Афина

      — Долго там ещё? — Спросила Оля. Как ей объяснили, поскольку это было её первое обследование, сложностей было больше, и её задержали подольше.       Теперь вместе с Кэрри, которая решила её подождать, они оказались втянуты в очередь, тянувшуюся на пол коридора. Сидели в кабинет глав-врача. Худая девушка встала и осмотрела очередь, стараясь изобразить профессиональное лицо.       — Минут двадцать не больше.- Авторитетно заявила она.- Знаешь, я не первый раз в очереди.       — Угу.- Кивнула Оля. Полчаса назад Кэрри говорила то же самое.       Большая часть детей уже прошла обследование, сразу сдали документы и ушли спать. Вся очередь состояла из задержавшихся вроде неё. Странно, но то, что она не единственный новичок, её удивило.       Двигалась очередь быстро, но не так быстро, как хотелось бы, Оля уже начинала клевать носом. Всё чаще в коридоре раздавались протяжные зевки. Тихо вздохнув, девушка прикрыла глаза.       Из-за этого, наверное, она и не обратила внимания на звук открывшейся двери и на приближающиеся шаги.       — Ну привет.       Противный высокомерный голос, говорящий в нос, и резкий дурманящий запах одеколона. Оля открыла глаза и не смогла скрыть гримасу отвращения.       — Чё не отвечаешь? Я ж поздоровался.       Макс Фрай нагнулся и небрежно ухватил её за подбородок. Его влажная чёрная майка практически уткнулась ей в лицо, и от густого тошнотворного мускусного запаха, смешанного с запахом пота, заслезились глаза.       Оля сглотнула и, стараясь не дышать, мотнула головой и отодвинулась подальше.       — Привет Макс, — утомлённо пробормотала она.       Фрай — загорелый подкачанный парень и настоящий альфа-самец (в своих мечтах), всегда одетый по последней моде (опять же сомнительно) и вечно пахнущий тошнотворным парфюмом, стоял перед ней с излюбленной нахальной улыбочкой и руки-в-боки.       Впрочем, те, кто его знали, подозревали, что так пахнет скорее его раздутое эго, которому не хватило место внутри тело и которое уже давно начинало загнивать, вместе со здравым смыслом.       Макс на всех вокруг смотрел с неприкрытым высокомерием, считая своим долгом заткнуть, перебить и осведомить о своём непогрешимом мнении каждого, кто попадал в радиус поражения. Он хамил всем, кроме тех, кто был сильнее и изо всех сил старался выглядеть важным и значимым.       Любое слово в его сторону могло быть расценено как «наезд» и тут же получить в ответ целый поток самых разнообразных угроз и заявлений о силе своего удара… которые, правда, подтверждались довольно редко.       Так же Фрай оказывал повышенное внимание всем лицам женского пола, при полном отсутствии чувства дистанции. Как правило он, само собой, получал отказ. Если бы не Кэрри, которая по собственному заявлению переспала с ним один раз чисто из любопытства, то Оля так до сих пор бы и гадала, кем является этот большой капризный ребёнок в павлиньих перьях — скрытым девственником или латентным насильником?       К ней Макс отчего-то проявил повышенное внимание. К счастью, они жили в разных комнатах (странной тенденцией этого интерната было то, что отсутствовало разделение на мальчиков и девочек, все жили вместе), однако от его преследования — а иначе и не назовёшь! — никакого житья не было.       Он постоянно подстерегал её в коридорах, в столовой и в школе, непрерывно хватал за всё, что мог дотянуться и постоянно предлагал заняться… тем самым. Олю это пугало и одновременно приводило в бешенство.       Ударить его — а некоторые девочки так и делали — она не могла, ответить тоже, поэтому просто молча ждала, когда он отстанет или, если была возможность, убегала. А «…дать ему шокером по яйцам», как предлагала Кэрри, казалось ей просто немыслимым.       А вот он её ударил. Почти что раза три, когда она пыталась вывернуться или просто уйти. На левом запястье остался отвратительный синяк. Когда её спросили в чём дело, она рассказала о проблемах с Максом, но ей ответили что с ним поговорят.       Эффекта от «разговора» хватило ровно на полтора дня, после чего этот упёртый баран возобновил то, что похоже считал флиртом, с удвоенной силой. Меньше всего Оле хотелось провести остаток жизни до совершеннолетия под одной крышей с ним.       — А ты чё какая грустная?       — Отстань. Дыша через рот, Оля отвернулась, но запах оказался такой густой, что, казалось, оседал на языке. К горлу подкатила тошнота. Он что, купается в нём?!       — Да ладно те, чё… Макс положил руку ей на плечо. Оля попыталась её убрать, но парень намёка не понял.       — Я ж по-дружески, чё как дела…       Видимо сказалась сонливость. Не успев подумать, Оля положила руку ему на грудь и несильно оттолкнула.       — Отв…       Только через секунду до неё дошло, что случилось, но было поздно. Сразу же после этого движения левая сторона лица вспыхнула болью, и девушка с тихим всхлипом упала на пол.       