«Всё, что мы о нём знаем — он умён, образован и совершенно безумен» к/ф «Семь»
Тридцать шесть лет назад
Лондон встретил гостя туманом и моросью, оседающей на дорогом пальто капельками воды. Эйрис торопливо сел в подоспевшее к аэропорту такси и принялся брезгливо вытирать мокрые ладони. Холод и сырость вкупе с чопорностью англичан выводили мужчину из себя, что, в свою очередь, сулило ухудшение самочувствия. А для главы процветающего семейства Таргариенов это значило немного иное, нежели обычная простуда. Вот и сейчас, заглушая радио и очередной вопрос водителя, Эйрис услышал их. Голоса. Невнятное бормотание, принадлежащее не внутреннему «Я», а кому-то извне. Словно осиный рой, голоса жужжали то слева, то справа, доводя Таргариена до исступления, но он никак не показывал этого внешне. Лишь морщины на уже немолодом лице становились всё глубже. Не ходи на собрание, тебя там ждёт западня. Улетай из города, здесь за каждым углом кроется зло. Они узнают, узнают, узнают твой секрет и заберут, украдут, присвоят, убью-ю-ю-ют… Тряхнув головой, мужчина попросил затормозить возле ближайшего магазина и подождать несколько минут, сунув в руку довольного водителя пачку купюр. Вернулся Эйрис уже с пузатой бутылкой самого крепкого виски «Дикий огонь». Весь оставшийся путь до нужного здания он провёл, медленно глотая обжигающий напиток. Только этот вид алкоголя мог заглушить голоса, роящиеся в голове. Выжечь, как не раз шутил сам Таргариен. В тайное место он приехал изрядно пьяным, но в состоянии ясно мыслить и более-менее твёрдо ступать. Мир вокруг неспешно вращался, забрасывая мерзкие капли дождя во все прорехи в одежде, но Эйриса это уже не волновало. Он подошёл к уютному кафе, располагающемуся на углу улицы, преодолел небольшое расстояние до барной стойки и, поманив пальцем юного администратора, продемонстрировал перстень-печатку, тускло блестящую на его располневшей руке. Трёхголовый алый дракон с распахнутыми пастями мерцал на черном обсидиане, невольно наводя суеверный ужас на всех, кто хоть немного задерживал взгляд на украшении. Однако сотрудник кафе не только не испугался, но и почтительно склонил голову, пригласив гостя следовать за ним. Открыв дверь в пустую VIP-зону, администратор подошёл к книжному шкафу, удачно вписавшемуся в атмосферу кафе, и потянул за секретный механизм. Открывшийся проход был уже знаком Эйрису, и он лишь сдержанно кивнул, ступив на первую ступеньку. — Третья дверь, милорд, — учтиво произнёс юноша. — И смею вас предупредить, что все члены ордена уже в сборе. Ждут только вас. Чёртов виски! Таргариен едва не выругался вслух, но сдержался и молча принялся спускаться в подвал. Когда собрание устраивалось в последний раз, десять лет назад, стены представляли собой голую кирпичную кладку с врезанными в неё держателями для факелов. Теперь же везде был сделан ремонт, а свет источали электрические лампы. Преодолев лестницу, Эйрис подошёл к нужной двери и с усилием открыл её. Пять пар глаз тут же обратили свой взор на опоздавшего. В серых читалось никогда не скрываемое презрение, в зелёных — насмешка пополам с торжеством, в синих, как море, — скука, а в пронзительных голубых — гнев. Последняя пара глаз, чёрных, как самая безлунная ночь, принадлежала неизвестному молодому человеку, изучающему Таргариена с интересом. — Скажите-ка нам, лорд Эйрис, — из уст Оленны Тирелл, главы ордена, титул прозвучал как ругательство, — для чего, по-вашему, нужны часы? — Чтобы узнавать по ним время, — стиснув зубы, ответил мужчина. — В самом деле? Тогда что же помешало вам явиться вовремя на собрание, раз уж я вижу на вашей руке этот замечательный предмет? Таргариен чувствовал себя школьником, которого отчитывает классный руководитель на глазах у всего класса. И, хотя никто из присутствующих не посмел улыбнуться или даже засмеяться, в зале царила общая атмосфера насмехательства. — Вам