Прикасаясь к душе

      Новый Мир приветливо шумит волнами, создавая атмосферу обманчивого спокойствия. Каждый пират знает, что в любой момент может грянуть шторм, цунами, а то и еще что похуже, вроде огненного ливня или града размером с добрый арбуз. Фрэнки пристально вглядывается вдаль, стараясь уловить малейшие изменения. Он, конечно, уверен, что Санни справится с любой бедой, но бездумно подвергать корабль опасности не собирается. Теплый бриз овевает лицо, море ласково обдает кожу брызгами. Киборг улыбается ночному небу, наслаждаясь малейшим покачиванием палубных досок под ногами. Он и не замечал, как сильно скучал по этому ощущению, по безграничным морским просторам, по команде, по Поющему мечнику.       - Не против, если я скрашу твое бдение? – Брук неслышно подходит сзади, его тело слишком легкое, чтобы хоть одна доска предупреждающе скрипнула. Да и на Санни доски никогда не скрипят.       - Конечно, нет. – Фрэнки не смотрит на Брука, но чувствует, как скелет опирается на борт рядом, улыбается своими несуществующими губами. И сердце киборга бьется чуточку сильнее. Наверное, будь оно человеческим, то уже давно выпрыгнуло бы из груди.       Какое-то время они молча смотрят вдаль, наслаждаясь минутами совместного одиночества. Кажется, во всем мире больше никого нет. И именно в эту минуту, в это короткое мгновение под звездным небом, им никто не нужен. Главное, чтобы плечи слегка соприкасались друг с другом, и слышалось почти невесомое дыхание где-то рядом. После двухлетней разлуки столько слов, но тишина всегда говорит больше, чем какое-то «я скучал» или «каждый день думал о тебе». Это и так само собой разумеется.       - Черт, я точно извращенец. Кажется, я влюбился в тебя еще сильнее. – Фрэнки поворачивает голову, жадно вглядывается в пустые глазницы Брука. Белоснежные кости словно светятся в темноте, взгляд киборга невольно цепляется за них, скользит по каждой трещине. Снова и снова, будто в любой момент они опять могут расстаться на долгих два года. Без предупреждения, вопреки собственным желаниям, несмотря на разрывающую изнутри тоску. От таких мыслей легкие словно сжимаются в тугой комок, и кажется, что воздух вот-вот закончится.       - Ох, тогда мы оба те еще извращенцы. – Смех Брука разлетается по палубе, окончательно разрывая тишину. Вместе им уютно, и совсем не важно: молчать или разговаривать. Все равно тепло, пронизывающее с макушки до пяток, никуда не денется. Фрэнки любит такие моменты. Потому что Король Душ смеется только для него. Киборг никому не признается, но он чертовски счастлив от того, что ни одна фанатка, ни один человек во всем мире не слышали такого смеха. Он словно переливается в воздухе, идет откуда-то из глубины души. Оттуда, где есть место только для одного взбалмошного киборга. В самом сокровенном уголке несуществующего сердца.       - Верно, нормальные люди не влюбляются с первого взгляда.       Они говорят вполголоса, ни капли не стараясь скрыть свою беседу. Да и от кого им можно было бы прятаться? Вокруг только море и накама. Морю все равно, а накама поймут. И даже порадуются за товарищей. Ведь действительно, мало кому везет вот так пропасть с полувзгляда, раствориться друг в друге на мгновение, чтобы потом еще долго думать: что же это только что было. И было ли вообще. Может, привиделось.       - Нормальные люди не влюбляются в кости. – Голова Брука склоняется на плечо Фрэнки и тот неподвижно замирает, боясь спугнуть мгновение. Поющий мечник кажется обманчиво беззащитным, а киборг – неподвижной скалой, за которую всегда можно ухватиться в бушующем шторме жизни. Но они оба знают, что друг для друга всегда поменяются местами.       «Если надо, я встану за тебя горой, я переверну мир с ног на голову, спущусь в самые глубины ада и надеру зад хоть морскому дьяволу. Но рядом с тобой я буду забывать о жестокости и подарю всю нежность, на которую только способен, одному тебе». Истина, которая не нуждается в произношении. Она просто есть и будет, пока длится их странное существование.       - А еще они не влюбляются в гору железа. – Громкий шепот киборга затухает в темноте, но Бруку его прекрасно слышно. Немного возбужденный, с хрипотцой, от которой по костям бегут мурашки.       - Значит, мы друг другу здорово подходим. – Времена, когда могло показаться иначе, давно прошли. Еще до их встречи, наверное. Может, когда Брук был жив, а Фрэнки еще не обзавелся металлическими частями тела, было бы сложнее принять столь странную любовь. Но это ведь любовь. Ее не выбирают. Она сама откуда-то исподволь проникает под кожу, пронизывает кости внезапной судорогой и забирает власть в свои нежные цепкие пальчики.       - А были сомнения? – Конечно, Фрэнки заранее знает ответ, но хочет услышать его своими ушами, прочувствовать каждым атомом. И Брук не подводит:       - Никогда. – Его голос звучит так уверенно, что перехватывает дыхание. Этот ответ – один на двоих. Он говорит о чувствах сильнее, чем даже «Я люблю тебя». И кровь быстрее несется по венам, словно шипучая газировка. Киборг может поклясться: это в тысячу раз лучше, чем кола. В тысячу раз лучше, чем в тысячу раз лучше.       Время летит очень быстро. Час за часом, словно одна минута. Видимо, все-таки счастливое время и вправду несется вперед так быстро, словно за ним гонится Нами и требует назад свои деньги. И вот на палубу уже выползает сонный Усопп, взъерошенный с красными от недосыпа глазами. Наверняка, так и не спал, увлеченный очередным изобретением. Еще один фанатик своего дела в команде одержимых мечтой фриков.       - Моя очередь, ребята. – Он зевает, смотрит на парочку расфокусированным взглядом и машет в сторону кают. Раньше они дежурили всю ночь, но в Новом Мире Нами настояла на двух сменах, чтобы никто точно случайно не уснул. В этой части Гранд Лайна небрежность равна смерти. Впрочем, несмотря на состояние накама, Фрэнки не сомневается: за Санни снайпер присмотрит.       - Удачного дежурства. – Киборг тянет Брука за собой, и они покидают палубу, так и не расцепив рук. И когда только успели ухватиться друг за друга? Может, на инстинктах, чтобы точно удостовериться: все правда, реальность, а не очередное наваждение или сон. За два года разлуки эти сны слишком их измучили. Сладкие и безнадежные. Великолепное сочетание.       Мало кто знает, но ни Фрэнки, ни Король Душ почти не нуждаются во сне (он, скорее, приятное развлечение). Тем более в редкие моменты, когда можно побыть немного вдвоем, не отвлекаясь на очередные неприятности или веселые приключения. Днем все не так. Днем они все поглощены жизнью, песнями и развлечениями. И это прекрасно. Ведь вся команда – это большая семья, которая снова вместе. Но все-таки, минуты, проведенные наедине друг с другом ценны по-особенному. Поэтому они не разбредаются по кроватям, а заваливаются на пару в каюту Фрэнки. В ней, конечно, все сплошняком завалено инструментами и непонятными механизмами, но все еще достаточно свободного места. В отличие от комнаты Брука, в которой и шагу ступить невозможно без того, чтобы не налететь на какой-нибудь музыкальный инструмент и не перебудить всех в округе.       - Дом милый дом! – Кровать натужно скрипит под весом Фрэнки. Большая, под стать хозяину, она занимает почти половину каюты, но совсем не кажется неуместной.       - Точно. Приятно, наконец, вернуться. – Поющий мечник устраивается рядом с киборгом и тот тут же сгребает его в объятия. В последнее время они все никак не могли выкроить хоть немного времени, чтобы вот так полежать. То на Сабаоди поднялась охота на Луффи, то на русальем острове они нашли неприятностей на свою голову. Удивительно, что спокойное время выдалось как раз в Новом Мире, хоть его и всякий, кому не лень, называет адским местом.       Близость пьянит Фрэнки сильнее вина. И совсем не важно, что в объятиях не красотка с огромной грудью, не симпатичный парень, а самый настоящий скелет. У Брука нет бархатистой кожи, мягких губ или длинных пушистых ресниц. У него нет волос на теле и, собственно, тела тоже нет. У него нет нервных окончаний, половых органов, его нельзя довести до оргазма. Удивительно даже то, что он может видеть, слышать, чувствовать вкус еды и она не вываливается у него между ребер. Но Фрэнки все равно хочет касаться его, обласкать каждую косточку, покрыть поцелуями каждый сантиметр. Хочет, чтобы Брук метался по кровати, плавился в огромных, но предельно нежных руках и шептал его имя.       - Как бы я сейчас хотел коснуться тебя. И чтобы ты тоже ощутил всю мою страсть до последней капли, – Он и не думает скрывать свои желания. Уж точно не тогда, когда тело говорит само за себя. Слишком долго они не соприкасались друг с другом, слишком отвыкли сдерживаться. И теперь уже невозможно удержаться от соблазна. К тому же, Брук совсем не против. Он только улыбается, словно знает что-то особенное. Что-то, что позволит и ему насладиться процессом.       - Ох, ну, это можно устроить. – Выпутавшись из рук Фрэнки, Брук слезает с кровати и потягивается, словно большая кошка. Немного мертвая, но все еще гибкая и, на взгляд киборга, грациозная. В голове вспыхивают и гаснут сотни мыслей и догадок, а сердце словно сумасшедшее толкается в стальную грудь. Неужели?..       - Что? – Не верится, что желаемое так близко. Брук стоит совсем рядом – только руку протяни. Но почему-то страшно. Все кажется сном, насмешкой сознания над несбыточной мечтой. И Фрэнки ужасно боится поверить в реальность происходящего, но в голове упрямо вертится: «Каково это, ощущать отклик в каждом прикосновении?», и руки дрожат от предвкушения, а в глазах подозрительно темнеет от возбуждения.       - У меня есть для тебя сюрприз. Закрой глаза. – Смех Брука пробирает до самых костей, проходится по телу киборга судорогой, и он послушно закрывает глаза. Ожидание длится меньше минуты, но кажется, будто прошло несколько столетий.       - Теперь можешь открыть.       Фрэнки не может оторвать взгляд. На мгновение он думает, будто глаза на самом деле еще закрыты и во всем виновата слишком разыгравшаяся фантазия. Брук прекрасен. Зеленоватое прозрачное свечение тонкой пленкой повторяет очертания скелета, охватывает каждую косточку и делает его похожим на таинственное видение.       - Что это? Ты научился надевать призрачное тело? – Восхищенный вздох срывается с губ сам собой, в груди что-то сжимается и разносится по телу обжигающей волной, задевая каждый миллиметр холодного металла.       - Нет, вовсе нет. Это не плоть, это душа. Я просто выпустил ее наружу. – Брук наслаждается реакцией Фрэнки. Наверное, во всем мире для него нет ничего привлекательнее тяжелого дыхания киборга, его приоткрытых губ и блестящих от восторга глаз.       - Ты позволишь мне коснуться твоей души? – Огромная стальная рука нерешительно замирает в сантиметре от дымки. Дыхание перехватывает при одной только мысли о том, что еще немного, и он ощутит под пальцами душу самого любимого существа на свете. И это куда интимнее простого прикосновения кожи к коже. Фрэнки уверен, что у него бы уже подогнулись колени от страха, если бы он стоял.       - Ее можно коснуться только тому, к кому я испытываю настолько сильные чувства, что они не помещаются внутри. – Только ободряющий ласковый шепот Брука помогает Фрэнки успокоить панику. И страх невзначай оставить на душе музыканта царапины потихоньку отступает.       - Она такая… мягкая и теплая. – Фрэнки касается чужой души как можно нежнее, едва ли не невесомо проводит пальцами по костям и от каждого прикосновения свечение на секунду вспыхивает сильнее. Это не похоже на прикосновения к коже. Более волнующе, ярко. Словно под ладонями - солнце, ластится к пальцам и согревает каким-то внутренним теплом.       - Это потому, что я люблю тебя. – Брук подходит еще ближе, так что их тела почти задевают друг друга. Слова не застревают на языке (впрочем, его и нет вовсе), а слетают легко и непринужденно. Как и было сказано, никаких страхов и сомнений. В конце концов, любовь – это всегда нормально, какой бы странной она ни казалась. Особенно, если она взаимна и приносит счастье влюбленным.       Да что уж тут говорить, даже их поцелуи странные. Провести языком по зубам, привычно одарить лаской небную кость, не ожидая иного ответа, кроме пальцев до синяков сжимающих стальные плечи. Тем ошеломительнее ответная ласка. Душа Брука мало похожа на язык. Разве что очень длинный, умопомрачительно горячий. Он забирает инициативу, с силой толкается в рот киборга, по-хозяйски исследует его, и это настолько восхитительно, что у Фрэнки начинает кружиться голова. Он только и может, что притянуть Брука ближе, прижимая его острые реберные кости к груди. Они ощущаются даже сквозь одежду. Горячие.       