Зима рядом.

      Лошадей, не убежавших от волков, осталось лишь две. Сандор отвел их в дровяник, заменивший пока конюшню. Он расседлывал их трясущимися руками, ничего не замечал вокруг — так поразило его то, что он увидел, откинув темные волосы с лица девушки. Его пташка лежала перед ним, холодная, почти умирающая, в грязи и крови, возможно с внутренними ушибами и кровотечениями от такого опасного падения. Он заботливо отнес ее в дом, аккуратно устроив на кровати, и начал разводить огонь, чтобы согреться и лучше понять, что ему может понадобиться при обработке ее ран. В лесу, в одиночку орудуя топором, можно было причинить себе случайный вред и вряд ли какой-нибудь, пусть и захудалый, мейстер вышел бы из-за ближайшего куста. Поэтому в Лесном Доме было все для перевязки и остановки крови, вместе с заживляющим плоть невыносимо вонючим бальзамом. Сандор готов был отдать все, включая свою жизнь, любому из богов, только бы эта жилка билась на ее белой холодной шее хотя бы так же медленно, как сейчас. Пес омыл ее разбитый висок, наложил бальзам и повязку. Ее вывихнутую руку он аккуратно и надежно зафиксировал. То, что могло быть разбито внутри ее тела было для него не доступно. Он надеялся, что сделал все, что мог, для нее, и укрыв теплым одеялом отошел от кровати. Замерев и очень тихо дыша он смотрел на это лицо, что так часто появлялось в его мыслях. Эти тонкие нежные руки. Волосы, потерявшие цвет осени. Вся она теперь — его большая забота.       Позже он удалился напоить лошадей, что просто пошли за единственным человеком, который по их представлениям, должен был защитить их от волков. Оставив их вычищенными, напоенными и накормленными Клиган вернулся в дом. Разочарованием оказалось отсутствие чудесного моментального исцеления Сансы вонючим бальзамом, а огромным счастье то, что она все еще была жива. Жара не было, дыхание ее выровнялось, но в себя она не приходила, что нервировало Пса и так и так: проснись она — потребовала бы немедленно увезти ее из его дома. А так он как будто то был с ней, часто сидел рядом, брал ее здоровую руку в свою и просто держал. Засыпать бывало сложно, он прислушивался к ее дыханию, ровное ли оно? Потом медленно погружался в темные, и без сновидений, сны.       На закате пятого дня пташка открыла глаза. Тут было тихо, и это ее вполне устроило. Грудь, ребра и голова болели, двигаться было сложно; в таком состоянии далеко не уйдешь, как бы не хотелось. Санса находилась в забытье, то отключаясь, то приходя в себя, пока дверь тихо не открылась и кто-то вступил в дом. Человек потрогал ее руку и, убедившись что она все еще теплая, отошел за загородку. Через некоторое время запах готовящейся еды заставил ее живот свернуться в комочек, а рот наполнился слюной, но она должна была терпеть, затаиться, чтобы выиграть. Мизинец научил ее этому. Выжидать удобного момента чего бы это не стоило. Кто-бы ни был этот мужчина, он оставил ее здесь не просто так. Ему, как и всем им, что-то от нее было нужно. Вот только что?       Позже, она сквозь прикрытые веки разглядела, как этот крупный мужчина стоял, отвернувшись от нее и глядя в окно. Что-то смутно знакомое проскальзывало в его облике, девушка силилась вспомнить, но не могла. Он медленно подошел и сел в изголовье. Взял за руку и удивительно нежно сжал ее. Потом, после нескольких минут, проведённых в бездействии, он приложил ее руку к своей щеке. Санса ощутила шершавую и бугристую кожу и это одновременное прикосновение и узнавание хозяина этой щеки заставило ее глаза распахнуться. Наконец она смотрит в его лицо, которое воображала себе недавно и которое ей так часто снилось. Его веки смежены, а щека влажная, но не от крови, как и тогда.       — Сир? — тихо прошептала девушка, сквозь боль в горле и попыталась улыбнуться. Не открывая глаз Пес вымолвил что-то нечленораздельное и, наконец, придя в себя, отважился взглянуть на нее.       — Я не сир, пташка.       