Пакт

Двери книжного магазина на углу пустынной улицы были наглухо заперты. Сегодня, как и день назад, как и неделю, владелец этого места не желал видеть покупателей. Он вообще не желал видеть человеческие лица. И ещё больше он не желал видеть своё человеческое лицо. Хотя это, конечно, была его естественная оболочка, но отсутствие сил естественным не было. Беспомощность выводила из себя. И он кромсал свои руки осколками стекла, лезвиями кухонных ножей, разбивал кулаки о безучастно взиравшие на его отчаяние колонны книжных шкафов, словно хотел вырваться из ненавистной кожи, разорвав её физически. Если бы он не нуждался в сохранении чистоты помещения, он бы расписал все стены своей кровью истерическим "Ненавижу это место!". Если бы ему хватило крови, он бы расписал все стены Хитерфилда ещё более истерическим "Верните мне Его!". Но у этого тела даже крови было недостаточно, не то что магии… «Разве нужен я Ему буду… такой?…» «Разве стоит об этом думать, если Его… здесь больше нет?…» Он всегда добавлял "здесь". Он не готов был поверить. И никогда не был бы готов. Потому что единственная вещь, заставлявшая его существовать, была надежда, попытка создать остатками магии иллюзий иллюзию для самого себя. Он искал, день за днём искал способ вернуть себе утраченные силы, но только ради одного – вызволить смысл своей жизни из бесконечного падения… если его ещё можно было вызволить. Его пальто было пропитано запахом костра и жжёной бумаги, плитка заднего двора магазина – покрыта толстым слоем пепла. Кипы книг сгорали одна за одной, ненужные, бесполезные, подарившие столько разочарования. В людей веры не было никогда, но даже вера в рукописи колебалась теперь с каждым новым вечером жертвоприношений во славу ненасытного бога отчаяния. Последняя партия тоже была уничтожена, но у него ещё оставалась одна целая книга. Целая, потому что нетронутая. Она не поддавалась никаким техническим уловкам и не открывалась… не шла на контакт. «Она не может быть живой, Седрик!» – твердил он себе, но воспоминание тепла тела при первом прикосновении к корешку, воспоминания эхом отдающихся вздохов, воспоминания как будто бы движений глаза на обложке не давали покоя. «Она не может быть живой, Седрик!» И каждый раз, проходя мимо двери в подвал, он замирал ровно на тысячную долю секунды, его сердце тормозило удар на эту же долю, его руки словно готовы были потянуться к ключу в кармане. «Она не может быть живой, Седрик!» Ночь за ночью сумбурных сновидений, гнетущих, тяжёлых, неразборчивых, но с одним явственным исходом – очертаниями книги в ореоле света, ведущего к выходу из бессознательной тягомотины дрёмы. «Она не может быть живой, Седрик!» Поздний вечер. Надзирательниц не было. Посетителей не было. Пальцы под тканью нащупывали тонкий металлический стержень с двумя зубцами на конце. «У тебя всё равно ничего не выйдет, Седрик!» Щелчок замка. Скрип двери. Глухой стук подошвы о камень пола. Иного пути не оставалось, и сегодня книга должна была ему поддаться. Седрик выдохнул коротко и затворил за собой дверь, двинувшись вниз по лестнице, зная уже наперечёт количество отведённых ему ступеней. Тусклая лампа под потолком освещала небольшое помещение, загромождённое коробками нераспакованных книг и несколькими шкафами, в которых хранились «особо ценные» экземпляры. На столе по центру этой комнаты лежал перед Седриком, ссутулившимся, судорожно запутывавшим пальцы в волосах, главный герой его терзаний. Глаз на обложке был закрыт, свивающиеся вокруг драконы — безжизненны, несколько хлипких на вид перемычек, скрывавших Тайное Знание, не ломались даже под действием плоскогубцев. «Чего ты хочешь?!» – лихорадочно дрожа, вопрошал Седрик, с трудом уже фокусируя смертельно усталый взгляд опухших глаз на безответном фолианте. – «Почему ты молчишь?! Ты же выбрала меня! Ты же... ждёшь чего-то от меня! Объясни! Объясни, объясни же!» – ПОЧЕМУ ТЫ МОЛЧИШЬ?! – истерически выкрикнул он, сорвавшись и со всего размаху швырнув неповинную книгу в стену. Она с безразличным шорохом упала на землю. – Что т-тебе нужно? Ну что? – умоляюще пробормотал он, пошатываясь в попытке подняться и подходя вновь к артефакту. Его голос дрожал, как и всё его измотанное существо. Нервы были давно уже ни к чёрту, а бесконечные поиски и бесконечное разочарование довели его окончательно. – Т-ты же... ты не можешь тоже оказаться... пустышкой... – в исступлении шептал он, легонько касаясь обложки кончиками пальцев. – Я ч-чувствовал... т-тогда я... чувствовал... «Что ты чувствовал? Тепло? Что за глупый аргумент», – на