны еще и не на такое, готовые следовать и внимать любым слухам, связанным с любимыми командами. Какая ирония. Но если Вуд думает, что он будет просто так по нему страдать, то ошибается — Флинт воспользуется ситуацией и раскрутит ее по полной. Отчаянное «шапкозакидательское» настроение портят только холодные ремарки отца, типа «я же говорил», «вот чего стоит вся ваша любовь» и «никому нельзя верить». Флинт не верит его словам, не они сейчас важны. Отец просто рад, что добился своего, а Маркусу это, как мертвому — припарка. Ему не до них, когда ненависть выжигает душу, сердце заходится в бешеном спазме, а обида наполняет горло едкой горечью. Это слишком тяжело. И он может только досадливо усмехаться — если Вуд пережил в Хоге хоть малую толику того же, что и он сейчас, то не удивительно, что он злился целых восемь лет, а прощение у него Флинт чуть не на коленях вымаливал. Да только долго потешаться над собой он тоже не может. С каждым днем ему становится все хуже. Как бы он ни бесился, как бы ни отрицал, но без Вуда он уже не может. Подстегивает эти мысли опять-таки Монтегю, когда приносит известия из больницы. Глядя на газетные заголовки он испытал только злую радость, а когда Грэхем рассказывает о длительном лечении и возможности вообще лишиться квиддича, он лишь горько хмыкает — никто из них не застрахован от травм. Сейчас они повторяют судьбу друг друга — Флинт страдает от предательства, Вуд — от травмы. И простить друг друга они опять не могут.              ***       Конец сентября выдается неожиданно жарким для «бархатного» сезона. Оливер почти задыхается от запахов прелых трав и влажной испарины болотистых берегов небольшого пруда. За неделю, что он здесь, утренние купания уже входят в привычку. Когда он только приехал, бабушка вытрясла из него почти все, выхватив основные моменты и правильно оценив поступки. Только про отца Флинта он ей, конечно же, не говорил, сосредоточившись на травме. Она его похвалила за настрой и взялась помогать в присущей только ей манере — ехидными подколками без капли жалости. Но Оливер к этому привык и не ждал ничего другого. Жалости ему не надо, и «суровый надсмотрщик» не даст и шанса жалеть самого себя. В первый же день она погнала его на пруд и три часа не позволяла вылезти из воды. Вуд задумку признал стоящей — вода снимала давление на мышцу и перераспределяла нагрузку, поэтому двигаться ему было гораздо проще. А потом он наглотался воды, схватив судорогу, но даже тогда Изольда осталась непреклонна. Пнула ему топляк с берега да обратно сложила руки на груди. И ему ничего не оставалось, кроме как терпеть, да хвататься за скользкое, подгнившее дерево. И, конечно же, к вечеру он затемпературил. Она посетовала на «дохляка» и напоила Перцовым зельем, усадив у растопленного камина с кружкой липового чая.       — Слабак ты, Олли, — фыркает она. — Только сопли пускать и умеешь.       — Не называй меня «Олли», ба. Олли — трехлетний карапуз, только что слезший с горшка, — сопит Вуд, кося на нее лукавым взглядом.       — А ты не называй меня «ба». Я не бабочка и не банка. И даже не башмак. И уж точно не старая калоша, — парирует она, с радостью вступая в пикировку. — И выбирай выражения.       — Слушаюсь, миссис Вуд, — чеканит он, торопливо прячась за кружку.       Вот так и жили. Она следила за его тренировками, не давая ни расслабиться, ни отвлечься. А он забывался в боли и усталости перенапряженных мышц, но не жаловался. Сейчас он борется за самого себя, и нет нужды сачковать или филонить.       И только раз Изольда подняла болезненную тему.       — Не надоело еще стенать по ночам, Олли? — спрашивает она как-то за ужином, возвращаясь к прозвищу, когда ей что-то не нравится в поведении внука.       А Оливер давится тушеной картошкой и торопливо стучит себя в грудь.       — Прости, что?       — Стенать, — повторяет бабуля. — Реветь, ныть, «сопли на кулак наматывать», «разводить сырость», нюниться. Какой еще мне подобрать эвфемизм, чтобы ты меня понял?        — Да я не… — горячо начинает он, но та останавливает его жестким взглядом.       — Ты — да. И не смей мне врать.       — А я тебе и не вру, ба, — он тоже начинает злиться. — С тех пор, как приехал, сплю как убитый.       — Ага, слышу я, как ты убиваешься, — фыркает она, и Оливер еле удерживается, чтобы не грохнуть ложкой по столу — такого она точно ему не простит.       — Ну, знаешь… — задыхается он. — Я действительно не ною, не реву и не-чего-то-там-что-вы-еще-сказали, миссис Вуд.       — Сядь, — спокойно говорит она, когда Оливер тяжело поднимается. — Не ты?       — Нет, — отвечает он, легко усаживаясь обратно.       — Значит, опять боггарт завелся, — хмурится она, но уже почти в шутку. — Задание на завтра: найти и обезвредить.       Да только про боггарта она не шутит, и после утренних процедур и тренировок, Оливер отправляется на поиски. Ее дом не самый большой из поселковых, зато двухэтажный, с обширным чердаком и подвалом. На первом этаже пять комнат с кухней и ванной, на втором — три гостевые спальни. В доме есть даже небольшая библиотека с дикой смесью стилей и жанров магических и маггловских книг. В свободные минутки Оливер почитывает иногда, выбрав книгу наугад — плохих вещей Изольда не держит. Он обшаривает подвал, поднимается в кухню, заглядывая во все кастрюли и горшки, чихает в кладовке, собирает пыль под диваном в гостиной, а в библиотеке знакомится со всеми пауками в углах и между полками. На втором этаже тоже ничего интересного, и везет ему, конечно же, только на чердаке. Он находит свой первый резиновый мяч и рогатку-самострелку, а под кучей старых реторт и колбочек всех размеров (бабушка была зельеваром-любителем) оказывается достаточно объемный узорчатый сундук. Интуиция так и подсказывает, что «кошмарик» здесь, и у него волоски на руках поднимаются от боязливого предвкушения, а в горле встает ком. Он держит палочку наготове, но к тому, во что превращается существо, он не может быть готов как ни крути. Палочка выпадает из дрогнувших рук, он делает шаг назад, а, как только боггарт открывает рот, он отчаянно голосит:       — Ба-а-а!!!       Та появляется буквально через пару секунд, застав внука сжавшимся в комок в углу и трясущимся крупной дрожью. Убирает морок, а потом крепко хватает Вуда за плечи и сажает перед собой.       — А теперь послушай меня, мальчик, — безапелляционным голосом заявляет она. — Пока твой боггарт не изменится, не важно на что: на лягушек или на мыльные пузыри, я тебя обратно в Лондон не отпущу. Ты меня понял?       Она ощутимо встряхивает его, а Оливер, заливаясь краской, неловко поднимает на нее заплаканные глаза и осторожно кивает, всхлипывая.       — Соберись, горе мое луковое.       Из сундука шагнул Флинт собственной персоной, и от того, что он может сказать, Оливер не может удержать рвущийся наружу крик.              ***       Она гоняет его на пруд почти до первых заморозков, грянувших в середине октября. Под согревающим заклинанием, но неустанно. Потом заряжают дожди, и купание заменяют прогулки по опасно раскисшей проселочной дороге. В ноябре становится холоднее, сыплет снег и часто вьюжит, а Изольда отбирает у него палочку и заставляет выполнять всю работу по дому вручную. От колки дров до мытья посуды. А Оливер не просто подчиняется, он видит результат спартанских тренировок. И не только он, но и Боул, и колдомедики Мунго отмечают невероятный прогресс. Зимний Кубок перед Рождеством становится не недостижимой целью, а вполне уверенной реальностью. И это не может не радовать и не подзуживать на удвоенную нагрузку.       А в последних числах ноября ее дом посещает неожиданный гость.       — Я ищу Оливера Вуда, — сумрачно говорит высокий парень, кутаясь в теплую мантию, а она только фыркает в ответ.       — И ты почти его нашел. Я Изольда Вуд, его бабушка.       — Маркус Флинт, — представляется он, и та распахивает перед ним дверь.       — Что ж, входи. Гостем будешь.       Она греет чайник, усаживает посетителя в гостиной и поясняет:       — Он вернется с прогулки не раньше, чем через два часа.       — Я могу его встретить, — тут же снова поднимается Флинт.       — Сядь, — останавливает она. — Его здоровье важнее ваших разговоров. Торопиться тебе все равно некуда, так что подождешь.       