Твоё молчание дороже мне всего

По сей день я задаюсь вопросом… как же всё началось и как закрутилось в бесконечном круговороте событий, буре эмоций. И ведь, если задуматься… мы не помним самого важного в жизни - своего рождения. Так от чего же помнить мгновения, которые кажутся иногда даже важнее… Абсурд, ведь так? Но порой всё самое необъяснимое завершает твою речь таким туманным афоризмом, что и добавить нечего. В аудитории было пусто, пахло пылью и поведавшим виды деревом. Я расхаживал по свободному пространству, вышагивая размеренно, считая шаги и каждый вздох. Не впервой приходится проводить лекции, но страх публики с детства привили родители, которые всегда хотели видеть меня в свете софитов и с блистающей улыбкой на лице. Они пугали меня перед первым шагом в маленький мир, где лишь ты и лакированное, изящное произведение человеческого искусства, а впереди многое… Сотни лиц, вот только все как одно - пустые. Глаза смотрят сквозь тебя, а в зрачках будто начертано послание «плевать мы на это хотели». Страшно… за маленькой детской спиной мать и отец, что так яро разглагольствуют о том, что парнишка не имеет и права на провал. Это не поддержка, нет… как бы сильно они не хотели выдать всё это именно так. Слёзы подкатываются к внутренним уголкам маленьких глазёнок, но не решаются скатиться: «Я ведь сильный!» — тешит себя мыслями малыш Юнги, а после играет. Ненавязчивая мелодия плавно раскатывается по залу, заполняя его мажорными аккордами и лёгкой, словно воздушной, партией правой руки. Прекрасно… Изящные пальчики юрко перебегают по клавишам, без права на промах. Отточенные переходы в сложных местах сыграны безупречно… Юнги наконец заканчивает произведение на идеальном пианиссимо, что даже дыхание спирает, кажется, вздохнёшь и не услышишь последней ноты. Мальчик встаёт и делает лёгкий поклон, а зал словно нагрянувшей волной, поглощает пространство аплодисментами. За кулисами родители с серьёзными лицами и ядовитым: «Мог бы и лучше»… Мои воспоминания оборвали молодые люди и девушки, которые заходили в аудиторию, устраиваясь на места, заполняя пространство звуками и лишними шумами. Нет, я ,конечно не собираюсь играть на фортепиано. Где же взять его на факультете психологии? Меня просто стали часто звать для лекции-примера. «Рассказы о музыке раскроют вам психотипы людей с другой стороны» — утверждает ректор студентам, что всё никак не понимают к чему это. Всё, что я должен был сказать, отложилось в моей голове прочной кирпичной стеной. Те же вопросы из лекции в лекцию, из университета в университет. И когда это у меня появилась такая популярность? Как и всегда, риторические вопросы, на которые я сам порой давал ответы, но по плану есть и важные вопросы. Те, о которых сами студенты должны подумать. Предо мной, на втором ряду парт, сидит паренёк со светлыми волосами, лучезарными глазами и прекрасными, мягкими чертами лица. Раз уж глаз упал, то вопрос посвящу ему. Плавно указав на парня рукой я изложил всю суть, но тот лишь продолжил смотреть будто сквозь и молчать. Повторил ещё раз, но ответ не последовал. Тон пришлось повысить, но он также не понимал происходящего. В порыве лёгкого недовольства я ляпнул, что-то вроде: «Глухой, что ли?» Галдевшая аудитория притихла, и лишь некоторые осмелились издать подобие смеха. Девушка, что сидела рядом со светловолосым, быстро начеркала что-то на клочке бумаги, ведь блондин, увидев усмешки одногруппников, очень смутился. Они опять насмехаются, не обращай внимания, а вот Он задал вопрос. Мне сказать ему? Прочитав, парнишка кивнул, и девушка изложила наконец, что Чимин, как его оказалось зовут- глухонемой… Поняв, что девушка сказала то, что намеревалась, Чи глянул в мои глаза и так лучезарно улыбнулся… Под землю хотелось провалиться и заодно утянуть с собой это создание, подальше от всех этих недостойных людей, но тому суждено сиять и радовать над землёй. Я полюбил его. Наивно так, словно совсем мальчишка…хотел