Небольшое путешествие Кики

      Марк, Кики для домашних, умел чувствовать чужие ощущения. Поначалу, когда он был маленьким, все умилялись этой совсем недетской способности, прочили ему карьеру хорошего психолога, полагая, что вдумчивый добрый мальчик просто хорошо читает мимику и жесты. Позже забеспокоились. Никакими паранормальными способностями, кроме очевидной, оборотни не обладали. И родители начали возить домашнего, робкого Кики по каким-то шаманам, странным седым волкам, смотревшим так страшно и говорящим так непонятно, что тот решил замолчать. Если не говорить о том, что ощущаешь, то папа не волнуется, а отец не хмурит брови от расстройства. Обоих Кики любил и меньше всего желал беспокоить. Со временем все утихло. И Кики даже будто бы начал меньше чувствовать. Пока не поехал в Москву.       Родители укатили на дачу, чтобы провести время вдвоем. Дин с гиканьем нырнул в клубную жизнь, соскучившись по московской стае, в которую он на полном серьезе подумывал как-то вступить. А Кики не спалось. Он тихонько проскользнул на кухню и устроился на широком подоконнике с кружкой чая. За окном россыпью звезд светились неспящие окна. Кики переводил взгляд с них на пустое черное небо и отчаянно хотел домой. В этом шумном городе, клинически больном бессонницей, он всегда чувствовал себя лишним.       – Не спишь? – дедуля просочился в приоткрытую дверь и замер на пороге, молча интересуясь, не помешает ли.       Кики приглашающе махнул рукой и снова отвернулся к окну.       – Я всегда тебе рад.       Тихо хлопнула дверца холодильника. Подошедший дедушка подлил ему ароматного бальзама из коричневой бутылочки. Сладко запахло травами. Кики благодарно улыбнулся и отхлебнул. От одного глотка сделалось будто бы легче, и плевать, что всему виной сила самовнушения.       – Тебя что-то беспокоит, детка?       Кики любил всех своих родных, но с дедушкой Олегом чувствовал какую-то особую связь. Доверял ему сверх меры. Рассказать обо всем, что не выносилось дальше порога их Архангельской квартиры, оказалось проще простого. И дедуля не подкачал.       – Никогда не молчи о своих проблемах. Не жалуйся, но не стесняйся поделиться, – недовольно нахмурившись, сказал он. – Если бы я знал… Кики, детка, все это нормально. В моей семье ходила легенда, что все наши омеги наделяются особым даром, позволяющим найти того самого альфу. Дар этот – понимать чувства другого. Он не особо силен, действует только на сильные ощущения, но имеется у каждого омеги. Имелся. До твоего папы.       – То есть ты…       – Это одна из причин, почему я выбрал твоего непутевого, на первый взгляд, деда.       – А папа?       Дедушка покачал головой.       – Я и не стал ему рассказывать. Зачем попусту тревожить? Был бы дар, тогда было бы о чем говорить. Так что не бойся, это мое наследие.       – И что мне теперь делать?       – А нужно что-то делать? Тебя это как-то беспокоит?       Кики отрицательно помотал головой. Эта способность, на самом деле, никак его не тревожила. Не лезла с отчаянной назойливостью, отсекала все мелкое, неважное, тренькая только в особых случаях.       – Ну и живи тогда спокойно. Не говори никому, чтобы не провоцировать охоту на ведьм, пользуйся. Встретишь нужного человека, ну или волка, она угаснет сама собой.       Дедушка ласково потрепал его по волосам. У Кики с плеч свалился Эверест, с шумом, с грохотом, и, видимо, разбудил деда.       – Это что еще за оплот омежьих нежностей, – псевдонедовольно буркнул он, входя на кухню. – Быстро по кроваткам. А то будете завтра скучные да вялые.       Кики с дедушкой, посмеиваясь, спрыгнули с подоконника и пошли спать. День, в самом деле, предстоял насыщенный. Младший внук не так часто приезжал к горячо любящим его родным.       И с этого момента Кики зажил относительно спокойно. Относительно потому, что чем старше он становился, тем больше начинал переживать отец. Вместо нежности при взгляде на красивое лицо сына все чаще от него исходило волнение, иногда легкая паника или страх. Кики понимал отца. Пару раз он встречал брошенных омег. С пустым взглядом, искусственной улыбкой и корчами измочаленного волка за ними. Они даже перекидываться не могли. И это для Кики было чем-то совершенно запредельным. Потому что он жил в ожидании инициации. Волк чувствовался как продолжение себя. Как отсутствующая рука или нога, но только более важным, значимым, необходимым. Как вторая душа. Инициация была совсем близко, когда отец в первый раз завел этот разговор.       – Кики, – начал он, когда сын спустился в гостиную. Папа сидел рядом и выглядел расстроенным. Большая редкость рядом с отцом. – Скоро твоя инициация. И я бы хотел кое о чем попросить.       – Да, – полувопросительно ответил Кики. Обычно просьбы отца были настолько ничтожными, легкими в исполнении, что он обходился без всяких лишних промежуточных вопросов.       – До ее наступления я бы хотел, чтобы ты пожил в пансионе для омег.       Папа напрягся, волнение, исходящее от отца, можно было почувствовать, особенно учитывая, что пока именно он являлся вожаком для Кики. Случалось что-то отвратительное.       – И где же этот пансион?       Кики ждал Москвы или Питера, в которых только и делали, что разбивали стаи, дробили на одинокие, оторванные от самого главного осколки, не знающие, куда себя и приткнуть. Кики был против этого. Он был Антиповым до мозга костей и не мыслил своего существования без семьи, без стаи. Как это вообще? Оставалась надежда, что уехать придется хотя бы в Питер, а значит – прибегать домой или встречаться на середине пути.       – В Германии.       – Что? – Голова закружилась. Кики физически почувствовал, как его пытаются оторвать от самого дорогого с мясом, наживую. – Я не поеду, – резко отказался он и встал с кресла, намереваясь уйти к себе.       – Марк, – устало начал отец.       Но тот только отмахнулся:       – Не стоит того. Если уж ты так опасаешься за меня, до момента инициации я не выйду из своей комнаты. А уехать в Германию – даже не проси. Что за каменный век вообще? А ты, папуль? Почему ты молчишь? Что за тирания? Еще высокий терем после инициации я как-то могу понять, но сейчас мое время!       Снисходительное сочувствие в глазах папы вытерпеть было можно, но боль и безысходность в глазах отца рвали сердце. Марк так его любил. Невозможно. И быть причиной расстройства не хотел. Но и уезжать не собирался. Глупо ведь уезжать, когда повода для этого нет. А все эти домыслы из серии «если бы да кабы» Кики в гробу видал.       – Детка… – снова попытался папа, но отец погладил его по руке, прося подождать.       – Оставайся.       Кики расцвел в улыбке:       – Папулечка, да не переживай ты так! Мы скоро уедем в поселение, будем сидеть тише воды, ниже травы. Ничего не случится.       Отец покивал и отпустил Кики, но тот видел, отчетливо видел в глубине его глаз так и не исчезнувший страх.

***

      В поселении было шумно. Гомонили дети, отрывались подростки. Глеб опять влезал в какую-то авантюру. Олег с Дином массово раздавали младшим люлей. Папа на балконе терзал подушку, пробуя какую-то новую вышивку. Отец с дядей Тимом обещали быть на следующий день – их задержали дела. Кики сидел рядом с папой, периодически помогал ему, косил взглядом на оживленную улицу и пытался читать. Губы сами собой расползались в улыбке. Разве можно добровольно лишить себя этого? Казалось, что в чувстве клановости, взаимной любви и уважении вполне реально искупаться, было бы желание.       – Ты рад? – спросил папа, перебирая ворох лент.       – Угу. Почему вы вообще хотели меня услать?       – Ох, детка, давай без этих громких слов, – морщась, попросил папа. – Расстаться с тобой для нас с отцом… Даже говорить не хочу. Ты думаешь, мы вот так сразу к этому пришли? Полгода уже варианты перебираем. Я сначала категорически против был. Ну как я без тебя? – папа поднял несчастные глаза, и Кики понял вдруг, насколько тяжело он все это переживает.       – Зачем вообще это нужно? Нет ведь еще инициации.       – Нет. Но ты волк-омега. Антипов. Наследник очень сильной крови. Бриллиант. Ты не видишь этого, но многие альфы… смотрят на тебя. О тебе говорят. Тебя хотят. Ты… домашний мальчик, любимец, баловень. Не все станут относиться к тебе так же бережно, как семья. Пусть и из лучших побуждений, но тебя могут обидеть. Отец знает об этом и пытается тебя защитить. Он ведь еще и вожак, а не просто свихнутый на почве Кики-обожания папулечка. Эти пансионы предлагают не только относительную изоляцию молодых омег-волков, там учат правильно вести себя, находить контакт с внутренним волком и еще куче всяких вещей, которые не-оборотням не понять. Пожалуй, один из лучших вариантов для тебя. Но, – папа поднял руку, останавливая поток возражений от открывшего рот Кики, – это твое решение. Уехать туда ты всегда сможешь.       – Я понял, папуль, – со вздохом признал Кики. – И вас я понимаю, но уехать… Я просто не могу. Так страшно, что дышать трудно.       – Кики! – из-за перил показалась голова Глеба, и папа с оханьем принялся втаскивать племянника на балкон. – Айда в водную войнушку. Я и на твою долю пестик прихватил!       Марк давно вырос из детских забав. Но на улице было слишком жарко, а огромного жука, подброшенного Матвеем, Кики так и не простил. Он быстро разобрался с устройством бластера и рванул за Глебом на улицу.