нечего сказать, милорд? Что же, а я даже отсюда чувствую запах виски, которым вы, видимо, изрядно побаловались в каком-нибудь лондонском баре! — Гнев Тирелл хлестал провинившегося мужчину по щекам не хуже перчатки, но Эйрис терпеливо слушал. Ему было не по статусу перечить главе. — Оленна, — спустя несколько долгих мгновений донёсся спокойный голос Тайвина Ланнистера. Эйрис отметил, что «лев» обращается к женщине как к равной, и та, как ни странно, нисколько не возмутилась этому. — Думаю, мы и так долго ждали нашего друга, чтобы терять драгоценные минуты. Десять лет без собраний, и вдруг — опять. Полагаю, была веская причина. Женщина, остановив на говорившем свой пронзительный взгляд, вздохнула и коротко кивнула в знак согласия. Эйрис, заняв, наконец, своё место в мягком новеньком кресле, приготовился слушать. Обычно инициатором собрания выступала или глава ордена, или один из членов. Наличие незнакомого человека уже говорило само за себя: в ряды единомышленников будут принимать новое семейство. — Как вы все знаете, помимо статуса тайных советников королевы, мы имеем нашу собственную цель — совершенствование человеческого рода, — вдохновенно начала Оленна. — Охватываем медицину, военное дело, образование и прочие сферы. Несколько лет назад я столкнулась с той проблемой, которая во все века волновала государства — преступностью. Это отдельный мир со своей иерархией, законами и монархами. Потому мне особенно приятно представить вам Дорана Мартелла, нашего потенциального собрата и одного из главарей преступной сети. Эйрис заметил, как Рикард Старк и Хостер Талли удивлённо вскинули брови и переглянулись. Все действительные члены ордена были примерно одного возраста и уже имели за плечами опыт прожитых лет. Представленный же юноша — иначе его назвать было невозможно — никак не походил на главаря банды, не то что — всего криминального мира. Однако, начав свою короткую речь, Доран показал себя знатоком своего дела. В доказательство собственных слов и заслуг он вручил каждому из присутствующих увесистые папки, в которых содержалась удивительная и даже шокирующая информация. Имена, места, события и даты — всё произвело на орден впечатление. — Думаю, что в силах не только вывести отношения государства и криминального мира на новый уровень, но и предоставить своих людей во всех странах. Nomen illis legio*, господа и дама, — торжественно произнёс Мартелл и развёл руки, словно желая продемонстрировать этот самый легион. Повисла тишина. Каждый из членов ордена обдумывал увиденное и услышанное, взвешивал плюсы и минусы такого сотрудничества. Эйрис, обхватив руками потяжелевшую голову, уже знал собственный ответ. Каким бы нахальным и подозрительным ни казался новенький, принятие в свои ряды подобного человека значило сделать огромный шаг к цели ордена. Ни для кого не было секретом, что государственные деятели сотрудничали с главами преступного мира. Но то, что предлагал Доран, было совершенно иным. — Скажите, мистер Мартелл, — задумчиво протянул Тайвин, глядя на одну из страниц папки, — а почему мы должны принять в наши ряды именно вас? Как я понимаю, среди вам подобных есть более ценные кандидатуры. Например, эта миссис Крейн. Она молода, но уже добилась гораздо большего, нежели вы. — Согласен, — таинственно улыбнулся Доран. — Но она не столь сговорчива, как я. Привыкла вести собственное дело и не лезть в политику. — Господа, — медленно протянула до этого молчащая Оленна. — Не хочу каким-то образом влиять на ваше мнение, но лишь отмечу: сама я не первый год нахожусь в подобных кругах, хоть пока и не заняла достаточно высокое место. И, прежде чем притащить в наше тайное логово этого юнца, переговорила со всеми значимыми людьми в криминальном мире. Господин Мартелл — лучший из тех, кто хотя бы заинтересовался в нашем деле. Таргариен тихо усмехнулся, прикрыв рот ладонью. Слова