Последняя гордость

Быть членом отряда Аримы всегда было морально нелегко, а теперь, когда их регулярно держали подальше от передовой, это было совсем уж печально. В принципе, Хороми отдавала себе отчет в том, почему именно им выпала сомнительная честь охранять Кокурию, пока все силы CCG сосредоточены на Русиме, но… А кто сказал, что приказы не обсуждаются? — Хороми, у нас есть приказ. Мы должны его выполнить. Думать при этом, полагаю, не обязательно. — Таке вздохнул и прислонился спиной к прохладной стене в одном из коридоров центра содержания гулей. — Тем более, что Арима-сан и сам хотел как-то так. — Я понимаю. Просто… Тревожно что-то. Таке сдержанно кивнул и отвернулся. Беспокойство Хороми было вполне понятно, только она сама пока не знала о его истинной причине. Таке знал, и знание это вызывало у него устойчивое чувство тошноты. Хотя бы раз, вот прямо сейчас, ослушаться бы приказа Аримы-сана и всё рассказать ей, вывалить всю правду, как есть, раньше, чем станет слишком поздно. Нельзя. У Таке на этот счет была вполне чёткая инструкция: объяснить всё потом. Хорошо хоть, что в произвольной форме. Впрочем, возможно это по той же причине, по которой Арима-сан не писал завещаний. — Хороми, ты никогда не говорила, что пишешь в завещании… Она усмехнулась: — Не о чем рассказывать просто. Ну… Я однажды завещаю тебе моего игрового персонажа вместе со всем шмотом и маунтами. И любимую кружку ещё. Больше мне оставить всё равно нечего. А вообще, я там обычно стихи какие-нибудь пишу. Что-то из творчества Рембо, например. Представляешь, если умру, а там стишок про толстую тетку, восстающую из ванной*? Весело. — Не сегодня. Хотелось бы верить. — Таке покосился на часы: уже скоро. — Не знаешь, куда Кишо ушёл? Таке покачал головой (он и правда не знал). В Кокурии можно было удавиться от скуки или от предчувствия скорой беды. Хороми, конечно, понимала, что здесь не развлекательный центр, чтобы ей не было смертельно скучно, но всё же, но всё же… Совершенно не на что было отвлечься и было как-то уж слишком тихо. Это заставляло её волноваться ещё больше. Дети из Нулевого отряда тоже уже заметно нервничали: Шио несколько минут назад принялся слоняться взад-вперед по коридорам, Рикай то и дело то принималась теребить рукава форменного плаща, то нервно закусывала губу, Юса всё чаще вздыхал, стоя в сторонке. Даже Таке что-то беспокоило. Это было заметно по тому, как он буквально застыл на несколько минут без какого-либо движения, как вслушивался в окружавшую их отряд тишину, будто ждал чего-то. Этажом ниже открылось несколько камер с гулями. Вот оно! Началось. Что ж, хоть какое-то движение. Стыдно признаться, но Хороми испытала даже некое подобие облегчения. Теперь хотя бы есть реальная угроза вполне подлежащая устранению. Это лучше, чем мучиться неизвестностью. Хотя, тот факт, что кто-то открывает двери камер, как и то, что этот кто-то с девяноста процентной вероятностью Сасаки, конечно, было нехорошо. Ещё и Кишо… Вот где его носит, когда он так нужен? Таке на миг замер и прислушался, а после что-то негромко буркнул в маленький микрофон передатчика. — По-быстрому зачищаем этаж, насколько это возможно, и прорываемся навстречу Ариме. Не разбредайтесь и долго не возитесь. Ясно. Видно, Кишо был где-то на подходе, а может быть уже и в самом здании. Это успокаивало. (Теперь-то точно всё будет нормально?) Это пугало. (А вдруг всё же что-то пойдет не так?) Благо, хорошая драка недурственно прочищала мозги, заставляя на время забыть о всех своих тревогах и полностью погрузиться в настоящий момент, отдаться целиком и полностью очередной сумасшедшей пляске смерти, где-либо ты их, либо они тебя, и не суть важно кто прав, а кто виноват. Хороми краем глаза следила за своими. Ребята справлялись отлично, как и всегда. Настоящие воины, хотя и всего лишь дети. Всё как всегда. Вот только с лица Таке даже в бою не сходило какое-то странное задумчивое выражение. У Хороми складывалось такое чувство, что мысленно он явно был не здесь. — Таке! Что-то случилось? Всё нормально? — Хороми блокировала удар чьего-то кагуне одной саблей и, прыгнув