***

***       На улице было светло. Поселок так и не заснул полностью, периодически взрываясь смехом неспящих альф. Кики лежал в своей привычной до последней завитушки на обоях спальне и не мог даже закрыть глаза. Он почему-то страшно нервничал. Привычная ночь казалась декорацией для чего-то неприятного, что подползало, тянуло черные щупальца к Кики. Он сбил ногами одеяло и спрыгнул на прохладный пол. Родительская спальня была угловой – прямо по коридору до конца. Дина дома не было – в его комнате стояла абсолютная тишина. И Кики решился разбудить папу. Откровенно говоря, когда отца по каким-то причинам не было дома, они могли и заснуть вместе. Заболтаться, пригреться и проснуться только утром. Но теперь Кики шел пригреваться вполне осознанно.       – Тоже не спишь? – шепотом поинтересовался папа, стоило только чуточку приоткрыть дверь.       – И ты? – удивился Кики, уже смело распахивая ее пошире.       – Что-то нервничаю, – покачал головой папа и включил ночник. – То ли давно без Кости не спал, то ли еще что…       – Еще что. Я тоже нервничаю.       – Это мы с тобой наговорились сегодня про всякое. Теперь вот перевариваем до мысленной изжоги, – поморщился папа. – Ложись давай.       Он приподнял одеяло, и Кики, пряча довольную улыбку, скользнул к нему. Уснул практически сразу же мертвецким сном.       Дверь с силой шибанула о стенку, вырывая его из удивительно приятного сна. Кики подскочил и изумленно вытаращился на незнакомого альфу в полуформе. Тот часто дышал и не сводил с него глаз, медленно перетекая в охотничью стойку. Он тихо взрыкивал и был таким огромным, диким и страшным, что от ужаса было невозможно пошевелиться. Кики просто замер. Чертов слишком мягкий характер, волчья природа, делающая омегу податливым к таким вот животным проявлениям, когда человеку хочется бежать или драться, все скрутилось в ненормальный ком. И три тихих хлопка. Альфа с изумлением перевел взгляд на другого омегу, человека, слабого и беспомощного, который медленно опускал пистолет с мощнейшим транквилизатором.       – Иногда паранойя твоего отца может быть очень даже полезна, – ровно пояснил папа и сунул пистолет обратно под подушку.       И тут начался бедлам. В комнату влетели альфы из стаи, все орали, рычали, еле удерживаясь на грани оборота. Потом очнулся незнакомец. И все начали орать и рычать на него. И вдруг раздался дикий рев. Всех вымело. Кики как со стороны наблюдал за полностью обернувшимся отцом, хотя в полном обороте видел его нечасто. Но не таким. Не беснующимся. Не готовым убивать. Кики смотрел на обреченное лицо незнакомого альфы, совсем молодое, испуганное. На папу, вцепившегося в густой черный мех срывающегося зверя – единственную преграду на пути волка. И все из-за него, из-за Кики.       – Папулечка, – прохрипел он и заплакал.       Слезы раздробили картинку на крупные пиксели, а Кики тянул руки к отцу, не решаясь даже размазать слезы. Все это было неправильно. Так не должно было быть. Не с его уравновешенным отцом, держащим весь Север одним авторитетом.       И зверь выдохнул. Потухло злое рычание. Отец сощурился и отступил на шаг, позволяя альфе, сжимающемуся на полу, в один рывок выскочить из комнаты.       Чуть позже они собрались в гостиной. Отец цедил что-то из квадратного стакана, папа допивал вторую кружку успокоительного сбора. Дядя Тим старательно делал вид, что все в порядке, но Кики с самого детства видел его настоящие эмоции. И сейчас он был на грани бешенства.       – Пацан в стае у Маркина, – начал он отчет. – Отребье в недогоне. Сказал, что давно любит большой и чистой.       – Разберись, – выплюнул отец, делая очередной глоток.       – Всенепременно, – ответил дядя Тим и выскользнул из дома.       – И что теперь? – недоуменно спросил Дин. Он привык к упорядоченности, относительной правильности устройства волчьего сообщества, и эта вышедшая из привычных рамок ситуация его изрядно деморализовала.       – Теперь ты уедешь на формирование стаи, понимая, почему своих парней надо выбирать тщательно. А у Марка, надеюсь, хоть немного поменяется мнение относительно полной безопасности.       – Как он вообще сюда попал? – изумленно выпалил Дин, зарываясь пальцами в отросшие волосы.       – Очень мало что может остановить альфу в гоне, который выбрал себе омегу, – выплюнул отец. – Как ни прискорбно, кроме фактического высокого терема предложить мне нечего.       – Я поеду в пансион, – тихо произнес Кики. На фоне недавнего представления он уже не казался чем-то настолько ужасным. – Поеду.       – Собирай вещи, – жестко произнес отец, так и не отошедший до конца. – Я займусь билетами. Вылет ориентировочно послезавтра.       Нет, не так Кики думал заниматься сборами. Не глуша обиду, замешанную с чувством вины. Не пихая вещи просто так, чуть ли не комом.       – Кроха…       Тихо лязгнула дверная ручка, и отец вошел в комнату. Кики судорожно стиснул джемпер, чувствуя движение за спиной. А потом сильные пальцы аккуратно вытянули одежку, и отец принялся помогать складывать вещи. Аккуратно, старательно, как умел только он.       – Ты думаешь, я не понимаю тебя. Думаешь, сплавляю, избавляюсь от ответственности, – он поднял руку останавливая поток возражений. – Но ты мое любимое дитя. Я не хочу никому и никуда тебя отдавать. Для меня разлука еще тяжелее, понимаешь? Для меня в твоей жизни безумно мало времени. Его отбирают друзья, учеба, увлечения. А потом появится альфа. Я, конечно, успокаиваю себя, думаю, что все это будет еще нескоро, что ты подумаешь, повыбираешь. Но глаза не обмануть. Ты красивый, умный, воспитанный омега с хорошей родословной. Такие не сидят с родителями до тридцати. Сколько бы я ни оттягивал, сколько бы ни прятал тебя – твой альфа уже ищет, уже ждет. Или наоборот, боится встретить тебя. Но знаешь что? У него нет ни малейшего шанса. Он уже на крючке. Уже обречен влюбиться в тебя.       Кики всхлипнул, проклиная свою дурацкую слезливость, и умостился у отца на коленях, привычно скручиваясь в комок. Тот обнял его и прижал к себе, на несколько минут позволяя забыть, что в мире есть вещи, которые не может решить даже вожак Северной стаи.       – Я думал, что смогу обезопасить тебя, что защитить своего сына сумею. Ты видишь, что вышло. Это наша с тобой ошибка: моя самоуверенность и твое легкомыслие. Не все волки честны и порядочны. Поинтересуйся как-нибудь историей дяди Тима – увлекательная вещь. Он потому так психовал сегодня. Есть те, кто ради тебя, даже без личного знакомства, перережут всю стаю в подходящий момент. Только чтобы забрать тебя. В Германии тебя смогут укрыть от этого. Там и тебе будет проще – территория закрыта весьма относительно. Огромный заповедник, куча всяких клубов по интересам, новых знакомых с такой же ситуацией. Я думаю, скучать будет некогда. Ты хотел учить языки – там все для этого условия. Просто воспринимай все как небольшое путешествие. Возможность расслабиться, посмотреть мир, познакомиться с новыми людьми. А мы сможем созваниваться. Может быть, удастся приехать. Эрик с Генрихом точно приедут к тебе через пару месяцев – у них там дела.       – Я понимаю, – проговорил Кики, поднимая лицо, и тут же получил легкий поцелуй в нос.       – Вот и славно.