Тирелл имели большой вес, и то, что она высказалась в пользу юноши, фактически являлось утверждением его в орден. К тому же, при слове «юнец» Доран не только не оскорбился, но и не проявил какой-либо эмоции. Оленна любила хороших актёров, хоть и ратовала за искренность. — Я бы хотел отметить ещё одну важную вещь — чистота крови. Эйрис не сразу осознал, что говорит не кто-то иной, а он сам. Пять пар глаз вновь уставились на него, выражая целую палитру эмоций. Тихо откашлявшись, мужчина продолжил: — Столетия назад у нашего ордена была несколько иная цель, и хоть её серьёзно видоизменили, некоторые традиции соблюдаются по сей день. Титул, статус в обществе, воспитание и, в особенности, гены. Мы строго следим за тем, кого выбирают в супруги наши дети, а раз в сто лет соединяем узами брака наших лучших отпрысков, тем самым укрепляя союз. Каково ваше наследие? — Я знаю об этой особенности ордена, лорд Эйрис, — тепло улыбнулся Доран, но в чёрных глазах плескалась хитрость. — Могу вас заверить, что моя семья является потомками знатного рода, хоть и не носит титулов. Также я самолично воспитываю младших брата и сестру и сам надеюсь в ближайшем будущем подобрать себе достойную партию. Старк, ярый противник пункта о чистой крови, нахмурился. Эйрис уловил мимолётный обмен взглядами между Рикардом и Оленной, после чего последняя легко кивнула. Мужчина, выудив из стоящего возле него портфеля какие-то листы, откашлялся и обратился к остальным. — Прежде, чем выносить вопрос о принятии нового члена в наш орден на общее голосование, я хотел бы поднять ещё один вопрос, в котором, к сожалению, господин Мартелл не сможет участвовать в случае одобрения его кандидатуры по причине недолгого членства. Серые глаза уставились прямо на Таргариена, и тот почувствовал неподдельный страх. Сквозь алкогольную пелену пробились голоса, и их шум почти заглушил голос Старка. Западня, западня! — Я рад, что ты, Эйрис, так удачно поднял вопрос о прошлой миссии нашего ордена. Действительно, раньше значимость чистой крови волновала наших предков сильнее, чем благополучие нации в целом. Опыты, проводящиеся со времён средневековья, кровосмешение и прочие мерзости привели к ухудшению генофонда и практически истребили великие дома. Наши прапрапрадеды отказались от подобной цели, переписав историю и лишь как дань традициям согласившись на браки между членами ордена раз в сто лет. Но методы, коими достигались «совершенные» люди, оказались под запретом. И, к моему глубокому сожалению, один из нас пренебрёг этим, пойдя на ужасные вещи. Голоса в голове неистово закричали, и Эйрис словно оказался вне своего тела, наблюдая за всем со стороны. Вот Рикард раздаёт всем, кроме него и Дорана, листы с какими-то фото и текстовыми материалами. Оленна не выглядела удивлённой, что подтверждало её осведомлённость. Старк не вынес бы вопрос на общий совет без её согласия. Когда взоры всех членов ордена обратились к Таргариену, он вдруг понял: спустя десять лет собрание устроили не ради принятия в свои ряды Мартелла, а ради другого. Другого человека, нарушившего законы этого общества. — Лорд Эйрис, вы отрицаете все обвинения в ваш адрес? — донёсся властный голос Тирелл. Мужчина пытался что-то сказать, возразить или заступиться за себя, но язык не слушался его, а тело словно задеревенело. — Что же… В таком случае, вы лишаетесь титула, членства в ордене и всех прилагающихся привилегий. Ваши разработки в области химии и уже созданные препараты отныне принадлежат ордену. Попытка воспроизвести их по памяти понесёт за собой ваше немедленное заключение в тюрьму до конца жизни. Также вам запрещается каким-либо образом контактировать с вашим сыном Рейегаром в связи с опытами, которые вы на нём ставили. Мальчик с матерью будут жить отдельно. Попытка нарушить данный указ также карается пожизненным заключением. Все ваши вещи, относящиеся к ордену, документы, а также герб и печатка, будут изъяты нашими людьми… Оленна очень долго зачитывала перечень всего, что ожидает Эйриса в недалёком будущем, но он уже не слышал этого. Гул в голове стал невыносимым, и мужчина, не выдержав, громко закричал, осев на пол и вцепившись трясущимися пальцами в волосы. — Не нужно драматизировать, мистер Таргариен, — холодно пропела глава ордена. — То, что вы делали с мальчиком, карается смертной казнью. Хорошо, что эксперименты не дали никаких результатов. Иначе бы участь ваша была куда хуже.***
