Афина

      «…А что дальше?»       С этим вопросом она засыпала в первый свой день в этом новом странном месте, и каждое утро, лёжа в кровати, мучительно его обдумывала. Что, мать его, дальше?       Нет, конечно, найти логичный ответ на этот вопрос ей не составляло большого труда.       Дальше ей следовало просто ждать, пока родители и брат поправятся, после чего вернуться домой, а до того изображать покорную овечку… в том числе и не пытаться бежать из этой ловушки.       Да, Оля прекрасно понимала, что попала в ловушку. В чужой стране, где у неё нет гражданства, после крайне подозрительной аварии, и не менее подозрительного лечения, её пристраивают в какой-то левый приют псевдо-правительственные агенты.       Несмотря на то, что звучало всё это как сюжет неплохого триллера, Оля трезво оценивала происходящее. Да, она попала в ситуацию, из ряда вон выходящую, но у неё абсолютно нет времени на то, чтобы удивляться этому. Надо думать над тем, как её разрешить.       И так, родители сейчас в тяжёлом состоянии. Несмотря на то, что «Лютер» (она сомневалась, что это настоящее имя, так же, как и Смит) взял контакты её тёти с дядей, скорее всего с ними так и не связались, либо же…       Ладно, тут было три варианта. Либо с ними всё-таки связались и скоро они приедут помочь. Либо с ними не связались, и на родине об Оле больше не услышат. Либо… с ними связались и устранили.       Последний вариант выглядел гораздо менее реалистичным, чем другие два — слишком много хлопот для её персоны — однако и его отбрасывать не стоило. А если ещё подумать, принимая во внимание то, что они знают про её сверх способности…       Второй вариант при всём этом казался наиболее близким к истине.       И так, что дальше? Если её действительно не собираются отпускать и так ей и придётся жить до смерти в этой… или какой-нибудь другой комфортабельной тюрьме, с ежемесячными «обследованиями»?       Такая перспектива приводила её в полное отчаяние. Хотя, если верить словам воспитателей — тех, кто присматривали за детьми, по одному на комнату — то всё было не так уж и плохо… но тут ключевое слово «если». Вполне возможно им всем тут запудрили мозги, чтобы…       «А чтобы что?»       Этот вопрос тоже не давал покоя. Да, она обладает уникальными способностями, которые недоступны другим людям, и да, эти способности опасны. Очевидно, что другие дети так же обладают подобными силами.       Так же очевидно, что это заведение вроде изолятора, чтобы они никому не навредили. Но всё же, то, что местные говорили обо всём этом — а на её вопросы отвечали крайне охотно, пусть и заученно — звучало очень похоже на правду. Просто ну очень похоже.       Данный интернат, по их словам, был отделением секретной Организации (она так и называется), которая занимается поиском и обучением людей с необычными способностями, а так же решением проблем связанными с этими людьми и обычным человеческим обществом.       Все подобные отделения внешне выглядели и проходили по бумагам, как детские дома, санатории, лагеря, школы-интернаты вроде этой и так далее. Все их объединяло то, что в подвале каждого имелся вход в подземный лабораторный комплекс, куда детей водили на обследования.       Зачем секретность? Чтобы не развязывать войну. Когда-нибудь, после окончания войн за нефть и гей-парадов люди будут готовы принять тех, кто не похож на них… но не сейчас. Логично? Логично.       А оружие зачем? Ну как же! Исключительно для защиты. Что если какой-нибудь ретивый решит устроить бунт? В любой человеческой среде, будь они со способностями или без них, есть и идиоты, и преступники.       Зачем обследования и эксперименты? Опять же, чтобы обучать детей пользоваться их природным даром, нужно этот самый дар изучать и понимать. Для самих детей ничего болезненного или опасного — в этом просто нет необходимости.       Почему тут есть люди из других стран и почему они так хорошо говорят на других языках? Потому что Организация работает во всём мире, и в ней нет, и не должно быть расовых и языковых барьеров, поэтому новичков априори обучают базовым языкам мира, а некоторых (естественно, по желанию) переплавляют учиться в другие страны.       Хорошо, последнее. Может ли она, Оля (проект: «Афина»), уйти отсюда, когда пожелает? Ну конечно может. В любое время, если ей есть куда пойти. Никто её здесь не держит — это не тюрьма, а школа. И всё же в неё рекомендуется ходить, чтобы по глупости не натворить дел.       Неужели? Именно так. У тебя же есть родственники в России? Дети ездят к родне, как на каникулы. Есть, конечно, и сироты, и они живут наравне со всеми в отделениях похожих на детские дома.       Прям-таки идиллия…       Пока, конечно, все эти слова подтверждались. Никто не удерживал Олю, когда она, не сказав никому ничего, выходила из здания интерната, погулять или в больницу, к родным. Она ведь всегда возвращалась.       На вопрос, что будет, если она не вернётся, ей ответили, что её найдут. Сказано это было будничным тоном, и после даже добавили, что если с ней что-то случится… и прочее в том же духе.       И всё же это спокойное и уверенное, сказанное без малейшей угрозы «тебя найдут» будто бы обрывало что-то внутри. Возникали ассоциации с Конан-дойлевскими Ку-Клукс-Кланом и Лавкрафтовским Культом Ктулху.       Так же Оля вместе со всеми ходила в школу, расположенную неподалёку, где ей в первый день следовало сказать, что недавно переехала сюда из России. Она подчинилась, и никаких проблем не возникло.       Абсолютно никаких видимых ограничений не было, а проверять их наличие не хотелось. Родные, судя по словам врачей, шли на поправку и в течении месяца всё должно было прийти в норму, поскольку в больнице работали несколько целителей.       И всё же, то, что родители и брат придут в норму… или что её отсюда после этого отпустят, вызывало в душе Оли смутные сомнения. Она не привыкла доверять незнакомым людям… и этим не доверяла совсем.       И всё же… последний вопрос, самый мучительный, после «А что дальше?» и «Чтобы что?» никак не находил себе однозначного ответа. И вопрос этот:       «Был ли у меня выбор? То есть, был ли он на самом деле?»