кутать его в тепле и нежности, которых ему не хватало. И… ведь я полностью отдавался ему. Всего себя посветил и жизнь свою. Перестал давать лекции, концерты. Играл только для тебя, но ты так и не услышал не одной моей мелодии… Блокнот. Чёрный, на спиралях, потрёпанный. В закрученых кольцах закреплена живучая до боли ручка, что написала немало строк на этих листах, подходящих к концу. Я всегда задавался вопросом, почему он не учится в спец. учреждении, как ему это удаётся? От чего он лишь вновь озарял меня улыбкой и перехватывал ручку. Чим писал аккуратно, выводил каждую линию и всегда так завороженно вглядывался в собственную писанину, а затем передавал мне блокнот. У Минни не было возможности оплачивать определённое обучение, ему дико повезло оторвать бесплатное место на факультете психологии. Читал с доски, пытался спрашивать у одногруппников, но всё конечно было не просто… Ему было ещё 19, когда мы начали хорошо общаться. Мне 24. Никого никогда не интересовало число. К чему? Разве в нём есть суть? Чим жил в обшарпанной приуниверситеиской общаге, пропахшей разгульной жизнью, сексом и дешёвым куривом. Ужасное место, я не мог оставить его там… "Переедешь ко мне?"— мой подчерк никогда не был хорошим, хах. Тогда в глазах Минни появился такой блеск, что казалось, если бы он мог говорить, то кричал от счастья, но тот лишь написал, что наверное не сможет так сделать и лишь обременит меня. Он впервые разозлил меня своими словами. Я одарил его грозным взглядом и написал, что мы прямо сейчас едем за его вещами. Жизнь кажется прекраснее чашки горячего моккочино по утрам, что так обожает Юнги, когда ты просыпаешься и видишь его в свободной рубашке на балконе. Чим любил встречать там рассвет, прищурив глазки и вдыхая утренний, чистый воздух. Несмотря на мои многочисленные запреты и лекции о том, что простудиться так проще простого. Я любил называть его малышом. В тайне, конечно… он и не знал, а мне нравилось до состояния ватных ног. Его маленькие ладошки, коротенькие, пухленькие пальчики, сияющие глаза и маленький рост. Ох эта его любовь к просторным рубашкам и лёгким джинсам свободного покроя. Казалось, Чим пёрышко, что спустилось с неба в солнечный день, вот только… в грязь настоящего. Большую часть своей жизни я курил… безбожно. Родители были уже при смерти, но всё ещё добивались от меня вышек. Надоедает… всё когда-то надоедает. Вот и мне осточертело. Моим способом расслабится было курение. Ты сделал мою жизнь намного лучше, я благодарен тебе за это. Ведь именно ты однажды отобрал у меня табачное изделие и пихнул в рот чупа-чупс… смешно и вправду… Однажды я наконец осмелился, а, может, не сдержался… поцеловал. Лишь легонько прикоснулся губами к губам… взял блокнот и наконец написал, что он для меня важнее моккочино по утрам, фортепиано, что стоит посреди квартиры, и, чёрт возьми, меня самого. А мой малыш растянул губёшки в улыбке и крепко меня обнял… Сложно? Отвечу… очень. Сложно прятать в себе факт, при котором ощущаешь себя тряпкой. Однажды играя в очередной раз на пожившем долгую жизнь,сравнимую с моей инструменте, я остановился. Просто сорвался… разнёс полквартиры, а он словно растерянный щенок преданно и недоуменно глядел на меня, в то время как по пухленьким щёчкам скатывались слезинки. Он не слышал, но мог представить шумы и крики. Не мог сказать, но так хотел бы со мной поговорить. «Ну скажи! Скажи хоть что-нибудь! Чёрт возьми, как же я умудрился… Лучше бы тебя не было вовсе…» Прямо сейчас готов язык себе отрезать за те слова, он не знал, что было мной сказано, но чувствовал обиду. Тогда я начинал плакать. Как младенец, навзрыд… «Ну хоть словечко…» Ты плачешь вместе со мной и обнимаешь со спины. Спасибо за это. Я правда благодарен… Или… когда ты написал, что хочешь, чтобы я покрасился в небесный, любимый твой цвет. Возмущений тогда много было, а в твоих глазах азарт. И ведь… мы правда пошли в салон и превратили меня в кусочек