Эйрис смеялся, глядя на пустое место над камином, где раньше висел герб его рода. Они думают, что отобрали у меня всё. Думают, я разбит, уничтожен и сломлен. Пусть горят в адском пламени их чёртовы правила! Неженка Рейегар никогда не был идеальным сыном. Они думают, я мучил его… Мучил?! Мальчишка не перенёс ни одного препарата — вечно выблёвывал их вместе с ужином или завтраком. Отродье… Я придумаю иной способ сделать этого маменькиного сынка хоть немного похожим на меня. Продолжатель рода! Куда там! Нет, они ошиблись. Наконец-то они ошиблись! Чистота крови не в том, чтобы спать со своей женой. Идеального ребёнка может родить и та, что не скованна узами брака. Они глупы, если думали, что своё главное творение я не спрячу, не скрою, не отведу от него их взор! — Глупцы! — уже вслух выкрикнул Эйрис и громко захохотал. Его безумный взгляд воспалившихся от недосыпа глаз без устали метался по комнате, выискивая, выслеживая. Они сами следят за тобой. Знают каждый шаг, каждый вздох, каждую… мысль. Открылась входная дверь. Таргариен, замерев, прислушался. Он ждал гостя не раньше полуночи, но стрелки показывали лишь десять часов. Когда юноша в тёплом пальто опустился напротив хозяина дома, тот задал волнующий его вопрос: — Что тебе надо, Мартелл? Доран расслабленно откинулся на спинку кресла и поставил рядом трость. В прошлый раз, на встрече ордена, было не видно, как он хромает. Теперь же травма привлекла внимание Эйриса. — Не все мои сделки заканчивались удачно, как и переговоры, — проследив за взглядом мужчины, улыбнулся гость. — А надо мне, на самом деле, не очень многое. Для начала — предупредить. Мы знаем о Визерисе. Слова Дорана прозвучали как приговор. Таргариен тихо заскулил, с силой укусив собственную ладонь. — Было глупо с твоей стороны соваться к своему неузаконенному сыну сразу после исключения из ордена. Раньше все считали твои визиты в детский дом благотворительностью, но после Оленна заинтересовалась его обитателями и нашла то, что хотела, — деловито продолжал Мартелл, закинув ногу на ногу. — Спешу, однако, обрадовать, что тюремное заключение тебе не грозит, так как изначальные приказы о связи с сыном касались исключительно Рейегара. Так что скоро к тебе нагрянет кто-то из остальных членов ордена и передаст устное предупреждение. Визериса уже перевели в другое учреждение, так что оставь попытки его найти. — Почему кто-то другой должен мне сказать об этом, если ты уже тут? — просипел Эйрис. Во рту он чувствовал привкус собственной крови. — Потому что я разделяю твои взгляды на наше общее дело, — таинственно произнёс Доран и подался вперёд. — Старк узнал обо всём. Снова. Не знаю, как он добывает эти сведения, но шутки с ним плохи. Однако я тоже не обделён даром находить нужное. Как уже было сказано при нашей первой встрече, принцип чистоты крови ордена был мне знаком. Я давно интересовался вашей — то есть, уже нашей — историей. И так же указал на тот факт, что один воспитываю погодок — брата и сестру. Наша мать умерла, когда Оберину стукнуло три. Тогда-то груз воспитания лёг на мои плечи. И я вспомнил о чудесных методах, коими наши общие предки достигали… совершенства. Кривая улыбка медленно расползлась на лицах обоих мужчин. Мартелл медленно опустил руку на плечо Эйрису и похлопал его, протянув: — Мы с тобой на одной стороне, слышишь? Я пригляжу за Визерисом, насколько это будет возможно. К тому же, Рейегар и моя сестра, Элия, вполне могли бы в будущем создать новую ячейку общества. Кто знает, может она… исправит твоего сына.***
