Этой весной

В руке болтается банка колы с судьбоносной надписью «без сахара». Иногда мне кажется, что этой фразой можно разом охарактеризовать всю мою жизнь. За окном кружит первый декабрьский снег, хрупкими снежинками осыпаясь на грязную землю. Небо заволокли свинцовые тучи, нависнув над невысокими крышами старинных пятиэтажек, так и грозясь разразиться громом и молниями. Порывистый ветер, словно искусный музыкант, подчеркивает удручающую картину за окном, исполняя серенаду своим случайным слушателям. Невысокий фонарь на другой стороне двора освещает темный закуток, где по обыкновению собралась шпана местного разлива. Один из них яро жестикулирует, и, кажется, этого заводилу я уже где-то видела. Правда, с именами у меня туго, но лицо определенно выглядит знакомым и весьма примечательным: тонкие черты, белозубая улыбка, вызывающая забавные ямочки на щеках. Нетипичная внешность для обычного гопника. Впрочем, это лишь обман зрения, ничего не значащая деталь в облике, притягивающая взгляд, но аналогично шестому пальцу руки, выглядящая инородно на общем фоне. Хотя шестого пальца у него, пожалуй, все-таки нет. Удачный набор генов и ничего больше. Спрыгнув с подоконника, бреду к кровати. Сегодня нет настроения делать хоть что-то, в то время как постель манит своим теплом и мягкостью: так и хочется зарыться в одеяло с головой, подсунуть руки под подушку и больше никогда оттуда не выбираться. К счастью, планы на вечер это позволяют. Точнее полное их отсутствие. Ставлю колу на прикроватную тумбочку с характерным звуком удара железки о древесину и заваливаюсь на пружинный матрас. Идеально белое накрахмаленное бельё немного хрустит и приятно пахнет кокосом. С детства балдею от этого запаха, но вкус его люблю еще больше. Подгибаю колени к туловищу, сжимаясь в маленький мягкий клубочек: становится теплее и уютнее. Ставлю на телефоне будильник и блаженно заваливаюсь спать. До Нового Года целый месяц полный страданий, а потом я наконец смогу отправиться к маме в Тикси (небольшой поселок на севере России, в Якутии) с его вечными морозами и полярными ночами. Там я провела свое детство и юность, пока в шестнадцать лет не поступила в один из многих питерских средне специальных учебных заведений. Теперь, свернувшись калачиком под одеялом, я понимаю, как много это мне дало. Есть, конечно, и не очень приглядные стороны, но, в основном, переезд в северную столицу открыл мне множество путей в счастливое будущее, которые казались просто недосягаемыми в Тикси. Утро начинается с горячего кофе из пакетика и печенья. Я люблю баловать себя на завтрак, и это помогает не срываться мне днем. Всего семьдесят калорий в напитке и восемьдесят в сладости. Не так много, чтобы я не могла себе это позволить. Из окна на кухонный стол падает тусклый блик, захвативший край стены по соседству. На темно-зеленых обоях он выделяется немного ярче, чем на светлой древесине кухонной утвари. Взгляд цепляется за мятные занавески, ширины которых не хватает, чтобы покрыть окно целиком. Из-за этого я могу видеть, что за стеклом меня ждет уже привычный пронизывающий ветер, качающий оголенные ветви стройных деревьев в хорошо знакомом дворе. Снег сменился промозглым дождем и по недавно вымытому окну поползли неказистые разводы. И зачем я его мыла, спрашивается? Хотя винить в этом погоду несказанно глупо, особенно живя в Питере. Покончив с завтраком, я торопливо натянула широкие черные джинсы и непомерно огромную толстовку в цвет. На ноги отправились шерстяные носочки и демисезонные кроссовки. Вероятно, последние опять промокнут, но за неимением альтернативы, придется остаться верной именно этой паре. Застегнув объемный пуховик и закинув за плечи рюкзак, я наконец покинула свою лачугу в небольшом сером доме, неподалеку от станции метро, с потрескавшейся от времени плиткой в подъезде, и краской, сползшей со стен, с уже привычными неоплаченными счетами моих соседей, залежавшимися на подоконнике первого этажа. Теплый холл колледжа я встречаю словно манну небесную. Руки окоченели, а ноги ожидаемо промокли. Шарф я и вовсе забыла дома. Пробежавшись глазами по расписанию, узнаю нужный кабинет и направляюсь к нему. Пять минут до пары проходят вполне спокойно: я успеваю повторить материал прошлого занятия и перекинуться парой слов с Ромкой и Лерой. С ними мы познакомились год назад, когда попали в одну группу при колледже. Друзьями нас не назвать, но на приятелей вполне потянем. У нас сошлись многие интересы, потом появились темы для разговоров. Взаимной симпатии мы не испытываем, но ладить можем и