Солнечный зайчик

      Когда я проснулась, на улице уже было светло. В последний месяц, с тех пор как родился Кельвин, меня наконец оставили в покое и я жила как хотела.       Повалявшись ещё немного, я пошла в ванную, а потом на кухню, по дороге заглянув во вторую детскую, где, как обычно, сгрудилось всё семейство.       Мой второй сын родился месяц назад, третьего июля. Я боялась, что беременность и роды будут такими же ужасными, как первые, но ошиблась - всё оказалось ещё хуже. Доктор Штольц уверял, что это самовнушение и я сама себя накручиваю. Возможно, он был прав, а, может, с Армином было легче потому что я понятия не имела, что меня ждёт. Но вот чего я точно не ожидала - это то, что мой ребёнок окажется омегой. Мне почему-то казалось, что у меня должна родиться девочка. Что ж, я почти угадала.       Из детской раздался плач Кельвина - писклявое кошачье мяуканье. Я поморщилась, с ностальгией вспомнив басовитый младенческий рёв Армина, который уже в том возрасте был настоящим маленьким мужичком. Его младший брат, весивший при рождении всего три килограмма (что не помешало ему хорошенько меня порвать на выходе), был слишком похож на девчонку.       Второй раз я забеременела в конце декабря, через месяц после свадьбы. Мне было немного страшновато звонить Джеку - мы не виделись два года и я понятия не имела, что он думает о моей семейной жизни. Но всё оказалось проще простого : Джек очень обрадовался, услышав мой голос и сам предложил встретиться. Мы немного поболтали о всякой ерунде, а потом легли в койку. Про Армина он ни разу не спросил - может и так всё знал от своего папы, а может ему было наплевать. Меня его молчание устраивало. Я просто наслаждалась полноценным сексом, стараясь не думать о будущей беременности.       Как и предсказывал Штольц, залетела я почти сразу. Стефан, едва увидев тест с двумя полосками, вцепился в меня как клещ, душа заботой и опекой. Он постоянно баловал меня, спешил исполнить любой мой каприз и постоянно твердил, как он меня любит. В другой ситуации меня бы это порадовало, но сейчас я чувствовала себя просто инкубатором, за которым хорошо ухаживает рачительный хозяин.       За четыре месяца до рождения Кельвина к нам переехала бабушка - насовсем. Мама звонила каждый день - узнать как у меня дела. Сначала я сама подходила к телефону, но потом мне это надоело и я попросила Стефана принять огонь на себя, что он с удовольствием и сделал.       Наша со Стефом свадьба полностью изменила отношения в семье. Мама, которая раньше терпеть его не могла, встала на защиту зятя в первый же вечер, когда мы приехали в Куфштайн. Тётя Анна, явившаяся поглазеть на "того омежку-паралитика, который увёл у сына Хоффмайеров эту шлюху Лиззи", была бесцеремонно выставлена из бабушкиной квартиры. Скандал вышел безобразный : Анна, начавшая рассуждать о плохой наследственности в нашей семье ("Лисбет конечно нельзя винить - что с неё взять при такой-то матери"), получила в ответ подробный анализ собственной неудачной личной жизни ("твой муж наверное пьяный был когда на тебе женился, а как протрезвел сразу сбежал"). Я чуть со стыда не сгорела, но Стефан, привыкший к разборкам в родительском доме, воспринял происходящее спокойно. Мама, сорвав злость на сестре, впервые за два года разговаривала с ним нормально. А когда Стеф упомянул, что очень хочет второго ребёнка и попросил маму поговорить со мной об этом, она окончательно приняла его сторону.       К подготовке свадьбы меня не допустили. Всё было решено и сделано силами моих бабушки и мужа. Мне даже не позволили самой выбрать себе костюм. Бабуля, отвергнув все понравившиеся мне варианты, заявила, что я уже взрослая - жена и мать - и мне пора забыть "все эти подростковые скинхедовские штучки". Единственное, в чём я смогла поучаствовать - это составление списка гостей.       Выбрать имя для сына мне тоже не дали. Я хотела назвать его Эриком, но мама с бабушкой дружно от меня отмахнулись. На моё замечание, что Кельвин Харт вообще не звучит, последовал ответ - для омеги это не важно, он всё равно потом возьмёт фамилию мужа. Я решила не говорить им, что до свадьбы моему сыну ещё жить и жить, а имя настолько дурацкое, что бедному ребёнку повезёт, если над ним не станут смеяться в школе, но промолчала. Пусть делают что хотят.       Стефан явился на кухню, когда я доедала второй бутерброд. Тихо подъехав сзади, он обнял меня за бёдра. - Как дела у моей любимой девочки? - Всё нормально. Как мелкий? - Сходи посмотри сама, он вообще-то в соседней комнате. Ты проводишь с ним слишком мало времени. - Он и так получает больше внимания, чем нужно ребёнку его возраста. - Хочешь погулять с Армином? - В другой раз.       Два месяца назад Армин начал разговаривать "по-взрослому" - длинными сложными фразами. Болтал он меньше, чем Эдди, но плохо выговаривал половину букв и сильно коверкал слова. У меня не хватало терпения продираться сквозь эти словесные дебри и я с ностальгией вспоминала Пауля, который до пяти с половиной лет молчал как рыба, а, начав наконец говорить, высказывался кратко, редко и по делу. - Ты помнишь, что сегодня родительский день? - Угу. - Сходишь за детьми? - Конечно.       Я допила кофе и, поставив грязную кружку в раковину, поцеловала мужа в губы.       Я медленно шла по набережной в сторону дома дядюшек и пыталась вспомнить, в какой момент моя жизнь пошла по пизде.       