Когда Визерис в первый раз увидел своего отца, он заплакал. У всех мальчиков, которых он знал во дворе, папы были молодые, с пышными тёмными усами или щетиной. Его же родитель оказался далеко не молодым, к тому же, полностью седым. Однако после отец объяснил Визерису, что это — его настоящий цвет, и не седой вовсе, а благородный серебристый. Тогда мальчик стал гордиться, что Эйрис Таргариен — уникальный, ни на кого не похожий папа. Когда умерла мама, Визерис гостил у друзей семьи. Они хотели оставить его ещё ненадолго, но приехали странные дяди и забрали мальчика в детский дом. Когда туда приехал его папа, юный Таргариен вновь заплакал — от радости. Ведь теперь они наконец будут жить вместе! Но Эйрис лишь грустно покачал головой и заверил сына, что будет навещать его каждые выходные. И угощать самодельными сладостями. Только он никому-никому не должен рассказывать о том, что происходит на их встречах! Ведь Визерис взрослый, умный мальчик, не похожий на остальных детей. Как и его отец. Когда закрыли детский дом и всех детей перевели в другой, до которого пришлось лететь несколько часов, Визерису сказали, что больше его папа не сможет приходить по выходным. Вначале мальчик обрадовался: не всё, что говорил или давал отец, ему нравилось. А уколы, которые он изредка колол, были особенно противными, и после них Визерис несколько дней не мог разговаривать или кушать. Но, в целом, встречи с папой ему нравились, ведь никто больше не называл его особенным. Поэтому юный Таргариен вскоре заскучал на новом месте, но отец так и не приехал ни разу. Новые родители забрали Визериса в день его рождения, когда ему исполнилось семь. Мама была тихой и бледной женщиной, а папа — полноватым весельчаком, который постоянно что-то ел или пил из своей фляги. Они познакомили своего сына с двумя его новыми сёстрами: старшая, одногодка Визериса с красивыми рыжими, как у матери, волосами сразу подружилась с братом и постоянно проводила с ним свободное время. Младшая же, трёх лет от роду, постоянно кидала в мальчика игрушки и кусала, когда никто не видел. Визерис часто запирал её то в чулане, то в прачечной, и с удовольствием слушал, как она плачет. Через год он и Рос, его сестра-одногодка, поехали в лагерь. В первый же день внимание Визериса привлекла хорошенькая девочка из его отряда. Она приехала с папой, который то и дело ласково звал её «кошечка». Когда мужчина отправился за вещами дочери, юный Таргариен подошёл и робко поздоровался с красавицей, слегка писклявым голосом произнеся: — Привет! Я — Визерис Таргариен, а ты? Ни на торжественном ужине, ни в последующие дни девочка не появилась в лагере, что очень огорчило её потенциального друга. Когда Рос впервые поцеловала его, по привычке забравшись среди ночи в комнату к брату, Визерис уже посмотрел несколько взрослых фильмов вместе с отцом и даже щупал одноклассницу под юбкой, когда они вместе сидели на биологии. Однако поступок сестры так испугал юношу, что тот в ужасе выпрыгнул из кровати и принялся вытирать губы тыльной стороной ладони. «Мы же с тобой не родные, так что ничего плохого в этом нет», — сказала тогда Рос, широко улыбаясь. И Визерис поверил ей, ведь позже они многое что делали друг с другом, и это приносило им только хорошие эмоции и наслаждение. После школы Рос призналась брату, что влюбилась в какого-то парня, который уже имел определённый статус в криминальных кругах. Тот предложил ей работу и жильё. Визерис искренне пожелал сестре удачи и уехал в престижный университет. Ему нравилась медицина, легко давалась химия и дополнительный курс психологии. На втором курсе юноша представлял спонсорам свой собственный проект, и один из них