без неё. Спустя двадцать минут откровенно скучной лекции, глаза начинают отчаянно слипаться. Спать хочется немилосердно, что, в общем-то, неудивительно: пара часов на ночной отдых — это совсем несерьезно. Из последних сил стараюсь влить в себя еще немного этой нудятины, но спустя двадцать минут окончательно вырубаюсь. Будит меня уже Ромка, энергично тряся за плечо. — Подъем, Дина. — через слипшиеся веки я с трудом вижу очертания его лица, но, кажется, он улыбается. — следующая философия, там и выспишься! Я недовольно соплю, но все-таки поднимаюсь с парты. Вряд ли я стала чувствовать себя лучше, но, во всяком случае, для организма пять часов сна лучше чем четыре. К тому же, Ромка прав: на философии я еще смогу отоспаться. Спустя три пары, две из которых я бессовестно продрыхла, двери колледжа наконец закрываются за моей спиной. Лера с Ромкой отправились в кафе, а я, под благородным предлогом помочь соседке по квартире, слиняла. Ребята могут что-то заподозрить, если я вновь откажусь есть в кафе с ними, особенно после целого учебного дня без всяких перекусов. Но мне не хочется привлекать внимание и вызывать ненужные подозрения. Тяжело вздохнул, я поправила рюкзак и направилась к остановке. Асфальт местами покрылся тонкой коркой льда, а унылый дождь снова сменился вязким снегом. В такое время самое то лепить снежки: они легко смогут принять нужную форму и сохранить ее на долгое время. Сразу вспоминается детство, пропитанное гуляниями с друзьями, веселыми играми и катанием на санках. Особенно я любила спускаться на последних с высокой горки недалеко от нашего с мамой дома. Ребятня часто всей гурьбой собиралась там короткими зимними днями, забрасывая друг друга снежками и лепя неряшливых снеговиков. Правда, снег в нашей местности редко был липким, обычно он рассыпается словно свежесмолотая мука, не позволяя слепить крепких снежков, что нас всех, конечно, несказанно огорчало. В кармане пуховика раздался звонок. На экране отобразилось имя моей хорошей знакомой — Шуры. Что удивительно, это ее имя по паспорту, а не производное от Александры. — Привет! — послышался радостный голос в трубке. — У тебя ведь нет планов на сегодняшний вечер? Звучало это больше утвердительно, чем вопросительно. Надо заметить, неспроста: я вообще редко что-то планирую и еще реже выбираюсь куда-то, чтобы развеяться. И сегодняшний вечер не был исключением. — Смотря, что ты от меня хочешь. — и пусть это звучит немного грубо, но Шура все равно не обидится на меня из-за такого пустяка. — У меня есть два билета на хоккей, — радостно сообщил голос из динамика. - Сегодня вечером, в пять часов. Отмазки не принимаются! В четыре жду тебя у метро. — Ладно, — на выдохе произношу я и сбрасываю вызов. Не то чтобы я совсем не хочу туда идти, но, все же, тишину своей комнаты в съемной квартире предпочитаю шумным местам, полным незнакомых людей. Но отказать — значит обидеть без повода. Я так не хочу, меня же потом съест собственная совесть. По пути домой покупаю очередную колу Zero с вишневым вкусом. Времени переодеться уже не остается, так что забрасываю рюкзак домой, забираю наушники и отправляюсь к метро. Из динамика раздается новая порция звука. — Ну, и где ты? — недовольно ворчит Шура. До встречи еще семь минут, но у нее есть дурацкая, как по мне, привычка приходить заранее. Нам с ней вообще тяжело вместе. К примеру, моя дурацкая привычка — это вечно опаздывать. И тут даже не важно, кто и где назначает встречу, я всё равно приду позже минут на пять-десять. — На перекрестке, у Пятерочки. Сейчас буду переходить дорогу. — Блин, Динка, я же замерзну сейчас и это будет на твоей совести! — пыхтит в трубку Шура, но я практически вижу, как она улыбается. Она определенно рада, что ей вообще удалось вытащить меня из дома; обычно это задача наивысшего уровня сложности. Нос мерзнет, и я безрадостно понимаю, что опять забыла дома шарф. Совсем не к месту живот начинает недовольно сжиматься, желудок подергивает легкими спазмами. Надо наконец выпить эту несчастную колу и купить жвачку в ближайшем ларьке. — Не преувеличивай, — цокаю я в трубку, делая голос максимально нейтральным. — Да и вообще, просто зайди в подземку. — Фиг с тобой! Жду на перроне, — Шура сбрасывает вызов, а на заднем фоне раздается реклама с известной песенкой от компании «Ваши деньги». Я ускоряю шаг, чтобы не заставлять её ждать уж слишком долго. Забегаю в ларек за жвачкой со вкусом дыни и направляюсь в сторону метро. На улице как-то незаметно вновь пошел дождь, и недавно выпавший снег начал превращаться в грязь и лужи. Небо