Макс как всегда бил со всей силы, и как всегда до него не дошло, что чёрт возьми он натворил. Как и все парни подобного толка, он сначала делал, а потом искренне недоумевал, почему все на него орут — ну вы чо, смешно же было!       — Ты чо, охренела меня толкать? — Осведомился он, нависая над девушкой. Оля всхлипнула, держась за челюсть. Щека горела огнём, и боль отдавалась в виски. По щекам полились слёзы.       — Эй, ты чего ревёшь? Фрай нагнулся над ней с идиотским сочувствием на лице.       — Ты чего, я же не сильно.       «…шокером по яйцам…»       — Пошёл… нахуй… сука…- Прошипела девушка и с силой ударила его ладонью по шее. Послышался треск, знакомое гудение и боль во лбу. Через секунду парень конвульсивно дёрнулся и отлетел к противоположной стене.       А ещё через секунду, оправившись, снова подскочил к девушке. Его лицо полыхало обидой и злобой.       -Ты охуела что ли, мелкая шлюха?!..- Заорал он, занося ногу.- Ты чё, бля…       Но тут его, наконец, сообразили оттащить. А так он бы её избил, всерьёз и по-настоящему.       От боли Оля ничего не соображала. Ни как её посадили на скамейку, ни как утащили Фрая, ни как чьи-то нежные тёплые руки обследовали мягкими касаниями её лицо, затапливая его своим теплом…       В её сознание снова ворвался удар, а запах тошнотворного одеколона превратился в запах гари.       «Это аккумулятор горит… — Подумала она.- Искра была рядом с двигателем, а к нему подводился бензин. Пуф… И огонь. Я тут не при чём».       А потом эта мысль пропала, оставив только нестерпимую боль… и сменившись вопросом, который она запрещала себе задавать, потому что знала — на него не будет ответа. Это жалкий вопрос проигравшего, вопрос слабака, вопрос…       «За что?! Господи, за что мне всё это?! Ведь было всё так хорошо! За что?!»       Её прорвало. Оля зарыдала. Оттолкнув нежные, источающие тепло, незнакомые руки она свалилась на пол, забилась под скамью и там, закрыв ноющее лицо руками, заревела. Слёзы текли ручьями, по телу струился пот, а боль рвала её на куски.       «Господи, за что?!»       И вдруг, совершенно неожиданно, пришёл ответ. На одно мгновение в памяти вспыхнул яркий образ из сна, который приснился ей прошлой ночью… и который она отмела, по привычке вновь начав прокручивать в голове свои невзгоды.       Этот образ был странно далёким, и одновременно очень родным. Ей снилось, что она из океана мерцающей тьмы попала в очень старый и густой лес. Под ногами шуршали сухие листья и кустарники, где-то вдалеке журчал ручей, и более ни звука.       Тропинок не было, и идти приходилось напрямик. Заплутав, Оля вышла к почти идеально круглой поляне, на краю которой рос высокий узловатый дуб с широкой кроной, а почти посредине лежал поросший мхом валун. На нём сидел кот.       Солнца было не видно, оно светило откуда-то из-за крон, и серая пушистая шерсть кота отливала в этом свете серебром. Он сидел, жмурясь на свет, и усы его топорщились во все стороны. Хвост кот обернул вокруг лап, будто бы устроившись на своём собственном кресле.       Когда Оля во сне приблизилась к валуну, кот открыл свои ярко-жёлтые глаза и спокойно посмотрел на неё. Через секунду она проснулась, за окном было темно, а в голове огненно горели слова: «Уже скоро он придёт. А ты, лучше не ходи с ней по левому коридору.»       Что всё это значило? Почему она вспомнила это только сейчас, и почему этот странный, нереалистичный, бредовый сон так её успокоил? Оля не знала, а через мгновение, сама не зная почему, снова всё забыла. Только на душе стало чуть легче.       И в тот же момент она пришла в себя. Она сидела на холодном полу, глаза щипало, а лицо всё так же горело. Перед ней сидела хрупкая блондинка с встревоженными голубыми глазами и нежным лицом.       Она гладила её по голове, по-матерински приговаривая, что всё будет хорошо. Оля не знала, кто эта девушка, но чувствовала, что это её нежные руки дарили тепло и снимали боль.       «…в больнице работают несколько целителей…»       — Ты… целитель?..- Невнятно спросила Оля. Девушка в ответ кивнула, не переставая гладить её по голове.       — Да, — сказала она.- Я Зорянка.       — Оля.       — Приятно познакомиться. Оль, посиди спокойно, я сейчас попробую ослабить боль. Мне жаль, что так получилось.       — Ничего.- Она улыбнулась.- Я сама виновата. Зорянка помотала головой.       — Ничего подобного. Виноват этот козёл. Его давно пора кому-то поставить на место.       — Но…       — Оль. Зорянка взяла её за подбородок и чуть сжала. Боль стала постепенно проходить.       — Ты не Иисус, — сказала она, чуть погодя, — не пытайся брать на себя вину всего человечества… и особенно таких, как Фрай. Если они этого и заслуживают, то точно не от тебя.       Эту фразу Оля вспоминала в своей жизни не раз и не два… Но с Зорей она больше никогда не виделась.