Чисто формально, жаловаться мне было не на что. У меня была хорошая работа с очень приличной для моего возраста зарплатой, своя квартира в центре Вены, любящий богатый муж и двое милых детей. Для девочки, приехавшей из Куфштайна четыре года назад с одним чемоданом - очень даже неплохо. Вот только хозяйкой собственной жизни я больше не была.       Прошлогодний конфликт с дядей Крисом увял сам собой. Мои угрозы подействовали - папаша Стефа прекратил свою дурацкую войну против родного сына. Расследование, которое я начала тогда же, мои попытки понять, кем же на самом деле является мой муж - хитрожопым манипулятором, втёршимся ко мне в доверие или невинной жертвой обстоятельств, я прекратила. Не потому, что считала недостойным шпионить за собственным мужем. А потому, что жизнь сама ответила на мой вопрос.       Мне очень не нравилось об этом думать, но правда состояла в том, что Стефан меня наебал. Не уверена, что он с самого начала собирался это сделать, но в итоге вышло именно так, как и предсказывал дядя Крис.       Сомнения, возникшие два года назад, после рождения Армина, переросли в уверенность когда я забеременела Кельвином. Стефан меня использовал; и, если раньше делал это в лайтовой версии - в конце концов комфорт и уход ему мог обеспечить кто угодно - то в последний год он уже не скрывал, что видит во мне ходячий инкубатор, который обязан выплёвывать по младенцу каждые два-три года. Самым противным было то, что мои мама и бабушка полностью его в этом поддерживали. Их не интересовало моё мнение или желание. Для них - всех троих - я была просто принадлежащей им вещью : бабушкина любимица; хорошая дочь, воплотившая в жизнь все амбициозные мечты своей неудачницы-матери; любящая жена, готовая раздвигать ноги перед чужим мужиком, чтобы рожать детей своему инвалиду-мужу, неспособному стать отцом. Окружающие считают, что моя жизнь идеальна.       К деньгам Стефана - тем самым, ради которых я на нём женилась - я доступа не получила. Нет, мой муж не был жадным - он покупал мне всё, что я хотела, стоило мне только заикнуться. Он не давал мне только одного - возможности самой распоряжаться этими деньгами. Ещё он милостливо оставил мне половину моей зарплаты, взяв большую часть расходов по хозяйству на себя. Я стала копить деньги, стараясь не тратить лишнего - чтобы, в случае чего, не остаться на бобах. Я часто вспоминала слова дяди Криса о том, что Стефан меня просто использует и бросит, если найдёт вариант поинтересней. Первая часть его пророчества полностью оправдалась, а значит, вполне могла сбыться и вторая. Ведь вполне может случиться, что однажды моему мужу надоест со мной жить и он выкинет меня из своей жизни, как собирался выкинуть Грегора.       Доктор Штольц считает, что у меня послеродовая депрессия на фоне гормонов. Он направил меня к психотерапевту, который прочёл мне лекцию о счастье материнства и выписал антидепрессанты - раз уж я всё равно не кормлю грудью. Таблетки я взяла, а вот рассказывать правду о своих проблемах не стала - незачем кому-то знать, что меня обвели вокруг пальца.       А ещё я совершенно неожиданно подружилась с дядей Якобом. Теперь, спустя четыре года, я наконец начала понимать его отстранённость и нежелание вмешиваться в семейные дела. Теперь я на своей шкуре убедилась, какой это дурдом - это омежье-бабское царство. У меня не было ни малейшего желания в него встревать. Мои муж, мама и бабушка очень хотели рождения моих детей - вот пусть сами с ними и разбираются.       После обеда мы со Стефаном остались наедине. Пауль во что-то играл сам с собой, а Эдди, преисполненный сознания своей важности - теперь у него под началом было целых три младших брата - что-то терпеливо объяснял Армину. - Лиза, ты в порядке? Ты какя-то грустная, - Стеф взял меня за руку. Я послушно сжала его сильную ладонь и улыбнулась. Отче-боже, благослови театральную студию, где меня научили без усилий изображать любые эмоции. - Всё хорошо. - Чем мы займёмся завтра? Бабушка обещала посидеть с детьми целый день. - Не знаю. - Что ты хочешь? Всё для моей любимой жёнушки.       "Я хочу, чтобы всё было как раньше. Хочу вернуться на четыре года назад, когда мы только познакомились и никогда ничего не менять".       Вслух я это, разумеется, не сказала. - Я правда не знаю. Придумай сам что нибудь. Слушай, мне надо позвонить. - Хорошо, только не долго.       Трубку взяли после второго гудка. - Здравствуйте, Бригитта. - Здравствуй, Лиза. Как у вас с малышом дела? - Нормально. А у вас? - У меня ужасно. Эта новая помощница просто ходячая катастрофа. Она совершенно ничего не умеет! Не представляю, как я доживу до твоего возвращения. - Я насчёт этого и звоню. Как вы думаете, я могла бы выйти на работу...скажем, с понедельника? - Господи, конечно! Только...а как же твой мальчик? Ты же родила всего месяц назад. - У меня есть мальчик побольше, чтобы за ним присмотреть, ещё бабушка и домработник. Справятся как-нибудь и без меня. Чувствую я себя хорошо, а грудью всё равно не кормлю, так что сидеть дома смысла нет.       Когда я вернулась в гостиную, вся семья была в сборе. Я жизнерадостно улыбнулась и притворилась, что мне очень интересно проводить с ними время.       Все знакомые думают, что я счастлива и у меня нет причин их разубеждать.       Я хорошая актриса. КОНЕЦ.