затянулось серой дымкой, затмившей тусклое солнце. По обочинам дорог загорелись фонари: через полчаса уже совсем стемнеет, и улицы накроет непроницаемая тишина, как всегда и бывает в спальных районах города, далеких от культурных достопримечательностей и мест досуга молодежи. — Как же ты долго! — недовольно ворчит Шура, когда я спускаюсь на эскалаторе вниз. Она встречает меня прямо у ступеней, нетерпеливо вертя в руках телефон. Я в очередной раз отмечаю, какие у нее длинные пальцы, и как пристально она следит за своим маникюром. Сегодня он у нее бежевый, с небольшим аккуратным рисунком белого цвета на безымянном. Ее длинные темно-русые волосы скрыты под розовой вязаной шапочкой. Шура недовольно косит свои блеклые голубые глаза на мою открытую шею. Кажется, ей совсем не нравится мое безалаберное отношение к собственному здоровью. Но, что поделать, к тому же, она видит лишь верхушку айсберга. — На что идем, кстати? — задаю немного запоздалый вопрос, когда мы уже садимся в вагон. — СКА против ЦСКА. И я решила, что мы все-таки должны отпраздновать твой День Рождения, пусть он и был на прошлой неделе. — интересный выбор подарка, конечно, учитывая, что я далеко не фанат спортивных состязаний. — У нас билеты в VIP-зону. Они именные; брала специально для тебя! Шура широко улыбнулась, помахивая перед моим носом парой кусочков плотной бумаги, и убирает их обратно в сумку. Я улыбаюсь в ответ, стараясь не выдать своего удивления. Даже не зная точной стоимости такой вещицы, мне стало как-то неловко. Вряд ли я смогу подарить ей нечто похожее по себестоимости. У меня весьма ограниченные финансы, хотя я и неплохо экономлю на еде. Эх, вот в чем проблема общаться с людьми другого социального статуса — вечно чувствуешь себя каким-то нахлебником. Живот свело судорогой, и я наконец вспомнила о своих планах на колу. Вытащив небольшую железную банку с напитком из глубокого кармана, я с предвкушением потянула за ключ. Напиток оказался приторно-сладким, и меня немного замутило. Сделав еще пару жадных глотков, я отстранилась от крышки, чтобы перевести дыхание. — Сколько можно пить эту гадость! Она к тому же еще и вредная, блин! — осуждающе протянула Шура, не сводя с меня своих внимательных глаз. — Да отвали, нормальный напиток. Ничем не хуже твоего Липтона. — отмахнулась я, так как не хотела влезать в спор на тему вреда лимонада. Следовало перевести тему, но мысли как будто специально отказывались собираться в кучу. — Я хоть не пью его постоянно! А мы как не встретимся ты вечно со своей колой. Достаточно вспомнить, какой завал пустых банок с бутылками был у тебя в комнате, когда я пришла в гости! Ну, было такое один раз. Я никого не ждала, вот и не успела их выбросить; они так и стояли в аккуратный ряд вдоль каждой стены в несколько шеренг. Зрелище однозначно то ещё, и это при моей-то патологической мании к стерильной чистоте. Просто именно тогда я болела и убираться мне было до противного лень. — Ну хватит уже, Шур, — я плаксиво протянула ее имя, взывая к чувству жалости, — больше полугода прошло с той истории. Наигранно устало вздохнула я, укладываясь на плечо к подруге, явно демонстрируя свое нежелание продолжать диалог. Мерное постукивание колес вагона совсем меня разморило, веки стали тяжелыми, а голова так и клонилась вбок. — Сколько нам ехать? — Еще пять станций. — буркнула Шура, но не стала сбрасывать меня со своего плеча, за что я ей, по правде, очень благодарна. — Разбуди меня. — прошептала я и наконец погрузилась в долгожданный сон, отмечая на периферии уплывающего сознания, утвердительный кивок Шуры. До арены пришлось тащиться пешком, так как общественный транспорт там толи не работает, толи вовсе не был предусмотрен. Люди, словно зомби во время апокалипсиса, шли от метро сплошным потоком в одном направлении. Картина была бы даже забавной, не будь на улице так холодно, что страшно даже лишний раз нос из-под капюшона высунуть. Иногда на пути встречались продавцы хоккейной атрибутики: шарфы, шапки, плакаты и футболки с эмблемой ЦСКА. Обычный, как по мне, шарф, далеко не лучшего качества, стоил целых пять сотен, что несказанно меня поразило. Стадион был огромен. Тысячи людей, наглядно иллюстрируя броуновское движение, беспорядочно бродили по небольшому коридору, окружавшему хоккейную арену. Сиденья, упорядоченными рядами уходили вниз, практически перпендикулярно поверхности земли, создавая ложное ощущение обрыва. Проталкиваясь сквозь массивные скопища людей, мы поспешно направились к нашим местам. К счастью, проход к ним находился прямо напротив входа.