живо заинтересовался. Вручив свою визитку, на которой значилось имя «Доран Мартелл» и номер, незнакомец заговорщически шепнул: «Твоя сестра отлично поладила с моим братом. Думаю, ты тоже нам пригодишься, Визерис. У тебя куда более богатая… наследственность». В двадцать три года, будучи уже состоявшимся молодым мужчиной, Визерис занял достойное место в криминальном мире, умело прячась за чужими спинами. Доран научил его, как заметать свои следы, играть фигурами на шахматной доске мира и при этом оставаться победителем. Лица юного Таргариена не знали враги и знали соратники. Постепенно он заполнял специальную коробку с файлами так называемых «полезных должников». Те, кому он оказал услугу на условиях ответного жеста доброй воли. Убийства, мошенничество, денежные аферы — всё приносило свои плоды, не мешая Визерису заниматься любимым делом. В свободное время он продолжал глубокое изучение всего того, что так привлекало его с детства и особенно — с университета. Своё первое экспериментальное средство, названное просто «Душитель», он отдал клиенту, пожелавшему убить свою супругу. Что-то во внешности незнакомца было странно знакомым, и Визерис отложил его дело в заветную коробку. Тогда-то его и нашёл отец. Нет, не толстяк-алкоголик, а среброволосый Эйрис, которого, однако, годы тоже не оставили прежним красавцем. Визерис обнаружил старика в собственной квартире, которую, он был уверен, закрыл перед уходом. — Ты всегда был моим лучшим творением, — сипло рассмеялся Таргариен, смерив сына тяжёлым взглядом. — Крепкий, умный, изворотливый. В детстве ты часто пускал слезу, а сейчас заставляешь рыдать других. Доран хорошо тебя натаскал, раз уж даже я за несколько лет твоей деятельности не смог учуять и узнать родную кровь. Прекрасную чистую кровь. Эйрис похлопал ладонью по креслу напротив себя, приглашая сына сесть. Визерис, удивлённо вскинув бровь, остался стоять в проёме. — Непокорный, — хмыкнул отец. — Не чуешь выгоды от общения со мной, верно? Да, с родительскими наставлениями я опоздал лет на десять, а то и больше, но всё же могу тебе многое предложить. Садись и слушай. Внимательно слушай меня, мальчик. Ты — моё наследие. И Эйрис рассказал об ордене. О том, как он зародился в Средневековье среди великих семейств. Первыми членами общества были тринадцать лордов, преследующих идею чистой крови и совершенного человека. Они поощряли инцест, объединяя своих детей и детей их детей, ставили опыты на них, не брезгуя использовать все известные средства. Лишь спустя несколько сотен лет, когда из тринадцати лордов и леди в ордене осталось пятеро, предки поняли свою ошибку и направили свою деятельность на благо всех людей. — Глупцы! — брызнув слюной, выкрикнул Эйрис. — Кому какое дело до жалких ничтожеств, когда в нас — тебе и мне в частности — коктейль и крови сотен наших предков! Конечно, они были идиотами, раз считали, что идеала можно добиться за столь маленькие сроки. Нет, нужно время, и оно подошло. Ты — тому доказательство! Если бы они дали мне время, я бы доказал это. Но нет! Проклятый Старк! Его сын сейчас возглавляет орден, насколько я знаю. Сосунок, лишь на несколько лет старше тебя самого! А мог бы быть и ты сам, если бы… Не важно. Мы им докажем. Тиреллам, Ланнистерам, Талли и проклятым Старкам. Докажем. Визерис провёл с отцом три дня, а после, перебравшись в его загородную резиденцию, ещё три года. Кто-то считал, что старик не в себе и бредит, но юный Таргариен понимал — вот она, истина, в устах Эйриса. Чем больше они ставили опытов друг на друге, чем больше Визерис слушал речи своего отца, тем отчётливее он осознавал свою истинную миссию. — У них, членов ордена, есть своя психушка, — частенько шептал в минуты тревоги Эйрис. — Там они держат всех, кого, как они считают, невозможно вылечить. Всех отпрысков тех тринадцати лордов. Говорят, сумасшествие убьёт нас, как проклятие