Флинт чуть кривит губы, но больше не возражает. Суровая родственница не станет подмогой, если он ее разозлит.       Найти дом вудовой бабки оказалось непростым делом. Он просто аппарировал по координатам, но они вынесли его на опушку леса, и он уже собирался переместиться обратно и разругаться с Фредом, доставшим адрес у отца Вуда, когда заметил вдалеке, в просвете между деревьями холм, а над ним — белые дымки, как от печных труб. И пошел. В первом доме ее не знали, в третьем — обругали за бессвязные потуги что-то спросить, и только в седьмом сказали, что тут таких не живет и не жило никогда. Флинт злится, чертыхается и шагает наугад в первую попавшуюся калитку, где ему доходчиво объясняют, что он перепутал координаты, и нужная деревня находится в 25 километрах южнее. Он благодарит и идет пытать счастья опять. И находит. Строгую крепкую старушку, припечатывающую одним только взглядом.       — Можешь осмотреться в доме, если так уж невмоготу, — усмехается она, а у Флинта вдруг краснеют уши. Бабка определенно что-то про них знает или догадывается о причине его визита.       Причина… Причина у него всегда была всего лишь одна: Оливер Вуд. Желание быть с ним, терзаться, мучится, но быть и не отпускать, что бы тот ни творил. Полгода — это его максимум, дольше он не протянет и под палочкой с Авадой. И дело даже не в том, что Монтегю промывал ему мозги при каждой встрече, он и сам понимает, что не может. Оливер вторгается в его сны, грезится на границе сознания и ощущается фантомными прикосновениями невидимки. Флинт медленно, но верно сходит с ума. И в один прекрасный момент все-таки признает, что мог быть не прав.       — Он тебя гребанных 10 лет любил безответно, но ни разу его сердце не дрогнуло, и ты все еще думаешь, что он мог вот так просто от этого отказаться и все разрушить? — ругается Монтегю, а у Флинта заходится сердце.       Грэхем ведь не просто прав, он их знает, как облупленных. Почему же только Флинт ничего не видит?       Терпения хватает еще на несколько недель, а потом он идет сдаваться на милость сладкой парочке.       — Думаешь, он тебя простит? — злобно фыркает Фред и рассматривает вытянувшееся лицо. — Что? Не думал? Я ошибался в тебе, Флинт. Ты как был тупым троллем, так им и остался. Да ты…       Его прерывает Монтегю, бесцеремонно затыкая глубоким поцелуем.       — Если ты сейчас почувствовал то же, что и я, то должен знать, на что ради такого можно пойти, — он не сводит с Фреда внимательного взгляда, ведя какой-то безмолвный, понятный только им разговор, и рыжий не может не признать его правоты, сдаваясь.       — Я спрошу адрес у его отца.       И вот теперь Флинт здесь. Осматривает гостиную, остается равнодушным к корешкам книг в библиотеке и поднимается на второй этаж. За последней дверью слева обнаруживает комнату Вуда. Здесь все так и кричит о нем: две увесистые гантели, эспандер на стене, да смятый свитер на спинке стула. Флинт проходится кончиками пальцев по крышке стола, цепляя пергаменты со знакомым неровным почерком. И в старом томике «Квиддичных историй» находит злополучную колдографию. Измятая, потертая на уголках и сгибах, но по-прежнему бережно хранимая. Как он может сомневаться?       Легкий сквозняк скрипит приоткрытой дверцей платяного шкафа, и Флинт отшатывается к столу в шоке.       — Два сапога — пара, — фыркает Изольда от дверей. — И оба — идиоты.       Флинт тут же реагирует, избавляясь от боггарта в виде Оливера.       — Вот он куда забрался. Того и гляди съест, — потешается она. — А вот малыш от своего так пока и не избавился.       Она кидает на него оценивающий взгляд, гадая, поймет ли Флинт, но бросает эту затею. Теперь это уже не важно, раз уж он пришел.       Внизу хлопает дверь, слышатся шаркающие шаги, и она торопится спуститься к внуку. Зрелище будет еще то.       — К тебе пришли, Олли, — оповещает Изольда, а у внука екает сердце от того, насколько предвкушающе выглядит ее лицо. — Ожидают в твоей комнате.       Понимая, что почуявшую представление бабушку расспрашивать бесполезно, он лишь вздыхает и медленно поднимается по лестнице.       На пороге Оливер на миг застывает, но боггарта от живого человека отличить достаточно легко, и он торопливо душит порыв паники.       — Зачем пришел? — с трудом говорит он, стараясь не закашляться из-за перехватившего вмиг дыхания. Отставляет трость к столу и внимательно, спокойно смотрит на Маркуса.       — Вуд, я — дурак. Прости меня, — просто говорит тот.       Он готовил речь всю дорогу, пока шел и ждал, но как только увидел Оливера, вмиг растерял все правильные фразы. И остается только одно: сказать как есть, как чувствуется.       — Очень смешно, — фыркает Вуд. — И что же вдруг изменило твое мнение?       — Ты мне нужен, — севшим голосом просит Маркус. Теперь ему будет в разы сложнее вымолить прощение. — Я без тебя не могу.       — Не могут без печени или без мочевого пузыря, — ехидничает Оливер, не собираясь уступать. — А без предателя твоих светлых чувств очень даже могут.       — Оливер… — Флинт осторожно подходит к нему и сжимает предплечья. — Я был слишком зол и напуган тогда. Прости, что не поверил сразу.       — Значит, теперь веришь? — продолжает глумиться Вуд, но стоит спокойно, не вырываясь, и пристально смотрит в его глаза. — Тогда, ты опоздал. Примерно на полгода. Теперь тебе не верю я.       — Знаю. Я ничего не могу исправить, но ты по-прежнему в моем сердце, и я не могу без тебя, — настаивает Флинт. Он только вошел, только посмотрел, а Марк уже готов упасть перед ним на колени, схватить и не отпускать больше никогда.       — Повторяешься. Все это не больше, чем пустые слова, — зло цедит Вуд, мысленно заходясь криком. Маркус был таким же, когда они мирились после игры в парке: сломленным, измученным душевной болью и бесконечно страждущим.       — Я прошу тебя… — с мукой шепчет Флинт. — Что мне сделать? Скажи…       — Ты уже достаточно сделал, — вздыхает Оливер, поводит плечами, освобождаясь от чужих рук, и шагает к столу.       Он замечает вытащенную на свет колдографию и застывает от боли.       — Мы сделали… — поправляется он, прижимая ее к груди.       — Пожалуйста… — выдыхает Маркус ему на ухо, прижимаясь к спине. — Оливер.       Тот молчит в ответ, и комната погружается в напряженную тишину.       — Уходи, Флинт, — тихо просит Оливер.       — Нет, — тут же откликается тот и сжимает сильнее.       — Уходи. Я не могу… сейчас… — задыхается он, и Маркус отступает.       — Я буду ждать, — твердо говорит Флинт. — Я верю тебе и буду ждать, когда поверишь ты.       Он разворачивается и уходит, а Оливер на подкашивающихся ногах еле добирается до кровати. Он надеялся, что они смогут когда-нибудь поговорить о произошедшем, и в то же время — безумно боялся этого разговора. Боялся, что Флинт может так и не поверить ему. Что может разорвать их отношения окончательно. Боялся, что они больше ничего не смогут друг другу дать, кроме сожаления и страданий.       — Ну что? Расклеился, тюфяк? — смеется от дверей Изольда.       — Угу, — улыбается тот в ответ, нервно стискивая пальцы. — Рад, что смогли тебя повеселить.       — Зато себе — только нервы мотаете, — фыркает она, но проходит в комнату, присаживается на стул и испытывающе смотрит в глаза. — Верю — не верю — все глупая софистика. Ты доверяй, но проверяй, Олли. А не то, так и будешь вечно плакаться на плече у бабушки.       — Может, ты и права, — вздыхает он, не желая вступать в препирательства, а она встает и распахивает шкаф, откуда выпрыгивает только большая бородавчатая жаба.       — Не может. Я всегда права, — она поднимает жабу за лапу, подносит ее прямо к его лицу, и Оливер вмиг спрыгивает с постели.       — Убери эту гадость!       — Сам убери. Ведь от одного страха ты уже излечился, — смеется Изольда и наступает на него, держа морок наизготовку.       — Да к черту! — вспыхивает Оливер, и жаба раздувается на манер воздушного шарика, забавно суча лапками, а потом торопливо прячется обратно в шкаф.       — 10 штрафных кругов от пруда до опушки, — строго говорит бабушка, и Вуд ей поддакивает.       — А еще она квакать у меня будет все ночи напролет до самого отъезда…       — Все в твоих руках, внук. А теперь — шагом марш ужинать.              ***       Через неделю Вуд возвращается в Лондон. Демонстративно сдает Боулу трость, и отметает все попытки врачей заставить его повременить с полетами. Он не сдастся на полпути. Выслушав все предупреждения и наставления колдомедиков, он отбывает в распоряжение тренера. До Кубка — чуть больше двух недель, и ему нужно не просто подготовиться, а заново научиться держаться на метле.       Сперва получается плохо, но уже через пару дней тело полностью вспоминает позабытые рефлексы. К тому же полугодичные тренировки дают о себе знать. Сокомандники встречают его радостными улыбками и поздравлениями, тренируются вместе с ним и тоже не могут не отметить возвращение вратаря в форму. В долгожданных полетах Оливер даже забывает о привычном мандраже перед началом матчей — настолько он рад новой возможности.       На чемпионате они уверенно доходят до финала. Встречаются с «Гончими», и Вуд не может не усмехнуться злорадно. Пусть только попробуют еще раз кого-нибудь из них травмировать — их просто разорвут на части. Оливеру и больно, и тяжело во время игры. Но вместе с тем он испытывает почти мучительную эйфорию и азарт от возможности победить. И они побеждают. Потом и кровью зарабатывают каждый мяч, и не могут сдержать счастливых слез после. Это — ни с чем не сравнимое наслаждение.       Праздничная вечеринка затягивается до утра. Но Оливер уходит почти сразу после полуночи. Колено дает о себе знать, и лучше бы ему выпить обезболивающее зелье, чем пинту сливочного пива. Он лениво трезвеет на диване, наблюдая за веселой компанией игроков, отмечающих в пабе, а потом так же неспешно аппарирует домой. Наутро у него будет болеть все тело. Он так жаждал этой победы и, когда наконец добился, хочет просто удержать чувство полного удовлетворения. И счастливый пьяный дебош для этого совершенно необязателен.       — Слабенькие у тебя запирающие, Вуд, — тихо говорит Флинт из кресла у камина, когда Оливер зажигает в доме свет.       Перед Маркусом початая бутылка огневиски, и он медленно отставляет стакан, поднимаясь ему навстречу. А Оливер так и застывает посреди комнаты. Он не ожидал, что терпение Флинта так быстро иссякнет. С их разговора прошел всего лишь месяц, а он уже не вытерпел и вломился к нему в квартиру.       — Какие есть, — хмыкает Вуд и складывает руки на груди.       Все это время в нем боролись неистовое желание и страх. Он не может так просто отринуть все, что произошло. Марк ведь был всем для него. Почему же сам он для него таким не стал? Оливер может только мысленно вздыхать из-за этого. Как он должен был его любить, чтобы тот ему верил? Что должен был сделать, чтобы у того не осталось ни капли сомнений в любовнике? И что Флинт может сделать теперь, чтобы доказать, что верит?       — Я пришел за тобой, Оливер… — горячо шепчет Маркус, прижимается и укладывает руки на его плечи. — И больше не отпущу…       Оливер позволяет втянуть себя в нежный поцелуй, наполненный тоскливой истомой. Они оба ужасно скучали друг по другу, и Вуду стоит последних сил не поддаться страсти сразу.       Когда он обнаружил Флинта в своем кресле, в нем вдруг проснулась иррациональная злоба: тот его то отталкивает, то неистово жаждет, а он все это терпит. Нужно срочно что-то с этим делать, как-то доказать, вселить в него уверенность в непоколебимости своих чувств. Чтобы у того и мысли не возникло никогда, что он может его предать. И еще вместе с тем ноют уязвленное самолюбие и гордость. Он задел его. Так задел, что Вуд не мог не корчиться от боли. И за это тоже хочется отомстить. Чуть-чуть, совсем немного. Хотя бы месяц заставить его ждать, терзаться и надеяться.       Маркус зацеловывает его щеки, зарывается пальцами в мягкие волосы на затылке, все теснее притягивая к себе. А когда Оливер отвечает такой же страстью, больше не может сдерживать себя. Он подхватывает на руки поджарое тело и шагает в спальню. Пока он дожидался Вуда с вечеринки, еле успокоил свое возбуждение. Он был на матче и видел, как тот летал. Все внутри замирало от горячечной истомы и одержимости этим мужчиной. Хотелось взмыть следом в воздух, прижать к себе и остаться навсегда, безраздельно владея его телом, душой и сердцем. Только если Вуд позволит, если подпустит к себе… Он не шутит: он больше никогда не будет в нем сомневаться.       Флинт вытряхивает любовника из одежды, быстро раздевается сам и не устает любоваться гладкой, теплой кожей, желанием, блеснувшим в прикрытых карих глазах и нежностью, проскальзывающей в каждом ответном прикосновении. Даже когда Вуд стремительно седлал его бедра, соскучившись после очередных своих выездных тренировок, исступленно зацеловывал губы Флинта, лишая возможности дышать, каждое его движение было наполнено этой странной нежностью. Как будто Оливер прикасался к чему-то не просто бесценно-дорогому, а к самой душе. Он любил ее и оберегал. И теперь настала очередь Маркуса.       Он прокладывает дорожку влажных поцелуев от горла к пупку и уже тянется к требующему внимания члену, как Вуд возвращает его обратно к своим губам. Жадно впивается, а потом Маркус вдруг оказывается на спине, а Оливер — на нем. Тяжело дышит в ухо и берет инициативу в свои руки. Покусывает шею, ключицы, с силой гладит плечи, спускается к соскам. И Маркус не может сдержать хриплый стон — Вуд настолько его заводит, что каждое прикосновение бьет током по нервным окончаниям. Оливер проходится губами по животу, чуть разводит его ноги для удобства и неспешно начинает облизывать головку. Другой рукой тянется к яичкам, осторожно мнет и одновременно начинает неглубоко заглатывать. Обычно Маркусу хватало и этого, чтобы нетерпеливо рвануть его на себя, подмять и тут же начать медленно входить. Вот и сейчас он тянется к его губам, порывисто целует и уже собирается поменяться местами, как Вуд не сильно, но крепко прижимает его плечи. Целует в ответ, постанывает, возвращает руку на его член, а потом медленно, ласкающими движениями, спускается ниже, дотрагиваясь до сжатого колечка сфинктера. Флинт на это лишь смешливо приоткрывает глаза и тут же натыкается на внимательный сосредоточенный взгляд. Страсть полыхает наравне с упрямой злобой где-то на дне расширенных во всю радужку зрачков, и Флинт понимает, что тот не шутит.       — Значит, веришь, говоришь?.. — недрогнувшим голосом спрашивает Оливер, продолжая смотреть, и Маркус мгновенно заливается краской, понимая, каких именно доказательств хочет Вуд.       — Да… — шепчет он, встречая взгляд уже без тени страха.       Он готов на все, чтобы его вернуть. Только бы выразить, как он сожалеет о том, что не поверил сразу. И прямо сейчас он отдастся ему без остатка. Они правда не обсуждали смену ролей в постели, и Флинт даже никогда не представлял себе такого, но сейчас вдруг понимает, что Оливеру хотелось. И не раз. Подчинить, заставить почувствовать и отдаться так, целиком и полностью, как делал это сам. И у Флинта не остается возражений. Оливер спускается обратно, возвращает губы на член, а скользкими от смазки пальцами ласкает колечко мышц, проникая неглубоко. Он чуть усиливает темп, подключает язык, но так же упорно и не торопясь продолжает разрабатывать стенки заднего прохода. Флинту и больно, и горячо, и он все еще сходит с ума от влажного жара губ Оливера. Он его хочет, так хочет. Вуд подключает второй палец, касается простаты, и Маркус тут же выгибается. Наслаждение накатывает волной, кипит в венах пенящимся прибоем, и он чуть приподнимает бедра, прося большего. Оливер подключает третий палец, и волна спадает. Да только губы на члене усиливают напор, быстрее двигаясь по стволу, выласкивая. И он больше не может сдержаться, отталкивает его руки и голову и впивается жадным поцелуем. Сейчас, Лив, сейчас. Он готов отдать все, что у него есть за возможность быть рядом.       — Давай… — тяжело стонет он ему в губы, и Вуд вздрагивает.       Оливер подкладывает подушку ему под поясницу, сгибает ноги в коленях, заставляя раскрыться полностью и еще больше раскраснеться. Никогда они еще не были так близки. Оливер медленно, неторопливо протискивается в него, возвращает руку на член, начиная подрачивать, и внимательно следит за реакцией Маркуса. Прямо сейчас тот отдается ему и признает, что верит и доверяет. Дойдя до упора, он глубоко целует его, стонет, ласкает, пытаясь отвлечь от боли, и совсем скоро Марк действительно про нее забывает. Руки на члене и поцелуев мало. Он хочет большего. Хочет все, что Оливер может ему дать. Тот начинает размеренно двигаться, и возбуждение бьет под дых, скручивается раскаленным шаром внизу живота и чужих руках, а он не может не податься навстречу.       — Лив… — стонет он чуть слышно, и Вуд почти рычит, ускоряя движения.       Он задыхается от этой власти и контроля над Флинтом. Задыхается осознанием полного обладания им, своим наваждением и сумасшедшей любовью, которая принесла с собой столько же боли, сколько и счастья. Теперь, тот действительно принадлежит ему. И это, пожалуй, значит для Оливера больше, чем для самого Маркуса.       Оргазм накрывает яркой вспышкой перед глазами, долго плавает под веками цветной волной и нехваткой дыхания. Оливер так и остается лежать на нем, медленно, лениво целует прикрытые глаза и ласково гладит пальцами скулы. Руки Маркуса крепко сцепляются на его спине, но Оливер никогда и не захочет из них выбраться. А Флинт не захочет отпустить.              ***       Утром накрапывает дождь. Оливер рассматривает пасмурное небо и лениво прихлебывает горячий чай, грея пальцы о кружку. Он легко улыбается, вспоминая прошедшую ночь, впускает сову, принесшую свежие газеты и несколько писем, и не может не жмуриться от переполняющего его счастья. Ну теперь-то Флинт точно от него никуда не денется. Из спальни доносятся торопливые шаги, и на кухне появляется сам Марк, запутавшийся в простыне. Оливер прыскает в кулак, а потом натыкается на злой взгляд с остатками паники в глубине.       — Я сотню раз тебя просил не оставлять меня одного, — тяжело говорит он, и Оливер теряется от этой неожиданной злости.       — Я думал, мы уже переросли это, — он еле удерживается, чтобы не заулыбаться во весь рот, а потом вздрагивает от полыхнувшего взгляда.       Флинт стремительно разворачивается и исчезает в спальне. А Оливер только досадливо чешет затылок и топает следом. Что-то он не уловил, что именно сейчас произошло. На кровати — огромный ком из смятого одеяла, и Оливер опять улыбается. Марк что, обиделся?       — Эй, — зовет он, но тот не отвечает, и Вуд присаживается на край, пытаясь распутать одеяло.       Флинт не поддается, держит крепко, но Оливер все-таки стягивает угол, и то, что он видит, заставляет его тут же выдернуть ткань полностью. Флинт сжат как пружина, колени подтянуты к груди, глаза зажмурены, а челюсть сомкнута на запястье.       — Марк! — тут же задыхается Оливер, хватает его руку и тянет из зубов. — Ну чего ты?! Я же здесь!       Он кое-как вытаскивает руку и обнимает ладонями лицо, зацеловывая.       — Я здесь. Я не уйду. Марк… Ну, посмотри же на меня, — Вуд до чертиков пугается такой реакции. Зачем Флинт так? Неужели для него это было так важно? Он же уже доказал, что верит ему. Откуда этот страх?       Он заставляет его разогнуть колени, ложится рядом, жмется к груди и чувствует, как его тут же обхватывают крепкие руки. Маркус тяжело, сорвано дышит, и Оливер тянется к губам, целует страстно, горячо, стараясь передать все то, что чувствует сейчас к нему. Понемногу Флинт успокаивается. Молчит, стыдясь срыва, но на поцелуи отвечает и дышит легче, прижимая его к себе.       Из постели они выбираются только после полудня. Оливеру нужно на собрание с тренером и командой после вчерашнего матча, а Флинт уходит в свой офис, взяв с Вуда обещание поужинать вместе. У того из-за нервного утра целый день осадок на душе, и гложет смутное беспокойство. Неспроста все это. Марк никогда так не реагировал. Частенько просыпался раньше него или просто невнятно бурчал, притворно надув губы, но никогда не был настолько сильно напуган. И после собрания Оливер собирается навестить Монтегю. Тот обязательно должен что-то об этом знать.       Грэхем на пару с Луной Лавгуд — совладельцы небольшой картинной галереи: полтора десятка художников с сотнями картин для выставок и на продажу. И это то, чем Монтегю всегда хотел заниматься. Не столько рисовать, сколько обладать самыми прекрасными или необычными творениями. Работы Луны его однажды так впечатлили, что он не задумываясь взялся за организацию выставки. А уже потом она сама предложила ему открыть постоянную галерею. С энтузиазмом выпускницы Равенкло и находчивостью слизеринца у них, конечно же, все получилось.       Оливер проходит в светлый кабинет, и Монтегю встречает его крепким рукопожатием, улыбаясь.       — Поздравляю, Оливер. Мы были вчера на игре.       — Спасибо, — возвращает тот улыбку, а Грэхем пускается в рассуждения о повторной победной вечеринке на выходных с друзьями.       — Я с радостью, ты же знаешь, — обещает Вуд, а потом меняет тон на более серьезный. — Но я, вообще-то, по другому вопросу.       Он рассказывает о примирении с Маркусом, а потом — о произошедшем утром, и Монтегю лишь вздыхает.       — Это уже не первый раз, — тяжело начинает он. — После окончания школы при мне такое происходило раза три. А о скольких срывах он мне не рассказал, я и представить не могу.       Оливер от удивления чуть не садится мимо стула. А Грэхем горько усмехается и достает бутылку огневиски. Наливает на дно в два бокала, пододвигает один к Оливеру и продолжает рассказ.       — Послушай, я ведь говорил тебе, что он изменился. Да ты и сам видел. После травмы ему было очень плохо. Он вспоминал о тебе, мучился, начал пить. Да еще и его отец, который только и мог, что давить на него. Заставил пойти на экономический, настаивал, чтобы тот бросил играть. И постепенно, шаг за шагом, Маркус начал сдаваться. Даже по отношению к своим чувствам к тебе. Конечно, после того, как ты вернулся в Лондон, он пришел в себя, вы помирились, а через два года вдруг опять все стало плохо. И я склоняюсь к мысли, что Флинт-старший опять приложил к этому руку. Он стал настаивать на том, чтобы вы расстались, Марк начал психовать, и вылилось это сам знаешь во что. Так что, не удивительно, что он может сорваться из-за накопившегося стресса.       — Я и подумать не мог… — стонет Оливер. Все это было лишь вершиной айсберга — на самом деле, в глубине души Марка скрывались такие переживания и боль. — Он никогда не говорил об этом со мной.       — А об этом просто так и не скажешь, — вздыхает Монтегю, медленно потягивая виски и не отрывая от Вуда внимательного взгляда. — Я пытался поддержать его как мог, но все усилия с легкостью загубил Огюст. Это лишь снаружи Флинт всегда был несдержанным и непробиваемым. А внутри всегда уважал и прислушивался к мнению отца. Ему тяжело было идти наперекор. Да только ты оказался сильнее… А в итоге мы имеем эмоционально-неуравновешенного Марка.       Вуд сосредоточенно слушает и почти не верит своим ушам. Хотя, чего он удивляется? После того, что Огюст сделал с ними, Оливер должен был догадаться, что тот наверняка уже не раз сталкивал Маркуса со своими предубеждениями.       — Оливер, — вдруг с чувством говорит Монтегю. — Только ты сможешь вернуть ему покой. Вы столько лет были непримиримыми соперниками, знали друг о друге все, любили и признавали, несмотря ни на что. Не давай ему снова калечить себя. Как эмоционально, так и физически.       — Меня не нужно об этом просить, Грэхем, — обещает Оливер. — Он от меня больше никуда не денется.       И тот в ответ только болезненно улыбается.       — А ты тоже изменился, я смотрю. Стал жестче.       — Как уж тут не меняться после такого? — вздыхает Вуд.       — И что намерен делать дальше?       — Бороться, — пожимает плечами Оливер как само собой разумеющееся. — За нас.       И теперь улыбка Монтегю — открытая и радостная: упорству гриффиндорцев всегда можно было только позавидовать, их чувства могут измениться, но никогда не иссякнут. Оливер, Фред и Поттер — весьма яркие тому примеры.       Они прощаются уже в конце рабочего дня. Монтегю спешит устроить какой-нибудь сюрприз любимому на волне поднявшейся нежности. А Вуд решает следовать своим словам и начать бороться. Он аппарирует к Министерству, с минуту собирается с духом, и уже почти у входа в атриум Флинт-старший сам выходит ему навстречу. «На ловца и зверь бежит», — Оливер считает это хорошим знаком и торопливо шагает к высокому статному мужчине.       — Добрый вечер, мистер Флинт, — спокойно говорит он, получает в ответ холодный кивок с плохо скрываемым презрением и тут же подбирается сам, придавливая проснувшуюся ярость. — Мы можем поговорить?       — Не здесь, — цедит тот.       Флинт-старший идет в маггловский мир. Неподалеку от Министерства есть магический «бизнес»-ресторан как раз для деловых встреч. Кухня достаточно изысканна, а отдельные кабинки гарантируют конфиденциальность. Они спускаются в переулок и почти подходят к ресторану, как Оливер вдруг слышит странный шорох за спиной. Молниеносно разворачивается, почуяв неладное, но это не спасает его от сильного удара по голове и последовавшей за ним темноты.       Он долго приходит в себя. В ноздри бьет холодный запах сырости и плесени, голова и грудь раскалываются от жгучей боли, правый глаз заливает кровь. Оливер лежит ничком, ощущая под собой стылые камни. Руки связаны за спиной, и левое плечо уже онемело от неудобной позы. Он медленно моргает, адаптируясь к полумраку, а потом слышит чье-то тяжелое дыхание в паре метров от себя. Массивная фигура сидит, привалившись к стене, и судорожно елозит руками, пытаясь избавиться от пут.       — Огюст, это вы? — тихо спрашивает Оливер и закашливается.       — Видишь здесь кого-то еще? — хрипит тот и чуть отодвигается от стены, попадая в тусклый свет из пустого проема окна под потолком.       — Ваш сарказм сейчас очень уместен, — фыркает Вуд, осторожно переворачивается на бок, а потом кое-как садится. — Долго мы здесь?       — Около трех часов, если мои ощущения не врут. Может больше, — отстраненно говорит Огюст.       — Как вы? — не унимается Оливер.       — Лучше всех, разве не видно? — срывается тот, и Оливер лишь сцепляет зубы, чтобы не ответить таким же злобным ехидством.       — Я спрашиваю насколько серьезно вы ранены? Потому что мне, по ощущениям, не пожалели сломать ребра, — копирует он того и снова закашливается.       — Только ушибы и царапины, — отвечает мужчина, присмирев, и внимательно осматривает его.       — Хорошо, — Вуд осторожно склоняет голову и встречает взгляд. — Есть какие-нибудь идеи о том, кто и зачем нас похитил?       — Никаких, — ерничает тот, и Оливер уже готов наплевать на всю субординацию, когда из-за ржавой металлической двери слышатся тяжелые шаги нескольких человек.       Дверь открывается, впуская свет из коридора, и Оливер тут же охватывает взглядом их темницу — каменный «мешок» с высоким потолком, кучей соломы по углам и парочкой крыс в качестве соседей. Вошедшие — двое мужчин в неприметных мантиях, лица почти полностью скрыты капюшонами, и опознать их не представляется возможным.       — У нас есть послание для Аврората. Вы подпишете его своей кровью, — голос одного из мужчин холоден так же, как и их камера, без намека на эмоции.       Он разворачивает пергамент, а второй оказывается за спиной Огюста.       — Не дергайся, — предупреждает тот, пока Флинт-старший просматривает ровные строчки самопишущего пера, и развязывает его.       Он тянет его за руку, резко взмахивает взявшимся будто из ниоткуда ножом, и красные капли орошают пергамент.       — Аврорат не идет на сделки с преступниками, — шипит Огюст и тут же получает удар под дых.       — В следующий раз мы отрежем тебе руку, если они не станут сговорчивей, — гадко смеется человек с ножом и снова связывает его.       Они уходят, а Оливер перемещается к сокамернику.       — Чего они хотели? — спрашивает он.       — Обменять… — отдышавшись, отвечает Флинт. — Меня на одного из своих «командиров», что сейчас в Азкабане.       — Тогда нам следует выбираться отсюда. И побыстрее, — предлагает Вуд, и тот лишь с досадой фыркает.       — И как, по-твоему, умник?       — Как-нибудь, — поводит плечами Оливер и начинает усиленно дергать руками, пытаясь ослабить веревки.       Палочки у них отобрали, так что придется придумывать что-то на ходу. Веревки крепкие, но, похоже, что не магические. Возможно, они могут находиться в каком-то маггловском месте. А отследить использование магии на территории магглов легче, чем в Косом переулке. Или место их заточения окружено антимагическим барьером как извне, так и изнутри. «Люмос!», — пробует он про себя одно из невербальных заклинаний, но ничего не происходит. Итак, они под куполом, подытоживает Оливер. Они в заложниках в каком-то подземном помещении. Возможно, в канализации, судя по запаху и наличию «живности». Он осматривает всю камеру, и наконец удача ему улыбается — за ворохом соломы в противоположной стороне обнаруживается ржавый скол какой-то трубы у самого пола. Он перемещается в угол и начинает торопливо и с усилием тереть веревки о скол, надеясь разрезать.       — Бесполезно, — комментирует его действия Огюст, а Оливер сверкает на него глазами.       — Сказал тот, кто ничего не делает, — и тот умолкает.       За тяжелыми попытками проходит больше часа. У Оливера уже до судорог болят руки, но он не прекращает движений. Боль в голове притупилась немного, а вот грудь раз за разом отзывается новыми вспышками. И ему абсолютно не нравится преследующий его удушающий кашель — он боится, что в один из спазмов просто проткнет ребром легкое и захлебнется кровью.       Когда снова слышатся шаги, он торопливо отползает обратно, прикрыв соломой их шанс на спасение. На этот раз похитители настроены куда жестче.       — Похоже, вас не так сильно ценят, — фыркает один. — Придется их переубеждать.       И второй опять выхватывает нож.       — Не руку, — предупреждает первый, и тот со злобным недовольством отсекает прядь волос с виска Огюста.       А потом заходит за спину, и Флинт тут же сдавленно мычит. Срезанный ноготь отправляется к волосам, пачкая их кровью.       — В следующий раз это точно будет рука, — глумится злодей, и они неторопливо уходят.       А Оливер молча возвращается к прерванному занятию. Положение не из легких, и похитители действительно серьезны в своих намерениях, а, значит, ему нужно спешить. Он уже почти обессилел от нудных движений, и, когда веревка поддается, чуть не вскрикивает от радости. Он торопливо достает руку из растянутой петли, развязывает узел и кидается к Огюсту.       — Можете встать? — тихо спрашивает он, прислушиваясь к звукам за дверью, и тот осторожно поднимается.       — Нам нужно бежать отсюда, — Оливер подходит к стене с высаженным окном и осматривает раму.       — Не получится: слишком высоко, — хмурится мужчина, но шагает следом за ним.       — Я подсажу, а вы подтянетесь, — предлагает Вуд.       — Я не смогу вытащить тебя потом, — немного помолчав, оценивает ситуацию Огюст. — Здесь почти четыре метра.       — А мне и не нужно, — злорадствует Оливер, гадая, как тот еще не понял их ситуацию. — Два заложника им были не нужны. Уж точно не я. Если сбежите только вы, то у меня останется хоть какой-то шанс.       Флинт-старший пристально смотрит на него, а тот вдруг злится от этого еще больше. Какого черта он сейчас объясняет все это человеку, который сам недавно травмировал его и чуть не лишил смысла всей его жизни?       — Мне ждать ехидный комментарий, или вы идете? — он присаживается на корточки, опираясь на стену. — Вставайте сразу на плечи.       Огюст сосредоточенно выдыхает и решается. Держась за стену, по возможности старается аккуратнее ступить с одной стороны, а потом отталкивается и встает ровнее. А Оливер только сипло дышит через стиснутые зубы. Ребра простреливает боль, в травмированном колене что-то хрустит, но он должен вытерпеть все до конца. Должен. Иначе им не спастись. Он наклоняется чуть вперед и начинает медленно подниматься. Встает, чувствуя как дрожат мышцы, и переступает с ноги на ногу.       — Вы сможете подтянуться? — тихо спрашивает он, выдыхая, когда груз становится легче.       Флинт лишь пыхтит. Старая рама рассыпается трухой в его руках, а Вуд торопливо подставляет руки под пятки. Дальше дело идет легче. Мужчина едва протискивается в небольшой проем, и вскоре исчезает за ним.       — Я приведу помощь, — тихо говорит он, заглядывая обратно, на что Оливер лишь приподнимает уголок рта.       — Не сомневаюсь, — от такого, как Огюст, он наверняка мало чего дождется. Дальше он будет сам бороться за свою жизнь.       