Сердце просто выпрыгивало из груди, а мысли разлетелись все до одной. Он так долго ждал и надеялся на ее пробуждение что совершенно не мог представить что нужно будет говорить и делать дальше. Склонив голову вбок он не смог придумать ничего банальней вопроса о том, не голодна ли она. Санса покачала головой, пытаясь удержать непрошеные слезы. Напряжение ли в ее жизни, опасность и боль от ран, радость ли встречи того, кого казалось бы она никогда не должна была больше увидеть — все это сейчас было ее горем и радостью. Он неловко начал вставать что бы принести воды, которую она жадно выпила и, впоследствии, еды, съеденной ею с неменьшей охотой. Поев, девушка быстро заснула, что вполне естественно для того, кто перенес весьма тяжелые увечья и наметил путь к выздоровлению. Растопив погасшую было открытую печь, согревающую все помещение, Сандор вернулся на свое пост около ее кровати, который занимал все время, что в его доме провела эта самая желанная в мире гостья. В этот вечер он долго сидел, смотря на нее спящую, в этом далеком от всех мирских страстей доме. Его доме. Огонь бросал живые алые блики на лицо и волосы Сансы и она была пределом всех его мечтаний. Он убил бы их всех, всех, кто захотел бы тронуть его маленькую беззащитную пташку.       Ночью он даже просыпался пару раз, не веря в то, что все это было на самом деле, а не являлось его навязчивыми мыслями о девице Старк. Слыша ее тихое дыхание, ощущая ее маленькую мягкую руку в своей такой большой руке, он постепенно успокаивался, вновь засыпая с глупой улыбкой, которую так и не смог, да и не захотел изгнать с лица.       Утром он старался не шуметь на импровизированной кухне, боясь разбудить девушку. Приготовив что-то, что почти сгорело из-за витающего в облаках повара, Сандор обернулся посмотреть спит ли Санса до сих пор, и тогда их глаза встретились. Сердце Пса замерло на секунду, чтобы забиться потом в бешеном темпе. Он все еще не верил в то, что она может смотреть на него вот так открыто, не заискивающе перед его силой, не испуганно, не скрывая отвращение, а чисто и доверчиво, прекрасными голубыми глазами.       — Доброе утро, девочка, — во рту резко пересохло и вышло с хрипотцой, — не желаешь ли воды и немного поесть? — проговорил Сандор, чувствуя себя идиотом.       Санса в ответ кивнула и улыбнулась смотря ему прямо в глаза. О боги, каких трудов ему стоило не сделать этого в ответ — чтобы не напугать ненароком, а направиться наполнять ее тарелку.       Время шло, к Сансе возвращалось здоровье, а к Псу страх из-за уверенности в том, что скоро она попросит увезти ее из этой глуши. Часто, заготавливая дрова он думал, что придет время и этого будет не миновать. Правда он мечтал та же и еще кое о чем, совершенно неосуществимом. Когда он видел Сансу в последний раз в Королевской гавани она была почти еще ребенком, а он злобным и влюбленным в нее дураком, каким он себя считал. Теперь же девушка выросла и просто ослепляла своей молодостью и красотой. Он не мог оторвать от нее взгляда когда она спала, под его защитой, в его доме, на его одинокой кровати. Перевязывая девушке руку и обрабатывая прочие ее повреждения ему приходилось волей-неволей прикасаться к ней, хоть и ненадолго. Он вспоминал эти ощущения когда был вне ее поля зрения в конюшне или лесу. Он питал к ней безумную нежность, а теперь еще и страстно желал ее. Эти безумные мысли он гнал от себя в ночи, утром выплескивая накопившееся напряжение одним из известных мужчинам способом, представляя Сансу своей.       Он точно решил, что сделает все, что попросит его маленькая птичка, как бы больно ему не было. Он пойдет за ней на край света, куда угодно. Только бы она была счастлива. Так протекала его жизнь и она не стала, как он думал, легче после того как Санса очнулась.       Девушка постепенно смогла садиться без посторонней помощи, а потом и ходить. Каждый новый день приносит ей все больше здоровья. И все чаще, видя Пса, она пыталась прочесть в его лице что же он чувствует к ней, боясь ошибиться. Горький опыт стоял за ее хрупкими плечами, не давая открыть ему то, что она поняла уже давно, еще с Королевской Гавани. Она боялась потерять это ощущение покоя, которое он давал ей, его защиту и чаще молчала рядом с ним, просто отогреваясь его теплом.