за грехи предков. Но отчего же? Разве то был грех? Нет, милость! Мы творили чудо! Только раньше для этого требовалось хирургическое вмешательство, а теперь этих способов гораздо, гораздо больше. Ты не угодишь туда, мой мальчик, нет-нет. Ты ступишь в «Вестерос» как король и объяснишь своим подданным, что они не больны. Нет-нет, не больны, а здоровы. О да, их не надо лечить! Они уже идеальны! А остальных нужно выжигать, как старую траву на поле! Сжечь их всех! Горничная, работающая в этой резиденции последние полгода до смерти Эйриса Таргариена, позже не раз вскрикивала по ночам от кошмаров, в которых ей снился его мерзкий смех. «Он был абсолютно безумен — от мечущегося взгляда до трясущихся в припадке конечностей, — рассказывала она своей подруге. — Не то, что его сын. Красивый, обаятельный, скрытный. Ясный взгляд, идеально выглаженная одежда. А как говорит, как рассуждает! Удивительно, что он за три года жизни с отцом не свихнулся сам». Глупышка не знала, насколько она ошибается. Ведь её любопытный носик не совался в комнату молодого господина, шепчущего в бреду собственную мантру: «Тиреллы, Ланнистеры, Талли и Старки… Отомстить, всем и за всё. За отца, за себя, за прошлое и будущее. Не детям, нет — родителям. Детей уберечь, воспитать, взрастить. Идеальные… Они идеальные. Чистая кровь. Спрячься. За другим именем, за другими людьми, иначе тебя найдут, поймают, уничтожат. Твоё наследие — секрет, цель — секрет. Помни!»***
Ласковые солнечные лучи погладили по лицу крепко спящую девушку с золотистыми волосами. Несколько минут небесное светило любовалось стройной фигурой красавицы, обтянутой шёлковой сорочкой. Резкий звонок будильника спугнул незваного гостя, и солнце стыдливо спряталось за пробегающим мимо облаком. Лиза была счастлива. Тёплое летнее утро предвещало не менее прекрасный день, а затем — сладкий, как её любимый десерт, вечер. Застенчивая девушка открыла на жужжащем компьютере почту и в сотый раз прочитала письмо, присланное ей прошлым вечером: «Мне стало мало безликого общения. Видел тебя вчера в центральной библиотеке. Лиза, ты — само совершенство! Хочу покрыть поцелуями каждый сантиметр твоей шёлковой кожи и вдохнуть аромат этих невероятных золотых волос. Жду вечером после работы в твоём любимом кафе». Лиза тихо застонала и тут же зарделась, испугавшись собственного голоса. Переписка с таинственным мужчиной, длившаяся уже месяц, казалось не только романтичной, но и возбуждающей. И сегодня наконец все девичьи мечты должны были осуществиться. С сестрой они встретились в полдень возле огромного торгового центра. Младшая Талли с привычной завистью окинула взглядом Кейтилин: длинные стройные ноги, плоский, несмотря на такое количество рождённых детей, живот, мягкая линия бёдер под юбкой-карандашом и, конечно же, копна рыжих, как осенняя листва, волос. Все мужчины, засматривающиеся на старшую из сестер, восхваляли её глаза и волосы. Казалось, никто не видел тех лишних килограммов, которые в юности имела Кет, любящая сдобу. Нет, для всех она была идеалом. Лиза же всегда чувствовала себя паршивой овцой с похожими на сено патлами и голубыми невзрачными глазками. Но не теперь. Сейчас ей казалось, что все прохожие оборачиваются и провожают взглядом не замужнюю мать-Кейтилин, а свободную и влюблённую Лизу. — Ты вся светишься, — ласково улыбнулась старшая сестра, обнимая младшую за талию. — И похудела! Лиза, ты красавица! — Знаю, — игриво тряхнула волосами юная Талли и вздохнула: — У меня внутри всё трепещет! Неужели сегодня мы увидимся?! — Да, милая. — Кет засмеялась, но тут же сделала серьёзное лицо. — Ты уверена, что он не какой-то там… маньяк? — О, сестрица, опять ты за своё! Да, я уверена, не волнуйся. Если что, у меня в сумочке будет баллончик. Ну же, идём за платьем, а то времени совсем не останется! После двух часов примерки девушки остановились на красном платье-бандо с пайетками, выгодно подчёркивающем фигуру Лизы. — К нему прекрасно подойдут мамины украшения, — вдохновенно произнесла Кейтилин, когда сёстры вышли из магазина и направились за туфлями. — Да, согласна. И твой перстень! — Лиза схватила Кет за руку и указала на грубоватую печатку с серебристой форелью на сине-красном фоне. — Пожалуйста, одолжи мне его на один вечер! — Нет, — твёрдо ответила женщина, сжав кулак. — Ты же знаешь, что не могу. Ты взрослая, Лиза, и должна осознавать всю важность этого украшения.***