Он позволяет себе сосредоточенно подышать с минуту, отдыхая, а потом возвращается к двери. Металлический лист не выбить, а попытаться чем-нибудь открыть невозможно — скважины со внутренней стороны нет. Остается только ждать, когда дверь откроют, и молиться, чтобы ему опять повезло. На этот раз похитителей нет дольше. Но это и к лучшему — у Огюста будет больше времени. Хотя Оливер уже весь извелся от страха и захлестывающего адреналина. Когда он вновь слышит тяжелые шаги, то хватает приготовленную охапку соломы и прячется в тени у косяка. Как только первый мужчина переступает порог, бросает в него колючий мусор, стремительно рвется вперед в полутемный коридор и с такой яростью отталкивает второго, что тот, не удержавшись на ногах, падает от неожиданности. Оливер срывается на бег, но его почти сразу ловят за шиворот. Мантии с них сняли еще до камеры, и тонкий свитер моментально трещит по швам в крепких руках. Оливер бьется в хватке, судорожно машет кулаком за голову и разбивает чей-то нос, потом двигает локтем под дых, и его отпускают. Но тут же подскакивает упавший, а Вуд звереет, врезается головой ему в живот и летит вместе с ним к стене. В схватке он цепляется за узкий чехол с палочкой на бедре мужчины и яростно рвет его на себя, а когда тот поддается, стремительно бросается наутек.       Это, действительно, канализация. В сумрачном узком коридоре сыро, капает вода и воняет. Но ему это сейчас не важно. Громкий топот за спиной приближается, и он бежит из последних сил, припадая на больную ногу. Он петляет в запутанных коридорах, пытаясь оторваться от преследователей, и чуть не попадается в лапы других злодеев. Коридор выводит его в большое помещение, почти доверху набитое вдоль стен какими-то коробками. По периметру расставлены столы и несколько стульев, повсюду валяются мешки и хлам, а в центре разведен костер. С десяток темных мантий движутся по залу, и Оливер еле-еле успевает нырнуть в какую-то нишу справа от входа, чтобы скрыться от чужих глаз. Одна из стен зала вдруг вспучивается градом камней и грохотом взрыва, в котором тонет крик: «Побег!», а потом со всех сторон начинают сыпаться заклинания. То ли авроры, то ли кто другой решил потревожить группировку — Оливер не стремится выяснять. С чужой палочкой много не навоюешь, даже с его опытом. Он глубоко вздыхает, останавливая панику, и быстро разворачивается обратно в коридор, дальше от сражения. Но буквально через пару шагов его догоняет эхо издалека:       — Бомбарда максима! — и потолок стремительно бросается к земле.       Оливер жмется к стенам, прикрывает голову руками. За дождем камней и прорвавшейся воды невозможно что-либо разглядеть. Он задыхается от пыли, проход впереди рушится, и он решается аппарировать.       Перемещение занимает всего несколько секунд, а потом он неловко падает на что-то мягкое и влажное. А еще через секунду приходит жгучая боль в правой руке. Оливер протирает глаза левой и боязливо оглядывается. Вокруг него редкий замшелый лесок и кочковатое болото. Он осторожно перекатывается на спину, пытаясь не провалиться в трясину, и садится. От палочки в правой руке остается только обломанная треть, а сама рука располосована тремя длинными пересекающимися глубокими ранами. Хорошо, хоть всю руку не отрезало. Кровь быстрыми ручейками стекает с плеча и локтя, омывая, и Оливер стаскивает с себя остатки свитера. Рвет на полосы зубами, крепко перевязывает, но это все, что он может сейчас сделать. Голова и так кружилась от удара, теперь еще добавится и потеря крови. Но он не позволит себе потерять сознание, когда спасение уже так близко.       Он переводит дух и еще раз осматривается. Болото находится в низине, справа — лес, полого поднимающийся по холмам густым непроходимым буреломом. Слева — тот же лес, но реже. Идет на более крутое взгорье, карабкаясь по скалам. Оливер немного размышляет, а потом осторожно встает, поворачивая влево. Ему нужно куда-нибудь повыше, чтобы осмотреться на местности и наметить маршрут. В низине он точно ничего не увидит. Он находит подходящее сухое деревце и использует его вместо трости. Нога беспокоит не так как рука и грудь, но добавлять себе новых травм он не намерен. Оливер напивается из небольшой лужицы, стараясь прогнать темные точки перед глазами, и начинает двигаться. Он должен идти.       Болото теплое, душное, выдыхает в лицо топкой влажностью, и он тщательно просчитывает каждый свой шаг, чтобы не упасть. На болоте только кочки, мох да редкие комары. Нет ни ягод, ни птиц, ни каких-либо зверей. Даже ветра нет. И только тут Оливер замечает неестественную тишину. Опять оборачивается вокруг своей оси, но пейзаж не меняется, и он снова застывает на месте, забыв, как дышать. Сейчас же середина января… Что за чертовщина?.. Он сжимает свой «посох» что есть силы и прикусывает губу. Этого не может быть. Это какой-то морок. Куда же он попал? Судя по местной растительности и ландшафту, это явно родные широты, но что тогда со временем года? Или он переместился не только в пространстве, но и во времени? Оливер опять трет глаза, а потом и вовсе наклоняется умыться болотной водой. Отражение принадлежит ему. Ну хоть что-то радует, утешает он себя и продолжает путь. Где бы он ни очутился, но ему все еще нужна помощь.       Медленно продвигаясь вперед, он вдруг вспоминает войну и Запретный лес. Засады на пособников Упивающихся, ночные патрули по кромке Леса. Было и жутко, и отчаянно. Он вспоминает мешанину боя, отсветы далеких зарниц грома и громкий стон леса, подхватываемый деревьями. Как будто вся природа взбунтовалась против зла. Вспышки проклятий висели в воздухе праздничным фейерверком, со всех сторон кричали и громили. Оливер вспоминает бешеные глаза Грэхема, который бросается следом за Фредом прямо в гущу боя. Помнит, как оборонялся вместе с Невиллом, отправлял раненых в Больничное крыло, а потом вновь шел в атаку. А уже после всего — дрожащие губы Драко, сжавшегося над телом Гарри на больничной койке. После боя стояла такая же мертвая тишина… Он тут же бросает вспоминать, отказываясь пугать себя больше, чем уже есть. Правда, одно воспоминание всплывает само по себе. Перед глазами крутится что-то маленькое, круглое и блестящее как галеон. Черт возьми! Как же он мог забыть?! Гарри же тогда настоял, чтобы они все выучили это заклинание! Какой же он дурак! Он начинает торопливо копаться в карманах брюк, но у него нет и завалящего кната, но он продолжает думать, чем можно заменить монету. Единственным подходящим вариантом оказывается пуговица на поясе. Он вырывает ее «с мясом» и торопливо сосредотачивается, шепча про себя заклинание. Невербальная магия давалась не всем, но простые заклинания могло выполнить большинство школьников. Оливер между стычками с Упивающимися даже немного тренировался, и, как потом оказалось, не зря. И кто бы мог подумать, что пригодится сейчас, через столько лет. Он зачаровывает пуговицу, заставляя нагреться, и надеется, что еще хоть кто-то из сражавшихся вместе с ним хранит старые галеоны у себя.       На середине взгорья у него как-то разом кончаются силы, как будто кто-то бьет под колени, и он валится в сухую мелкую траву странного бледно-голубого цвета, обдирая ладони о выступающие камни. Он устало переворачивается на бок, стараясь не зажимать раненую руку, и уговаривает себя не терять сознание. Не спать, не закрывать глаза, бороться. Но у него больше не получается. Его просто отключает от реальности, погружая в липкую темноту.       А возвращает мягким теплом, окутывающим тело. У Оливера ничего не болит, и он почти безумно рад этому. Осторожно приоткрывает глаза, боясь обнаружить себя в очередном странном месте, но видит лишь привычный белый потолок, кремовые стены, скудную обстановку, а по горькому запаху настоек понимает, что оказался в Мунго. Следящие чары оповещают медсестер о его состоянии, и уже совсем скоро к Оливеру заглядывает знакомый врач.       — Мистер Вуд, был бы рад увидеться с вами не в такой обстановке, — вздыхает колдомедик, и Оливер слабо улыбается. — Вашу руку мы успешно залечили, трещины в ребрах почти срослись, а прочие ссадины и синяки убрали. Сейчас меня больше беспокоит ваше колено.       Доктор рассказывает о необходимости повторного тщательного обследования и тут же начинает все проверять. Он возится несколько часов, поит зельями и вынужден оставить пациента как минимум до вечера следующего дня. Оливер кивает — для него все уже закончилось. Он выбрался. Единственное, что его волнует, так это развязка с похитителями. И о ней ему рассказывает Алисия, появившаяся после ужина.       — Оливер! Как я рада… — она, не сдержавшись, всхлипывает, и он отвечает на объятия, пытаясь подбодрить ее.       — А уж как я рад, — улыбается он, и Спиннет его отпускает. — Расскажи мне, что произошло.       — После того, как Флинт выбрался из-под антимагического купола, он смог связаться с аврорами, — тут же начинает она. — Мы подготовили план захвата и штурмовали их логово. Если бы кто-то из них не попытался разрушить все здание, мы могли бы взять живыми больше, но многих просто завалило, или они скрылись потайными ходами. Сейчас ведется следствие и поиски. А завалы до сих пор разбирают. Когда тебя не нашли, то я подумала, что ты мог сбежать. Вот только как и куда… Оливер, какой же ты молодец, что дал о себе знать через зачарованный галеон. Я по старой привычке ношу его с собой и сразу поняла, что это ты. Правда обнаружить твое местоположение оказалось очень непросто. Как ты оказался в Запретном лесу? И как не замерз в одной футболке посреди зимы — ты нашелся только через сутки после облавы. Ты украл чью-то палочку? И как ты сбежал вообще?       — Так это был Запретный лес? — в голове у Вуда все стремительно путается. — Погоди, Ал, я ничего не понимаю. Давай по-порядку. Я помог Огюсту сбежать через окно. Потом дождался похитителей, подрался с ними и смог сорвать у одного из них чехол с палочкой. Сбежал, наткнулся на других преступников. А потом начался бой. Стены рушились, а когда меня почти завалило, я решился аппарировать. С чужой палочкой было мало шансов, сама понимаешь. Но самая главная странность в том, что меня выкинуло на болоте. И было тепло. Наверное, середина лета, август…       — Лето? — ошеломленно переспрашивает Алисия. — Ты уверен?       — Да. На Запретный лес не похоже. Болото было в низине между холмами, и я продвигался к вершине, чтобы осмотреться и понять, куда идти дальше. А потом вспомнил про галеоны, но у меня не было ничего, кроме пуговицы, — рассказывает он.       — Оливер, мы нашли тебя на окраине Запретного леса недалеко от озера в каком-то овраге под старой сосной, — поясняет та. — Ты был ранен, но не замерзший, даже не холодный, хотя к ночи там ударил сильный мороз. И еще: на твоей одежде была только пыль от разрушений. Если бы ты был на болоте, наверняка на ботинках или штанах остались бы травинки, ряска, мох…       — Ал, но я не вру. Не могло же это мне присниться, — пугается Вуд, и та тут же его успокаивает.       — Я и не думаю, что ты врешь. Это все просто слишком странно. В кармане твоих брюк мы нашли остатки палочки, так что я дам указание разобраться с последними заклинаниями, которые ею накладывали, и выяснить, что могло закинуть тебя туда, — объясняет Алисия. — Хотя, может быть, было что-то еще…       — Что ты имеешь в виду? — тут же спрашивает он, а та лишь разводит руками.       — Кэ-э-эп! — ее прерывает громкий вскрик на два голоса, и в палату вваливаются близнецы. За ними шагает Монтегю, и они втроем пытаются задушить его в объятиях.       — Как же мы волновались за тебя! — обеспокоенно восклицают они, и Оливер начинает успокаивать и их.       Потом ему приходится повторить свою историю, и братья тут же начинают строить фантастические предположение одно другого хлеще.       — Там стояла странная, как будто мертвая, тишина, — вспоминает Оливер. — Не было никого: ни птиц, ни зверей. Только тепло и душно. Когда я выбрался на взгорье, там было то же самое. Я прошел, наверное, километра полтора в северном направлении, пока не упал и не потерял сознание — у меня еще в камере болела голова, мысли путались и в глазах плыло, двоилось, и даже цвета местами поменялись. Трава почему-то была синяя… Наверное, это из-за сотрясения.       — Синяя? — переспрашивает Фред, и его тут же поддерживает брат.       — Неплохо тебя приложило, кэп. Но ничего, колдомедики тебя поправят, будешь как новенький, — улыбается Джордж, и Оливер улыбается вместе с ним.       — Куда ж я денусь?       А Монтегю незаметно сжимает локоть Фреда и взглядом намекает молчать. Ему в голову пришла та же мысль, но сначала им нужно все проверить.       — Грэхем, а ты Марка не видел? — отвлекает его Вуд, и тот сразу же поясняет.       — Я отправил ему сову, как только нам сообщила Алисия. Наверняка скоро примчится.       — Да, Оливер, пока ты в больнице, мы усилили охрану и ничего не сообщали в прессу, — говорит Спиннет. — Неизвестно, сколько было злоумышленников, так что осторожность не повредит. После выписки будь внимательнее и свою «счастливую» пуговицу, пожалуй, не выбрасывай пока. Мы нашли твою палочку под завалами. Будь начеку.       Она улыбается, и остальные поддерживают ее. Они еще недолго болтают, а потом расходятся. А Оливер остается ждать Маркуса. За окнами быстро темнеет, но даже к полуночи он не приходит. Вуд борется с сонливостью от восстанавливающих зелий, но все равно проваливается в тяжелую, болезненную темноту.       Флинта нет ни утром, ни в полдень, и Оливер окончательно изводится. Что-то ему это совершенно не нравится.              ***       — Грэх, ты думаешь о том же, о чем и я? — задумчиво спрашивает Фред, когда они возвращаются из больницы домой.       — Не поверишь, но спустя столько лет, я все еще даже догадаться иногда не могу, — улыбается Монтегю, а потом становится серьезным. — Но если ты о той нашей школьной «шалости», то — да. Мне почему-то именно она и вспомнилась, когда Оливер заговорил про синюю траву.       — Что-то она мне больше не кажется «шалостью», — хмурится Фред. — Скажи мне, что ты ее сохранил.       — Я не помню, — отвечает тот и честно пытается припомнить, что с ней сделал. — Мы должны были подсунуть ее им. Но Оливер тогда попал в Больничное крыло, Марк ушел к нему, и надобность отпала. Наверное, осталась у меня где-то в старых учебниках.       — Я свою тоже не выбрасывал, — уверенно кивает Фред. — Идем искать.       Монтегю соглашается с ним и аппарирует в родительский дом, а Уизли отправляется в Нору.       Возвращаются они примерно через два часа и почти одновременно протягивают друг другу два одинаковых стареньких шнурка, которыми были завязаны травинки.       — Я нашел его на дне сундука со школьными вещами. Там только труха, — рассказывает Фред.       — Мой был в коробке из-под шоколадных лягушек. Тоже один, — отвечает Грэхем. — Думаешь, та трава все-таки как-то связана со спасением Лива?       — Мне определенно так кажется, — кивает рыжий. — Ты вроде говорил, что если не довести дело до конца, то она становится безвредной. А если это не так? Что, если все эти годы она влияла на них?       — Я боюсь делать такие предположения, — рассуждает Монтегю. — Может быть и влияла, но посуди сам: прошло столько лет, и она истлела, значит, эффект должен был закончиться…       — А что, если она была амулетом? — не успокаивается Фред. — Защитным.       — Да не было в книге ничего про защиту. Она же должна была исполнить наше желание. Как трава может самостоятельно кого-то защищать или нет? — сомневается Грэхем.       — А мы о ней и не вспоминали до сегодняшнего вечера, так что ни в чем нельзя быть уверенным, — не соглашается Фред. — И к тому же желание наше ведь до сих пор не изменилось, а трава не могла его выполнить, потому что мы ее так и не использовали по назначению и не завершили ритуал. Вот она и тлела все эти годы. Как будто мы препятствовали этому, а она все еще пыталась исполнить желаемое.       — Ты сейчас договоришься до того, что мы сами окажемся виноваты в том, что они то сходились, то расходились, — смеется Монтегю.       — Да нет же! — Фред начинает взволнованно ходить вокруг журнального столика. — Совсем наоборот. Я думаю, что она оберегала их, иначе бы не смогла выполнить загаданное. Вот сам посуди: от травмы на Кубке кэп мог бы и не оправиться, похитители могли его убить, а аппарировать в зимний лес в одной футболке и с чужой палочкой и вовсе — самоубийство. А Флинт? Наверняка его травма не была такой серьезной, и можно было бы что-нибудь сделать, если бы он сам не сдался. А эта подстава Оливера — он так сильно хотел быть с ним, что банально испугался предательства и…       Фред замолкает, продолжая ходить и думать, а Грэхем опять усмехается.       — Ну так всю их жизнь можно под нее завязать. Да только это никак нельзя проверить. Даже этот случай с аппарацией.       — Я знаю, кто нам поможет, — вдруг останавливается тот. — Невилл. Он — учитель Гербологии, пишет диссертацию по редким травам. Нам нужно все рассказать ему.       — Расскажем утром, — Монтегю ловит его за руки и притягивает к себе. — Все ведь уже закончилось. А выяснять причины пока не так важно, согласись?       Фред рассеянно кивает и расслабляется в его руках. Разузнать они могут и позже. Главное, что все уже в порядке.       — Лучше иди ко мне, — шепчет Грэхем ему на ухо и вовлекает в первый томный поцелуй.       На самом деле, у него есть предположение, которое может быть таким же правдивым, как и догадка Фреда. Объяснить чем-то еще свою страсть к одному из рыжих затейников-близнецов с самой школьной скамьи он не может. А уж опровергнуть — и подавно.              ***       — Он так и не пришел, — Оливер нервно стаскивает больничную робу и начинает переодеваться в принесенные Грэхемом вещи.       Фред все-таки утащил любовника в Хогвартс к Лонгботтому. Они рассказали ему все, и тот обещал выяснить всю подноготную и разобраться в механизме действия колдовства. Закончили они ближе к ужину, и Фред торопится в магазин, а Монтегю идет в больницу.       — Я был у тебя — там его нет, — Грэхему все это начинает казаться подозрительным. — Я виделся с ним, когда его отца осматривали в Мунго. Он потом увел Огюста в их поместье.       — Огюст… — вдруг свирепеет Оливер. — Теперь понятно откуда растут ноги!       — Думаешь, он мог ему что-то сказать? — поражается Монтегю.       — Очень надеюсь, что нет. Но другой причины его отсутствия не вижу, — цедит сквозь зубы Вуд. — Найди мне его, Грэхем, где бы он ни был, и приведи ко мне домой. А я пойду к этому чертовому Флинту-старшему и выясню, что тот мог ему наговорить.       Монтегю согласно кивает, а Оливер аппарирует к поместью. Ухоженная территория похожа на картинку с открытки. Усыпанная снегом, она так и переливается в строгой симметрии вечнозеленых деревьев и кустарников. Оливер с минуту рассматривает пейзаж, успокаиваясь и собираясь с мыслями. По расчищенной дорожке он подходит к особняку, и эльф просит его подождать в холле, пока оповещает хозяина о госте. Возвращается через пару минут, а потом провожает его в кабинет. Огюст сидит за широким дубовым столом, неторопливо потягивая виски, а у Вуда сами собой сжимаются кулаки.       — Мистер Вуд, я благодарен вам за свое спасение, — ровным голосом начинает тот, но Оливер все равно замечает, скольких усилий ему для этого требуется. — И я рад, что вы в порядке.       — Что вы сказали Маркусу? — он сразу же переходит в наступление. У него нет времени на вежливые фальшивые благодарности.       — А что, по-вашему, я должен был ему сказать? — Флинт-старший обращает на него внимательный взгляд.       — Например, очередную ложь! — не удерживается Оливер и тут же снова пытается взять себя в руки. — Вы сделали все для того, чтобы мы расстались, так что я не удивлюсь, если вы могли даже соврать ему про мою мнимую смерть…       — Какие глупости… — фыркает с презрением Огюст, и у Оливера разом заканчиваются все силы сдерживать свой гнев.       — Значит, для вас это — глупости?! — он стремительно встает из кресла напротив и достает из мантии свернутые пергаменты. — Глупости?       Он вываливает их на стол, и Огюст отрешенно просматривает их содержимое.       — Лишь догадки и предположения. Ни одного прямого факта… — начинает тот, но Оливер не дает ему закончить, яростно ударяя кулаками по столу.       — А как вы думаете, почему Марк до сих пор ничего не знает об этом? — он не может сдержать злорадства, нависая над ним. — Уверен, он поверит мне, а не вам.       — И почему же не сказали? — Флинт-старший продолжает оставаться спокойным, но его лицо каменеет от гнева.       — Потому что я люблю вашего сына. И не хочу, чтобы он возненавидел собственного отца, — с горечью говорит Оливер абсолютно искренне. — Вы понимаете, что сломали ему жизнь?       Флинт молчит, но и Вуду уже надоело разжевывать причины и следствия. Если бы только Огюст не был так консервативен и уперт в своих нравственных убеждениях, он давно бы понял, что натворил.       — Если вы еще раз влезете в нашу жизнь, это — станет достоянием общественности. И вы навсегда потеряете сына, — бескомпромиссно заявляет Оливер и уже окончательно успокаивается.       Он разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа на свой ультиматум. Хотя это больше похоже на шантаж, но Вуд, в конце концов, спас Огюсту жизнь, даже несмотря на то, что тот с ним сделал. А уж если Маркус для него что-нибудь да значит, то он оставит их в покое. Хотя бы на какое-то время.       В растрепанных чувствах он возвращается домой, отрешенно бродит по комнатам с полчаса и застывает в спальне. Где же чертов Флинт, когда он так нужен? Он уже сам собирается на поиски, как из прихожей слышится шорох открываемой двери, и Оливер торопливо шагает навстречу.       — Где тебя носит, Марк? Я ждал тебя в больнице… — начинает он, а Флинт замирает на пороге, а потом бросается к нему.       Он валится на Оливера, сгребая в охапку, не может удержаться на ногах, и тот опускается на колени под его весом. Флинт дрожит, всхлипывает и все, как мантру, повторяет:       — Живой… Живой…       — Ну, конечно, я — живой! — горячо успокаивает Вуд, когда тот утыкается в его шею. — Неужели ты думал, что от меня можно так просто избавиться?       А потом чувствует, как промокает ворот его рубашки, и тут же пугается.       — Марк! Марк, да ты что? Я же обещал тебе… — шепчет он, прижимая его со всей силы к своей груди. — Слышишь? Обещал, что не оставлю тебя. Что всегда буду с тобой… Ничто и никогда не изменит этого.       Он долго гладит его по спине, успокаивая, а когда нервная дрожь проходит, отодвигает его лицо, заглядывает в глаза, наполненные болью, и тут же бросается зацеловывать мокрые щеки и губы.       — Я люблю тебя. Так что не смей сомневаться во мне, — просит он, и Флинт, наконец, приходит в себя и начинает отвечать на поцелуи.       Они так и сидят на полу, пока у Оливера опять не начинает побаливать колено. Тогда он осторожно встает и тянет Маркуса в спальню. Укладывает его на себя, встречает взгляд и вдруг усмехается.       — И только попробуй на утро перетащить мои вещи к себе. Переезжай сам, чтобы в следующий раз я тебя выгонял.       Маркус сначала недоуменно смотрит на него, а потом нежная улыбка касается его губ.       — Нет. Купим дом вместе. И я тоже тебя люблю.              ***       «Дорогой Фред!       Меня очень впечатлила ваша история, и я провел изыскания. Указанная вами трава не зря относится к опасным. Исполняя желания, при правильно проведенном и законченном ритуале, она как бы изменяет реальность, «подстраивая» ее под задуманное магом. Сам понимаешь, что такое может быть использовано для весьма и весьма нетривиальных обстоятельств.       Основная же сложность изучения ее в том, что мы можем руководствоваться только предположениями, основанными на своих логических выкладках, и анализом вероятностей, так как эмпирически подтвердить это почти невозможно.       В вашем случае ритуал не был завершен, то есть растение не попало к объектам желаемого, поэтому оно «бездействовало». И вот тут, как ты наверняка помнишь из курса Чар и Заклинаний, вступает в силу обратный эффект. Магия, сопутствующая ритуалу, никуда не делась. Она просто постепенно рассеивалась. А, когда последняя частичка растения была разрушена временем, произошел коллапс. Магический круг замкнулся, и это, вероятнее всего, привело к тому, что Оливер видел, чувствовал и взаимодействовал с последствиями ритуала — псевдо-измененной реальностью. А то, что это произошло именно тогда, когда Оливер был в опасности, ничем иным, как совпадением, сложно назвать. Но ты опять-таки и сам знаешь, что такие совпадения весьма эфемерны и случаются очень редко. Так что доказать что-либо, боюсь, не будет возможным.       В любом случае я рад, что подобное стечение обстоятельств оказалось счастливым для Оливера.       Если ты не против, то я хотел бы использовать собранные материалы и вашу историю в своей диссертации (конечно, без указания имен, и только — сам процесс и выводы). Пожалуйста, напиши мне, если вспомнишь что-нибудь еще, или появятся какие-нибудь идеи или предположения.       Привет Оливеру. С уважением, Невилл».