противнику за спину, второй снесла тому голову. — Нормально. — Размашистым ударом куинке он уложил сразу нескольких слабых гулей и тут же устремился вперёд. — Увидишь… — Чего? Таке! — Хороми рванулась было вслед за Таке, но дорогу ей преградил очередной противник. — Черт… Они не знали точно, сколько прошло времени прежде, чем появился хоть какой-то просвет. Но когда Арима вернулся в Кокурию, почувствовали все. Словно изменилась сама атмосфера вокруг. Теперь они были не одни. — Пляшите дети, батя в здании. — Буркнула себе под нос Хороми прежде, чем Арима вышел на связь и подтвердил её догадку. Им было приказано прорываться навстречу к нему, зачищая попутно этажи, насколько это возможно, и они делали это, когда Хороми в очередной раз почувствовала болезненный укол страха. Невесть откуда взявшееся чувство тревоги вновь захлестнуло ее с такой силой, что она едва не пропустила удар. Благо Таке вовремя оказался рядом, как и всегда. Он, казалось, хотел что-то спросить у неё, а может, о чем-то рассказать, но лишь смерил её долгим задумчивым взглядом и промолчал. Оставалось ещё немного, а потом… Они добрались до Аримы в тот самый момент, когда он, перерезав себе горло обломком собственного куинке, медленно осел на пол. Сасаки Хайсе… Нет, уже точно Канеки Кен бросился к нему. Хороми, оглушённая увиденным, сначала не услышала приказа Таке стоять. Он взял ее за запястье, удерживая на месте, но она, словно не замечая этого, снова рванулась вперед. — Хороми. Стой. — Таке крепче сжал её запястье. Она заметила, наконец, и с огромным усилием оторвала взгляд от умирающего на чужих руках Аримы. — Почему? — Она посмотрела на Таке так, будто видит его впервые. — Таке, почему ты ничего не делаешь? Почему МЫ ничего не делаем?! — Это его воля. Таке хотел было ещё что-то добавить, но осекся не в силах вымолвить больше ни слова. Он не был мастером объяснений, особенно в таких ситуациях и единственное, что он мог сейчас сделать, это продолжить выполнять приказ Аримы-сана. — Пусти… — В голосе Хороми послышались слёзы и какая-то горькая и словно бы детская обида. — Таке, пусти. — Она попыталась вырвать руку, но снова посмотрев на Таке, остановилась. Хороми обещала ему, сейчас она об этом вспомнила и отчасти жалела. Она обещала Таке, что когда он скажет ей стоять, она послушается. И она стояла, изо всех сил пытаясь сдержать слезы, стояла и смотрела, как Арима Кишо, её возлюбленный, умирает на чужих руках. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Таке подошел к Канеки и заговорил с ним, прежде чем им, Хороми и детям, разрешили проститься с уже мёртвым командиром. Ребята стояли на коленях возле тела Аримы Кишо. Таке негромко переговаривался о чём-то с Канеки, объясняя что-то. Хороми отвернулась и уставившись в стену вполуха слушала разговор. Нет, она не подойдёт к Ариме, не будет рыдать над его трупом, не коснётся на прощание его губ поцелуем. Он мёртв, и он сам так решил. Вот теперь сам пускай и расхлёбывает. В конце концов, он и сам не удосужился с ней проститься. Хороми чувствовала обиду. На миг ей показалось, будто её предали. Хороми чувствовала вину. Может быть, если бы она была лучше, была бы рядом чаще… может быть, если бы на её месте был кто-то другой, Арима сейчас был бы жив. У них оставался ещё один последний приказ — способствовать побегу Канеки Кена. И Хороми выполняла его с таким усердием, с каким никогда раньше не рвалась выполнять чьи бы то ни было приказы. Пусть их холодное солнце угасло, но они всё ещё живы, они всё ещё члены Нулевого отряда, отряда Аримы. Быть его подчиненной и не смотря ни на что выполнить его последний приказ — в этом была, пожалуй, последняя гордость следователя первого класса Сакаи Хороми. Они уходили из Кокурии, а в их душах было пусто, как никогда раньше. Они уходили и оставляли за спиной свои прошлые жизни, с упорством опытных камикадзе, шагая в неизвестность. Хороми не обернулась ни разу, только лишь, чем дальше они были от Кокурии, тем ниже она опускала голову, и тем более пустым становился её взгляд. В какой-то момент Таке обнял её за плечи и завёл в какое-то здание.