Она почувствовала его горячее дыхание на своих волосах прежде, чем услышала вкрадчивый и манящий голос: — Я готов сорвать это платье с тебя хоть сейчас. Щёки Лизы мгновенно залил румянец, и девушка из-под опущенных пушистых ресниц стала рассматривать своего таинственного воздыхателя. Первое, что бросилось в глаза, была необычная причёска. — Ты красишь волосы? — тоненьким голосом спросила Талли и тут же себя возненавидела за такой глупый вопрос. Мужчину, однако, он ничуть не смутил, и он коснулся длинными пальцами своих висков. — Ты об этом? Нет, с рождения такие. Мама шутила, что кто-то очень сильно напугал меня в детстве. На самом деле всему виной проказница-природа: у отца серебристые волосы, а у матери — чёрные. Я решил взять у каждого по кусочку. Лиза захихикала и уткнулась в винную карту, которую ей подал официант. Когда отец был жив, он любил посвящать дочерей в искусство виноделия, так что обе девушки прекрасно разбирались в сортах. Однако Лиза молчала, боясь напугать своего ухажёра излишней осведомлённостью. — Ты что-нибудь выбрала? — мягко спросил он, пронзительно глядя поверх меню на свою спутницу. От этого взгляда по телу юной Талли словно пускали электрический ток. — Лучше закажи ты, — стеснительно произнесла девушка и, отложив карточку в сторону, нервно сжала кулаки. — Эти украшения прекрасно сочетаются с платьем. Но почему именно рыбы? Лиза проследила за взглядом собеседника и огладила небольшую подвеску и серьги. — Это знак нашего дома. Ну, знаешь, вроде как герб. Воодушевлённая искренним интересом на лице мужчины, она продолжила: — Отец подарил это моей матери в день свадьбы. По наследству украшения перешли Кет, старшей сестре, но сегодня она разрешила мне их надеть. — И что же, к такому чудному комплекту не прилагалось… кольцо? Лиза по-детски надула губки. — Вообще-то, прилагалось. Но оно слегка грубоватое, скорее, мужское, да и вообще это перстень-печатка, так что… — Не выдержав, девушка выпалила: — Кет просто зажмотила его! Видите ли, это важный предмет для их общества! И ведь не говорит, что за кружок по интересам. Всё время молчит. Я ей говорю: «Твой муж же всё равно собирается закрывать ваш клуб, ты сама говорила, так зачем теперь нужен перстень?», а она мне… Странное выражение, на миг мелькнувшее на лице мужчины, заставило Лизу мгновенно прикусить язык. Под пристальным взглядом она не заметила, как разболтала то, что сестра строго-настрого запретила кому-либо говорить. — Да-да, не останавливайся, — мягко произнёс собеседник, накрыв дрожащую ладонь юной Талли своей. Пальцы уверенно огладили тыльную сторону. — Ты можешь рассказать мне всё. — Не могу. — Лиза почувствовала непривычный для неё прилив уверенности. — Такие вещи можно доверить только близкому человеку, а я даже имени твоего не знаю! Мужчина широко улыбнулся и наклонился к своей партнёрше. Мятное дыхание обожгло приоткрывшиеся в ожидании губы Лизы, и та, не выдержав, подалась навстречу. Поцелуй, короткий, но страстный, вскружил и без того затуманенную голову девушки. Когда появилась возможность сделать глоток воздуха, Талли жадно вдохнула, чувствуя, как колотится в груди сердце. — Я — Петир Бейлиш, — наклонившись к уху своей спутницы, прошептал Визерис и прошёлся носом вдоль шеи, вдыхая чересчур сладкий аромат. — И очень хочу услышать историю о твоих родных и том перстне.