неба… Хах, забавно… Этим же днём я рискнул узнать про твоих родителей… А ты, оказывается, так и не узнал о них. С младенчества в приюте… ужасно. Ах… вечер, когда ты написал, что хочешь поехать к морю и плевать, что оно на другом конце города… Я, конечно, не отказал. Закат, прохладный песок, лёгкий бриз и шум волн. Ты сидишь, окутав своими руками мою, положив голову на плечо и мирно сопишь мне рядом с ухом. В тот вечер я забыл взять с собой блокнот, но разве это важно? Разве с хорошим, а главное, любимым человеком трудно помолчать? Да, иногда тишина жёстко давит на тебя, но ты справляешься… Детально помню это… Ты глубоко вздыхаешь и выдыхаешь, отстраняешься от моей руки и смотришь прямо в мои глаза, но не так как обычно. Будто монета повернулась другой стороной, той, что я ещё не видел, но вожделел бы… Мы не можем общаться, но и без бумаги и чернил твои намерения ясны. Ты тянешь дрожащую ручонку к ширинке моих джинс, а я не пытаюсь тебя остановить и лишь томно вздыхаю. Чим не умел… то и дело давился и прокашливался, задевал плоть зубами и причинял не самые приятные ощущения, но одна лишь мысль о происходящем сносила мне крышу. Я инстинктивно толкался навстречу приятному, не думая о последствиях. Чувство наступающего оргазма только нарастало… я излился прямо на лицо бедного Чима. Тут же достал платок из заднего кармана и помог избавится от всего этого с его прекрасного лица. Я подхватил его на руки и понёс в машину, что была припаркована недалеко от пляжа. Он не мог стонать, только издавать хрипящие звуки, что иногда пугали и говорили остановиться, мне казалось, что вот-вот и на щеке прекрасной фарфоровой куклы появится трещина… Я входил медленно, давал привыкнуть. Нежно целовал, чтобы тот отвлекался от зудящих, по началу неприятных ощущений, а сам захлёбывался от насыщением тобой… Никогда не забуду… Глупо… Правда, очень глупо… Люди умирают от пустяков, что выливаются в огромные проблемы. Ты можешь по дурости пойти к доктору после обыкновенной простуды, не надев шапку, чтобы проверить до того больное горло, а вернувшись, заработать тяжёлые осложнения, которые приведут к летальному исходу… Ты должен был идти в универ, что и сделал… Обычно я провожал тебя, но тогда плохо себя чувствовал. Ты так порывался остаться, но тебя ждал зачёт… Последняя страница блокнота, а точнее её четвертинка заполняется твоими тёплыми словами о любви и о том, что по пути назад купишь новую обитель для наших слов. Места для моего ответа не было, поэтому я лишь улыбнулся, обнял и наградил лёгким поцелуем в губы перед уходом… А лучше бы наплевал на своё здоровье… Глупо… ты уже шёл домой, радостный, что хорошо сдал зачёт с мыслями в голове о том, какого цвета прикупить бумажное изделие. Как вдруг хулиганы… вот так, из неоткуда. Мелкие воры по сути, хотели отнять мобильник и деньги, а отняли жизнь… Чими не понимал их просьб, а те лишь скалились и приговаривали о глухоте. Не рассчитал… один удар под дых и ты без сознания лежишь на этой грязной земле. Ты всё-таки упал пером туда, где никогда не должен был очутится. Через несколько часов ко мне прибегает твоя одногруппница с воплями и непонятной речью. Наконец разобрав её слова, я ошарашил. Говорить о своих тогдашних чувствах… всё и без слов ясно… Я похоронил тебя год назад. С тех пор почти каждый день навещаю и общаюсь с тобой. Прозвучит жутко, но наше общение не изменилось, только вот ты больше не пишешь мне о том, как сильно меня любишь… Обременять себя - самоё ужасное решение в жизни… Рамки с нашими общими фото разворачиваются лицевой стороной к стене… Твои вещи покоятся в коробке в самом дальнем углу, а в ярких языках пламени уже давно догорает та самая обитель наших слов… *** -Привет, малыш, — на лице Юнги мягкая улыбка.- Вот, твои любимые… голубые гортензии, — такие обычно не достанешь, но Мин знает и делает все для своего любимого… На момент Юн отчётливо услышал такое нежное «спасибо», что захотелось расплакаться от счастья.