Безвозвратно

      Чувство — это такая штука, которая, однажды умерев, навряд ли воскреснет.       И сердце это понимает раньше, чем мозг; сердце чувствует, вернее, больше не чувствует того тепла, отношения, не чувствует любви. Когда твоя половинка приходит домой все позже, а на кухне давным-давно остыл ужин.       «Прости, совещание», «пробки», «колесо спустило», «Серегу встретил, тыщу лет не виделись» — миллион отмазок на все случаи жизни, но сердцу хочется верить, даже если от твоего мужчины несет чужими духами.       И постель холодна, и не согреться даже тогда, когда на улице плюс тридцать. И секс все реже, не дольше десяти минут, ведь он «устал на работе», совсем заездили. А на пиджаке чужой волос — даже тогда хочется верить, что это случайность. Да только осознавать не хочется, что все движется к завершению, и ваш корабль любви давно уже получил пробоину и теперь медленно тонет. И ты на этом корабле до последнего и, вероятней всего, утонешь.       И хотя вы еще на берегу договорились говорить друг другу правду, обсуждать все волнующие вас вопросы, преодолевая трудности. Все сейчас попросту летит к чертям, все уходит безвозвратно, и не удержать, хоть как не цепляйся.       Антон сидит на подоконнике в питерской квартире, курит одну за другой, крутит на пальце обручальное кольцо, поглядывая на часы и всматриваясь в вечерний город. На часах девять вечера, а впереди еще несколько часов ожидания и разрушения нервных клеток. В последнее время его муж стал задерживаться на работе; аврал, мать его.       Чем он заслужил такое — не понятно. Вероятней всего сильно любил, за что и получил. На кого его променяли? Почему? Множество вопросов, на которые нет ответов. Он же не истеричка, чтобы выяснять отношения, затевать скандалы и ссоры. Он выдержит.       Хлопает входная дверь, и Антон, кажется, не верит сам себе, когда слышит такое родное: — Я дома.       Арсений появляется в дверях, такой родной, теплый, как несколько лет назад, улыбается, подходит ближе и нежно целует, совсем как в их первый раз. Измученное сердце трепещет, и высокий светловолосый парень ластится, словно бездомный котенок, просящий ласки и любви. Может, сегодня праздник какой-то, потому что его обнимают, гладят по волосам, что-то шепчут, и тело хочет тепла. — У меня важная встреча, прости, — доносится до затуманенного разума, и парень открывает глаза, встречаясь с небесно-голубыми глазами, бесстыжими глазами. — Мне нужно в Москву. Сегодня. Сейчас. Контракт горит, — больше не чувствуется тепла. Только холод, дикий холод. Антон отстраняется, делает несколько шагов назад, трет переносицу, в отчаянии кусает губы. — Надолго? — где-то в оглушительном вакууме слышится его собственный голос. — Почему сейчас? — На неделю, не больше, — Попов пожимает плечами, улыбается, словно не замечая состояния своего юного мужа. — Поможешь собраться? — Да, конечно, — раздается дрожащее. Конечно он поможет, своими собственными руками опустит топор, обрубит все то, что связывало их, а теперь летит в неизвестность.       Арсений собирается долго и тщательно: трусы, носки, штаны, пиджаки, зубная щетка, бритва, ноутбук — словно не на наделю, а навсегда. Хотя, видимо, так и есть.       Руки дрожат, и тело дрожит, и хочется кричать, бить посуду и этого питерского интеллигента с повадками мазохиста. Но на деле он лишь вымучено улыбается. Он слишком слаб, он все еще любит и надеется, что все это сон.       Он помогает ему завязать галстук, и временами хочется затянуть узел потуже, чтобы увидеть в голубых глазах панику, боль, отчаянье, все то, что отражается сейчас в его глазах, все то, что Арсений по-прежнему не замечает или не хочет замечать, ведь так проще.       Антон слишком устал, устал бояться, переживать, думать, где он и с кем и почему так поступает; он слишком слаб только потому, что любит. Или уже не любит. Уже, вероятно, никогда и никого не полюбит. — Удачного полета, дорогой, — с невероятной усталостью и разочарованием произносит Шастун, а затем целует в щеку, в небритую, колючую чужую щеку. — Неделя пройдет быстро, что ты, — Арсений садится на мягкий диван, на дорожку, оглядывается по сторонам. Великолепный актер Арсений Попов словно отыгрывает свою последнюю роль, а парню, сидящему напротив, хочется прямо сейчас выйти в окно. Но он этого не сделает, это того не стоит.       В квартире полумрак, и темные силуэты двух мужчин проступают четко. Антон сидит, обхватив свои плечи руками, и смотрит в пол, куда угодно, но только не на сидящего напротив мужчину, который за эти несколько часов стал чужим окончательно и безвозвратно. — Не скучай, — Арсений поднимается, делает шаг вперед, легонько касается губами его макушки, и на душе становится очень холодно. Мужчина медленно идет на выход, и еще не поздно запустить в его голову стул, а после выхаживать и кормить его с ложечки всю оставшуюся жизнь, но Антон держится, он сильнее этого.       За окном непроглядная ночь, а он все смотрит из окна на медленно удаляющуюся фигуру и курит, дрожащими пальцами ломает сигарету и снова закуривает. Он слишком слаб в своей любви, вероятно, поэтому он сейчас один этой оглушительной тишине, телом и душой понимая, что Арсений не вернется ни через неделю, ни через год или два. Он ушел, ушел от него, и ничего уже не вернуть…