Весь мир, кажется, сошел с ума. Взорвался и разлетелся по вселенной мелкими кусочками. Вместе со всеми мыслями и рассуждениями, оставив только тяжелое дыхание, тихий смех и ощущение рук, стягивающих дурацкую гавайскую рубашку в цветочек. Фрэнки задыхается от этих прикосновений, тепло от костяных пальцев Брука проникает даже сквозь толстый слой металла, разбегается по венам пузырьками шампанского и весело сворачивается пульсирующим комом в животе. И его собственная душа, словно обезумев окончательно, рвется навстречу к каждому, самому мимолетному прикосновению.       Искренность киборга – словно ведро рома натощак. В голове Брука непривычно пусто, только пульсирует набатным колоколом желание еще, раз за разом, снова и снова касаться его тела. Как свое собственное ощущать чужое удовольствие, каждый неконтролируемый стон. Брук так давно не чувствовал возбуждения, что уже даже и забыл, каково это. Каждой клеточкой тела тянуться к партнеру, умирая от желания выплеснуть наружу всю нежность, страсть и любовь, что успели за десятилетия скопиться в мертвой оболочке.       Фрэнки хватается за плечи Короля душ, словно за спасательный круг, неловкими движениями пытается содрать лишнее. Вполне удачно. Куча одежды на Бруке раздражает. Ее так много, будто это попытка как-то заменить плоть. Под фраком, рубашкой и ярко-рыжим боа только обманчиво-хрупкие кости ключиц, ребер и позвоночника, которые так забавно звучат под огромными металлическими ладонями. Настоящая музыка. Тихая, приятная и немного интимная. Фрэнки воспринимает ее как что-то близкое к мурчанию большой кошки.       Наверное, кому-то другому показалось бы странным обнимать скелет, прижимать его к груди, бережно и трепетно, как самое дорогое на свете. Если, конечно, не брать в расчет некрофилов. Фрэнки никогда не причислял себя к последним. Он не любил мертвецов, он любил Брука. Живого, веселого, с идиотскими шутками и заразительным смехом. Ровно так же как и Брук не испытывал слабости к полуроботам. Только к Фрэнки. Одному единственному существу по обе стороны Ред Лайна.       Обычно Фрэнки только берет. Ведь Бруку проявлять инициативу затруднительно, хотя он очень старается показать свое участие. Но на этот раз все иначе. И киборг теряется в ощущениях, словно последний девственник. Да и как можно устоять, если тот самый, пусть и не человек вовсе, прижимает к кровати, нависает сверху и целует, целует, целует. Неожиданно властно и мягко, нежно и страстно, будто бы в последний раз. Фрэнки перебирает пальцами выпирающие позвонки, сжимает тазовые кости, с трудом сдерживая силу, чтобы не сломать их.       Брук же просто делает то, о чем давно мечтал. О чем не переставая думал с тех самых пор, как научился отделять душу от тела. Его пальцы сжимаются на члене киборга, поглаживают его сквозь ткань трусов, ощущают пульсацию крови в напряженном органе. А Фрэнки впервые жалеет, что не стал нудистом. Тогда не было бы даже такой ничтожной преграды, как клочок ткани. Он шипит, тянется к ласкающей руке, бормочет что-то сквозь зубы. Кажется, молит бога не останавливаться.       Может быть, кто-то скривился бы от отвращения, увидев подобную картину. Но только тот, кто слишком слеп, чтобы увидеть искренность. Это не секс, не извращенная блажь. Это просто то, что называют «заниматься любовью».       Это состоит не из страсти, не из борьбы за доминирование, не из вожделения или похоти. Это – один как продолжение другого, безграничное доверие, готовность пойти следом и повести за собой, угадать чужое желание, последовать ему и получить в ответ свою мечту. Не такую Мечту, за которой они все следуют по Гранд Лайн. Свою, маленькую, личную, рассчитанную только на двоих.       