глаза в сотый раз навернулись предательские слёзы, которые Седрик давно уже разучился подавлять. – «Ты разговариваешь с книгой. Ты сходишь с ума от безуспешных попыток найти выход, тебе любая случайность кажется знаком свыше!» – В-верно... – почти беззвучно выдохнул он, уродуя своё осунувшееся лицо нервической ухмылкой и с трудом очень медленно поднимаясь с пола. – Ты просто... п-просто очередной сборник людской г-глупости... т-ты... не поможешь мне... «Ничто не поможет мне!» – неистово билось болью в левой части груди, разрывая душу в клочья и вызывая дикое желание проделать то же и с плотью. Он уже чувствовал, как обессилевшие руки потянулись к ножу на столе, но не контролировал их и даже не пытался. – Эй-эй-эй, постой! – внезапный возглас донёсся из-за спины. Седрик вздрогнул даже чересчур ощутимо. Кто-то из надзирательниц? Нет... – Не торопись покончить с собой, мальчик, – насмешливый режущий слух голос вновь огласил своды комнаты. – М-мне, вообще-то, двадцать шесть... – выдал самую неуместную фразу Седрик, всё ещё не оборачиваясь к собеседнику и не слишком соображая, что вообще делать, кроме как стоять в этом затяжном ступоре. – Ну а мне ещё больше, – отмахнулся неизвестный. – Нечего было так нервничать: знаешь, сколько сил нужно, чтобы выбраться из этого чёртова сосуда хоть на минутку! Не трать время зря, ты же хотел со мной поговорить. – Хотел, – эхом повторил тот и вдруг осознал всю суть произошедшего. Он молниеносно развернулся и с изумлением уставился на парящее призрачное око, пылающее нечеловеческим цветом радужки и окружённое бирюзовой дымкой. – Ха, какой милашка! – усмехнулось оно, отчего-то обрадованное. – Ты мне определённо подходишь, я не ошибся в выборе! – Т-ты... говоришь со мной на метамурианском? – вдруг осенило Седрика, и он, охваченный странным притяжением, даже не любопытством, а, скорее, гипнозом, наклонился ближе к объятой пламенем рукописи и робко коснулся его пальцами. В этот момент вся сюрреалистическая картинка резко сжалась, исказилась, и из неё в несколько мгновений вылепилась верхняя часть полупрозрачной мужской фигуры. Он был действительно старше на вид, хоть и ненамного. Экстравагантная причёска, костюм допотопных земных времён в лучших вампирских традициях, две огромные кольцевые серьги – вот что в первую минуту бросилось в глаза. Всё это оставалось таким же призрачно-голубым, а вот очи этого существа сияли контрастно янтарным. Незнакомец, продолжавший держать руку замершего в недоумении Седрика чуть повыше запястья, схватился за неё второй ладонью, подавшись ближе и углубляя зрительный контакт, расплываясь в довольной ухмылке. – Я счастлив, что встретил тебя, – заявил он, чуть ли не пожирая его взором. – Я... я тоже... – только и пробормотал Седрик, всё же стараясь отстраниться. – Но... у тебя есть имя? Ты можешь сказать, кто ты? – Ты ещё не понял? – выходец из книги усмехнулся и, понизив голос, искушающе произнёс, – Я твоё счастье, Седрик, и ты... Он приблизился к самому его лицу и прошептал, едва не облизываясь: – Ты мой!

***

Утро было серым и промозглым, за окном портила чёткость пейзажа мелкая морось. У Седрика безумно болела голова. Да, это никчёмное человеческое тело оказалось ещё и метеочувствительным. Ко всему прочему, оно нуждалось во сне. И в пище. И в минимальных условиях комфорта – то есть, в том, чего себя его владелец активно лишал. Как будто тело сознательно и нарочно требовало о себе заботы, чтобы раздражать его! Звякнул колокольчик над входной дверью – он опять забыл запереть, хоть и повесил табличку об очередном внеплановом выходном... Впрочем, земляне такие тошнотворно законопослушные, что даже не стали бы подходить ближе, чем на расстояние, с которого заметна надпись «закрыто». Значит, это был не землянин. – Понимаю – дружелюбие, но я не помню, чтобы у тебя были проблемы с манерами. Хоть бы поздоровался! Ну разумеется. – Зачем ты пришла? – сиплым голосом спросил Седрик, не поднимаясь из глубокого кресла, в котором он недвижно лежал. – Знаешь, Оракул вряд ли подразумевал под «исправлением» то, что ты должен сгнить заживо, – знакомое чужеземное лицо в обрамлении коротких тёмных волос снова принялось мозолить больные седриковы глаза. «Уходи, уходи, ну зачем тебе здесь быть, ну оставь, оставь же меня!» – твердил их взгляд. – Орубе, он вряд ли подразумевал под «надзором» то, что ты должна досаждать мне своими упрёками о нездоровом образе жизни. Девушка проницательным взором окинула собеседника. Нет, сегодня он не плакал, и не разбивал костяшки пальцев о стены, и не пытался себя