Именно поэтому Фрэнки с готовностью следует за Бруком. Не потому, что тот сильнее. Просто так лучше, правильнее, идеально. Края кровати идут трещинами, киборг сжимает их слишком сильно. Но иначе не получается. Ему бы хотелось сжимать Брука, его ребра или тазобедренные кости, но легче отрубить себе руки, чем причинить вред Поющему мечнику. И киборг методично приводит в негодность элемент мебели, хватая ртом раскаленный воздух. Он только рад, когда Брук, наконец, стягивает с него и трусы, разводит в стороны металлические ноги и касается «языком» самого кончика головки, скользит по стволу ниже. Охватывает спиралью, сжимает по всей длине ровно настолько, чтобы искры удовольствия посыпались из глаз, а губы не смогли сдерживать стоны. Только и сил – чтобы тише, чтобы не перебудить команду.       - Ты позволишь? – Брук отпускает киборга. Смотрит ему в глаза, и Фрэнки видит свое отражение в пустых глазницах. Наверное, потому, что на самом деле они вовсе не пустые. Да и могут ли быть пустыми глаза, которые смотрят с такой нежностью? Всепоглощающей, яркой, уютной, словно пламя свечей на первом свидании. Теперь их лица друг напротив друга. Они соприкасались бы носами, наверное. Если бы у Брука был нос.       - Конечно. - Согласие – всего лишь формальность. На самом деле его видно в затуманенном взгляде, раскрасневшихся щеках, в почти болезненном возбуждении. В доверчиво разведенных в стороны ногах. В тяжелом дыхании, за которым слышится: «Еще, я хочу еще. Чтобы до взрыва, до сорванного голоса и трясущихся коленей».       - Расслабься. Будет совсем не больно. – Шепот Брука над самым ухом, ему невозможно не поверить. И действительно, совсем не больно. Скорее, непривычно. Фрэнки чувствует, как в него проникает что-то тонкое, теплое, мягкое и будто бы плюшевое. Оно разрастается внутри, наполняет тело до предела, касается каждого миллиметра и мерно пульсирует в такт биению сердца. Дыхание прерывается, киборг даже не замечает, как прогибается в пояснице, стараясь почувствовать еще ярче это непередаваемое чувство наполненности, а на его глазах выступают слезы. Наверное, странно плакать от удовольствия. Но кому какое дело?       - О, боже, твоя душа во мне… - голос Фрэнки похож не то на скулеж, не то на хрип. Словно он вчера съел как минимум две тонны мороженого. Только Брук – лучше мороженого. А когда Поющий Мечник начинает двигаться, киборг совсем теряет связь с реальностью. Есть только твердые руки Брука, опирающиеся на стальную грудь и безумное наслаждение. Оно подобно взрыву или бушующему шторму. Словно кто-то взболтал кипяток с содой и пустил течь по венам.       Фрэнки вкладывает всего себя в каждое движение навстречу. И когда их души соприкасаются, сердце готово остановиться, словно через него только что пропустили двести двадцать вольт. Или, скорее, не меньше двух тысяч.       Или даже трех. Сильнее и сильнее, пока онемевший клубок удовольствия не взорвется в животе подобно сверхновой. Фрэнки даже не надо прикасаться к себе, чтобы кончить с хриплым криком. Брук же просто чувствует на себе то же, что и Фрэнки. Но этого достаточно, чтобы едва не умереть снова.       - А потише нельзя? – Недовольный голос Санджи сопровождается пинком в стену.       - Кажется, мы все-таки перебудили команду. - Бормочет Брук, ни капельки, впрочем, ни о чем не жалея.       - Надо поставить звукоизоляцию. – Фрэнки устало смеется, обхватывая Брука поперек ребер и прижимая к себе. Сияние уже сошло с костей, но они до сих пор будто хранят тепло ночи.       - Я тоже тебя люблю. – Музыкант тихо смеется. Кажется, он тоже сорвал голосовые связки. Несмотря на то, что у него их даже нет. Брук не нуждается во сне, как и Фрэнки. Поэтому они просто лежат в обнимку, лениво перебрасываясь фразами, пока на горизонте не появляется первая полоска света. И уже потом ползут в пока еще пустую ванну, чтобы отмокнуть после долгой ночи.       - Эй вы, парочка идиотов, а ну живо выметайтесь. Вы же не одни на корабле, чтобы занимать ванну на два часа. За каждую последующую минуту штраф в тысячу белли! - кричит Нами, обрушивая на крепкую дверь свое недовольство.       - Санджи, мяса! – Слышится с палубы голос Луффи.       День начинается. Еще один день, наполненный счастьем, приключениями, Мечтой и любовью.