калечить. Но снова делал что-то не так. – Ты не спал, – скорее утверждением, чем вопросом выдала Орубе. – Я... спал, – с короткой заминкой, испортившей всё дело, возразил Седрик. Гостья, естественно, не поверила. Вздохнула, как учитель в общении с трудным ребёнком, и отстранилась от стола, на который опиралась. Её охватило былое чувство досады от разговоров с ним. – Да, тебе нелегко будет освоиться в этом мире, – произнесла она, отворачиваясь, – если ты до сих пор не можешь отучиться лгать даже в бытовых мелочах, лишь бы тебя оставили в покое. Что ж, я оставлю. – Большое спасибо, – холодно бросил ей вслед тот, и колокольчик снова пронзительно брякнул в унисон с хлопком двери. Седрик закрыл глаза и утомлённо выдохнул. В ту же секунду за спиной его материализовалось зыбкое призрачное тело, отливавшее голубым. Теперь в безрадостной жизни лжеземлянина появилось ещё одно создание, мотающее нервы. Что за напасть! Между тем бестелесные руки легли ему на плечи, и чужая голова прошла сквозь спинку кресла. Тишину нарушил не слишком приятный из-за своей резкости, слегка резонирующий голос. – Что ты решил? Седрик промолчал, опустив голову. Всю действительно бессонную ночь он думал. Джонатан Людмор собственной персоной предстал перед ним прошлым вечером и с тех пор донимал его ежечасно. Исчезнувшему много веков назад алхимику непременно требовалась помощь в том, чтобы вырваться из своей ветхой бумажной тюрьмы. Годами он копил силу, намереваясь выйти из книги в видимом облике и явиться тому, кого изберёт. Почуяв в Седрике соотечественника, он решился. И теперь круглосуточно вился вокруг своей «жертвы», стараясь склонить её к сотрудничеству. Та колебалась. – Неужели тебе так трудно дать согласие? – Ты хочешь сказать "отдать тебе моё тело в пользование на неопределённый срок без каких бы то ни было гарантий моего выживания"? – тихо произнёс Седрик, не поднимая глаз. Да, свою оболочку он не любил и жизнь свою не любил тоже, но вот так просто расстаться со всем этим в пользу не пойми кого ему не хотелось просто из принципа. – Ну-у, не надо так сгущать краски! – протянул Людмор с улыбкой. – Выжить вероятность очень велика. И потом, я же сказал, что это сделка обоюдная. Я вижу, что ты страдаешь здесь, – он понизил голос, продолжая искушающе, – Седрик, я готов на любую цену. Я могу возвратить тебя домой. Я ведь и сам стремлюсь попасть на Меридиан. «Я могу возвратить тебя домой.» Как желал Седрик услышать эти слова и как отчаялся их услышать хоть от кого-нибудь! В горле засел ком, но он не выказал никакой реакции. – Ты ненавидишь себя, так ведь? Ты жаждешь былого могущества? Я могу наделить тебя силой обращения вновь. Людмор определённо знал, на какие кнопки жать – дни наблюдения под видом обыкновенной книги не пропали даром. – Седрик, я могу сделать всё, о чём попросишь, – шептал он, сжимая пальцы. – Я могу одарить тебя большей силой, могу передать накопленные знания, могу сделать тебя бессмертным... могу вернуть тебе кого угодно. Тот внезапно вздрогнул и только мгновение спустя понял, что проиграл. Он готов был бы согласиться на каждый перечисленный вариант во славу своего эго, но всё равно должен был бы поразмышлять скептически ещё немного. Но он сам дал искусителю знать, по какому самому главному «больному» стоит прицельно бить ради победы над собой. Какая опрометчивость! – Вот оно что... – с торжеством произнёс Людмор. – Живого или мёртвого, Седрик. Неважно откуда. – Ты лжёшь, – прошептал Седрик, слегка дрожа от объявшего его напряжения. – Оттуда невозможно вернуться. – Отовсюду возможно, – возразил тот. – Я великий маг с практическим опытом в бесчисленных сторонах колдовства, а во время своего заточения я получил невероятное количество энергии. Ну же, услуга за услугу! Сердце Седрика больно сжалось, дышать стало трудно. Ему так хотелось верить этому человеку, потому что он понимал, что другого шанса уже точно не представится. Если Людмор не врал, если он действительно был способен на такой акт, то Его можно было спасти. А за это можно было отдать не только никчёмное тело, но всё на свете. Даже если всё закончится его, Седрика, смертью, цели оправдают средства. Но подозрение глодало его. Кто был этот человек? Насколько ему можно было доверять? Если он столько лет назад фактически отрёкся от службы, без позволения оставшись на Земле ради обретения силы, не нарушит ли он обещание, добившись осуществления собственных планов? Седрик не знал. И в нём по-прежнему боролись отчаянное желание и сильнейшее недоверие. И потому он и на этот раз не дал ответа.